Текст книги "Книга Каина"

Глава восемнадцатая

Каин справился с преклонением колен и целованием руки легче, чем думал. Это оттого, понял он, что в нем мгновенно возникло теплое чувство к Нин. Старая женщина в короне из золотых листьев показалась ему неслыханно одинокой.

Она была похожа на его мать, только старше и худее, и совсем не самовлюбленная. И все же ее вопросительный взгляд и прекрасный профиль чем-то напоминали Еву в минуты, когда та теряла уверенность и признавала свой страх.

«Вот почему мама приходила ко мне сегодня, – подумал Каин. – Сейчас так важно то знание, которое я получил от нее».

Нин смотрела на стоявшего перед ней молодого человека и чувствовала, как сердце ее наполняется благодарностью. «Этого я не заслужила», – думала она. Но в ее голове возникла странная пустота. Открыв рот, чтобы высказать слова приветствия, она так и не произнесла их.

В тронном зале наступила такая тишина, что можно было слышать, как падают пылинки.

Бек Нети, понимавший, что происходит с царицей, наконец решился:

– Быть может, мой царевич хочет присесть? – осведомился он и указал на стул, стоявший ниже трона.

Каин сел: спина прямая, будто копье проглотил. Сердце стучало, рот пересох.

Бек Нети обратился к царице:

– Позволь мне вести церемонию представления наследника.

Нин удалось сделать разрешающий кивок.

Глаза военачальника сверкнули хитро и восторженно – он ощутил, что закладывает основы нового ритуала.

– Вызываю верховного казначея, – торжественно произнес он. И когда тот упал на колени перед Каином, Бек Нети объявил: – Это Ур Лам, он ответствен за все, чем прирастает богатство страны, ее доходы и расходы. Каин кивнул седовласому человеку среднего возраста.

– Вызываю начальствующих над войсками, – продолжал Бек Нети.

Те стали перед Каином, а Бек Нети пояснил:

– Эти мужи по рангу следуют за мной и Энки Баром; они ответственны за военные силы Нода.

И вот среди собравшихся пронесся шум:

– Вызываю жреца храма Ана!

Из глубины зала, подталкиваемый придворными, вышел очень смущенный и очень старый человек.

– Это Ан Ле, жрец Всевышнего Отца всех богов, подателя порядка и зрелости, – произнес Бек Нети с ударением на каждом слове.

Каин оживился, скованность отпустила его:

– Я вырос на горе Ан. Мой отец поклоняется твоему богу, единственному и всевластному.

Старик еще больше засмущался, а Бек Нети с трудом скрывал в бороде улыбку.

– Вызываю жриц Инанны, – объявил он после пристойной паузы; и, когда в сопровождении дочери Бек Нети к Каину приблизилась старая женщина, придворные пережили еще одно потрясение. Каин поднялся во весь рост, крепко пожал руку жрицы и сказал:

– Я много слышал о тебе, и я надеюсь еще многое узнать от тебя о твоей богине, великой Матери Земли.

Лицо слепой засветилось:

– Моя звезда давно рассказывала мне о тебе. Я знаю: ты получишь благословение народа.

Они долго стояли друг против друга. Каин знал, что старуха видит его, различает каждую мелочь, хотя ее незрячие глаза закрыты тяжелыми веками.

Он понял, что признан, и это успокоило его.

Бек Нети продолжал:

– А это Натие, молодая жрица Инанны и моя дочь.

Каин поклонился девушке, такой же высокой, как ее отец, с таким же открытым взглядом. Он уже знал, что должен будет взять ее в законные жены, если решится остаться в Ноде; мысль об этом пугала его и одновременно манила. По сравнению с Летой она казалась сдержанной и слишком утонченной. Он почувствовал укол в груди. Что это – муки? Нет, не сейчас. «Кстати, я пока еще ничего не решил. Я пока еще гость и могу вернуться домой», – подумал он.

Но в глубине души он знал: возврата нет.

Бек Нети, заметив нахмуренное чело Каина, понял, что тот вспоминает жену, и одним движением руки отпустил обеих жриц.

Потом с нарочитым вызовов продолжал:

– Вызываю жрецов Сина.

Перед Каином предстали восемь мужчин в черных одеяниях во главе с Син Ака, чьи глаза зажглись злобой, когда он понял, что должен заговорить сам.

– Я Син Ака, верховный жрец бога Луны. Я посвящу тебя в его тайны.

Каин пристально разглядывал этого человека с горящими очами, пытаясь определить природу силы, исходившей от него. И вскоре понял: жрец внушал страх, страх давал ему власть над разумом людей.

«Но я тебя не боюсь», – подумал Каин и заметил:

– О тайнах Луны я знаю все, что следует знать. Мы, обитающие высоко в горах и среди великих степей, живем близко от Луны и хорошо умеем толковать ее знамения.

Син Ака улыбнулся ему, как ребенку:

– Ты ошибаешься, мой царевич. Мы владеем магическим знанием о Луне. С его помощью мы лечим больных, воскрешаем мертвых и подчиняем себе силы природы.

Каин почувствовал, как негодование волной прокатилось по телу, кровь прилила к щекам. Возможно, причиной тому послужила раздраженная улыбка жреца, а может, страх и неуверенность, что преследовали Каина весь этот день.

– Ты думаешь, что напутал меня, жрец? Мой отец умеет вызывать дождь, а мать исцеляет лучше всех в южных землях. Не думаю что ты можешь научить меня многому.

Син Ака стал бледнее привидения, и голос его дрожал, когда он продолжил разговор, сменив тему:

– Мой печальный долг сообщить тебе: ты должен начать свои свершения здесь с казни смутьяна.

Каин вздрогнул. Бек Нети рассказывал ему о бунтовщике, томящемся в подземелье башни, но слушал ли он его? Ведь за минувшие дни произошло так много всего.

И тут заговорила царица:

– Да, это правда. Введите сюда возмутителя спокойствия и принесите священный нож.

У Каина мучительно перехватило горло, ему стало трудно дышать. Словно издалека услышал он голос Бек Нети:

– Это невозможно, царица. Мы оскорбляем нашего высокого гостя.

Но голос Нин был остер, как хорошо отточенный нож:

– Никакой он не гость, он наследник престола и должен следовать законам страны и зову долга.

– Моя царица, это его первый вечер у нас.

– Привести бунтовщика, – приказала Нин, Энки Бар остановил стража:

– Бунтовщик болен, он не сможет подняться сюда.

– Значит, принесите его.

Бек Нети посмотрел на Каина, увидел горящий знак на лбу. Юноша весь пылал гневом, и это могло плохо кончиться. Но когда Каин обратился к Нин, голос его звучал сдержанно:

– Если тебе нужен палач, найди кого-нибудь другого. Я не настроен вершить казнь. Я пришел сюда как гость, по приглашению твоего верховного военачальника. Ты удивляешь меня. Даже дикие кочевники не обращаются так с гостем.

Нин вспыхнула: впервые за полстолетия ослушались ее повеления. Хуже того, осмелились сделать ей выговор перед всем двором.

– Ты здесь никакой не гость, – ответила она. – Либо ты наследник и слушаешься меня, либо…

– Либо? – Голос Каина оставался сдержанным.

– Либо я прикажу убить тебя. Пока еще никто, кроме придворных, не знает о твоем существовании, пока еще ты можешь исчезнуть, не привлекая к себе внимания.

В этот миг Бек Нети и Энки Бар встали по бокам от Каина, взявшись за рукоятки мечей. Еще два военачальника неожиданно оказались за его спиной, а два других – возле Син Ака.

Наступила такая тишина, что голос Бек Нети грянул громом, когда он спокойно заговорил:

– Ты ошибаешься, царица. Вот уже полдня мои воины ходят по домам и сообщают народу, что наследник престола нашелся. Скоро люди выйдут его приветствовать.

Нин была побеждена, и голос ее зазвучал разочарованно:

– Я никогда не думала, что именно ты изменишь мне, Бек Нети.

Долго смотрел Бек Нети ей в глаза, а потом ответил:

– Я никогда не думал, что ты предпочтешь жреца сыну, которого я нашел тебе.

Вскоре на большой площади перед башней собрался народ, на лестничных площадках горели факелы, Каин и Нин стояли рядом на царском балконе.

Невысокая ростом царица, став на цыпочки, заставила себя улыбнуться и помахать рукой. Каин онемел от удивления. Даже в самых невероятных мечтаниях не мог он представить, что в мире существует столько людей.

Потом Нин пожелала придворным спокойной ночи, а Каину, Энки и Бек Нети указала на комнату для тайных переговоров. Перед тем как закрыть дверь, главнокомандующий успел шепнуть:

– Хорошо, Каин, очень хорошо.

Увидев, как юноша зарделся от радости, военачальник подумал: «Как же он еще молод, как раним в своей силе».

Энки тоже пришлось по душе спокойствие Каина. Подумав, что должен избавить его от необходимости убивать бунтовщика, он попросил дозволения ненадолго отлучиться.

Бек Нети тут же понял задуманное Энки, с гордостью и состраданием оценил решительность сына, но, садясь за стол переговоров, ничем не выдал своих чувств.

Нин обратилась к Каину:

– Я хочу, чтобы ты понял меня. Необходимость казнить бунтовщика сделала жизнь мою кошмарным сном. И вот, когда подвернулся случай избавиться от морока, я потеряла рассудок.

Никогда еще с уст гордой царицы Нода не слетало слов, столь близких к просьбе о прощении. Но Каин этого не знал, а потому ответил лишь:

– Я принимаю твои извинения.

Нин вздрогнула, как от удара бичом, – такого и сама она никогда бы не произнесла. Но его взгляд остался твердым, и она еще раз потерпела поражение.

Что там говорил Энки? «Самое важное сейчас, чтобы ты удержала власть в своих руках, царица. Раскол обернется для нас большим несчастьем».

Вспомнив его слова, Нин улыбнулась. В этот вечер раскола не произошло, но власть ускользнула из ее рук.

Она слушала доклад Бек Нети о делах, предстоящих назавтра, кивала. Разумно, что Каин будет жить у Энки, пока верхние царские покои не приведут в порядок. Энки должен стать наперсником и учителем наследника. Нин вновь кивнула, соглашаясь. Одногодка будет учить играючи, не унижая. Кроме того, она доверяла Энки, ей всегда нравился этот мальчик.

Тут как раз в дверь постучали и вошел сам Энки.

Он был бледен. Нин внезапно догадалась, зачем он уходил, и тоже испытала глубокую благодарность.

Только Каин удивился и беспокойно посмотрел на Энки:

– Ты чувствуешь себя нехорошо?

– Я немного устал, мой царевич.

– Да, понимаю. Вы что, в этой стране, никогда не спите? Уже далеко за полночь.

– Нет, конечно, – заговорила Нин. – Мы все устали и должны идти спать. Только прежде давайте-ка попробуем предугадать, как будет мстить Син Ака?

За столом наступила тишина. Но Каин не понял причины беспокойства.

– А что он может сделать?

Нин подумала о скрытой стороне Луны, о связях жреца с темными силами ночи, вздрогнула:

– У него есть власть. Он может накликать на нас проклятия Луны.

– Нет, – возразил Каин, почти смеясь. – Как учил меня Бек Нети, лишь царская кровь наделяет его этой властью. Без нашего содействия она ничего не стоит, насколько я понимаю.

Нин взглянула на него, почувствовала упрек.

– Возможно, ты прав, – признала она.

– Конечно, – ответил Каин. – Кстати, зачем это Луне утруждать себя из-за проклятий старого безумца?

Бек Нети рассмеялся. А Энки подумал: «Новый ветер гуляет по древней башне. Ветер очистит ее от старых предрассудков, пыли и нечистот, накопившихся за века».

Но Каин продолжал: завтра он соберет всех жрецов Сина, разузнает, в чем состоит их тайное знание. И только потом решит, как поступить.

Все одобрительно кивнули.

А пока договорились, что перед восходом солнца Каин вместе с царицей должен подняться на вершину башни и зажечь факел нового дня. Наверху их будет ждать Син Ака там он и узнает об этом решении.

Мужчины откланялись, пожелав царице хорошего сна. И впервые за много лет царица Нода сразу же легла в постель и заснула глубоким, спокойным сном.

Глава девятнадцатая

Устав от насыщенного событиями и переживаниями дня, Каин тоже заснул мгновенно. Но проснулся задолго до восхода солнца от неприятного ощущения, что замкнут в тесном пространстве. Понятное дело, ведь он впервые в жизни спал в доме.

И в каком доме! В огромной рукотворной горе из кирпича, с бесконечными переходами, бесчисленными залами. Жилища над жилищами внутри ступенчатых стен, вздымающихся к облакам.

Неужели он когда-нибудь научится не плутать здесь? Сейчас, ночью, внешний мир казался ему дальше и страшнее здешних людей и той роли, которую ему предстояло играть среди них. Старой боли не находилось больше места в его душе, пустоту под сердцем заполнили довольство и сознание власти, почувствовал он и, как много раз прежде, в шатре у Эмера, подумал: «Ничто так не полонит человека, как власть».

Да, он справился – это подтвердил Бек Нети. И все же на будущее ему важно разобраться, почему он смог управлять событиями минувшего вечера и не сбился. Как сказала мать «важно ни на мгновение не терять самого себя, присматриваться, прислушиваться, играть, но все время оставаться самим собой».

Он мысленно обозрел предшествующий вечер, перебрал событие за событием, слово за словом. Лишь один раз он потерял почву под ногами, почуял угрозу хаоса.

Почему?

И тут его осенило, он даже присел в постели. До него дошло: это случилось, когда жрец Луны потребовал убить незаконнорожденного.

Ведь он, законный наследник, убийца. Дважды уже убивал, и оба раза убийство приносило ему удовлетворение. Почему же на сей раз он посчитал невозможным вонзить нож в сердце предателя, заточенного в яме под башней? По мнению Бек Нети, этот человек заслуживал смерти.

А Сатана не заслуживал ее, еще меньше – Авель.

И все же холодную сталь в заточенного? Нет!

Восход солнца все приближался, и Каин мог уже различать очертания предметов в чужой ему комнате, но ничему не удавалось увести его внимание от этого вопроса.

Почему он все-таки не смог?

Неужели, несмотря ни на что, в нем, как и в других, живет то же неприятие убийства? Неужели он, как и остальные, знает: жизнь священна?

В таком случае Ева права: муки питаются чувством вины. Возможно, в глубине своего существа он сознавал, что, задушив брата, совершил преступление против жизни; преступлениям такого рода нет прощения. Значит, его удел – мучиться до скончания века.

Каину хотелось плакать, но слез не было, рот пересох, и только сердце отчаянно билось.

Теперь он ясно увидел разницу между вчерашним событием и двумя другими – удушением Авеля и ударом ножа, поразившим Сатану. Гнев, что охватил его вчера вечером, был слеп, как буря, пронесся через него, в клочья разрывая мысли.

Он был как ребенок, вышедший из себя…

И Каин увидел, как маленький Сиф, раздраженный, неуправляемый, кричит, брыкается, дерется, словно безумный. Каин вспомнил, как Ева берет малыша в объятия и крепко держит, пока не проходит его злость.

Что она говорит в таких случаях, что? Каин изо всех сил напряг память, и голос матери всплыл издалека: «Все пройдет, когда он отыщет слова, чтобы выразить свои чувства».

Найдет слова! Тот, кто способен выразить себя словами, не станет жертвой гнева – так, да? О нем, Каине, всегда говорили, что ему трудно обходиться со словами. Кажется, он совсем не говорил до пятилетнего возраста. Был нем.

Неужели гнев вернул его в первые годы детства и разум ему изменил – ведь слов не нашлось?

Долго сидел и думал Каин и наконец повторил то, что сказал Еве во вчерашнем разговоре: «Если так, сделанного не воротишь. Я никогда больше не стану ребенком, отказывающимся говорить».

Значит, чтобы совладать с этим сложным миром, он не имеет права поддаваться гневу. А когда гнев все же накатил, что подняло в нем бурю?

Ответ возник мгновенно: сознание того, что он вытесняем. Его, двухлетнего, отодвинули в сторону, когда родился Авель. И потом, еще раз, ребенок, растущий в чреве Леты, вытеснял его все больше и больше.

«Женщины изменяют», – подумал Каин и вспомнил, как Лета склонилась над новорожденным с любовью, которая не оставляла места для других привязанностей.

Так, наверное, однажды поступила и Ева.

«Никогда больше я не стану прикипать сердцем к женщине. – И он почти с удовольствием подумал о Натие, бесстрастной жрице, которая должна стать его женой. Холодная, утонченная – хорошо. – Я не настолько плох, чтобы не удержаться на расстоянии.

Я никогда не полюблю ее, не буду зависимым, нет».

Он станет искать дружбы мужчин, Бек Нети и его сына. Тепло будет, но без жара мучений, лишь доверие, согласие, общее дело.

Как с Адамом.

«Я мог бы получить от отца гораздо больше, – подумал Каин. – Я просто этого не видел, а искал утешения у женской груди. Как дитя.

Как дитя. Настолько ранимый, что сходил с ума, становясь жертвой бессловесного гнева.

Если я хочу быть взрослым и умным, я должен держаться за мужскую дружбу, – думал Каин. – И мне этого хватит».

Тут в дверь постучался Энки Бар: наступило время возжечь огонь на вершине башни.

Пока Каин совершал омовение, брился и облачался в полученные от нового друга одеяния, Энки давал ему несложные наставления: идти рядом с Нин и просто делать то, что делает она.

Как бы мимоходом он вставил:

– Ублюдок умер.

Каин поперхнулся утренним напитком, закашлялся:

– Умер? Как, вот так просто?

Энки рассмеялся.

– Конечно не просто, – сказал он и добавил: – Вчера вечером я дал ему яд.

– Ты убил его? – Каин вспомнил, как вчера вечером Энки исчезал, а потом вернулся, бледный и страшно взволнованный. – Но почему, Энки?

– Я хотел уберечь тебя… от неприятностей.

Два молодых человека стояли друг против друга на холодном полу, прямые, как лучи солнца, и Каин почувствовал, как душу наполняет невообразимая радость. Сначала он будто не понял.

– Ты взял на себя это гнусное дело, чтобы избавить меня от него?

Энки кивнул.

И слезы, которых Каин так жаждал на рассвете, хлынули из глаз, фигура Энки расплылась. Охрипшим от волнения голосом Каин попытался выразить свои чувства:

– Никто никогда ничего подобного не делал для меня.

В следующий момент постучался страж: пора идти. В дверях Каин обернулся:

– Ты лишаешь меня независимости, Энки.

Энки еще долго стоял, пытаясь понять эти темные для него слова, наконец покачал головой и пошел разыскивать отца.

Бек Нети тоже проснулся очень рано. Что-то омрачало его радость. Вчерашние события превзошли все ожидания, чудо свершилось в его древней стране, и ему казалось, что с наследником страна обретет новое величие. Так откуда же возникла эта настороженность, ощущение неясной угрозы? Едва ли тревогу разбудили жрецы Сина. Каин ведь сказал, что власть их призрачна без поддержки царского рода. Бек Нети ни на мгновение не сомневался: Каин и в дальнейшем будет направлять события столь же умело, как и вчера вечером. Нет, тут что-то другое…

В дверь, постучав, вошел Энки. Вот уже много лет отец и сын завтракали вместе на балконе с восточной стороны башни, откуда наблюдали, как шествует по лестнице царица, как зажигает огонь наверху.

Энки описал отцу отклик Каина на известие об отравлении внебрачного, рассказал о его слезах и загадочной фразе, произнесенной при расставании. Бек Нети тут же понял, откуда шло беспокойство: в то утро на стойбище у Эмера мальчик выпалил в порыве возмущения: «Одно ты должен знать обо мне. Я давно хотел умереть. Моя жизнь важнее для тебя, чем для меня».

Слово в слово передал он Энки тот разговор на стойбище, упомянув и о том, что молвил Каин, позволив уговорить себя: «Конечно, я могу поиграть в ваши мечты, в ваши миражи. – И еще: – Я всегда чувствовал себя чужаком…»

Отец и сын смотрели друг на друга, пытаясь понять эти слова. Оба думали: «Что могло лишить воли к жизни столь молодого человека?»

– Трудно понять, – протянул Энки. – Его так легко полюбить, он такой приятный…

– Это наследственное, – решил наконец Бек Нети. – Они всегда были переполнены противоречиями. Сильные и слабые, гордые и застенчивые, холодные и горячие одновременно.

Энки думал по-другому:

– Мне кажется, с ним случилось что-то трагичное, лишившее его сил.

– И это осталось в нем открытой раной…

– Да. И он прикрывает ее независимостью, как повязкой, которая не дает ему истечь кровью.

Тут они увидели Нин. Она поднималась на последнюю ступеньку, Каин шел следом, но, даже поотстав на несколько ступенек, был выше царицы. Вдруг они увидели, как Каин подхватил Нин под руку, помогая ей передохнуть и успокоить дыхание.

Сколько раз уже стоял Бек Нети, наблюдая за царицей, которая мужественно взбиралась наверх, хотя силы ей изменяли; сейчас он облегченно вздохнул, зная, о чем она думает: «Сегодня я могу отдохнуть, сегодня пусть хоть весь свет узнает, что я уже стара и немощна».

Рассвет еще только занимался, и расстояние было слишком велико, чтобы верховный военачальник и его сын смогли разглядеть выражение лиц тех двоих, что поднимались по лестнице, но оба представили себе смех Каина и нежность его жеста, когда он протянул руку, чтобы Нин могла опереться на нее перед последними ступенями.

Вскоре на башне Нода зажегся огонь нового дня на радость солнцу, встававшему с востока.