Текст книги "Легенды и сказки баскского народа"

III.

В первой части этого рассказа мы говорили, что Ланьоа оттолкнул младшего брата и, несмотря на туман, отправился дальше. Очень скоро оказалось, что Исар не идет следом за ним, и Ланьоа решил остановиться, надеясь, что через некоторое время брат к нему присоединится. Но когда брат не возвращался – а прошло уже немало времени – он начал тревожиться и стал звать его, надеясь, что тот отзовется. Он выкрикивал имя брата много раз, но тщетно – ответа не последовало. Ничего, что бы напоминало отклик, не нарушило тишины гор и, поняв, что звать бесполезно, поскольку туман препятствовал распространению звуков, он сильно испугался и вернулся к тому месту, где оставил брата. Но его там уже не было и тогда Ланьоа охватило отчаяние и угрызения совести.

Он горько заплакал по брату, которого оставил. В возбужденном детском воображении он видел, как в этих мрачных горах брат умирает от голода и холода, умоляет о помощи и обвиняет его в бесчувственным, жестоком поведении.

Бедный Ланьоа в отчаянии бегал вокруг того места, где бросил Исара, исступленно звал его, а потом кинулся на землю и принялся рвать волосы. Все тщетно. И он в лихорадочным отчаянии провел долгую ночь у злополучного камня.

На следующий день он обыскал ближайшие горы, но не смог обнаружить никаких признаков или следов человеческого присутствия. После этого в его душе поселилась глубокая меланхолия, и с того дня никто никогда не слышал, чтобы он пел свои любимые баллады. Он стал нелюдим и жесток. Он от всех убегал, и несчастен был тот, кто осмеливался спросить его про Исара.

Пять месяцев провел он в одиноких скитаниях и постоянных поисках среди лесов и на безлюдью, а знавшие его пастухи начали подозревать, что он повторил преступление Каина.

Когда эти подозрения начали набирать силу, о жизни Исара и прелестной, таинственной Софьи уже повсюду пелась прекрасная, сочиненная на баскском языке баллада. Эта баллада в точности описывала все то, что произошло со времени разлуки братьев до усыновления мальчика великим герцогом.

Очень скоро эту песню услышал и Ланьоа. Она принесла ему огромную радость и освободило его сердце от тяжелого груза печали. Он стал ходить по пятам за всеми, кто пел эту балладу, и всякий раз, когда песня заканчивалась, он униженно просил повторит ее снова.

Его характер внезапно изменился, он стал добрым и послушным. К тому времени весна своей красотой затмила воспоминания об унылой зиме, а сладкий аромат апрельского ветра заставил забыть про декабрьские вьюги. В горах наступило время цветения, а птицы радостным щебетанием приветствовали наступление любовной поры. Среди этого торжества природы только Акеларре, как всегда, оставалась мрачной. Как мы уже говорили, Акеларре, завидуя всеобщему счастью, царящему в природе, наслаждалась, когда ей удавалось своим зловещим, темным ликом, так разительно отличавшимся от радостного вида соседних гор, опечалить веселое торжество. На ее деревьях не пели птицы, игривые косули никогда ни скакали по неровным склонам проклятой горы. Там царило одиночество и тишина.

Однажды, когда уже близились сумерки, пастухи, бывшие в долине, со страхом и изумлением заметили человеческую фигура, блуждающую по одинокой вершине Акеларре. В свете косых лучей заходящего солнца это фигура приобретала гигантские размеры. Бок о бок с этой фигурой виднелась вторая, такой же формы и размеров, которая внимательно следила за всеми движениями первой. Это был всего лишь эффект оптического обмана, явления достаточно распространенного в тех горных районах, где предметы приобретают колоссальные размеры и двоятся из-за преломления солнечных лучей, проникающих через тонкий слой водяных паров.

Однако простые пастухи не верят в такое толкование и видят в этих явлениях предостережение перед каким-то грядущим злом. Более того, испугавшись, что ночь застанет их вблизи проклятой горы, на которой, как они утверждали, вот-вот случится какое-то страшное несчастье – ведь не зря же показалось предзнаменование, – они поспешно собрали весь скот и заперлись в своих хижинах.

Одинокой фигурой, бродившей по Акеларре, был Ланьоа. С той минуты, как он услышал песню, рассказывающую историю его брата, им овладело непреодолимое желание увидеть Исара. Но его гордость противилась такому желанию и не позволяла признаться самому себе, что он этого хочет, нашептывая ему на ухо: «Нет, нет. Ты жестоко обошелся с ним, когда он был несчастен и слаб. Теперь, когда он богат и знаменит, ты не имеешь права его искать. Вот когда ты, как Исар, совершишь благородный поступок, тогда ты пойдешь к нему, попросишь прощения и тогда, можешь быть в этом уверен, он тебя простит. Ведь он такой добрый. Поднимись на эту проклятую гору и подслушай какую-нибудь ведьмину тайну. И тогда приступай к делу».

Каждый, кому придет в голову подобная мысль, а, тем более, каждый, кто решится ее осуществить, должен обладать необыкновенным мужеством и, прежде всего, сильным характером. И отважный Ланьоа, несомненно, обладал всеми этими качествами в высшей степени. Помимо этого существовал и другой повод, который побудил его к действию. Это было тщеславие.

– Неужели я хуже собственного брата? – спрашивал он мысленно. – Ведь он слаб, а я силен. Он так нежен и кроток, а я отважен и крепок. Нет. Я поднимусь на эту отвратительную гору, брошу вызов всем опасностям, которые мне встретятся и добьюсь своего любой ценой.

Приближалась ночь и Ланьоа, следуя описанным в балладе путем, нашел дерево и спрятался в огромном дупле. Оказалось, что была суббота, а значит ночь отведена для сборища ведьм. Так оно и случилось. Ближе к полуночи Ланьоа услышал странный, непрерывный шум, который нарастал с каждой секундой. Его охватила дрожь, когда он разглядел длинную череду странных теней, направлявшихся к месту, где он скрывался. Холодный пот выступил на его лбу, когда тени, обменявшись приветствиями, пустились по кругу в беспорядочный пляс, который когда-то так поразил Исара. От крика и дьявольского хохота ведьм ему стало еще страшнее, а когда он наконец увидел, как они опускаются на равнину и смог различить их отвратительные силуэты, то от ужаса не знал, что делать. Ведьмы начали свой странный танец, а Ланьоа горько раскаивался в том, что так охотно послушался советов собственной гордыни. Однако, беда случилась и отступать было некуда. Оставалось только нести последствия своей ужасной ошибки. Поэтому он решил спокойно подождать и тогда, возможно, ему удастся разгадать эту страшную тайну.

Ждать ему пришлось недолго. От сильного грохота гора сотряслась до самого подножья и сразу после этого появился черный трон, а тот, кто на нем восседал, был так страшен, что страшней невозможно было бы и вообразить. Голова князя тьмы была громадных размеров. Его сверкающие, широко открытые глаза напоминали горящий вулканический кратер, огромные уши свисали до плеч, а из безгубого рта вылетали облака густого дыма, сквозь который удавалось рассмотреть ряды длинных желтых зубов. Из его рук и ног торчали острые, длинные и изогнутые гвозди. Остальные части его тела своей отвратительностью не уступали его лицу.

Он бросил свирепый взгляд на многочисленную свиту, которая с трепетом ждала приказов своего повелителя, и густым, глухим голосом крикнул:

– Бассоти! Бассоти!

Из сбившейся в кучу толпы ведьм, отделилась одна и встала напротив трона.

– Ха! Ха! – воскликнул дьявол. – Что стало со всеми твоими хвастливыми обещаниями, обманщица?

– Их не удалось исполнить, – сказала ведьма, трясясь от страха.

– Послушай, – прозвучал ответ восседавшего на троне. – Принцесса выздоровела, а ее родители вовсе не намерены в отчаянии совершить самоубийство. Они с каждым днем становятся все счастливей и все больше боготворят своего ребенка и моего злейшего врага.

– Господин! – пробормотала ведьма, полуживая от страха.

– Молчать! – крикнул дьявол. – Как я вижу, мне от тебя нет никакой пользы на этом свете. Поэтому проваливай и жди меня на том.

Сказав это, он топнул копытом в землю и ведьма провалилась в глубокую дыру, которая разверзлась у его ног.

Остальные ведьмы опустили головы к самой земле и молчали.

– Теперь, – заявил он. – Я хочу осмотреть дерево.

Дрожь охватила Ланьоа с головы до пят, когда он услышал эти слова и решил, что все потеряно. И он тут же почувствовал, как несколько ведьм схватили его, принялись истязать, а потом с сатанинской радостью, самолично, поволокли к трону князя тьмы.

– Ха! Любопытство привело к нам другого смертного! – крикнул тот, скорчив жуткую гримасу. – Подойди ближе, осквернитель!

В этой ужасной ситуации, совершив над собой невероятное усилие, Ланьоа изобразил на лице ироническую улыбку.

– Похоже, что ты нас не боишься, – сквозь зубы процедил Люцифер.

Вместо ответа Ланьоа презрительно пожал плечами.

Страшная схватка между мальчиком, чьим единственным оружием был его твердый характер и Люцифером, располагавшим всей адской мощью, казалась неизбежна.

– Что ты делал внутри дерева? – спросил Люцифер, пристально посмотрев на Ланьоа.

– Смеялся, глядя на вас, – улыбаясь ответил Ланьоа.

– Это осквернение! – заверещали ведьмы.

– Молчать! Молчать! – рявкнул Сатана и ведьмы притихли. – Так ты смеялся надо мной? – спросил он после короткого раздумья.

– Именно так, клянусь честью!

– Ты и вправду думаешь, что можно безнаказанно надо мной смеяться? – спросил дьявол.

– Да, ведь моему брату это прекрасно удалось, – ответил Ланьоа.

– Ах! так! Значит ты брат того, кто спас жизнь итальянской принцессы?

Ланьоа не ответил.

– Отвечай быстрей, окаянный! – сказала ведьма, которая была ближе к нему.

Ланьоа молниеносно повернулся, схватил ведьму за волосы, повалил ее на землю и поставил ногу ей на горло. Затем он вызывающе скрестил на груди руки и пристально посмотрел на Сатану.

Тот был совершенно ошеломлен поступком мальчика и его невозмутимым спокойствием.

– Клянусь моим царством, ты меня заинтересовал, мальчик, – сказал наконец Сатана.

– Ну что ж. Возможно я тебя заинтересовал, зато тебя я презираю! – ответил Ланьоа.

– Ты смеешь презирать меня?

– Да!

– Ты говоришь так, потому что ты не знаешь, кто я!

Мальчик презрительно скривил губы.

– Подойди, если ты такой смелый, и дотронься моей руки, – Сатана вытянул руку, из которой торчали острые гвозди.

Ланьоа отпихнул ногой омерзительное тело ведьмы и смело взял Сатану за руку.

– Она тебя не обжигает? – спросил тот.

– Я не чувствую никакого тепла, – равнодушно ответил Ланьоа, хотя от прикосновения обжигающей дьявольской руки его волосы встали дыбом.

– Странно! – пробормотал Люцифер.

– Ты прекрасно понимаешь, что я тебя не боюсь! – сказал Ланьоа.

– Это я, конечно, признаю, – сказал Люцифер, отпустив руку мальчика. – Но это не доказывает, что ты меня презираешь.

– Ты хочешь доказательств? – надменно спросил Ланьоа.

– Хватило бы и одного.

– Так вот же оно! – крикнул мальчик и плюнул Люциферу в лицо.

Перо не в состоянии описать той нечеловеческой злости, какая изобразилась на чудовищном лике Сатаны. Он издал рев, по сравнению с которым сильное извержение вулкана показалось бы тихой мелодией. Сатана гневно встал с трона, схватил мальчика в лапы и выбросил его, как из катапульты, в пропасть, которая находилась на расстоянии более лиги от того места. Тело Ланьоа скатилось вниз по крутому склону и замерло, лишенное жизни. Но душа, очищенная в этом испытании, вознеслась на небеса.

* * * * * *

С этого времени упомянутая пропасть известна под названием Infernu-erreca⁵5
  Infernu-erreca – адский поток (баск.). –  примеч. пер.


[Закрыть] и пастухи с гор утверждают, что каждую субботу, в полночь, за исключением Пасхи, из ее глубины доносится тихий плачь, а эхо повторяет звук падающего тела.