Текст книги "Легенды и сказки баскского народа"
Автор книги: Мариана Монтейро
Жанр: Европейская старинная литература, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
III.
Приходилось ли вам бывать в каком-нибудь восточном городе и видеть остроконечный минарет, вонзающийся в небо. А может быть вы видели на спокойных водах залива поднятую мачту боевого корабля в полном снаряжении. Или вам запомнились виденные издали – на фоне голубого неба – вздымающиеся ветви гордого дуба, величественно царящего над остальными деревьями?
Прекрасно. Самый высокий минарет восточной мечети, самая красивая мачта полностью оснащенного корабля и самый прекрасный ветвистый дуб, не более красивы и изящны, чем Антонио де Аскуэ. Он только что наполнил кормушки в хлеве. Его престарелый отец повторял молитвы о вечном упокоении почившей в Бозе любящей жены. Сестры поприветствовали Антонио поцелуем. В доме Аскуэ все было тихо и спокойно.
Юноша, завернувшись в капусай, схватил сучковатый посох и, закрыв дверь дома, что есть духу бросился бежать по полям. Неровные склоны Гойбуру не замедлили его ходьбы; в темной долине, куда они привели его, он тоже не убавил ходу. Таким образом он пересек открытое пространство, на котором расположился славный город Урньета. Быстро, ловко и весело юноша начал карабкаться по каменистой дороге, ведущей к воротам Аррикарте. Взобравшись на самый верх, в ночном мраке он мог различить перед собой слабый блеск журчащих вод Ории. Справа виднелась древняя обитель Святой Барбары, слева – мрачный, голый горный хребет, внезапно кончающийся возле домов Андоaйнa. Тогда, сняв шапку и вытерев пот с горячего лба, он прокричал «лекайо», который был их условленным сигналом.
Он уже собрался спуститься к Ласарте, когда услышал печальный колокольный звон. Юноша невольно вздрогнул. Он вспомнил, что его мать умерла второго ноября. Смятение Антонио, которому колокольный звон напомнил о Дне поминовения усопших, оказалось однако мимолетным. Его ждала Габриэла. Они давно не виделись из-за семейной вражды, которая теперь, к счастью, полностью прекратилась, и между их семьями установились добрые отношения. Поэтому, остановившись на пару мгновений, чтобы произнести короткую молитву, он, переполненный любовью и радостью, снова пустился в дорогу.
Значительная часть предстоящего пути проходила через лес полный вековых дубов и каштанов, чьи могучие стволы и раскидистые ветви были изъедены древоточцами. Когда он вступил в его пределы, была совершенно темная ночь. Передвигаться можно было только ощупью. Внезапно ему почудилось, что в гущи старых деревьев показался синевато-белый, мерцающий огонек. После этого огонек быстро переместился и оказался перед изумленным юношей, который застыл на месте, созерцая невиданное чудо – движущееся свечение, которое мерцало над тропинкой; бесцветное и тусклое свечение; свечение лишенное яркого ореола, которое исходит от других огней; свечение без огненного блеска; свечение, которому самое место на кладбище – только из дыхания мертвых может появиться такой свет и только они своим дыханием могут его погасить.
При появлении Аргидуны77
Аргидуна (Arguiduna) – блуждающий огонь.
[Закрыть] открываются могилы, трупы высовывают свои истлевшие лица и, словно теннисисты, которые ракетками посылают друг другу теннисный мячик, бросают друг в друга это ночное свечение. Так второго ноября, в первые ночные часы, развлекаются мертвые.
В том месте, где стоял Антонио де Аскуэ, в старину состоялась великая битва. Юноша тревожно смотрел по сторонам, ожидая, что в любое мгновение земля под ним разверзнется, погребенные здесь жертвы войны поднимутся и, показав белые черепа, присоединятся к мрачному празднику.
Но в лесу и его окрестностях было по-прежнему темно и тихо, а земля отказывалась выпустить своих мертвецов. Ободренный этой тишиной, он успокоился и направился вглубь леса.
Аргидуна однако помчалась за ним и, судя по тому, что ее плавный полет становился все быстрее, было понятно, что она собирается преградить юноше дорогу.
– Бедная мама, – крикнул он. – Ты ведь и не подозреваешь, что вражда между нашими семьями закончилась. Позволь мне пройти, дорогая мама. Меня ждет Габриэла.
Но Аргидуна упряма стояла на его пути.
Антонио снял шапку, поприветствовал свечение, сошел с тропинки и стал продираться сквозь кустарник. Но свечение тут же передвинулось и снова встало перед юношей. Теперь уже не оставалось сомнений: оно не желает его пропустить.
– Я люблю Габриэлу, – сказал он. – Когда ты была жива, мама, я был тебе во всем послушен. Я, конечно, должен слушаться тебя и после смерти. Спокойной ночи, дорогая мама, спокойной ночи!
И Антонио направился обратно той же дорогой, что и пришел. Свечение последовало за ним и исчезло только после того, как он пересек узкую долину Гойбуру.
IV.
Тем временем в глубине каштанового леса происходила необычная сцена. Ветви качались, движимые невидимой силой, но это не был ветер, который к этому времени утих. Слышался шум, смутный и едва различимый, как-будто деревья ожили и шептали невнятные слова. И кто знает, возможно, их слова были недалеки от истины.
Воздух в этом лесу, казалось, был пропитан ядовитыми испарениями; земля издавала хриплый вопль; в выси можно было заметить предзнаменование ужасного бедствия. В пространстве действительно послышались звуки, похожие на хлопанье огромных крыльев, и воздух, взволнованный этими крыльями, обрел силу внезапного вихря, безжалостно охватившего каштановый лес. Стоны Ории усиливались и становились все яростнее. Звон колоколов сделался более пронзительным и зловещим. Словно из преисподней доносились душераздирающие стенания. Было слышно, как в пространстве сталкивались какие-то тела. Казалось, что море в ярости спешило затопить лес, вырвать каштаны, смести кусты лайма и раскрошить гранитные кручи, которыми Бог окружил это место.
И тут из темноты донесся могучий голос.
– Ты там? – спросил он.
– Мы здесь, – казалось, что это ответили деревья.
– Однажды вы уже были побеждены и прокляты, прокляты!
– Этот раз будет последним, отец. Мы прибыли, чтобы отомстить за тебя.
– Хорошо. Я пришлю вам вашу сестру Вражду, чтобы она помогла вам.
Снова послышалось хлопанье крыльев. Облака и туман, закрывавшие обитель Святой Барбары, превратились в клочья и быстро, словно движимые неведомой силой, пересекли Орьяменди, с грохотом пронеслись перед мысом Игуэльдо, проскользнули, вздымая высокие волны, над поверхностью моря и скрылись за темным горизонтом.
Постепенно стенания земли прекратились, колыхание деревьев и зловещий шум ветра утихли, воздух казался чист. Затем в темноте послышался загадочный диалог.
– Вы на своих местах?
– Да, – ответил голос где-то рядом
– Да, – словно эхо повторил второй голос.
– Где ты, Завистливый?
– Я здесь.
В ту же секунду среди ветвей каштана сверкнули два огня. Это засветились глаза одного из братьев. Через мгновение огни погасли.
– А где ты, Спесивый?
– Здесь я.
Еще два огня загорелись в ветвях другого дерева – это были глаза второго брата, и они вскоре также погасли.
– А ты, Озлобленный, мой любимый брат. Где ты?
– Я здесь.
И в ветвях третьего каштана, как и в ветвях двух предыдущих, вспыхнули два огня. Эти деревья образовывали идеальный треугольник. И, как и прежде, два огня вскоре погасли.
– В таком деле самое главное – место.
– Мы искали подходящее место очень тщательно.
– Пойдет ли Антонио по этой дороге сегодняшней ночью?
– Габриэла надеется, что да.
– И наш отец тоже.
– Значит дело устроено?
– Разве не мы его устроили?
– Но мы еще не решили, как мы это провернем.
– Я клянусь своим топором.
– Я своей стрелой.
– Я своим кинжалом
– Наконец-то мы договорились.
– Но не насчет того, как мы это сделаем.
– Это странно, ведь у нас всегда были одинаковые мысли и идеи.
– Та же ненависть и та же любовь!
– Мы все трое ненавидим лад и согласие.
– Мы ненавидим Антонио Аскуэ
– Все трое влюблены в Габриэлу.
– И Габриэла не любит никого из нас.
Три красные вспышки выстрелили из ветвей старых каштанов и понеслись в ночь.
– А приворотное зелье?
– Оно в роднике.
– Послезавтра она его выпьет.
– На рассвете…
– То есть, ближе к ночи…
– И полюбит одного из нас!
– А если она будет упорствовать дальше и не выберет никого – что тогда?
– Тогда нам будет очень плохо.
– Тогда будет плохо ей!
Вражда, которая слушала этот разговор, скорчила страшную мину и радостно захлопала черными крыльями. Затем она потихоньку подошла к каждому из братьев, каждому из них прошептала несколько слов на ухо и, взмыв в воздух, сказала:
– Успокойтесь, братья! Вам не придется долго дожидаться своего врага.
Голоса утихли, и кроме стонов Ории и размеренного колокольного набата ни один звук не нарушил спокойствия этой ужасной ночи.
V.
Аргидуна сделала полдела. Едва Антонио вернулся домой, как на горизонте прорисовалась и исчезла в дубово-каштановом лесу голубая линия. А лес все больше погружался в темноту и тишину.
Аргидуна, быстрая и беспокойная, словно неутомимая пчела, которая, перелетая с цветка на цветок, снимает нектар, описывала круги над ветвями деревьев. Она зависла над верхушкой каштана, и ее слабый луч на мгновение осветил человеческое лицо. Резкий крик сотряс воздух. Человек закрыл глаза – длинная стрела пронзила его голову. Затем раздался скрежет зубов, звук упавшего тела и металлический, хриплый смех.
А маленький бледный огонек, быстрый и неспокойный, как неутомимая пчела, которая мечется от цветка к цветку, расположился между двумя гигантскими деревьями. На этот раз слабый луч Аргидуны озарил два человеческих лица, которые были очень похоже друг на друга.
Два резких крика прервали ночную тишину. Закрылись две пары сверкающих глаз – длинные стрелы пронзили две головы. Раздался ужасный скрежет зубов, звук двух падающих тел, два всплеска дьявольского смеха, и из пустоты донеслись слова:
– Покойтесь с миром, братья мои. Впервые Вражда желает вам этого.
После этих слов послышался тяжелый взмах крыльев сказочной птицы, которая пересекла Орьяменди, коснулась мыса Игуэльдо, проскользнула над неспокойной поверхностью моря и исчезла в темной, бесконечной дали. А огонек, живой, юркий и неспокойный, как неутомимая пчела, перелетающая от цветка к цветку, уселся на дереве грецкого ореха, растущим над прозрачным родником.
VI.
В очаге дома Аскуэ потрескивают огромные буковые поленья. Приятное тепло, наполняет весь дом и проникает в пристроенный хлев. Этот хлев, коровник, отделен от кухни дощатой перегородкой, вдоль которой стоят кормушки. Над кормушками тянется деревянная решетка, сквозь которые виден скот, устроившийся на ночь. На стенах висят пучки стрел, блестящие луки, ружья, топоры, мотыги и всевозможная хозяйственная утварь. Одним словам – все, что связано с войной и земледелием.
Хуан де Аскуэ произносит литанию. Его дочери, не прекращая работы, повторяют за ним хором и время от времени бросают тревожные взгляды на Антонио, который сидит печальный, задумчивый и механически шепчет семейную молитву.
Рогатые коровьи головы заглядывают через решетку в кухню и большими печальными глазами смотрят на девушек и на Антонио, словно стараясь выведать причину его грусти. Их морды шевелятся, как-будто они вмести со всеми повторяют молитву. Колокольчики на их шеях остаются безмолвными. То и дело раздается воркование голубя, которое добавляет нотку сладкой грусти к этой спокойной сцене. Простой, полный сочувствия знак. Символ чистой и преданной любви.
Тем не менее есть еще кто-то, без кого семейная картина будет неполной. И этот персонаж представляет наибольший интерес. Среди девушек не видно матери. И им не хватает ее самоотречения, ее любви, величайшего Божьего милосердия, исходившего от нее. Потому что ничто так не приближает к Божеской любви, как любовь матери. Место, которое она обычно занимала, теперь было пусто. Это место никто не осмелится занять. Такова была традиция, соблюдавшаяся от поколения к поколению.
Часы бьют восемь раз. Отец заканчивает молитву, благословляет семью и медленно уходит в комнату. Как только старик вышел, молодые женщины окружили брата, который печально поглаживал воркующего голубя. Одна из сестер обняла любимого брата за шею. Другая наклонилась над спинкой стула и коснулась его лба губами. Третья стояла перед ним сложа руки и молча смотрела на него. В то время как четвертая взяла его под подбородок и заставила поднять лицо. Очаровательная группка, достойная кисти Микеланджело!
– Что является причиной твоей печали, дорогой брат? – ласково спросили они. – Габриэла прогнала тебя этой ночью? Или она сообщила тебе плохие новости? Или возникли препятствия на пути к вашему счастью? Ответь нам, дорогой брат, ответь.
– Этой ночью, когда я шел через каштановый лес неподалеку от Аррикарте, я повстречал нашу мать, – сказал юноша.
От такого неожиданного ответа девушки побледнели, а их глаза наполнились слезами. Они тихо спросили:
– Ты видел нашу маму?
– Да, сестры. Она преградила мне дорогу, чтобы я не мог идти к свой возлюбленной!
– Разве такое возможно? – выкрикнули сестры хором.
– Да. Послушайте, как это произошло. Вы знаете, что мать любит своих детей не только при жизни. Даже из потустороннего мира она с нежностью следит за ними и отводит от них беду.
– Это правда, – ответили девушки и пододвинулись ближе к брату.
– Вы также знаете, что из всех матерей наша была самой лучшей.
– Это сущая правда, – ответили девушки.
Я шел быстро, и меня переполняла радость, потому что между семьей Альсате и нами был установлен мир. Когда я подошел к лесу, передо мной показалась Аргидуна. Я поприветствовал ее, решив, что это дух нашей любимой матери. Но Аргидуна продолжала стоять на моем пути. Я сошел с тропы и стал продираться сквозь кустарник. Аргидуна свернула туда же и опять предстала передо мной!
– О! Возможно, тебя подстерегало несчастье, – сказала самая младшая из сестер.
– Может, и так, Хуана, может, и так.
– Это совершенно ясно. Когда Аргидуна появляется прямо перед тобой, это значит, что она хочет предупредить тебя об опасности, с которой столкнешься, если не повернешь назад.
– Я подчинился приказу, который она мне дала. Я повернул домой, а огонек следовал за мной и оставил меня только после того, как я пересек болото Гойбуру.
– Не сомневайся, Антонио, наша добрая мама спасла тебя от смертельной опасности.
– А может она хотела уберечь меня, от огромного разочарования, Беатриса, – прошептал юноша.
– Боже милостивый! – в один голос воскликнули девушки. – Неужели ты думаешь, что…
– Я очень люблю Габриэлу, но мне кажется, что это несчастливая любовь!
– Брат! Не унижай достоинство девушки, которая скоро станет нашей сестрой. Габриэла поклялась любить тебя, и она, как настоящая гипускоанка, никогда не нарушит клятву.
– Я узнаю об этом сегодняшней ночью, – ответил Антонио, вставая с места. – Я пойду в Альсате через каштановый лес. Я увижусь с Габриэлой. Что ж, спокойной ночи, сестры, спокойной ночи.
– Пусть Господь укажет тебе дорогу, а наша мать защитит тебя! – набожно ответили девицы.
Час спустя Антонио де Аскуэ, разбудив горное эхо, прокричал пронзительное «лекайо».
VII.
Антонио быстро спустился с горы и вошел в лес. Второй день ноября близился к концу. Каштановый лес был окутан непроглядной темнотой. Повсюду царила глубокая тишина, которая ничем не напоминала о том, что происходило здесь вчерашней ночью. Ни один звук не тревожил лесного мира, ветви гигантских деревьев были неподвижны. Утихли даже стенания Ории, а ее воды, казалось, утратили силы. Языки церковных колоколов уснули под своими бронзовыми чашами. Сухие листья не взмывали в небо под порывами ветра.
Вдруг, как и прошлой ночью, среди покрытых мхом стволов он заметил то же бледное, голубоватое свечение. На этот раз свет был позади него. Он обернулся и увидел, что Аригунда следовала за ним на расстоянии двух метров.
– Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, – сказал Антонио, сняв шапку. – Этой ночью мы долго молились за упокой твоей души.
Огонек, который до этого едва мерцал, на мгновение ярко вспыхнул.
– Я пойду за тобой, мама. Твой сын хочет, чтобы ты и после смерти вела его по темному жизненному пути.
Огонек сверкал все сильнее; он приблизился к юноше, но все еще держался позади него. Антонио продолжал идти, а Аргидуна следовала за ним. Он добрался до самой гущи леса, когда заметил, что бледный свет, освещавший ему дорогу, постепенно стал меркнуть. Юноша быстро обернулся, боясь, что огонек исчезнет вовсе, прежде чем они успеют попрощаться. Но тут перед его глазами предстало ужасное зрелище. На маленькой лесной опушке лежали, образовав треугольник, три багровые, взлохмаченными головы с дикими, остекленевшими глазами. На лбу одной из голов красными буквами было написано слово «Спесь», на лбу другой – «Злоба», а на лбу третьей – «Зависть». Головы были пронизаны острыми стрелами, а лица искажены страшной болью и яростью. Мерцающий огонек расположился в центре треугольника. Голова с надписью «Спесь» скривила злобный рот и дунула. Аргидуна поспешно взмыла в воздух и, опустившись, коснулась головы с надписью «Злоба». Та тоже дунула на огонек, бледное пламя взлетело и упало перед «Завистью». Игра мертвецов становилась все быстрее и быстрее. С секунды на секунду огонек становился все меньше. Медленным стало его движение, блеск синего пламени ослабевал.
Головы между тем, сохраняя на лицах гримасы, вызванные адской болью, смеялись беззвучно, нервно и как бы про себя, что создавало ужасающий контраст с муками, которые были выписаны на их искаженных физиономиях. А огонек все уменьшался, движение становилось медленным – он угасал.
Аргидуна, похоже, понимала это. Аригунда просила помощи на своем таинственном языке. Она, несомненно, страдала, сражаясь с этими безжалостными головами, которые дули все сильнее, созерцая и наслаждаясь страданиями маленького огонька. Огонек уже почти погас, а смех голов стал еще более зловещим и загадочным.
– Мама! Моя дорогая мама! – отчаянно крикнул Антонио, бросившись к опушке.
Головы внезапно повернулись к юноше. Их остекленевшие глаза гневно смотрели в его сторону. Огонек сверкнул, ожил и, молниеносно перескочив над тремя головами, источая ослепительный блеск, оказался у ног Антонио.
Гудение и рокот, подобный тому, какой природа, наверное, издаст в свою последнюю годину, сотрясли горы до самых оснований. Ория остановила течение, церковная колокольня вздрогнула и разразилась зловещим звоном, волны Кантабрийского моря прекратили накатываться на берег. Антонио посмотрел на лесную опушку. Все три головы исчезли. Аргидуна грациозно скользила в воздухе, легко и радостно излучая вокруг себя струи мягкого, но яркого света.
* * * * * *
После той незабываемой ночи Вражда никогда более не появилась в стране гипускоанцев. С того времени злые создания – Спесь, Злоба и Зависть, неизвестны на этой благородной земле.
На следующее утро Габриэла и Антонио вышли вместе из дома Альсате и направились к роднику, над которым росло дерево грецкого ореха.
Двое влюбленных подошли к нему, чтобы выпить воды, и заметили странную вещь. Чистая когда-то родниковая вода была окрашена в алый цвет. Это смешалось с водой приворотное снадобье ведьмы из Пагоаги. И теперь всегда, как только Антонио проходил через каштановый лес Аррикарте, Аргидуна – быстрая и радостная, как неутомимая пчела, которая перелетает от цветка к цветку – заботливо сопровождала его, сверкая и разбрасывая вокруг себя яркие лучи, а молодой наследник Аскуэ с любовью говорил ей:
– Моя дорогая мама, мы с Габриэлой этой ночью усердно молились о вечном упокоении твоей души. Мы с Габриэлой нежно любим тебя и будем учить своих детей любить тебя также сильно, как мы.
МАЙТАГАРРИ
I. ИТУРРИОС
В ОДНОМ из домов на окраине Ойярсуна царило безмолвие. Педро Итурриос88
Итурриос (Iturrioz) – холодный родник (баск.).
[Закрыть], глава семьи, крепкий горец преклонного возраста, кончил ужинать. Его жена, которая была на несколько лет моложе его, стояла рядом и ждала, когда он обратится к ней, чтобы поднести ему кубок теплого вина. Хозяин подал знак, и супруга с нежной любовью и глубоким почтением передала ему серебряный кубок. Затем она поставила на стол корзину, заполненную сочными фруктами, села за прялку в дальнем конце кухни и принялась прясть тонкую нить, которая позже превратится в платки, полотенца и душистое льняное белье – во все то, чем изобилуют баскские дома. В другом углу кухни две девушки редкой красоты вполголоса беседовали с юношей – на вид ему было лет пятнадцать, – который стоял с непокрытой головой.
Справа от очага, под широким дымоходом, виднелась длинная пустая скамья, украшенная крупными латунными гвоздями. В очаге потрескивал огонь, и его отблески, а также яркое пламя факела, сооруженного из просмоленного пенькового шнура, висящего на железном кольце, освещали эту семейную сцену. Хозяин разделил спелое яблоко и отдал половинку жене, затем выпил из кубка две трети теплого вина и пригласил ее допить остатки. Она допила, не произнеся ни слова. Затем горец обнажил седую голову, а остальные, увидев это, поднялись со своих мест. Осенив себя крестным знамением, он прошептал молитву, к которой присоединились присутствующие, после чего сел на скамью у камина.
Одна из девушек убрала остатки ужина, аккуратно сложила белую скатерть, и тогда вся семья уселась балагурить у очага. Хозяйка пряла, девушки наматывали нити на деревянные катушки, юноша точил охотничий нож, в то время как Педро Итурриос, положив руку на подлокотник скамьи, погрузился в размышления. Все поглядывали на старика, которого медленно одолевал сон. Хозяйка жестом призвала к тишине. Девушки прекратили беседу, юноша вполголоса завел простую монотонную песню, и ее темп женщины обозначали взмахами рук. Мелодия окончательна убаюкала старика, его голова опустилась на грудь, и он погрузился в глубокий сон.
Через полуоткрытую дверь виден был величественный ландшафт – могучие деревья и гигантские горы, тонущие в лунном свете. Журчание горного ручья придавала особую прелесть этому спокойному пейзажу. Тишина продолжалась довольно долго, но внезапно старик проснулся и спросил:
– Скажи мне, Антонио, что ты слышал на горе?
Юноша прекратил точить нож, встал и почтительно ответил:
– Отец, я слышал, что битва оказалась кровавой.
– Знаешь ли ты, кто проиграл?
– Мне не сказали, отец.
Старик молчал. Старшая из девушек, побледнев, обернулась и выронила клубок пряжи, который перед тем наматывала. Она смотрела на брата, и в ее взгляде застыл вопрос. Но Антонио ждал, когда отец позволит ему говорить.
– Завтра перед рассветом отправляйся к границе и не возвращайся, пока не узнаешь, кто победил, – сказал отец.
– Я так и сделаю, – ответил юноша.
– Теперь подойди ближе ко мне и слушай, Антонио.
– Что ты хочешь мне сказать? – спросил Антонио, приблизившись и наклонившись, чтобы лучше слышать.
– С ними Хиль, – озабоченно сказал отец. – Он твой брат и мой сын. Прошу тебя, осмотри лагерь, и, когда вернешься, скажи мне, видел ли ты его живым. А если он умер, похоронил ли ты его по-христиански.
– Я исполню все твои указания, отец.
– Если он жив, передай ему, что я запрещаю… Ты понимаешь? Я запрещаю ему направлять оружие против тех из рода Арпидэ, кто не сражается на стороне врага, – продолжал отец.
– Ты это запрещаешь также и мне?
– Да, мой сын. Когда речь идет о спасении страны, про распри и личные обиды нужно забыть, как бы глубоки они не были. Проклят будет тот, кто поступит иначе.
Старик встал, поцеловал в лоб женщин, благословил Антонио и медленно вышел из кухни. Через полчаса он спал сном праведника.
Как только Педро Итурриос ушел, женщины окружили Антонио.
– Твой отец передал тебе секретные указания, которые нам не положено знать, – с видимым равнодушием сказала мать. – Слушайся его во всем. Он в этом мире занимает место Бога.
– Ты всегда мне это повторяла, – целуя ее, ответил юноша.
– И это так, Антонио. Но кроме отца, советы детям дает также мать. Сядьте и послушайте меня.
Молодежь уселась. Мать села между двумя дочерьми, одна из которых была печальна, а вторая смотрела на сестру с любовью. Антонио опустился на пол перед Каталиной и не отрывал от нее взгляд. Мать теребила вьющиеся локоны сына.
– Антонио, – сказала она. – Твой брат сражается на границе. Ты хорошо знаешь его вспыльчивый характер. Если он еще жив, передай ему, чтобы отважно выполнял свой долг, но и чтобы вел себя осмотрительно, а не рисковал бессмысленно жизнью.
– Я скажу ему об этом, – ответил Антонио.
– Скажи ему, – продолжала Каталина, – чтобы он забыл про личные обиды, а помнил бы только то, что он гипускоанец99
Гипускоанец – баск, житель провинции Гипускоа, говорящий на гипуасканском диалекте баскского языка. – примеч. пер.
[Закрыть] и его враги это враги нашей страны.
– Мой брат не забудь этих благоразумных советов, – вмешалось девушка, которая была печальна.
– Что ты можешь знать о таких делах, Инесса? – Антонио бросил возмущенный взгляд на сестру.
– Это правда, я мало понимаю в таких делах, – покраснев, ответила девушка. – Но, тем не менее, я считаю, что такие советы диктует здравый рассудок.
– Мама, то, что ты мне только что посоветовала, советовал мне также отец.
– И слава Богу! – ответила Каталина. – Теперь осталось только посоветовать, чтобы ты долго не задерживался в пути. Получи материнское благословение, и пусть Бог хранит тебя и твоего брата. Девочки, пойдемте спать.
Они встали и вышли из кухни. Теперь семейство хранили лишь местные законы и мастифф, растянувшийся у очага.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
