Электронная библиотека » Мариана Монтейро » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 21 сентября 2017, 20:08


Автор книги: Мариана Монтейро


Жанр: Европейская старинная литература, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Шрифт:
- 100% +
VI. ПАЛОМНИК

Антонио отправился в лагерь. Кое-кто из солдат сказал ему, что Хуан де Арпидэ исчез, а его брат, Хиль де Итурриос, увидев, что армия французов и наваррцев разбита, и посчитав, что она никогда не вернется, отправился домой. Другие войска тоже уходили.

Когда Антонио вернулся домой, он думал, что сестра получила от возлюбленного какие-нибудь известия, и был полон решимости защищать ее любовь. Каково же было его удивление, когда дома он застал Хиля, принесшего новость, что Хуан де Арпидэ погиб в бою.

Это неожиданное известие, полученное без всякого приготовления, смертельно ранило сердце Инессы. Ею овладела глубокая печаль, и медленная, настойчивая лихорадка начала истощать ее силы. Целые дни она проводила, сидя на пне, в том месте, где впервые встретила своего возлюбленного, а по ночам тихо поднималась с постели, украдкой покидала дом и одиноко бродила по полям и рощам. Ее лицо побледнело, глаза потускнели, стройная фигура исхудала до костей, и из необычайно красивой девушки она превратилась в живую тень, так что казалось, малейшее дуновение ветра могло бы погасить ее жизненный огонь. Ни мудрые советы отца, ни нежные ласки матери и сестры не в силах были ее ободрить и вылечить рану в ее печальном сердце. Мудрые слова отца она терпеливо слушала и отвечала на них грустной улыбкой, на нежные слова матери – потоком слез.

И так прошло несколько месяцев. Наступила поздняя осень. Листья деревьев, гонимые северо-западными ветрами, кружили в воздухе, словно птичьи стаи, летящие в далекие страны. Голубое небо укрывалось за первыми зимними туманами, дни становились заметно короче, а ночи – длиннее. Инесса по-прежнему недомогала, хотя ее ночные прогулки уже прекратились.

Однажды вечером они всей семьей собралась у очага. Отец с непокрытой головой благословил скромную еду, лежащую на грубом деревянным столе. Хиль Итурриос сидел в другом конце комнаты. Каталина сучила льняную нить, время от времени грустно поглядывая на Инессу, которая сидела, обложенная подушками. Ее глаза были полузакрыты, почти прозрачные руки скрещены, она невнятно бормотала какие-то слова и улыбалась так тоскливо, что ее улыбка вызывала у окружающих слезы. Доминика плакала, пряча лицо в ладони. Антонио судорожно сжимал охотничий нож и вырезал им замысловатые узоры на палке орехового дерева, которая должна была послужить умирающей сестре посохом. В доме царила глубокая тишина. Вовсю бушевала буря, когда кто-то из них услышал стук в дверь.

– Антонио, пойди и посмотри, кто там, – сказал глава семьи.

– Бедный странник, который заблудился и просит убежища, – ответил голос при дверях.

– Да хранит Господь странника, – ответил Педро Итурриос. – Войди. Кем бы ты ни был, двери басков всегда открыты для странника.

Незнакомец вошел. Молодые люди встали, и Антонио подошел к незнакомцу, чтобы заняться им. Каталина оставила веретено и поставила на стол тарелку. Глава семьи жестом пригласил незнакомца сесть на скамью возле очага – на почетное место, предназначенное для самого старшего члена семьи, но которое всегда уступают гостю или страннику.

Пришедший, судя по одежде, был паломником. На вид ему было около пятидесяти. У него была густая, снежно-белая борода, смуглое лицо, вьющиеся волосы. Во взгляде читалось смятение. Его конечности были сильны и красивы, но сам он выглядел усталым и изнуренным. На нем была сильно изношенная грубая одежда, большая фетровая шляпа прикрывала его голову, опирался он на длинный посох.

Хозяин предложил паломнику сесть за стол и разделить вместе с ними ужин.

Когда ужин закончился, Педро Итурриос попросил незнакомца помолиться за них на сон грядущий и тот дрожащим голосом стал творить молитву. Как только паломник закончил молиться, послышался глубокий вздох, который заставил всех обернуться. Инесса стояла, охваченная ужасом. Ее глаза потускнели, а веки широко раскрылись. Бледные и потрескавшиеся губы невнятно шептали. Она вытянула руки и, казалось, призывала к себе кого-то, кто находился очень далеко. Она простояла так несколько минут, к великому удивлению всех присутствующих. Затем она медленно повела головой и упала обратно в кресло, застыв там в прежнем положении.

– Инесса, – ласково сказала Доминика. – Ты чего-нибудь хочешь?

– Ничего, сестра. Я не хочу ничего. Я видела радостный сон, но ему никогда не сбыться.

И она снова погрузилась в прежнюю тихую задумчивость.

– Бедная мое дочь, – всхлипнув, прошептала Каталина.

– Давай попрощаемся, мама! – ответила Инесса, печально смотря на мать. – Жизнь быстро угасает, и скоро я уйду, чтобы встретиться с моим любимым!

Каталина взяла руки своей дочери и стала страстно их целовать.

– Твоя дочь больна? – спросил паломник у Педро,

– Гнев Божий снизошел на этот дом, – ответил тот. – Благословим святое имя Его и покоримся его любящей воле!

Глаза паломника наполнились слезами, он был растроган благочестивым смирением старика.

– Можешь ли ты рассказать о причине ее болезни? – спросил паломник.

– Говорят, что она умирает от любви.

– Бедное дитя, – прошептал паломник.

– Ты прав – бедное дитя! – ответил старик. – До этого печального события она украшала мою старость и радовала мое сердце!

– Может быть ее покинул возлюбленный?

– Нет. Ее возлюбленный – благородный и честный человек – был одним из наших соседей.

– Что же с ним случилось? – продолжал расспрашивать паломник.

– Он умер, – сказал старик, ссутулившись и опустив голову. – Он умер, когда многолетняя вражда между нашими семьями начала угасать и когда, узнав о его благородном поступке по отношению к моей дочери, я готов был принять его в свой дом. Увы! Ненависть – это ужасное чувство. И за то, что я слишком долго сохранял ее в сердце, меня наказал Господь. Благословенна будь Божья справедливость за такое примерное наказание!

– Как же он умер? – не отступал паломник.

– Он умер смертью, которую я желал бы своим сыновьям – на поле битвы.

Паломник медленно повернул голову и посмотрел на Хиля, который чувствовал себя неловко и сидел молча, не осмеливаясь взглянуть на сестру.

– Ты сказал, что он погиб на поле битвы? – спросил паломник, немного помолчав.

– Да, именно так, – ответил Педро.

– Сражаясь с врагами?

– Да. Сражаясь с врагами нашей страны.

Странник в очередной раз посмотрел на Хиля де Итурриоса.

Антонио подошел к отцу и внимательно слушал разговор между ним и незнакомцем.

– Кто тебе об этом сказал? – снова спросил паломник.

– Мой сын, который видел, как он умирает!

– Кто из них? Тот юноша, который нас слушает, или Хиль, который погрузился в свои мысли?

– Хиль! – сказал старик, удивленный нескромным любопытством незнакомца, а еще более тем, что тот знает имя его сына.

– В таком случае Хиль Итурриос тебе солгал, – громко сказал паломник.

– Хиль Итурриос никогда не лжет! – воскликнул первенец семьи, вскочив на ноги и грозя пришельцу кулаком.

– Ударь, рыцарь! Ударь меня в лицо. В мое морщинистое лицо. Один раз ты это уже сделал! – слазал паломник, наклонившись.

При виде такого евангельского смирения рука молодого человека бессильна опустилась.

– Рыцарь! – воскликнул паломник. – В присутствии твоих родителей я обвиняю тебя в гнусном убийстве.

Все вздрогнули, услышав эти слова. Инесса выпрямилась и пристально наблюдала за происходящим.

– Это ложь! – в бешенстве крикнул Хиль. – Тебе повезло, что ты под крышей нашего дома и что ты уже стар, иначе я продырявил бы тебя мечом!

– С каких это пор мои сыновья забыли о законах гостеприимства? – сердито крикнул Педро Ирурриос. – Садись, Хиль, и молчи. Тебя обвиняют в преступлении. Сеньор, – добавил он, обращаясь к паломнику, – вы предъявили серьезное обвинение. Вы можете это доказать?

– Могу хоть сейчас, если вы этого желаете, – ответил паломник.

– Немедленно начинайте, – сказал старик и лицо его приняла достойный вид, подобающий судье, который вершит неумолимое правосудие.

– Я обращаюсь к тебе, Хиль де Итурриос, гипускоанский рыцарь. Кого ты встретил в долине Артикусы около четырех месяцев назад? – громко спросил паломник.

Хиль вздрогнул и с ужасом посмотрел на незнакомца.

– О чем вы разговаривали с Хуаном де Арпидэ? Не предложил ли он тебе заключить мир?

– Да, – тихо ответил обвиняемый.

– Не обещал ли он тебе искреннюю дружбу?

– Обещал.

– И не оскорбил ли ты его, вместо того чтобы принять предложение?

– И это тоже правда, – растеряно ответил Хиль.

– И вдобавок к оскорблению не ранил ли ты его, ударив в лицо рукавицей.

Молодой человек молчал.

– Отвечай, Хиль де Итурриос, – продолжал паломник. – Когда ты схватился за оружие, не было ли так, что наступал только ты, а твой противник лишь защищался, отражая твои удары и не причиняя тебе вреда?

На этот вопрос Хиль тоже не ответил. Отец бросал на сына гневные взгляды, Антонио дрожал от негодования, а женщины, казалось, онемели от изумления.

– Теперь я обращаюсь к тебе, старик, – продолжал паломник. – Твой сын оступился и упал. И тогда, в справедливом гневе, Хуан де Арпидэ мог бы убить его, но он подал ему руку, чтобы помочь подняться, а потом он вновь предложил помириться. Но вместо того, чтобы принять предложение, твой сын нанес ему глубокую рану в шею и сбросил с вершины скалы в глубокую пропасть. Как после этого вы станете называть своего сына?

– Хиль! – крикнул старик, властным жестом указывая на дверь. – Вон из моего дома! Я не считаю тебе больше своим сыном!

Услышав проклятия, произнесенные Педро Итурриосом в адрес своего сына, и глубоко пораженная словами паломника, Инесса вскрикнула и упала без чувств. Каталина и Доминика застыли в ужасе.

Когда Хиль по приказу отца собирался покинуть родительский дом, паломник остановил его.

– Взгляни на свою сестру, жизнь которой угасает. Раскайся в содеянном, и, возможно, еще найдется лекарство от того зла, которое ты совершил.

Незнакомец подошел к Инессе, которая, благодаря материнским стараниям, приходила в себя, и, взяв ее за руку, спросил, обращаясь к членам семьи: «Если окажется, что Хуан де Арпидэ жив, согласитесь ли вы на его брак с Инессой?»

Антонио подскочил к незнакомцу и быстро снял с него шляпу. Белая борода, оказавшаяся фальшивой, упала и все увидели благородное лицо возлюбленного несчастной Инессы. Крик удивления и радости вырвался из уст собравшихся. Инесса глядела на своего возлюбленного. Она провела руками по его глазам, какое-то время шептала молитву, а затем, обняв Хуана де Арпидэ за шею, пролила поток счастливых слез, ни сказав ни слова.

Ее молчание было воистину прекрасно.

Хиль побледнел от ужаса, решив, что перед ним явился призрак. Признав свое дурное поведение, он наконец подошел к Хуану и взволнованно сказал: «Брат, спаси меня от отцовского суда».

* * * * * *

В начале следующего месяца радостно праздновалась свадьба Инессы де Итурриос и первенца семьи Арпидэ.

ЭПИЛОГ

Через два дня после свадьбы Инессы и Хуана, около полуночи, послышались громкие вздохи, доносящиеся из долины Артикусы. В лунном свете, рядом с ручьем, можно было увидеть дряхлую старуху, страшно оборванную и израненную. Рядом с ней клубились какие-то тени, а скорее привидения, которые безжалостно ее лупили, а наказанием этим верховодила пиренейская дева Майтагарри. Ее лицо было искажено гневом, глаза пылали, из уст вместо слов доносились невнятные крики. В ней уже не было той красоты, которая так очаровала Хуана де Арпидэ. Это была красота другого рода – красота падшего ангела, которая исчезает в те минуты, когда он испытывает муки ада.

– Проклятая женщина! – сказала она. – Какая польза была от твоего любовного напитка? Разве для этого ты просила у меня руку спящего ребенка? Горе мне! Той, что больше доверяла силе твоих амулетов, чем собственной красоте!

– Сжалься! – кричала ведьма из Сальдина.

– Сжалиться, как бы не так! – отвечала пиренейская дева. – Мне не терпится разорвать твое тело на куски! – Умри же, проклятая лгунья, умри так, как ты жила! – сказала Майтагарри и ведьма из Сальдина, не будучи в силах дольше вынести жестокого и беспощадного обращения, упала замертво.

Майтагарри же со своими призраками исчезла в чудесной пещере, из которой не выходила потом очень долго. Когда она появилась снова, крепость Артикусa1313
  Артикуса (Articuza) – дворец и крепость вблизи местности с тем же названием. Расположены в горах, в десяти километрах от города Гойсуета, среди густых лесов и рощ.


[Закрыть]
была уже возведена, а шум колоссальных молотов и огромные, похожие на вулкан языки пламени, вылетавшие из кузниц, заставили Майтагарри покинуть эти окрестности и поселиться в других, более безлюдных местах, на вершине Пик Ани.

А безжизненное тело ведьмы, почерневшее как уголь, в крепких когтях унес куда-то могучий орел.

РОГ РОЛДАНА

I.

ВПЕРВЫЕ я услышал эту легенду в молодости. Обстоятельства, которые предшествовали этому и то, что произошло позднее, заслуживают упоминания, хотя они не имеют никакого отношения к самому преданию. Но они были такого свойства, что никогда не стерлись из моей памяти. И я думаю, что благодаря им рассказ станет гораздо интересней.

Зима 1829 года была одной из самых суровых в этом столетии. Снег выпал по всей Испании. И даже в южных провинциях, где он считается исключительно редким явлением и его можно там наблюдать, пожалуй, раз в сто лет, земля, к великому изумлению ее счастливых обитателей, покрылась толстой снежной периной. Но, конечно, суровость зимы острее всего ощущалась в баскских провинциях. Дороги, соединяющие города и ведущие от долины к долине, были непроходимы, а многие дома оставались погребены под снегом в течение нескольких дней. Те немногие путешественники, которые были вынуждены пересекать горы, сталкивались со страшными опасностями – замерзали в сугробах, падали в пропасти или подвергались нападению стай голодных волков, которые, оставив свои привычные места в лесу, бродили вокруг жилищ.

В тот момент я находился в Гойсуэте, городе лежащим в горах Наварры, и наслаждался вкусом местной ветчины, выставленной на стол моим дядей, здешним священником, который был неутомимым охотником. Страшная снежная буря, которая не утихала ни на мгновение, не позволяла нам покинуть жилища, и мы с нетерпением ждали погоды, чтобы отправиться в соседние горы и охотиться на оленей и кабанов, водившихся там в изобилии.

В начале января небо начало проясняться и однажды вечером, когда мы совещались о возможности завтрашним утром выйти на охоту, появился рослый баск, представившийся посланцем, принесшим письмо от настоятеля монастыря в Ронсесвальесе. Это письмо было адресовано моему дядя, а в нем настоятель упрашивал дядю, во имя их старой дружбы, приехать и навестить аббатство, а также привести с собой хорошую свору собак для охоты на черного медведя, который обосновался по соседству и пожирал всякое живое существо, которое ему попадалось.

На зоре следующего дня мы отправились в аббатство в числе четырнадцати охотников с двадцатью собаками – отборными наваррскими бладхаундами и мастиффами. С наступлением темноты следующего дня, пройдя через живописную долину Бастана, пределы Эуги и равнину Прадо-де-Ролдан, мы добрались до места назначения. Иногда, во время нашего путешествия, вода и снег достигали нам почти до пояса.

II.

В аббатстве Ронсесвальес, нас встретил настоятель и монахи – замечательные люди, чья жизнь протекала в смиренном благоденствии.

Когда я разглядел высокие башни монастыря, увидел окружавшие его мощные стены и домишки жителей маленького городка, теснившиеся вокруг огромной обители, мне показалось, что я очутился в ином времени. Мое воображение перенесло меня на семь веков вспять, так что все представлялось мне творением весьма отдаленной эпохи. Одним словом я оказался в Средневековье.

Эта мысль и правда представлялась мне достаточно уместной, когда я смотрел на нашу свору собак, на наши одеяния, на двух монахов, вышедших нам навстречу, и когда я заметил группу местных жителей, внимательно нас разглядывающих и уважительно приветствующих досточтимого настоятеля, который одаривал их благосклонной отеческой улыбкой и которого народ любил как истинного отца. По правде говоря, их любовь была им вполне заслужена, поскольку никогда не случалось, чтобы придя к нему со своими бедами или трудностями, они не получали бы помощи и утешения.

Массивные двери монастыря закрылись за нами, и мы пошли по бесконечным аркадам вслед за слугами, несшими факелы из осмоленной пакли и освещавшими дорогу к просторной, уютной кельи настоятеля, где можно было расправить уставшие конечности и высушить промокшую одежду.

Для меня все это было ново, и я получал огромное удовольствие, позволяя разыграться воображению и давая волю мыслям, которые у меня безустанно возникали.

«Вот благородный хозяин этой крепости, – думал я, смотря на настоятеля, сидевшего у очага, в котором горели огромные деревянные колоды. – Чуть дальше сидят его главные вассалы; мы же – свита другого феодального барона, прибывшего, чтобы заключить союз с соседом. Я – его паж. Тот, кто снимает клобучок с любимого сокола, тот, кто держит под уздцы лошадь госпожи, тот, кто носит щит и штандарт своего господина в дню битвы. А вот он… его лесничий, тот, кто устраивает охоту, кто играет сигнал Алали, когда благородный олень выскакивает из укрытия; а вот тот…»

Мои фантазии прервал звон колокола, оповещавший, что ужин готов. Услышав призывный звук, мы поднялись и отправились в личную трапезную настоятеля. Меня ждал еще один сюрприз, находящийся в гармонии с моими мыслями, в которых я рисовал воображаемые сцены. Колоссальных размеров стол стонал под гигантскими окороками оленины и четвертинами кабанов, дымящимися на огромных оловянных блюдах. Еще там были десятки форелей в ярких медных котлах. Большие кувшины желтого сладкого вина из Перальты, красного из Туделы и сидр дополняли этот обильный ужин. Это был один из тех гомерических ужинов, память о которых сохранилась до наших дней. Тем не менее, несмотря на изобилие окороков, тушь и рыб, все они быстро исчезают, а тарелки, словно по волшебству, становятся пустыми; вина и ликеры также расходятся с невероятной быстротой и я, нужно признаться, был одним из тех, кто наиболее способствовал их удивительному исчезновению.

Во время ужина разговор зашел о предмете, ставшим причиной нашего путешествия, а настоятель сообщил нам, что медведь, на которого мы прибыли охотиться и преодолели с этой целью столь огромное расстояние, был таким грозным животным, что никто не отваживался отдаляться от жилья из-за страха быть съеденным.

– Мы завтра принесем вам этого медведя, – сказал мой дядя, который с нетерпением ждал начала предстоящей охоты.

– Будьте осторожны, друзья мои, – ответил настоятель. – Мне рассказывали, что этот огромный зверь очень проворен и крайне свиреп.

– Поверьте мне, вам не следует опасаться. Я обещаю вам, что еще нынешней зимой его шкура будет согревать ваше ноги, – успокоил его дядя.

– Да поможет вам Господь уничтожить его! Ибо я вас уверяю, что многие будут вам благодарны, ведь бедные возницы и погонщики мулов довольно терпят от зверя, который постоянно их преследует.

– В каких окрестностях животное появляется чаще?

– На дороге, ведущей во Францию.

– Как! На дороге Ролдана?

– Да, это тот район, где его чаще всего видели.

– Что же, хорошо. Теперь, господа, позвольте нам удалиться, чтобы отдохнуть, так как завтра нам надо будет рано встать.

Настоятель благословил нас, появились слуги с факелами, и каждый из гостей отправился в отведенную для него комнату. Было одиннадцать часов, ибо ужин длился долго. Мой кузин Франсиско и я занимали небольшую комнату с двумя длинными узкими окнами, из которых видна была часть соседнего леса.

Я не в силах был противиться таинственному зрелищу, открывавшемуся передо мной: луна холодными белыми лучами освещала покрытый снегом пейзаж, а на горизонте не было ни облачка, которое могло бы заслонить ее чистый свет. Я открыл окно и стоял, созерцая представшую передо мной картину. Если, прибыв в монастырь, я вообразил себя в одном из средневековых феодальных замков, полном пажей, дам и рыцарей, то иллюзия начала приобретать бóльшую реальность в тот момент, когда я очутился перед готическим окном. Передо мной лежало огромное поле, покрытое тяжелым снегом, которое в лунном свете казалось безупречно белым ковром, ледяные кристаллы сверкали под луной, словно земля была усеяна бриллиантами, топазами и изумрудами, а в дали, укутанные легким туманом, виднелись дома города Бургете. Справа поднимались высокие вершины Иру и других гор, которые образуют суровую горную цепь, теряющуюся в темной голубизне атмосферы. Слева пейзаж был еще более удивителен. Видны были огромные, лишенные листьев старые дубы и многолетние сосны, которые раскачивались при слабом дыхании ледяного ветра. Их черные стволы рельефно выделялись на белом фоне заснеженной равнины, а гигантские ветви казались руками каких-то колоссальных неземных исполинов.

Среди могильной ночной тишины, нарушаемой только отдаленным шумом быстрых ручьев, мои уши уловили какие-то незнакомые звуки, которые сперва казались слабыми и далекими, но потом стали усиливаться. Что это за странный звук, который поразил меня и продолжал нарастать? Не иллюзия ли это? Вполне возможно. Буйная фантазия нарисовала перед моими глазами картину героической битвы армий Карла Великого с жителями гор Наварры. Я услышал стук копий, ржание лошадей, грохот камней, ударяющих в стальные доспехи всадников, свист летящих стрел, крики победителей, вздохи раненных, стоны умирающих. Именно так была мною объяснена причина этого неожиданного шума!

Я собирался закрыть окно и отправиться спать, когда действительно услышал зычный, пронзительный крик – крик, которому вторили эхом окрестные скалы и пропасти, крик, который тянулся и повторялся снова и снова.

– Франсиско! – воскликнул я. – Скажи мне, что это значит?

Мой кузин проснулся, и в это время странный звук повторился.

– О! – ответил он, поднимаясь и приближаясь к окну. – Я знаю, что это такое. Это Ролдан, который трубит в свой рог, взывая помощь.

– И кто же этот Ролдан? – спросил я.

– Разве ты не знаешь? Это один из двенадцати пэров Франции, которые погибли на границе, – ответил кузин, возвращаясь в постель.

Я не мог не рассмеяться, но Франсиско очень рассердился на мой скептицизм, поскольку он твердо верил в духов, призраков и приведений.

– Ты словно безбожный еврей! – прокричал он в гневе. – И чему вас только учат в университетах? Или ты думаешь, что не бывает ведьм? Или ты не веришь, что духи выходят из тел тех, кто умер, но не был похоронен? Пойди субботней ночью на акеларре1414
  Первоначально, в дохристианскую эпоху, понятие акеларре было связано с некоторым религиозным обрядом. После принятия христианства стало синонимом шабаша – сборища ведьм.–  примеч. пер.


[Закрыть]
, а на следующее утро расскажешь мне, что ты видел. Пойди сейчас, в эту минуту, на прогулку в тот лес, что лежит перед нами, и я ручаюсь, что прежде, чем пройдешь пятьдесят шагов, ты повстречаешь Басахауна1515
  Басахаун (Basso-jaun) – в буквальном переводе означает Лесной господин. Суеверное воображение басков представляет его в виде ужасного человекообразного существа, покрытого волосами и имеющего длинные и твердые когти. Считается, что он живет в глубоких лесных чащах, а иногда появляется поблизости пещер и горных потоков. Весьма интересные подробности, касающиеся этого распространенного народного мнения, привел М. Мишель в своей работе «Le Pays Basque».


[Закрыть]
.

– Ладно, кузин, не принимай это так близко к сердцу, – ответил я, так как находился в полном неведении обо всем, что здесь происходит.

Пять минут спустя я был в постели и крепко спал.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации