Текст книги "Забег на длинную дистанцию"

– Теперь, – помахав перед ее носом для внушительности пальцем, заявил Андрей, – там будем жить мы. Резиденция графьев Еременко.

– Хм, – громко сказал Аксютин.

– Не обращай внимания, – пренебрежительно махнув в его сторону, потребовал Андрей, – пролетарская зависть к аристократам. Мы, честно сказать, и сами от сохи будем, но раньше там были усадьбы дворянские. Потом жили лучшие люди страны – писатели, ученые, министры и члены центрального комитета партии. Так что преемственность. Была дача руководителя Госплана. Сняли бедолагу за неправильное отношение к ветрам перестройки. Дача стала нашей. Значит и мы не иначе как бароны. Хочешь с нами? Посмотришь, как начальство в СССР живет. Обязуюсь доставить назад.

– Разве можно рисковать? – с сомнением спросила Жанна. – Вы ж пьяные.

– Я отвезу, – сказал Аксютин. – Не пил. Тут он слегка приврал, но не очень. Дести грамм, для такого специалиста закладывать за воротник, были практически незаметны и на речи, и реакциях, не отражались. Опыт у него был громадный.

– Очень правильный товарищ, – подтвердил Андрей. – С ним можно ничего не бояться. В милиции работает. Майором.

Тут он тоже слегка приврал. Правильно было бы сказать – работал. Третий месяц, как уволился. Но от этого исключительная любовь к соблюдению законов и правил дорожного движения у бывшего милиционера ничуть не уменьшилась. Во всяком случае, на словах.

Жанна посмотрела на невысокого мужчину с серьезным выражением лица и успокоилась. Этот лихачить не будет, сразу видно. Нормальный человек и уже в возрасте. Не то, что остальные оболтусы. Им сейчас море по колено. Если в столб на ближайшем перекрестке не вмажутся, так уедут обязательно в противоположную сторону.

– Воров ловите?

– Да все больше разных маньяков, – нехотя объяснил Евгений Васильевич. – Специализация у меня не стандартная. Как что, где случится, так и посылают. Не надо спрашивать. Неприятная тема для стола. Хотите, заедем сначала и спросим у родителей разрешение?

Ничего хуже милиционер предложить не мог. Мало того, что не отпустят неизвестно куда с незнакомыми парнями, так еще и показал, кем ее считает. Маленькой девочкой, не способной самостоятельно думать. Уж Павел ее в обиду не даст. В этом Жанна была уверена. Трое суток знакомства, бесконечные разговоры обо всем на свете и он ни разу не позволил себе грубости. Всегда был галантен и предупредителен. Одна только манера нежно за руку держать и его ладонь, обнимая ее пальцы, очень много ей сказала.

– Поехали! – сказала она, отбрасывая сомнения.

* * *

Андрей прислонился к капоту и полез в карман за сигаретами.

– Ну, как? – с гордостью спросил брата, глядя вслед Аксютину, провожающему Жанну в дом на осмотр. Она обернулась, и Павел успокаивающе помахал рукой.

– Мы сейчас!

Назвать это монументальное сооружение дачей, не поворачивался язык. Два этажа, построенные из кирпича, колонны у входа, стеклянная веранда, беседка, гараж, где-то внизу могучие подвалы и почти пятьсот квадратных метров леса и дорожек, окруженных бетонным забором.

– Тоже суки, потребовали оплатить не ниже балансовой стоимости и обязать помочь в ремонте здешних объектов, – с возмущением объяснил Андрей. – Больше читай в долбанном Интернете про существование постановления Совета Министров СССР «О порядке продажи гражданам в личную собственность квартир в домах государственного и общественного жилищного фонда». Они напишут! Еще когда разразятся «Положением о продаже гражданам квартир в личную собственность и оплате расходов на их содержание и ремонт», утвержденным постановлением Совета Министров РСФСР и ВЦСПС… Оно официально выйдет еще только через несколько месяцев, а разные умники уже подставляют карманы. Платить придется не хило. Влетит в хорошую копейку. Мало того, что сами не желают ничего делать, так с нас решили выдоить. Ну, ничего… Лет через пятнадцать, одна сотка земли в здешних местах будет стоить не меньше пяти тысяч долларов, а особняк вообще охренительные бабки.

– Это если не придут революционные матросы с маузерами.

– Вот эти? – с ухмылкой спросил Андрей, показав на сладко спящего в машине Олега. – Не появятся. Еще пятнадцать лет революций не предвидится. Они, как раз, не хуже псов наше имущество защищать будут. Потому что я ему плачу в месяц восемь сотен, а работа не бей лежачего. Во вневедомственной охране одни бабки отираются, а эти жлобы исключительно отдыхают. Ты посмотри – он должен меня доблестно охранять от врагов, а сам дает храпака. Разве что потом… Придет еще время кулаков и ТТ… Э, – понял он, – да ты вообще головой думать способен или нет?

– Что скажешь?

– О чем? – не дошло до Андрея. Посмотрел на изрядно поглупевшую физиономию брата и перевел взгляд на Жанну с интересом изучающую веранду. – Красивая. Знаешь, не такое идеальное лицо, есть что-то не вполне симметричное, но цепляет даже сильнее. Молодая еще очень. Ты что жениться собрался? Баран, – с восхищением покачал головой. – Сколько ей?

– Восемнадцатый.

– Ну, – сказал Андрей с сомнением, – твое дело. Может и удастся воспитать. Пацанка еще. Вид, как у мальчишки и поведение. Не понимает, зачем платья существуют. Но при той семейке, что она рассказывала, ничего удивительного. Никогда больше денег на обед в столовке, в руках не держала. Сможешь зацепить и показать другую жизнь – пойдет за тобой. По мне лучше уже знающая что почем. Ты ее уже оприходовал?

– Выбирай выражения, – сказал со злостью Павел.

– Извини. Правда, не хотел обидеть. Вижу, зацепила до самых печенок. Очень красивая и это… сексуальная. Серьезно. Без балды. Я рад за тебя. Он хлопнул Павла по плечу. – Перетаскивай ее сюда, подальше от родителей и окружай вниманием. Есть идеи куда поступить? Дома сидеть не будет – энергичная девочка, быстро заскучает и пойдет искать приключений. Пусть учиться – это полезно. Что-то по экономической части. А?

– Она хочет попасть на конкурс «Московская красавица».

– Ты что маленький? Не знаешь, как это бывает и что там за люди крутятся? Понял, – сказал Андрей, на опущенный в землю взгляд. – Не дурак. Прямо отказать нельзя – резать мечту. Пускать не хочется. Сделай по-умному.

– Это как?

– Звякнешь Алехперову и договоришься. Чтоб на кастинг попала и в первый тур прошла. А дальше обязательно зарезали с оценками. И была, и не получила. Не судьба. Ты ни в чем не виноват, за ручку водил. Кстати, торчи постоянно рядом. Надежда и опора требуется. Особенно, когда на дверь укажут и надо будет слезы вытирать. Моментально подставишь крепкое плечо и выразишь готовность носить на руках. Все эти миски города и прочих областей пустое место и она лучше всех. Ты сможешь – я верю. Заранее даю отпуск. Я не зверь и способен воспринимать душевные порывы.

Так и объяснишь, – с усмешкой сказал Андрей, – ничего не поделаешь, в жюри сплошные козлы сидят. А им самим интересно будет. Все норовят заплатить за победу, а ты суешь за поражение. И никаких претензий в конце. В очередь за взяткой встанут наши властители дум. Слышал, кто там будет оценки ставить? Сплошь ценители женской красоты. Особенно этот… Шаманский. В своем балете всех мальчиков перелапал. – Андрей хохотнул. – Уже и не скрывает. Демократия.

– Гадко как-то, – с сомнением пробормотал Павел, – за спиной договариваться утопить, а самому сказки рассказывать в глаза.

– Тогда уйди в сторону и не мешай, – сердито ответил Андрей. – Пусть идет своей дорогой и самостоятельно шишки набивает. Или контракты с французскими модельерами отхватывает. Есть вероятность, если Алехперов не врет. Раньше мне это было до одного места, и не выяснял подробности. Ты спросил – я подсказал ход. А делать или не делать – твое решение. Все. Думай. Пошли смотреть дом и сопровождать гостей. Неудобно уже. Заодно проверим наличие подземного хода. Не могли не построить для партийных товарищей. А вдруг народ с красным петухом и вилами заявится? Начальство в СССР всегда предусмотрительное было.

* * *

Мать долго ходила по дому, внимательно осматривая и заглядывая во все щели. В конце концов, тяжко вздохнула и с ужасом в голосе спросила:

– А как я смогу это все убирать?

– А мы найдем подходящую женщину тебе в помощь, – бодро изрек Андрей.

– А на работу как добираться? Далеко и автобусы не ходят.

– Отвезут и привезут. Позвонишь и скажешь, когда ждать после работы. Какие проблемы? Что два часа с пересадками на общественном транспорте, что с собственным водителям. Так даже лучше. И вообще, – с искренним недоумением в голосе поинтересовался Андрей, – на кой тебе эта школа и нервотрепка? Ты ж видишь, мы вполне сможем обеспечить нормальную жизнь. Денег хватит.

– То есть как, зачем работа? А как же пенсия? А стаж? Если я сейчас брошу, то максимальные сто тридцать два рубля при выходе на пенсию никогда не дадут! Последние годы – важнейшие!

Андрей скривился. Только на днях он подписывал платежные ведомости. Работникам теперь выдавали в конвертах и очень индивидуально. В зависимости от вклада. Секретарша у него получала четыреста, а Олегу он платил восемьсот в месяц и это был не предел. На обычном компьютере можно было получить с вложенного рубля пять без напряжения, а с появлением СП речь пошла и о валюте. Не потихоньку, прячась от недремлющего ока КГБ, а вполне официально.

– Это вообще глупо, – непроизвольно повышая голос, заявил он, – ты меня как будто за сволочь держишь. Что я для родной матери сделать не могу чего-то хорошего? Еще исполни про: «на старости лет некому подать стакан воды». Уж как-нибудь канистру притащу, – с изрядным сарказмом закончил речь.

– Думаешь, из ума выжила? – поджимая губы, спросила мать. – Нет. Это вы еще дети, кровь играет, а ума не нажили. Обычного. Житейского. Где, кстати, Павел?

– Жанне ее будущую комнату показывает. Это надолго.

– Хорошая девушка, – кивнула удовлетворенно, – повезло ему.

Негласно подразумевалось, что вот Андрею не очень. С его женой она общего языка не нашла. Слишком разные были. Девочка из слишком хорошей семьи, с очень определенными взглядами и претензиями, переходящими в истерики и рабочая семья Еременко. Три раза будь учительницей, но происхождение сказывалось. К невестке она относилась с изрядным подозрением, ожидая невесть каких неприятностей. В глубине души мать что-то чувствовала, хотя и объяснить внятно бы не смогла.

– Вроде умный парень, а простейших вещей не понимаешь. Люди не любят выскочек. Знаю, что сказать хочешь. Никто не мешает им, как вы там выражаетесь, не меньше заколачивать. Пусть ловят момент и пашут до грыжи, ничуть не хуже жить смогут. А кто не трудится до седьмого пота, тот и не получит ничего. Рисковать надо. Кто не рискует, то не пьет шампанское. Слышала этот бред неоднократно. Я ж вижу, какой ты иногда бываешь после этих твоих делишек. Ни сил, ни здоровья. Со стороны другое видно. Ага, на машине приехал. А мне на зарплату ее в жизни не купить. Жаба душит. Ага, особняк поимел. Не плохо бы подпалить. У меня-то нет, с чего это у него должен быть? Каждый второй думает – «Ты меня, работушка, не бойся, – я тебя не трону». А на чужой успех глаза завидущие. Себе глаз вырвет, чтобы тебе два. Да люди – ладно. Неприятно, да пережить вполне можно. Вот власть наша – это что-то непредсказуемое. Сегодня одно говорит, завтра другое, послезавтра еще новое придумает. И все истина. И шагу вне указаний не ступи. Что недавно можно было – завтра запретят и срок навесят полновесный. Не видели мы, что ли такое раньше? Мало вам НЭПа? «Эту политику мы проводим всерьез и надолго, но, конечно, как правильно уже замечено, не навсегда». Кто сказал, не забыл, умник?

– Ленин, великий и могучий, – автоматически ответил Андрей.

В первый раз он от матери слышал такие речи. С детства она его учила жить правильно и любить власть. Плохая или хорошая – она власть. Как скажет, так и поступать положено. Никогда всерьез эти нудности не воспринимал. Говорит и ладно. А здесь такое выдала!

– А что дальше было, не забыл? Государственная необходимость. Надо проводить индустриализацию. У крестьян добро забрать – заводы построить. Некогда уговаривать – палкой. На заводах коллективный договор отняли, уходить запретили, вплоть до срока. Для пользы страны! А вот взял бы Николашка и такое отколол в свое время! Надо! Россия отстала от передовых стран. Строить за пайку, урожай отбирать и все на благо будущее. Сколько сегодня сдохнет, не важно. Недовольных в лагерь. Как бы Ленин взвыл в Швейцарии! Сколько бы гневных статей вышло! А при коммунистах можно – стране нужен хлеб! Государственная необходимость! Оппозиционеров расстрелять! В царское бы время болтунов колонами на Колыму и никакой советской власти бы отроду не лучилось. Так Николай Кровавый, а Сталин Великий.

Ты деда не застал, – помолчав, сказала мать. – Все умел делать собственными руками. Из прежних мужиков был. Работа в руках горела. Он еще в 1944 г в Венгрии погиб, а тоже был рэволюционер.

Она так и сказала через «э» раскатисто, с издевкой.

– Красный партизан. Девятьсот третьего года рождения. В пятнадцать лет в лес бегал, донесения носил. А потом пришла к нам в Сибирь советская власть. Мужики и взвыли. На поклон к казакам, ими же убиваемыми раньше пошли. Давайте вместе за народное счастье бороться. Каким местом год назад думали, когда в колчаковцев стреляли? Красные еще хуже оказались. План, понимаешь, на стрижку шерсти с овец, поздней осенью. У них план. А что падеж будет, не волнует. Хлеб нужен в городе. Весь. Пролетариат голодает. А что кушать станут ту рожь вырастившие, не волнует. Что одна Тамбовщина была? У нас по Сибири целые армии гуляли. Да не в коня корм. Поздно. Поманили НЭПом, да свободной торговлей, вот и радость в дом. Зачем воевать? Пряник показали, а кнут за спиной до времени. Не много прошло, взяли всех за глотку. Братья его так и сгинули неведомо где. Кулаки. Какие могли быть кулаки, когда их еще в Гражданскую всех в распыл пустили? Сколько лет прошло с передела? Где мужики работящие в доме, те сумели хозяйство поднять. А жили в Сибири всегда богаче России. Вот и обнаружили. Ах, у него дом под железной крышей и две коровы, да лошади, да еще сельхозинвентарь! А отец со справкой своей про партизанство успел смыться. Аж на другой конец страны. Как почуял. Носа не казал в родные места – боялся. Было чего. Он на фронт уходил, много мне рассказал на прощанье. Вроде исповедался. Не попу, на жене, а мне. Страшное дело – Гражданская война. На вилы посадить – это еще по Божески. Живых в землю закапывали и на куски рубили. С комиссарами и чоновцами вообще жуть творили. Они первыми начали, заложников расстреливая, но зверство одних не извиняет того, что творили другие. Соседи – соседей убивали. А жизнь копейки не стоила. Он шел, вроде как вину с себя снять. За землю русскую против оккупантов. Совесть была. Не то, что у нынешних. Они через кого угодно переступят и не оглянутся.

– Мама, – оторопело сказал Андрей, – почему я в первый раз это слышу?

– Потому и молчала все эти годы. Ушибленная нашей народной властью на всю голову. Всю жизнь тряслась, чтобы не всплыло прошлое. Про восстание и про родственников, белобандитов и кулаков. В анкетах не писала и речи правильные на собраниях говорила. Думала хоть вас это не коснется. Помягчела власть, уже без разбора не сажает. Так нет же. Потянуло деток на сладенькое. Наверное, сглупила, надо было, как подросли правду сказать. Да боязно. А расскажите кому? А во дворе или школе, по детскому неразумению, сболтнете? Я-то помню старые порядки, и чем это пахнет. А вы выросли в единственное спокойное время, не понимаете. Шестидесятые-семидесятые единственные года за всю советскую власть тишь была. Ни войн, ни катаклизмов. Тоже не хорошо. Прошлое-то аукнулось. Сельское хозяйство на последнем издыхании лежит, опять карточки вводить начали. Голод на носу. А кто виноват? Вот вы и ляжете стрелочниками. За доходы свои антисоветские. Как один раз уже из нэпманов золото выдавливали, слышать не доводилось? Нельзя играть с советской властью в эти игры. Выжмет и выбросит. Получит свою прибыль, а еще и себе в заслуги запишет. Избавила народ от врагов народа.

– Поздно мама. Теперь уже сворачивать некуда.

– То-то и оно, что поздно. Буду еще передачи носить. Знаешь, – задумчиво сказала, – как отец вспоминал про прошлое? Все жалел. Без лозунгов жили, но по совести. Честно. Все ему мечталось опять по земле пройти хозяином. По своей, потом политой. Были проблемы, были сложности, а как будто сейчас их нет. Нельзя вернуться назад и все изменить. Нет уже той жизни. И не будет. Нет тех мужиков, способных горы свернуть. Все сидят и ждут, что государство даст. А ему на людей плевать. У него государственные интересы. Не кончится это ничем хорошим, помяни мое слово.

Андрей неловко обнял ее. Есть у матери в кармане партийный билет или нет, но вот передачи она носить будет. В этом он не сомневался. Только матери и не отрекаются от своих детей. Что бы они не сделали.

1989 г

Первая коммерческая реклама в «Известиях». А на кой мне? И так все купят.

Первый Съезд н.д. СССР в прямой телетрансляции, Горбачев избран председателем ВС СССР на альтернативной основе. Говорильня пустая.

Падение Берлинской стены. Опа! А связи надо налаживать заранее. Границы не будет, а купить можно много чего. Уточнить фамилии.

Демонтаж западной границы в Венгрии. Мне фиолетово. Политическое убежище не требуется.

Первый валютный аукцион в СССР. За доллары уже не сажают.

Задержаны 12 танков кооператива “АНТ” в Новороссийске. Выяснить что за АНТ. Танки просто так не валяются. Армяне заплатят.

Выписки событий из Интернета с комментариями Андрея.

* * *

– Ты че сказал фрайер?

– Я не фрайер, а ты не вор, – терпеливо сказал Аксютин. – Обычная шестерка.

Собеседник вполне ожидаемо перекосился и полез в карман. Евгений Васильевич резко ударил его в ухо. Бить было удобно и приятно, брызгающий слюной истеричный тип ему порядком надоел, своей непроходимой тупостью и наглостью. Бандит изумленно хрюкнул и, получив вдобавок еще коленом по яйцам, повалился на пол. Ему было очень нехорошо. Тихо подвывая, скорчился в позе зародыша. Не ожидал такого ужасного коварства. Обычно достаточно было громко поорать и продемонстрировать старый обрез, чтобы люди пугались и начинали заискивающе разговаривать.

Аксютин брезгливо отступил на шаг назад, наблюдая за действиями засадного полка в лице его подчиненных. Двое терлись в зале, изображая покупателей, еще двое выскочили из подсобки. С улицы по отработанному сигналу заскочили еще трое. По двое на одного, вполне нормально.

Группу поддержки слюнявого долго и старательно месили дубинками. Ребята были молодые, увлекающиеся, поэтому пришлось прикрикнуть, чтобы это дело прекратить. Убивать не за что. По нынешним временам – пустяки, дело житейское. Очередные умники, решившие подоить с магазина. Не в первый раз и, скорее всего, не в последний.

Аксютин подошел, крутя в руках отобранный обрез на манер ковбоя, и легонько пнул ногой главного.

– Повторяю еще раз, – спокойным тоном сказал, – нормальные люди сначала спрашивают: «Кому платите?». Услышав ответ – «Кольчуге», вежливо извиняются и удаляются. Место занято. Если непонятки какие договариваются о встрече. Ты явно не являешься приличным пацаном. Под кем ходишь, гнида? – уже всерьез добавляя ботинком, спросил.

Слюнявый что-то промычал невнятно.

– Так, – сказал Аксютин, – махновец залетный. По тебе никто плакать не станет. Он потянул спусковой крючок. Слюнявый взвыл от ужаса, забыв про боль внизу живота и судорожно пополз от него в сторону, не пытаясь подняться. – Всех забрать и в деревню, – приказал Аксютин, мысленно плюнув. – Персонально этому отдельную головомойку. Всерьез и больно, но без членовредительства. Дураков учить надо. Потом я подскочу и разберусь. А пока пусть поработают.

Идея была Андрея. И не самая глупая. В одной из подмосковных еле живых деревень, организовали собственное хозяйство. Мелких должников и разных борзых типов, пойманных на горячем, отвозили туда. Пока выясняли всякие подробности вроде имущества, которым те могли расплатиться за долги и штрафы, они ударно трудились, таская под присмотром мешки и пропалывая грядки на самых разнообразных хозяйственных работах. Своего рода аналог пятнадцати суток.

Вот такие братки, сообразив, что попали к серьезным людям, охотно рассказывали занимательные вещи и нередко просились вступить в ряды. Некоторых даже потом брали. Естественно, далеко не каждого. Аксютин попускал их через мелкое сито и с дерьмом дела старался не иметь. Этих забирали парни, работающие на Олега, и что с ними делали, он старался не задумываться. Ничего хорошего – это с гарантией. Убивать вряд ли, а вот ноги переломать и из квартиры выкинуть без проблем.

Ему очень не нравилось такое разделение функций, когда он оставался в неведении об очень многом происходящем в РОСТЕХе, но спихивая особо грязные дела на другого, он где-то даже был доволен. Его прямые обязанности охрана и разведка. Все. Кровь на себя брать очень не хотелось, хотя были серьезные подозрения, что до этого рано или поздно дойдет. Пока, слава Богу, проносило, но уже всерьез стреляли. И не из дедовских ружей, а из автоматического оружия. Лет пять назад каждый случай гремел на весь СССР, а теперь почти в порядке вещей на разборках.

– Вас спрашивают, – протянул трубку директор магазина, преданно глядя на него. В его понимании они были страшной мафией, способной достать где угодно. Он еще не понял, с кем имеет дело, простодушно считая, что платит за охрану. Нет. Взять с него особо нечего, но тут важнее сам платеж. Один раз нагнулся, никуда и в дальнейшем не денется. Не он отдает, с него снимают. И не сказать, чтобы происходящие Аксютину нравилось, но правила жизни диктовали условия. Не ты возьмешь под охрану, найдутся другие. Процесс пошел. Андрей хоть не требовал забирать все, оставляя и хозяевам на приличную жизнь и дальнейшее развитие. Среди желающих поживиться попадались экземпляры гораздо хуже.

– Кто?

– Э… сказал Андрей Николаевич.

– Да? – спросил Аксютин, беря трубку и отпуская директора жестом.

– Давай быстро ко мне, – сказал Андрей. – Все бросай и срочно!

* * *

– В Мытищах есть ликероводочный завод, – возбужденно говорил Еременко, расхаживая по кабинету. Неделю назад приехали прямо туда три чеченских хлопца. Зашли через проходную беспрепятственно и прямо к директору. Говорят – платить будешь или ай-ай как плохо будет. Как водится, сто бочек арестантов и нож в зубах, с прыжками вокруг стола. Обычный наезд.

Аксютин понимающе кивнул.

– Тот предложил взять их людей в охрану и все такое. Чеченам это не понравилось. Что значит работать? Нет, они делать ничего не будут! Пятьдесят тысяч рублей вынь и положь.

– Ого!

– Так не одноразово, – пояснил Андрей, – каждый месяц. Их же не волнует, откуда возьмется. Директор еще поблеял про бедность и нереальность столь интересных условий, но они поставили ультиматум и гордо удалились. Типа или дает, или зарэжут. Он посидел, покумекал, поскреб по сусекам и насобирал десять тысяч. Может, поторговаться хотел, а может, и не было больше. История об этом умалчивает. Поехал в ресторан, где они вечно собирались. Назад не вернулся. Зато жене позвонили и потребовали уже семьдесят или мужа по частям вернут. Совсем оборзели.

– И мы тут при чем?

– А пришел ко мне гражданин Панов, его заместитель и по совместительству друг дома, – объяснил Андрей, усаживаясь напротив, – и предложил хороший гешефт. Слышал он про нас, в смысле про ЧОП «Кольчуга» исключительно хорошее и прочие бла-бла. Рядом сидит жена украденного и в три ручья рыдает. В натуре гражданин Панов страшно боится, что и его неминуемо дожидается темный подвал и серьезные побои в ближайшем, отнюдь не лучезарном будущем. Да и что за документы подпишет директор, сидя в зиндане очень важно. Как бы не подмахнул бумажку, по которой он крайним окажется. В милицию идти боятся – предупредили, что убьют заложника. А то глядишь, и ему прилетит за все хорошее.

Короче, мы беднягу вынимаем из подвала или где он там находится, а благодарная общественность нанимает «Кольчугу» для охраны и сбережения алкоголя и сопутствующего оборудования. Неплохой дополнительный прибыток.

– Выкуп?

– Какой хороший вопрос, – восхитился Андрей. – Платить он не хочет. Говорит, нет таких денег. В принципе, собрать возможно, но не так быстро. Так что это наши проблемы. Хотим, платим, хотим, с боем отбиваем, но предоставляем клиента семье и безутешным заместителям в живом виде. Зато, мы в обмен, получаем двадцать процентов прибыли от всего левого неучтенного дохода. Ну и своего человечка на заводе для контроля, вместе с нанятой охраной от «Кольчуги». Вполне реально. Если платить все равно придется, почему не нам? Только сначала докажите, что польза будет. Я подход понимаю и даже мысленно аплодирую. Кроме того, показательный пример для окружающих. Справимся, побегут к нам толпой, роя землю копытом и умоляя взять под покровительство. Все-таки мы не откровенные бандиты, – он улыбнулся, – а вполне приличные бизнесмены. Рэзать не будем.

– Война? – с сомнением спросил Аксютин, вспомнив свои недавние мысли.

– Постараемся обойтись без этого. Ну, не только от нас зависит. Платить я точно не буду. Завтра начнут массово воровать директоров. Прекрасный способ денег срубить. Никаких чемоданов с купюрами не напасешься. Нет уж. Попробуем по другому.

Аксютин вопросительно посмотрел на начальника.

– Кто такой Лечи в курсе? – игнорируя его заинтересованность спросил Андрей.

– Конечно.

– Вот и договорись с ним о встрече. Его работа. Андрей прикинул что-то и твердо сказал: – Послезавтра вечером. Если будут кочевряжиться, сдвинуть на позднее. Это даже лучше. День лишний. Теперь так… Мне очень не нравится, что при любых столкновениях чеченских и славянских банд милиция автоматом становится на чеченскую сторону. Четкое впечатление, что они чужими руками убирают бандитов. Доблестный чечен убьет кого и в родные горы отъедет, его даже искать не будут, а противников моментально посадят. Пару раз на встречу чечены не приезжали, а менты всех остальных повязали. Это не воры, в наглую сдают. Подстава мне не нужна. Уголовное дело на меня еще меньше. Желаю обладать по-прежнему лилейно-белой репутацией, а не отписываться по поводу незарегистрированных стволов. Людное место и без оружия. Ничего особенного не прошу. Переговоры твоя стихия. Вешай им что угодно на уши, бери на слабо, но чтобы все прошло гладко. Это раз. Попробуй выяснить с кем в милиции они в контакте. Это два. Все остальное брось, займись этой темой.

– Ты объяснишь?

– Не сейчас. Мне нужно подтверждение, должны перезвонить. Или придется воевать. Не сейчас, так потом. Лучше время определять самостоятельно и желательно начинать чужими руками. Вписываться на дружественной стороне, а не идти тараном. Но вот сейчас выхода нет. Я согласился на заманчивое предложение, и теперь идем до конца. Придется, будем стрелять. Уж извини, другого варианта нет. В любой момент начаться может, особенно если они упрутся. Тут уж дело такое. Если вовремя не убрать и к тебе нагрянут. А высшие моральные соображения в данный момент не волнуют абсолютно. Практически идет необъявленная война. За территорию и источники дохода. Или ты – или тебя. Выбора нет. Сегодня они соберут не больше сотни бойцов, завтра, обнаглев, припрутся уже целой кодлой. Пора ставить на место.

* * *

– Ты себя неправильно ведешь, – скорбно сказал пожилой чеченец с морщинистым лицом. – Ты здесь в гостях.

Говорил он по-русски очень чисто и в отличие от младшего чеченца, буйного не изображал. С виду обычный дедушка, в приличном костюмчике и с подозрительными глазами. Ни бараньей шапки, ни накаченных мускулов. На самом деле гораздо опасней напарника. Реакция слабо прогнозируется. Слишком умный.

Сидели они в кафе, где больше не было ни одного посетителя. «Спецобслуживание», гласила табличка на двери. Не было не только ни одного гостя, но и работники отсутствовали. В подсобке маялся нехорошими предчувствиями единственный человек – хозяин заведения и страстно молился, чтобы про него не вспомнили. Оторвут голову бандиты и скажут, что так и было. А те или другие уже и не важно.

Сквозь большое оконное стекло видно стоящие напротив две шеренги человек по десять в каждой. Там ждали только сигнала, чтобы сцепиться и торчащие прямо через дорогу три милицейские машины вряд ли бы удержали при малейшем шуме из кафе.

– Разве? – удивился Андрей. – Я много раз слышал рассказы о кавказском гостеприимстве и даже видел его реально. Когда гость, являющийся кровным врагом стучится в дверь и выгнать его нельзя. Положено принимать и вежливо улыбаться. Во всяком случае, пока он не переступит порог дома в обратном направлении. А меня сходу попытались обидеть, называя барыгой и беря на горло. Мне как-то без разницы кто орет. Ишак тоже громко кричит.

Лечи попытался вскочить, но повинуясь небрежному жесту старика вернулся на место.

– Вы не воры, те живут по понятиям и для них я барыга. Вы не милиция. Те живут по закону и для них я спекулянт. Вы ни те, и не другие. Вы просто волки, норовящие оторвать кусок. Я просил встречи, чтобы спокойно решить вопрос. Люди не бараны, красть их беспредел. Он вам должен? Нет! Он должен мне. Он мой подчиненный. И я хотел решить все спокойно. А что вижу? Растопыренные пальцы.

– Совершенно верно. Мы волки. А кем ты считаешь себя, что предъявляешь требования?

– А мне приходится быть волкодавом, – улыбнувшись краем рта, объяснил Андрей. – Вы еще не поняли, с кем имеете дело. У меня серьезное дело. Всякий большой бизнес должен быть надежно защищен от посторонних. Абсолютно надежно. Если собеседник нормального разговора не понимает, то приходится действовать в соответствии с законами волков. На кулаки отвечать кулаками. На оружие – оружием. На похищение – похищением. Позвони домой. Тебя ждет большой сюрприз. Тебя, Лечи, тоже.

Старик молча посмотрел на подельника и тот послушно отправился к телефону.

Через десять минут, которые Андрей со старшим чеченцем без слов пялились друг на друга, он вернулся, быстро сказал что-то по чеченски и сходу зарычал, переходя на русский: – Я твою маму имел!

– Вот видишь, – продолжая игнорировать его, обратился Андрей к старику, – он еще и дурак. Потому что не думает что говорит. Я ведь могу всерьез обидеться, и в турецком борделе появится новая девушка. Его сестра.

Лечи прыгнул вперед с ножом в руке, опрокидывая стол. Андрей вскочил, готовый драться. Аксютин вытащил пистолет и приготовился убивать. До сих пор он вообще не очень понимал, чего Еременко добивается, откровенно провоцируя драку, но деваться некуда. Андрей не прав, ответ не может быть симметричным. На нож отвечают пулей, иначе конца этому не будет. Один старик сидел неподвижно. Он что-то пролаял и Лечи нехотя отступил.