Текст книги "Погрешность"

13

Архив маленького городка удивил Петра своим порядком. Каждое дело хорошо сформировано, всё упорядочено, разложено по алфавиту. Найти дело о пожаре не составило труда, равно как и дело о смерти художника. Сначала Петр принялся изучать обстоятельства пожара.

В деле всё было довольно подробно описано. Понятно было, что опрашивать тех, кто тогда работал на месте, было бесполезно. Не потому, что Петр бы не смог их найти, напротив, практически все офицеры продолжали работу, ведь в маленьких городах практически нет текучки на подобных местах. Но потому, что с виду это был обычный пожар, без расследования, а, значит, и говорить было особенно не о чем. Так что материалы дела в данном случае были для Петра лучшими помощниками, чем люди.

Согласно протоколу, пожар случился примерно в 3 часа ночи. Загорелась проводка, поэтому пламя распространилось очень быстро. Однако была в этом одна странность. С одной стороны, быстрое распространение – это неудивительно, но, с другой стороны, спальни располагались совсем в другом конце дома, а запах от проводки довольно едкий, поэтому была сильная вероятность, что люди могли почувствовать этот запах и проснуться. Или хотя бы кто-то из них. Странно, что этого не произошло, думал Петр.

Может быть, они принимали снотворное, тогда это бы всё объяснило. Петр нашел в материалах дела экспертное заключение по погибшим. Вскрытия не было, но анализы крови всё же взяли. И действительно, в крови всех погибших была большая доза снотворного. Вроде бы всё понятно, но только Петра смутила доза сына. Даже если мальчик принимал это лекарство, то он точно бы не принимал его в дозе, предназначенной для взрослых. Это было очень странно, и Петр решил продолжить расследование. Его преследовало сомнение, а значит, он будет искать до тех пор, пока не поймет.

Искать он решил в больнице, в медицинских картах погибшей семьи. Если они принимали лекарства, то в картах должно было быть назначение. Эта гипотеза оказалась верной, и Петру действительно удалось найти необходимую информацию. Вместе с ней, худшие опасения подтвердились. Снотворное было прописано только отцу, причем в минимальной дозе. Следовательно, хотя он и мог поделиться лекарством с членами семьи, они понимали силу воздействия препарата, а значит, не злоупотребляли бы с дозой. И уж точно, что сын бы не получил столько лекарства.

Значит, всё-таки убийство, думал Петр. Но тогда открывался другой вопрос, к которому его при встрече подводила Елена. Смерть художника также могла быть неслучайной.

В деле о его смерти в качестве причины было указано самоубийство, если точнее, то передозировка снотворного. Показалось странным, что лекарство в крови было то же, что и у погибшей семьи Ольги, но Петр быстро прогнал эту мысль. В самом деле, городок маленький, врач наверняка выписывает одни и те же лекарства, так что в этом как раз ничего странного нет. Но, возможно, были какие-то нюансы, о которых не было сказано в деле. Видимо, следователь не придал должного значения заполнению документов, с грустью подумал Петр. К сожалению, подобная халатность всегда была обычным явлением в подобных «очевидных» случаях. Значит, придется еще немного задержаться в этом городе, и наведаться к следователю с новыми вопросами. Но теперь уже завтра, подумал Петр, глядя на улицу. Стемнело, и вероятность застать кого-то кроме дежурного в отделении полиции приближалась к нулю.

Это не было проблемой, но только Петр не был готов, что ему придется заночевать здесь, и поэтому не подобрал себе никакого ночлега. Он просто прогуливался по уже почти ночному городу, как неожиданно для себя понял, что находится рядом с домом Елены. Интересно, не будет ли излишней наглостью попроситься к ней переночевать, подумал было Петр, но в этот момент входная дверь отворилась, и он услышал приятный голос:

– Петр Сергеевич, правильно? – это была Елена. – А я смотрю, Вы или кто посторонний вокруг дома ходит. Испугалась, ведь в полицию-то звонить смысла мало, пока приедут уже черт знает что может произойти. А Вы почему здесь так поздно?

– Да Вы знаете, – немного нерешительно начал Петр, – я был вынужден задержаться здесь в связи с расследованием, а где остановиться не нашел, вот хожу просто так, думаю, куда податься. Вы не знаете, где бы я мог найти себе угол на одну ночь? Завтра я уеду.

– Знаю, конечно, – Елена распахнула входную дверь пошире, жестом приглашая Петра войти в дом, – переночуйте у меня, места много, всем хватит.

– Не знаю, – замешкался Петр, – как-то неудобно Вас стеснять, да и вообще, посторонний человек в доме – мало приятного.

– Ничего страшного, я Вас не боюсь, – улыбнулась Елена. – Заходите в дом, я покормлю Вас, и Вы расскажете мне о расследовании, хорошо? Это ведь дело моего отца? – девушка вопросительно смотрела на Петра.

Он не видел в приглашении ничего плохого, напротив, еще один разговор с Еленой мог помочь ему в его расследовании, и это было бы очень кстати. Ведь она была местной, знала все обстоятельства той истории и всех людей, которые тогда жили в городке по соседству с Ольгой и ее семьей. Может быть, она что-то знала, но не понимала этого, думал Петр. Глупо было бы не воспользоваться таким шансом. С этими мыслями он принял приглашение о ночлеге и направился в дом.

14

Тамара Брасс сидела в своем кабинете и рассматривала рабочие бумаги. Ей было грустно от того, что теперь ей предстоит надолго отказаться от своего любимого занятия. Ведь, помимо махинаций, она действительно любила антиквариат, и ей нравилось его изучение. Да, этот полицейский своего не упустит, с некоторой злобой думала Брасс. Хорошо бы бросить ему какую-нибудь кость, связанную с убийством Алисы, чтобы он закрыл глаза на всё это дело о мошенничестве. Конечно, ей всё равно придется закрыть контору, но, может быть, хотя бы не с волчьим билетом, и, что было самым важным, без тюремного срока.

Она знала, кто виновен в смерти Алисы. Но у нее не было никаких доказательств. А без них ее бы не стали слушать. Надо было что-то предпринять, чтобы раздобыть эти самые доказательства. Тогда она могла бы преподнести их Петру на блюдечке с голубой каемочкой, как говорится, и попутно выторговать себе какую-нибудь поблажку. Причем довольно неплохую, думала Тамара, ведь раскрыть убийство – намного важнее какой-то аферы, не правда ли?

Да, ответила она сама себе. Именно так. Но как это сделать? Спровоцировать убийцу? Слишком рискованно. Брасс любила детективы и понимала, что человек, совершивший убийство, ни перед чем не остановится, поэтому пытаться его как-то «загнать в угол» было не чем иным, как глупостью.

Оставалось одно. Дождаться момента, пока все разойдутся, и обыскать рабочее место убийцы.

Да, убийца был одним из них. Это она точно знала. И знала почему, ведь они с Алисой много времени проводили вместе за своими манипуляциями с документами, и Брасс знала обо всех сложностях Алисы на работе. Должна была знать, обязательно, ведь ей было необходимо, чтобы работе Алисы ничего не мешало. И никто не мешал. И так оно и было. До недавнего времени. От мыслей ее отвлек стук в дверь:

– Да, войдите, – крикнула Тамара. В дверь вошла Саша.

– Госпожа Брасс, я могу идти? Я просто себя так неважно чувствую сегодня, наверное, из-за смерти Алисы, руки дрожат, и вообще.

Руки у девушки действительно тряслись, это было видно невооруженным взглядом:

– Конечно, иди, до завтра, хотя подожди. Ты звонила этому офицеру, Мелешину? Я оставляла его визитку.

– Нет еще, – извиняющимся тоном ответила девушка, – знаете, мне так страшно, что он может меня в чем-то подозревать, ведь мы с ней были почти подругами, и…

– Ты можешь идти, но только позвони ему, – бросила Тамара и отвернулась к своим бумагам.

Дверь закрылась, и Брасс, выждав несколько минут, вышла в коридор, чтобы посмотреть, остался ли еще кто-то в конторе.

Нигде никого не было видно, и Тамара решила, что может приступить к запланированным поискам. Она вошла в кабинет, который делили между собой Алиса, Константин и Саша, и подошла к одному из столов. Осмотрела ящики, в них ничего не было. Конечно, неудивительно, разочарованно подумала она, было бы странно, если бы улики лежали вот так, под носом.

– Вы что-то потеряли? – внезапно за спиной Тамары раздался знакомый голос. По спине пробежал холодок, ведь это был голос убийцы. Тамара поняла, что ее попытка провалилась, и она привлекла к себе внимание. Собравшись с духом, она решила действовать агрессивно.

– Я знаю, что ты – убийца, я всё рассказала этому полицейскому, который сегодня приходил, завтра он придет тебя арестовывать.

– Глупо звучит, госпожа Брасс, – Тамара поняла, что ее речь не произвела впечатления, – если бы Вы кому-то сказали, то за мной бы уже пришли. Да и что Вы скажете? Доказательств– то у Вас нет.

– Они мне и не нужны, – Тамара резко направилась к выходу из кабинета. Она хотела любой ценой покинуть контору. – Этот Мелешин и так мне поверит, – она направлялась к двери, стараясь как можно скорее прекратить этот диалог и оказаться в безопасности. Она боялась. Главное, не поворачиваться спиной, мысленно говорила себе Брасс.

Внезапно зазвонил городской телефон, она повернулась лишь на секунду, как тут же почувствовала укол в шею.

– Я так не думаю, госпожа Брасс. Я так не думаю.

15

Елена приготовила отличный ужин. Настоящий, домашний, такого Петр не ел уже давно. Ему не хотелось вновь терзать эту милую девушку расспросами, но он не видел другого пути для того, чтобы приблизиться к раскрытию дела. Пока что она была единственной во всем городе, кто говорил с ним действительно откровенно и охотно. Поэтому он решил продолжить этот неприятный разговор в надежде, что он принесет плоды.

Для начала он рассказал Елене о том, что удалось узнать касаемо пожара, и о своих подозрениях насчет снотворного. При упоминании лекарства лицо Елены переменилось:

– Будь оно проклято, это снотворное, и отец от него же умер.

– Да, я читал в его деле, передозировка.

– Конечно, но знаете, это странно, – неожиданно сказала Елена, – лекарство отца и снотворным-то было назвать сложно, скорее просто успокоительное, как им можно было отравиться, не понимаю.

– Ну почему же, – возразил Петр, – я читал в деле, снотворное достаточно сильное, как же оно, а, вспомнил, «Симилан».

– Что? – Елена, казалось, сильно удивилась, – какой «Симилан»? Отец принимал «Виторальт», у него и рецепт был на него. Вы, наверное, что-то путаете?

– Наверное, – согласился Петр, но сделал он это лишь для того, чтобы успокоить девушку, которая начинала не на шутку волноваться. – Уже действительно поздно, и я очень сильно устал. Спокойной ночи.

Петр быстро направился в комнату, которую Елена выделила ему в качестве спальни на эту ночь. В голове у него крутилась мысль, что он нашел то, что искал. Вот оно, несоответствие. Получается, что у художника никак не могло быть того же лекарства, что и у семьи Ольги. Значит, преступник отравил его тем лекарством, которое принес с собой. И, хотя была вероятность, что убийцей мог быть кто-то другой, внутренне для себя Петр уже понял, что это сделала именно Ольга.

Оставалось непонятно только одно, почему она это сделала? На этот вопрос будет ответить сложнее, думал Петр. Разговор с Еленой ничем не помог, и он просто не знал, у кого еще можно было что-то об этом спросить. Да и по большому счету, думал Петр, не имело большого значения, какая была причина. Скорее всего, художник что-то увидел в поведении Ольги. Может быть, заподозрил ее. Возможно даже, что он сказал ей что-то по неосторожности, чем и спровоцировал ее на убийство. Но какая теперь разница, ведь саму Ольгу – Алису тоже убили. Интерес в этом деле представляли только потенциальные подозреваемые. А из таковых была только Елена, но ее Петр не рассматривал в таком качестве, слишком искренне она удивилась, узнав, что Ольга жила под другим именем, и Петру этого было достаточно. Так что, может, и копать не стоило, раз виновница сама мертва.

Но необходимо было всё же придать огласке тот факт, что художника, скорее всего, убили. И сделать это было нужно не для того, чтобы поставить клеймо на имени Ольги, а для того, чтобы Елена могла жить спокойно. Петр видел, как много для нее значит неизвестность и непонимание, сам ли ее отец покончил с собой. Она не могла ответить себе на вопрос «почему», а подобная неизвестность зачастую приносит намного больше вреда, чем правда. Эту истину Петр хорошо уяснил за время службы.

Да, завтра утром, перед отъездом, надо наведаться к следователю и дать этому делу ход, твердо решил Петр, погружаясь в сон.

16

Поспать толком не удалось. Всю ночь Петр ворочался в кровати, мысленно перебирая события последних дней. Это дело не давало ему покоя. Как и любое незаконченное дело, так уж он был устроен. Тяготило то, что версия с наброском оказалась ошибочной, а также то, что он совершенно не понимал, в какую сторону ему продолжать свое расследование. Столько хороших версий сгорело, думал Петр. Сначала мошенничество с антиквариатом, теперь вообще мистический след с этим рисунком. И в результате – полный ноль. Он ненавидел такие моменты. Когда он ничего не то что сделать не мог, но и попросту ничего не понимал.

Нужно спросить Глеба, промелькнуло в голове. Глеб, снова он думает об этом странном парне. И чем он так его зацепил, на этот вопрос Петр сам не мог ответить. С одной стороны, его всё в Глебе раздражало. Его манера общения, его перепады настроения, странное поведение, резкие выпады в сторону Петра, едкие замечания. Но, в то же время, Петр словно был под каким-то странным гипнозом. С самого первого их разговора он не мог отделаться от мысли, что этот странный тип действительно что-то, как бы это выразиться, «видит»?

Да, именно это и не давало Петру покоя. Он не верил в подобные сверх способности, но здесь, прямо перед собой, он наблюдал реальные примеры того, как человек брал информацию просто ниоткуда.

Из снов, так говорил Глеб. Ему якобы снится. Петр ловил себя на мысли, что, если бы он услышал что-то подобное от кого угодно другого, то не поверил бы, и даже не стал бы пытаться выяснить, есть ли в этих словах доля правды. А здесь он сам не то, что верил Глебу, он буквально обращался к нему за помощью. Неслыханно. И необъяснимо.

И обидно. Потому что Глеб словно видел его насквозь, а сам он вообще ничего не мог сказать об этом человеке. Несмотря на то, что Петр всегда был довольно подозрительным и осторожным человеком (два незаменимых качества для его службы в полиции), он как-то легко доверился Глебу, сам не понимая, почему. И, хотя Петр был человеком, который довольно хорошо разбирается в людях, но в Глебе он не разобрался совсем. Он не мог понять, кто он и чем занимается по жизни. Он не представлял себе его родных. Не мог представить, есть ли у него семья, любит ли он животных. Он не знал о нем ровным счетом ничего. Не видел. А вот Глеб про него всё видел. И его страхи, и его грехи. Неравный счёт, подумал Петр и по лицу пробежала легкая ухмылка.

Наверное, надо было хотя бы навести о нем справки, вдруг проскочило в голове. Нет, он тотчас же отмел эту мысль. Человек помогает, а он вместо благодарности – недоверие. Это совсем нехорошо. Да, надо будет спросить Глеба, не знает ли он чего-то нового об этом деле. По приезду, сразу.

Петр не заметил за своим внутренним диалогом, как наступило утро. Нужно было собираться, но прежде выполнить данное себе накануне слово и зайти в участок, возобновить дело художника.

Елена еще спала, и Петр вышел из дома как можно тише, чтобы не разбудить ее. Неплохо было бы попрощаться, но ничего, он позвонит потом. Позвонит и скажет, что ему удалось раскрыть дело ее отца, вот она обрадуется.

Она, или он сам? Комплекс Бога, как назвал бы это Глеб. Тьфу ты, чертыхнулся Петр, опять этот Глеб. Как – будто и впрямь без него мир рухнет.

Добравшись до участка, Петр разыскал старшего офицера и рассказал ему о своих наблюдениях насчет снотворного. Доводы были безусловно убедительными, и Петр не сомневался в том, что дело мгновенно возобновят. Однако, вместо ожидаемой реакции полного повиновения, он встретил на лице офицера снисходительную ухмылку:

– Конечно, Петр Сергеевич, – тихим вкрадчивым голосом обратился к нему офицер, – я понимаю, о чем Вы. Но и Вы меня поймите. Дело-то закрыто. Стоит ли ворошить? Кому от этого будет лучше? А у меня отчетность, сами понимаете, это же везде так. – С этими словами офицер похлопал Петра по плечу и протянул руку, давая понять, что готов завершить этот разговор.

– Нет, Вы не понимаете, – возмущенно оттолкнул его Петр, – это же убийство, надо это отметить в деле. Это халатность, я заявлю об этом …

– Да никуда Вы не заявите, Петр Сергеевич, – офицер отошел и встал около окна. – Вы думаете, мы не знаем, кто Вы и откуда приехали? Я не имею ввиду, откуда Вы приехали к нам. Я имею ввиду, «откуда», Ваше первое «откуда», понимаете?

– Не совсем, – ответил Петр, но он прекрасно понимал, о чем идет речь. О его несостоятельности и о том, что никто не воспринимает его всерьез. Даже здесь, в этой глуши.

– Вы, конечно, раскрыли пару дел и довольно удачно, Вами даже гордятся там у Вас, но нам-то здесь всё равно, и для нас Вы – ну, извините, конечно, но не высшая инстанция. Ладно бы еще командировка была служебная, с запросом и всё такое, так ведь Вы приехали сами, разве не так? Ну покопались в старом деле, что-то узнали, возможно, но подумайте логически, самому-то не смешно? У Вас же даже подозреваемого нет, что Вы собрались возобновлять?

– Я убежден, что смерть художника – это дело рук Ольги, – твердо заявил Петр.

– Возможно, что так, – офицер разговаривал с ним, как с ребенком, и ощущения от этого были двоякие. – А доказательства есть? Мотив? Не отвечайте, – офицер жестом дал понять, что не собирается слушать аргументы Петра. – Мой Вам совет, Петр Сергеевич, давайте разойдемся мирно, Вы уедете, и все останутся при своих. А сообщать кому-то – не думаю, что это хорошая идея. В контексте того, что у Вас нет никакой доказательной базы, только себя на посмешище выставите, Вам не кажется? Я уж молчу про то, сколько неприятностей это ваше возобновление доставит дочери покойного, как там ее, Елена? Думаете мало эта барышня выплакала слез, или думаете, что ей понравится снова быть в центре внимания всего нашего “огромного” городка? И наверное Вам нужно подумать еще кое о чем, – офицер заговорил полушепотом, – Елена не знала этого, но ее отец и погибшая при пожаре, они были любовниками. Есть даже вероятность, что Ольга была его дочерью.

– Вы это серьезно? – Петр был поражен услышанным.

– Стал бы я шутить такими вещами, – недовольно хмыкнул офицер. – Наши соседские кумушки мне тогда всю плешь проели своими сплетнями. Еле удалось всё это заглушить. Удивляюсь, что до Елены ничего подобного так и не дошло и она живет нормальной жизнью. Относительно нормальной, – офицер перевел дух. – Понимаю Ваше тщеславие, Петр Сергеевич, но девушку – то пожалейте. Не расстраивайтесь, добудете себе пару орденов в другом месте.

Офицер открыл дверь, с улыбкой предлагая Петру покинуть кабинет. Стало ясно, что на этом поездка закончилась, и можно смело ехать на вокзал, здесь ему точно больше никто никакого содействия не окажет.

Было очень жаль Елену, ведь она так и не узнает правду. Конечно, можно позвонить ей и всё рассказать, и тогда она будет знать, что ее отец – не самоубийца, и ей станет легче.

Но тогда придется рассказать и то, что он, Петр, не смог ничего сделать для того, чтобы это стало достоянием общественности. Значит, придется признать свою трусость? Ну уж нет, отогнал Петр эту мысль. Он ведь ничего ей не обещал. Дело, по которому приехал, он раскрыл. Вернее, получил ответы на свои вопросы, а больше ему было и не надо. Значит, он добился того, зачем ехал. К тому же, если слова офицера об отце Елены были правдой, то это известие могло разрушить и ее привычный уклад, и многолетнее хорошее отношение к отцу. Поэтому точно не стоило придавать огласке сей нелицеприятный факт. Эта мысль была настоящим подарком, ведь, если исходить из нее, то Петр был настоящим героем и защищал честь девушки и память о ее отце.

Да, Петр решил, что поверит в эту версию событий. Спрячется от правды, которую не хотел принимать. Правды о том, что он – просто трус. Той правды, о существовании которой он всегда знал, но не был готов в ней себе признаться.

Гудок приближающегося поезда прервал эти невеселые размышления и вернул его к реальности. Надо возвращаться и искать новую версию случившегося с Алисой. Так, что там у нас еще было, если не антиквариат и не картина? Надо поискать личное…

* * *

– Добрый день, я хотел бы увидеться с Кирой Солнцевой.

– К сожалению, это невозможно.

– Вы не поняли. Я не посетитель. Я подбираю лечение для Киры, и мне необходимо…

– Говорю же Вам, это невозможно.

– Да, конечно, я знаю процедуру, но я сам врач, меня зовут…

– Я знаю Вас, доктор, но с Кирой Андреевной невозможно увидеться. Она покончила с собой.

– Что? Когда?

– После того, как ей отказали в выписке. Она сказала дежурной медсестре, что не останется здесь. Все подумали, что она хочет сбежать, и ее заперли в палате. Там она и повесилась. Мне жаль, доктор. Хотите взять ее вещи?

– Вещи? А что там?

– Какие-то записи и пара фотографий. Нам они не нужны, а родных у нее нет. Возьмёте?