Текст книги "Убийство матери"

Коллектив школы одержал очередную победу во главе с директором. Раиса Львовна долго шла от победы к победе. На место Веры Григорьевны ей удалось прописать Анжелику. Чтобы была ближе к школе и работала ещё лучше. Ближе к школе Анжелика не стала. Потому что продолжала жить в Столешниковом переулке, независимо от прописки. А работать лучше стала. Потому что ей было неудобно перед директором. Раисе Львовне удалось наконец выдать замуж Ольгу Борисовну. Которая в поисках мужа забросила химию. И теперь, с помощью коллектива, она подыскивала жениха для Анжелики Петровны. Чтобы сделать её ещё счастливей. В школе работали счастливые люди. Хотя счастье давалось им трудно. Они добывали его ежедневным скрупулёзным трудом. Труд был благородный, ответственный, патриотический. Он превращал учителей в благородных, ответственных патриотов. Некоторые не хотели превращаться. Они избавлялись от школы. Или школа избавлялась от них. Анжелика относилась к тем, кто превращался. Она не могла не писать патриотических стихов:

 
Твоя Россия многолика:
Её берёзы пляшут лихо,
Её ветра смеются тихо,
Леса дремучи смотрят дико.
Россия великá – велúка!
Будь счастлив, что она – твоя!
 
 
Она, как девушка, стыдлива,
Застенчива, но не пуглива,
Она, как женщина, шумлива,
Но не болтлива – говорлива.
Она – красавица на диво!
Будь гордым, ведь она – твоя!
 
 
Россия в горе поседела,
По мёртвым чёрное надела,
В огонь и дым шагнула смело
И – возродилась, не сгорела.
Она не плакала, а пела!
Достойным будь седин её!
 
 
Будь нежным, как твоя Россия,
Будь сильным, как твоя Россия,
Будь добрым, как твоя Россия,
Будь щедрым, как твоя Россия,
Будь русским, как сама Россия,
И улыбайся, как она.
 
 
Но если кто её поманит,
Потом обидит и обманет, —
Она в глаза ему заглянет,
Уйдёт… и больше не вспомянет.
Лишь новый волос белым станет…
Страшись забвения её!
 

С коллективом единомышленников, в который Анжелика вступила, у неё случались разногласия. Она, например, собиралась осчастливить себя без помощи коллектива. Хотя против жениха ничего не имела. Потому что тогда ещё не знала Эдика, который не смог её осчастливить. Не знала, что настоящая любовь ещё не гарантия идеального счастья. Анжелике очень хотелось становиться счастливей день ото дня. Для начала стать, как Инна Олеговна, которая проработала в школе десять лет. Анжелика не сомневалась в счастье Инны Олеговны. На праздниках она счастливее всех пела, танцевала и смеялась. А между праздниками боролась за то, чтобы поставить двойку в четверти шалопаю Гаврикову. Анжелика не боролась, потому что ставить двойки в четверти было нельзя. Она завидовала белой завистью счастью Инны Олеговны. Которая боролась, хотя было нельзя. Пожалуй, Инна Олеговна не сознавала своего счастья. Мало кто сознавал, что мог обрести его в школе. Что для этого были три простые школьные истины: благородство, ответственность и патриотизм. И много хороших людей. Которые проходили школьные истины и становились счастливыми. Но счастливые редко сознавали своё счастье. Потому что оно было далеко от идеала. Они исчезли вместе с хорошими людьми, которые не выдержали героической доли. Потому что плохие люди не могут быть счастливыми. Они не проходили простые школьные истины. Анжелика проходила и писала о них стихи. Потом читала их детям. Которых надо было не только учить, но и воспитывать:

 
Люди рождаются, живут, потом уходят навсегда,
Существование их плоти быстротечно.
Плоть разрушают горе, слёзы, боли, беды и года,
Тела хрупки и ненадёжны, души – вечны.
 
 
Они – живые, здесь, со мной – да Винчи, Пушкин и Шопен,
Они – во мне, я слышу пульса их биенье.
Я благодарна душам их, которых не коснулся тлен, —
Они даруют мне минуты вдохновенья.
 
 
Во мне звучат мильоны душ – героев и простых людей,
Чьи имена давно История забыла.
Средь них есть Гении, возможно, затесался и Злодей —
Они роднят меня со всем, что в мире было.
 
 
Мне Пушкин подсказал стихи, Шопен мелодию напел,
Дункан зажгла кровь, заразив стихией танца.
Пускай Джордано на костре во имя истины истлел —
Во мне тревожно бьётся сердце итальянца.
 
 
Я душу обучу свою петь, танцевать, стихи слагать,
Гореть, летать, любить, жалеть, шутить, смеяться,
Чтобы наследник с благодарностью мог душу от меня принять,
Чтоб чрез неё мог с целым миром сообщаться.
 

Дети обязательно спрашивали, чьи стихи. Анжелика отвечала откровенно. В разных классах ученики реагировали по-разному. В 7 «А» её подняли на смех. Но Анжелика не обиделась. Её обижали везде, даже в институте. Но в детском доме она научилась не обижаться на детей. Анжелика делила детей на тех, кого надо спасать, и на тех, от кого надо спасать.

Лариса Белова крикнула на весь класс, что ей стихи понравились. За это класс её побил. Анжелика, по героической привычке, бросилась спасать Ларису. Но Евгения Семёновна охладила её героический пыл. Она выяснила у детей, кто зачинщик. Им оказался Вася Гуськов, которого Лариса бросила ради Саши Рогозина. Васю вместе с родителями пригласили на педсовет и пригрозили исключить из школы. Разлюбленный Вася плакал, а родители ему подплакивали. Потом все вместе они просили прощения у Ларисы и её родителей. Которые их простили при условии, что это никогда не повторится.

До этого случая Анжелика больше всего ценила в Евгении Семёновне кулинарный талант. Всех именинников она угощала чудным пирогом и дивной наливкой собственного изобретения. Их сблизили сельскохозяйственные работы. Которые целый месяц стирали грань между городом и деревней. Анжелика Петровна и Евгения Семёновна руководили детьми. А Владимир Павлович и Павел Владимирович руководили учительницами. Пока учительницы, сидя на корточках рядом с детьми, помогали им выдёргивать сорняки, учителя обсуждали в кафе глобальные проблемы. Анжелике тоже хотелось их обсуждать, но ей было стыдно перед детьми. Вскоре учителя поменялись местами. Евгения Семёновна устала выдёргивать траву и захотела руководить на пару с Владимиром Павловичем. Глядя на Евгению Семёновну, Анжелика догадалась, что ничто человеческое ей не чуждо. В присутствии Владимира Павловича она начинала изображать «ещё раз про любовь». Игра продолжалась вплоть до прощального вечера, который ознаменовал окончание сельскохозяйственных работ. На празднике Владимир Павлович решительно вернул Евгению Семёновну в реальную жизнь простой русской учительницы. Пока физики разыгрывали сцены из известных кинофильмов, лирики щипали траву и воспитывали детей. Это были совсем другие дети. Они не нуждались ни в спасении, ни в нравоучении. Но, как все дети, нуждались в защите и воспитании. Анжелика читала свои стихи прямо на колхозном поле. Павел Владимирович басом декламировал Есенина. Неожиданно выяснилось, что Алёша Николаев из 7 «Б» «с детства» сочиняет стихи. Кто-то стал вспоминать Пушкина, Лермонтова, Маяковского из школьной программы. Анжелика вспомнила детдомовских детей, и у неё заныло сердце. Здесь, на колхозном поле, они бы тоже стали другими. Надо обязательно позвонить в детский дом. А ещё лучше – съездить в Лобню. Павел Владимирович знал наизусть несметное количество стихов. Гораздо больше, чем полагалось знать учителю русского языка и литературы.

Оказалось, что колхозное поле сближает людей. Дружба четырёх продолжалась в школе и закончилась с уходом Анжелики. По возвращении друзья взяли под свой патронат Надежду Алексеевну. Откровенно говоря, она в нём не очень сильно нуждалась. Зато дружба четырёх нуждалась в активной позиции. Надежда Алексеевна была единомышленницей, но с большой долей плюрализма. По этой причине она часто конфликтовала с директором. На этот раз она отказалась участвовать в спортивных состязаниях. Раиса Львовна настаивала в довольно резкой форме. Надежда Алексеевна возражала в довольно резкой форме. Обычно единомышленники стремились сгладить конфликты как можно скорее. Потому что школа – конфликтное учреждение. И если не идти навстречу друг другу, вместо работы будут сплошные конфликты. Между педагогами, между учениками, между педагогами и учениками, между педагогами и дирекцией, между родителями и педагогами, между родителями и дирекцией. Неожиданно для всех дружба четырёх взяла верх над неписаным школьным Законом. Вместе с сердцами друзья отдали свои голоса жестоко обиженной учительнице. Превысившая власть Раиса Львовна с треском проиграла. Началась цепочка директорских поражений, которая привела Раису Львовну к логическому финалу. Правда, на следующий день Надежда Алексеевна изменила мнение на противоположное. И в назначенный час надела кроссовки. Однако этот факт не поколебал уверенности четырёх в собственной правоте. Их активная жизненная позиция укреплялась с каждым днём. В то время, как Раиса Львовна теряла одну позицию за другой. Не обращая внимания на поражения, она продолжала исполнять свои директорские обязанности. Посещая уроки передовых учителей, думала над тем, как избавиться от Леонида Викторовича. Леонид Викторович с некоторых пор приобрёл привычку к рукоприкладству. От этой постыдной привычки его не смогли отучить ни педсовет, ни директор, ни коллектив. «Союз четырёх» не вмешивался, опасаясь ущемить права коллеги.

Из задумчивости Раису Львовну вывел гениальный педагогический приём, который применила Надежда Алексеевна. Раиса Львовна насчитала четыре гениальных приёма на одном уроке истории. И сделала пометку в своей школьной тетради. Чтобы не забыть пригласить учителей на уроки Надежды Алексеевны. Уроки Анжелики Петровны Раиса Львовна не посещала. Своё пренебрежение объясняла незнанием французского языка. Поэтому Анжелика очень удивилась, когда она подошла к началу урока. Оказалось, чтобы предложить классное руководство. Анжелика твёрдо знала, что ей необходимо улизнуть. Иначе вместо одной работы она получит множество работ. А платить будут только за две – да и то мало. Но улизнуть на этот раз не удалось. Прозрачно намекая на деятельность «союза четырёх», Раиса Львовна мотивировала свой выбор возросшей общественно-профессиональной активностью Анжелики. Она стояла на своей позиции, как памятник Пушкину на Тверском бульваре. И Анжелика дрогнула. Раиса Львовна вырвала победу, но ненадолго. Поражения поджидали её во всех классах и школьных коридорах. Между тем активность четырёх пошла на убыль, потому что Анжелике стало не до активности. Приходилось совмещать несколько работ и везде трудиться в полную силу. Потому что таков был неписаный Закон, внесённый директором на рассмотрение коллектива и одобренный единомышленниками. На Анжелику обрушилась гора бумаг. Отрывшись, она шла на контакт с родителями. От родителей бросалась к детям. Чтобы разучивать с ними песни, маршировать по школьным коридорам или осваивать обязанности дворника. Глядя на счастливую Инну Олеговну, Анжелика думала, что её счастье очень далеко от идеала. Педагоги, как всегда, тактично старались помочь единомышленнице. Они не сомневались в том, что коллега отлично справится со всеми трудностями. Потому что они сами отлично справлялись со всеми трудностями. Скоро Анжелика поняла, почему им это удавалось. Им не надо было классно руководить Лерой Антошкиной, мать которой работала в школьной библиотеке.

Анастасия Вячеславовна Антошкина работала в школе восемь лет, а Анжелика Петровна – два года. У Антошкиной были две дочери – отличницы, а у Анжелики – двести чужих детей. По мнению библиотекарши, баланс, очевидно, складывался в её пользу. Поэтому сам бог велел ей взять шефство над неопытной учительницей. Конечно, Анжелика не могла допустить родительской опеки. Тем более, что она не числилась в школьном Законе, одобренном единомышленниками. Коллеги, взиравшие на библиотекарей с высоты педагогической науки, приняли сторону Анжелики. Но она надумала взять в сообщники Песталоцци и Сухомлинского. Разумеется, великая педагогическая наука не выдержала испытания практикой. Родители, не искушённые в учении выдающихся педагогов, поверили на слово Антошкиной. В их среде зрел заговор, который окончательно созрел после педагогического промаха Анжелики. Ни Сухомлинский, ни Макаренко, ни Песталоцци тут были ни при чём. Анжелика по собственной инициативе решила сменить старосту. Бессменной старостой была отличница и примерная девочка Лера Антошкина. Путём логических умозаключений Анжелика пришла к выводу, что Лере пора отдохнуть от обременительных обязанностей. Класс с ней согласился. Анастасия Вячеславовна была возмущена тем, что место Леры заняла Маша с двумя четвёрками в четверти. Оскорблённая неповиновением Анжелики, Антошкина собрала вокруг себя родителей и довела заговор до стадии завершения. Родительский гнев вылился на бумагу, которая благополучно легла на стол директора. Антошкина не отличалась буйной фантазией и ограничилась обычным набором педагогических изъянов. Плохой учитель, плохой воспитатель, плохой классный руководитель. «Телега» была проигрышем не только Анжелики, но всех единомышленников. Раиса Львовна шла от провала к провалу. В её душе родились сомнения, которые крепли с каждым очередным педагогическим поражением. Они сформировались в непоколебимое решение уступить место директора достойному. Только достойный мог возглавить замечательный коллектив единомышленников. Педагоги её поддержали. Они были уверены в том, что их замечательный коллектив должен вести к новым победам достойный руководитель. Они доверили ГОРОНО найти победителя, а сами стали готовить директора к пышным проводам в завучи. Раиса Львовна, помогая ГОРОНО искать достойную замену, готовила себя к работе завуча. Анжелика, которая не сомневалась в том, что Раиса Львовна станет достойным завучем, готовилась вместе со всеми. Кроме того, она готовилась самостоятельно к другой жизни. Глядя на Раису Львовну, жертвовавшую собой ради светлого будущего, Анжелика окончательно осознала, что трудное счастье ей не по плечу. Она примерила к себе счастье любви, и оно пришлось ей впору. Она ещё не знала Эдика. Не знала, что он не сможет её осчастливить.

Любить Анжелика научилась давно. Любила много и по-разному: в Москве – хорошо, в Алжире – плохо. В Подмосковье было некогда, потому что совершала подвиги. Анжелика решила, что любовь скорее, чем долг, приведёт её к счастью. В предвкушении новой любви и нового счастья она написала стихотворение:

 
Я в музыку вошла, дыханье затаив,
Захлёбываясь в море звуков.
Я упивалась музыкой, забыв
И жизнь, и смерть, поддавшись власти духов.
 
 
О человек, когда заставить смог
Ты хохотать и плакать струны,
То, значит, ты – велик, ты – всемогущ, ты – бог.
Иль дьявол? Ты не можешь быть рабом фортуны.
 
 
Жизнь жизни – музыка, и смерти смерть – всё ты,
Всё в музыке – блаженство, мука страсти.
Не ты ль рыдаешь в нас у роковой черты,
Что делит жизнь и смерть? Всё в твоей полной власти.
 
 
Так будь добра ко мне, дай счастья мне сполна,
Я сердцем откуплюсь за счастье.
Я от тебя, о музыка, пьяна,
А я хочу пьянеть от сладкой страсти.
 
 
В ком музыка моя звучит, скажи.
Ему б я крикнула: «Я здесь, твоя фемина!»
И мы бы встретились, назло враждебной лжи,
И две мелодии слились бы воедино.
 

Через неделю она встретила Эдика и полюбила его по-настоящему. Это было не трудно. В сущности, Анжелика не переставала любить. Было бы, кого. Эдика грех было не полюбить по-настоящему с первого взгляда. Он с первого взгляда производил впечатление настоящего мужчины. Через полгода они поженились. Анжелика ещё не знала, что Эдик не в состоянии её осчастливить. Она предложила мужу подыскать для неё идеальную работу. Эдик тут же согласился. Он всегда и во всём с ней соглашался. Анжелика рассталась с трудным школьным счастьем и стала ждать счастья идеального. Мечтая поделиться им с мамой.

* * *

Школьные воспоминания она уместила на одной полочке с институтскими.

До убийства матери остался один шаг. Она перешагнула через себя, через Эдика, через Джульетту, через Родину. Чтобы убить свою мать. Виноват Центр обучения. Она была русской и жила русской жизнью. Смотрела на экране телевизора, как жизнь становилась всё новее и новее. В то время, как Эдик искал для неё идеальную работу. Чтобы нравилась, чтобы много платили, чтобы не утомляла, чтобы не мешали. Если не соблюдалось одно из условий, Анжелика отвергала предложение, как недостаточно идеальное. Потом вошла во вкус и стала искать предлоги для отказа. Ей понравилось, сидя дома, смотреть, как жизнь становилась всё новее.

У Эдика оставалось всё меньше времени для телевизора. С некоторых пор он гонялся за двумя идеалами. За идеальной работой и за идеальной квартирой. Октябрина Цезаревна предупредила Анжелику о приезде брата. Который займёт комнату Анжелики. За одиннадцать лет она приросла сердцем к Столешникову переулку. Скрепя сердце, поручила Эдику найти идеальную квартиру. Эдик нашёл только через полгода, и то – не идеальную. Тогда Анжелика начала подозревать, что Эдик не сможет её осчастливить. За два года супруги поменяли пять не идеальных квартир. Насмотревшись на мытарства любимого внука, бабушка не выдержала и подарила Эдику свою однокомнатную квартиру. Анжелика всё больше убеждалась в том, что Эдик не в состоянии её осчастливить. Что он – не настоящий мужчина и не достоин настоящей любви. Правда, в гостях у свекрови, приютившей бабушку, ей приходилось делать вид, что он настоящий. Чтобы не отобрали квартиру. Но дома она сразу же переставала притворяться.

У Эдика не было ничего идеального. Анжелика посоветовала ему поменять работу инженера. На идеальную работу из новой жизни. Эдик сменил четыре работы, но так и не нашёл идеальной. Когда он занимался бизнесом, в него даже стреляли. Из-за ранения он стал припадать на левую ногу. Настоящие мужчины не припадают на левую ногу. В них не стреляют, они стреляют. Анжелика хотела любить Эдика. Но не могла любить по-настоящему ненастоящего мужчину. Надеялась научиться полюбить по-новому. Одного из тех мужчин, которые были по-новому настоящие. Решила расстаться с Эдиком поэтически. Получилось четыре французских стихотворения. Но Эдик не понимал по-французски. Пришлось одно стихотворение перевести на русский язык:

 
Предчувствуя осень, мертвеют деревья,
Нарядные краски – то просто обман.
И я, в эти призраки больше не веря,
Мертвею от множества осени ран.
 
 
Во мне эта осень – последняя капля —
Убила надежду, посеяла смерть.
Увязнув в трясине, как глупая цапля,
Я больше не в силах надеяться сметь.
 
 
Что должно случиться – увы, не случилось,
Вдали промелькнуло, дразня и маня.
И сердце, уставшее сердце, закрылось —
Так легче, когда его нет у меня.
 
 
Высóко взлетела навстречу надежде
И – камнем на землю. Подняться нет сил.
 
 
Сама я тебя отпускаю, но прежде…
Прости мне паденье, как силу простил.
 

Эдик слушал с дрожащими губами. Анжелика собралась заплакать, но не смогла. И очень испугалась. Выслушав жену, Эдик сказал, что никуда не уйдёт. И добавил, что нашёл для Анжелики идеальную работу – в Центре обучения. Анжелика подумала и решила временно уступить. Работа действительно была идеальной. То есть соответствовала всем условиям.

Она сделает из Анжелики убийцу матери.

За эти годы Анжелика отвыкла от всех работ. Зато привыкла сидеть напротив телевизора, впитывая в себя лившиеся с экрана флюиды новой жизни. Насмотревшись телевизионной жизни, она вышла посмотреть на натуральную жизнь. Казалось, весь город пошёл на площадь за новой жизнью. И там разбился на множество групп. Анжелика ходила от группы к группе. Приглядывалась и прислушивалась. Больше всех ей понравилась группа, читающая стихи. Не только по-русски. Но и по-английски, по-немецки, по-французски. Анжелика услышала французскую речь и остановилась надолго. В какой-то момент она решилась прочитать свои стихи. По-русски и по-французски. Особенно долго аплодировали стихотворению, посвящённому Революции:

 
Через слёзы, обиды, отчаянье, крах,
Через счастье надежд, унижающий страх
Шла я к тебе, Революция.
 
 
Я сильнее сомнений, уверенней зла,
Я счастливей судьбы, я нужнее тепла.
Веришь ты мне, Революция?
 
 
Полюби ты меня, как тебя я люблю,
Обними ты меня, как подругу свою.
Не уходи, Революция…
 

На следующий день Анжелика пришла снова. И так продолжалось много дней. Менялся телевизор, менялась группа, менялась Анжелика. Всё больше и больше позволял себе телевизор. Всё больше и больше позволяла себе группа. Глядя на них, всё больше позволяла себе Анжелика. Она начала опасаться, что не сможет остановиться. Группа подняла её на смех, и Анжелика ощутила стыд. Она стала подсмеиваться над страхом, но он никуда не уходил. Он менял очертания и рос не по дням, а по часам. Из комического он превратился в неопределённый, из неопределённого – в трагический. Анжелика пыталась выплакать страх, но у неё не получалось. От этого становилось ещё страшнее. Она боялась телевизора, потому что не знала, чего от него ждать. Боялась Эдика, потому что он перестал во всём с ней соглашаться. Боялась себя, потому что перестала понимать, что можно себе позволить, а чего позволить себе нельзя.

Однажды она проснулась очень рано от чувства голода. Взяла тупой нож, чтобы отрезать хлеба. И тут же забыла, зачем взяла. Понятно: чтобы отрезать, но – что? Ближе всего была рука. Её не надо. Ван Гог отсёк себе ухо. Это очень больно. Должно быть, вытекло много крови. Зато наверняка ушёл страх. Но лучше, чтобы без боли. Анжелика увидела на столе хлеб и вспомнила. Отрезала кусок и пошла досыпать. Когда выспалась, увидела нож и очень испугалась. Быстро оделась и пошла искать группу. Группы она тоже боялась. Потому что группа тоже перестала понимать, что можно себе позволить, а чего позволить себе нельзя. Но неизменно к ней возвращалась, потому что больше некуда было возвращаться. В группе было больше мужчин, чем женщин. Все они очень сильно боялись отстать от времени. Поэтому становились всё новее и новее. Особенно Бóрис, рыжий гигант, который всё больше походил на настоящего мужчину из телевизионной рекламы. В то время, как Эдик, невежественно отдаляясь от телевизора, не мог стать по – новому настоящим. Бóрис хорошо знал французский язык. В то время, как Эдик никак его не знал. Становилось всё очевиднее, что пора Эдика окончательно разлюбить, а Бóриса полюбить. Рекламный красавец называл Анжелику «русской Мерсье» и охотно болтал с ней по-французски. Они гуляли в обнимку по Москве, и Бóрис позволял Анжелике считывать с себя иностранные слова, которыми он был исписан с ног до головы. Глядя на иностранные рекламные призывы, Бóрис по-французски радовался новому русскому облику столицы. Он уверял Анжелику, что через десять лет Москва ничем не будет отличаться от Парижа. А может быть, даже превзойдёт его количеством ресторанов. Про себя Анжелика возражала новорусскому возлюбленному. В новом облике Москвы не было ничего русского. Зато было много старого иностранного. Но вслух она по-французски поддакивала Бóрису. Потому что он позволял «русской Мерсье» ерошить свою рыжую шевелюру, сколько её душеньке было угодно. А на прощанье целовал её, как Бельмондо. Он сам был, как новая московская реклама. В группе никто не отставал от времени. Но Бóрис был самым новым среди новых русских. По ночам Анжелика смотрела сны про себя и про Бóриса. Как в кино. Она засыпала с мыслью об очередном фильме бесконечного французского сериала. Каждая серия имела название. «Анжелика и Бóрис». «Анжелика – маркиза новых русских». «Анжелика в гневе». Анжелика соблазняла Бóриса. Вела в бой новых русских. Отбивалась от ретроградов. Она рассказывала возлюбленному каждую серию на французском языке. Бóрис неизменно хвалил «маркизу новых русских» за сны. Говорил, что скоро она ничем не будет отличаться от настоящей Мерсье. Позволял ерошить свою рыжую шевелюру и считывать с себя иностранные слова. Пока не заметил по нефранцузской полноте Анжелики, что она уже не одна. После чего потерял к «маркизе новых русских» весь французский интерес. И даже, по привычке новых русских, больно оттолкнул Анжелику в борьбе за свою рыжую шевелюру. Вызвав у неё новый припадок страха. За себя и за ребёнка. Отныне они общались только как господа по борьбе за русскую капиталистическую жизнь. Правда, по-прежнему на французском языке.

Оставшись наедине с будущим ребёнком, Анжелика потянулась за поддержкой к Эдику. Но он не мог её поддержать. Он мог только любить. Анжелике не за что было опять полюбить мужа. Он безнадёжно отстал от новой русской жизни, и в нём не было ничего настоящего. Анжелика по укоренившейся привычке заговорила с ним по-французски. Но он ничего не понял. Тогда она попыталась перейти на русский. Ей это удалось с большим трудом. Она посмотрела на себя в зеркало. И себя в нём не увидела. Вместо себя разглядела Мишель Мерсье, ожидавшую ребёнка. Нужно было срочно спасать себя и будущего ребёнка. Она требовала спасения у Эдика. Но он не мог. У Бóриса. Но он опять больно её оттолкнул. У группы. Но она спасала Россию. И тоже больно оттолкнула «маркизу». Вероятно, в этот момент она рассталась с верой. Анжелика ещё больше испугалась за себя и за ребёнка. Как маркиза ангелов испугалась за поэта. И возненавидела врагов. Как маркиза ангелов возненавидела убийц мужа. Она теперь не отделяла себя от маркизы ангелов. И всё время хотела пить. В день она выпивала вёдра воды, чая, компота, пива, вина. Ничего не помогало. Её жажду могла утолить только месть. Она давно бы уже всем отомстила, но её удерживал страх. Она смотрела на группу, которая ненавидела другие группы, и рядом с ребёнком вынашивала план мести.

Однажды, придя на площадь, заметила, что группа по-особенному взвинчена. Заметно больше, чем другие группы. Взвинченность засосала Анжелику и куда-то понесла. Ей рвали платье и царапали лицо. Пока она закрывала руками убежище будущего ребёнка и будущей мести. Человеческий водоворот прибил её к столбу. Анжелика уцепилась за него обеими руками. Она видела, как схлестнулись группы. В неразберихе выделялся Бóрис, который кулаками прокладывал дорогу к центру площади. Группа ползла за ним по-пластунски. Героическим усилием Бóрис очистил дорогу к постаменту. С помощью группы он взгромоздился на постамент и вытянул правую руку в сторону Парижа. Его окружила группа, ощерившаяся невесть откуда взявшимися тупыми ножами. Другие группы пустились наутёк. Анжелика бросилась от натуральной жизни к телевизионной. Как всегда, с опаской включила голубой экран. Который устами телезвезды сообщил ей о гибели Родины и о спасении России. В убежище зашевелились оба зародыша. Анжелика положила на живот мягкие ладони. Сердце, мозг, печень, лёгкие хотели плакать. Но глаза были сухие. Анжелика посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на неё смотрела Мишель Мерсье. До поздней ночи Анжелика пыталась разглядеть в ней свои черты. Поздно ночью она увидела сон наяву. Потому что не сомкнула глаз. Анжелика живёт в Москве – столице Франции. А мать живет в Баку – столице Азербайджана. Она протягивает к дочери руки через частокол тупых ножей. По рукам льётся кровь. Тонкими ручейками она течёт по всему телу и впадает в Каспийское море.

Утром, покормив зародышей, Анжелика пошла на площадь. Она увидела только одну группу, ощерившуюся тупыми ножами вокруг Бóриса, который по-прежнему стоял на постаменте, вытянув правую руку в сторону Парижа. В такой позе он стоял две недели. Анжелика перестала ходить на площадь. Потому что там не было ничего нового. Она стала искать другую русскую жизнь и изучать русский язык. Надо было спасать себя и обоих зародышей. Эдик не мог их спасти. Срочно вызвала из Баку мать. Втайне надеясь, что она всех спасёт. Мать приехала незамедлительно. Устало положила голову на испещрённые морщинами руки. И стала внимательно слушать очередной поэтический опус дочери:

 
Мне двести лет. Всё было, было, было…
По прошлому я многих превзошла.
Прошло и будущее – я его забыла.
Прошли надежды. Я сама прошла.
 
 
Я унесла из будущего слёзы,
Бессилья гнёт, смертельность тупика,
Во мне бушуют будущие грозы,
Кричит ребёнок, не родившийся пока.
 
 
Войдёт он в будущее, улыбаясь,
А крик его в себе я удержу.
Здесь, в прошлом, за него покаясь,
Ему родного брата я рожу.
 
 
И имя дам ему сама: Несчастье.
Он – отпрыск целой дюжины отцов:
Отчаянье, Страх, Горе, Зло, Бесстрастье,
Бездушье – именуют подлецов.
 
 
Но братьям не дано соединиться —
Меж ними пролегли сто тысяч лет.
К той, у которой Счастие родится,
Я не испытываю ненависти, нет.
 
 
Прошла я, унося с собой Несчастье,
Прошли часы, недели, годы, жизнь,
Прошли дожди, растаяло ненастье,
Пройдёшь и ты, прошедшее…
 

Опус дался Анжелике не без труда. Все попытки сочинить стихи на русском языке ни к чему не привели. Пришлось прибегнуть к помощи переводчика. Впервые в жизни мать не похвалила стихи. Помолчала, а потом сказала, что у неё очень красивая дочь. И что нужно думать о будущем ребёнке. Анжелика затаила злобу. И в первый раз подумала, что мать не хочет её спасти. Потом ещё подумала и решила, что мать права. Ребёнок и Центр обучения будут её новой русской жизнью.

С русской жизнью не очень получалось. Первое слово Джульетта произнесла на французском. И только четвёртое – на русском. Мать напомнила, что предлагала назвать внучку русским именем. Дочь возразила, что ей иностранное имя не мешает говорить по-русски. Мать с грустной улыбкой признала вину и за дочь, и за внучку. Дочь не выдержала и взорвалась. Страхом, болью, ненавистью, которые накопились за последние годы. После взрыва страха, боли и ненависти стало меньше. Анжелике понравилось взрываться. Она обвиняла мать в собственных грехах. И всё больше убеждалась в своей правоте. Облегчение наступало ненадолго. Вместе с дочерью Анжелика родила месть, которая множила ненависть. Эдик спасался бегством. Мать подставляла себя поспешно и обречённо. И Анжелика истязала её долго и изобретательно. Пытая мать, рассчитывала спасти себя. Но этого было недостаточно.

Другая русская жизнь явно не задалась. Анжелика задумала сама спасти дочь. Мами не могла никого спасти. Она старательно воспитывала внучку. И, скорее всего, не понимала, что воспитание ей – как мёртвому припарки. Но как спасти Джульетту от неё самой? Анжелике удалось приучить девочку к стихам – своим и чужим. Начать пришлось с себя. Она наняла преподавателя русского языка. Когда почувствовала, что пора, взялась за детские стихи. Джульетте мамина поэзия понравилась больше, чем классическая. Пушкин ей стихи не посвящал. Она с удовольствием учила посвящённые ей стихи и даже выигрывала с ними конкурсы чтецов. Благодарение богу, Джульетта достаточно познала родной язык, чтобы общаться и учиться. И потянулась к тем, кто лучше мамы общался и учил её новой русской жизни. Правда, это была специфическая русская жизнь. Которая называлась когда-то нелитературной, непечатной и нецензурной. Но Джульетта объяснила матери, что именно она стала литературной, печатной и цензурной. Анжелике нечего было возразить дочери. Потому что она цензурную русскую жизнь понимала со словарём, а нецензурную не понимала совсем. Она взрывалась в очередной раз и хлестала мами своей ненавистью. Мами грустно молчала и беспомощно разводила чистыми руками. Анжелике приходилось спасать дочь в меру своих сил. Эдик всё чаще спасал сам себя бегством. Мами попыталась перейти от воспитания к спасению. И впервые в жизни запачкала руки. О брошку, которую украла Джульетта. Она попросила бабушку положить её в укромное место. Чтобы не потерялась. Объяснила, что брошку ей дала поносить Лиза. Брошка была золотая с гранатовыми камешками. Бабушка не отличала ювелирные украшения от ёлочных. Но к «безделушке» любимой внучки отнеслась со всей бережностью. И припрятала её вместе со своим обручальным кольцом. Через два дня в дом вломилась мать Лизы. Она с порога заявила, что сию минуту отправится в милицию. Если Джульетта не вернёт золотую брошь. Мами очень удивилась и достала «безделушку». Она не поверила, что внучка взяла брошку без спроса. Зато Анжелика поверила без промедления. И набросилась на мать с кулаками. За то, что она «скомпрометировала внучку». Мами ужаснулась и побежала мыть руки. На её наводящие вопросы Джульетта отвечала, что все вокруг воруют. С тех пор бабушка стала мыть руки после внучки.