Текст книги "Я отворил пред тобою дверь…"

Потом он гнал свою машину по заснеженным и запруженным транспортом улицам города, не замечая ни светофоров, ни пешеходов, ни скользкой грязи, ни других машин Не привыкший к такой езде, он несколько раз оказывался в ситуации откровенно аварийной, однако Бог миловал его и в последнюю секунду все как-то обходилось Но видимо это была последняя милость, отпущенная ему Всевышним в тот день, да и намного дней вперед.

Он понял, что случилось нечто ужасное, когда буквально под колеса его машины, едва не столкнувшись с ней из арки, что вела к дому старика, выкатился канареечный милицейский УАЗик, а следом за ним неприметный грязно-бежевый микроавтобус, с красными крестами на боках, похожий на карету «скорой помощи», но чем-то неуловимым от нее отличающийся Обе машины медленно вырулили на бульварное кольцо и неспешно покатили вниз, к Трубной площади, не включая тревожных сигналов и не стремясь вырваться вперед плотного потока машин, аккуратно стекающего по крутому спуску дороги. В неспешности этой было что-то обреченное, глядя им вслед и никак не реагируя на возмущение водителей, движение которых он сдерживал, остановившись в середине правого ряда, он остро почувствовал – им незачем спешить, этим двум казенным машинам, потому что все уже кончено.

Старого князя нашли мертвым утром. Этого могло и не произойти как угодно долго – старик жил замкнуто, но глазастая дворничиха обратила внимание, что в окнах его квартиры горит свет несмотря на то, что уже давно рассвело и день был отнюдь не пасмурный Она не поленилась подняться на второй этаж и долго звонила и стучала в массивную дверь квартиры, когда же ответа не последовало, почти уверенная в том, что случилось, женщина вызвала милицию.

Старик сидел за столом, над которым тускло горела ненужная теперь одинокая лампочка под тяжелым шелковым абажуром, надменно, как показалось вошедшим с понятыми милиционерам, выпрямившись на стуле, тонкие костлявые руки покоились на столе, будто только что оставив здесь же стоящую чашку с недопитым чаем, глаза были прикрыты, и им показалось на секунду, что старец просто крепко заснул за ужином, и сейчас, разбуженный ими, разгневается и выставит всех вон Но тут на гладкий, лысый череп старика, так плотно обтянутый тонкой старческой кожей, что легко можно было определить и пересчитать все кости, его образующие, медленно и как-то особенно дерзко выползла большая черная муха, неведомо как дожившая до середины февраля – от этого зрелища всем стало жутковато, но сомнений не осталось – князь Борис Романович Мещерский умер.

Возле распахнутой двери подъезда еще оживленно обменивалась мнениями небольшая группа случайных свидетелей – неизменные дворовые старушки, несколько подростков, явно прогуливающих занятия, молодые мам, добросовестно выгуливающие свои крохотные чада Они сбивчиво обсуждали судьбу опустевшего теперь окончательно дома – князь был его последним обитателем:.

– Наверняка снесут, интересно, что построят взамен?.

– Или реконструируют? – теперь модно Вдруг – это памятник архитектуры или представляет историческую ценность – князь-то был настоящий, из бывших.

– А наследство? Родственников-то, похоже у старика не было Может, за границей? У него ведь квартира, говорят, забита антиквариатом, картины., огромная библиотека, и еще невесть что, возможно фамильные сокровища – квартиру-то, милиция, опечатала.

– Да что толку, от той печати – долго ли дверь взломать в пустом доме-то? ".

Павлов их не слышал Он стоял возле своей машины, из которой вышел, забыв заглушить двигатель, тот негромко урчал теперь, отравляя воздух и поедая бензин – Павлов этого не замечал В его душе, сердце, сознании – в нем самом образовалась какая-то одна зияющая чернотой, холодная бездонная пустота, будто осталось только тело, ставшее вдруг абсолютно бесчувственной. оболочкой – не более. Все же иное в нем, могущее ощущать, чувствовать, думать, сорвалось в какую-то темную бездну, как только он увидел, выезжающие со двора машины, и кануло там возможно навсегда Собственно последним ощущением его было предельно ясное осознание того, что все кончено Дальше – темень и тишина Он не успел сформулировать это ощущение, подумать о том, что со стариком случилось непоправимое, познать свою вину и ощутить муки совести за то, что оставил его вчера, ударить себя еще больнее, признав, что останься он – старик был бы жив, он не ощутил еще отчаяния от того, что едва обретя, безвозвратно потерял разгадку терзавшей его столько лет тайны, он не понял еще и главного – из его жизни ушел вдруг полюбивший его и ставший бесконечно родным ему человек и не скорчился от боли. Ничего такого к нему пока не пришло – только вердикт: «все кончено» и зияющая пустота и холод внутри.

Он снова сел за руль своей машины и, не замечая да и не помня дороги, поехал домой – тело его действовало автоматически – не получая сознательных команд, просто выполняло традиционный набор действий в их постоянной последовательности. Оказавшись в своей квартире, он снял пальто и башмаки в прихожей, прошел в комнату и лег на диван – зияющая пустота окружила его со всех сторон и если бы он был способен в эти минуты думать и рассуждать, то решил бы, что умер.

В себя он пришел через трое суток – медленно и постепенно начали возвращаться чувства., он услышал как надрывно звонит телефон и вслушиваясь в громкие настойчивые сигналы понял, что надо ответить Звонили, конечно, из университета, там началась уже легкая паника и его всерьез собирались искать через милицию – три дня в его доме никто не отвечал на телефонные звонки и не открывал дверь, в которую отчаянно ломились друзья и коллеги Соседи утверждали, что в квартире стоит абсолютная тишина и вечерами не зажигается свет – решили, что его нет дома, машину он обычно оставлял на отдаленной стоянке – поинтересоваться там пока не догадались..

– Я уезжал, – сказал он в трубку ровным, но каким-то бесцветным голосом и сам удивился вернувшемуся умению говорить и формулировать фразы.

– Случилось какое-то несчастье? – подсказали ему ответ на том конце провода.

– Да, – бесцветно согласился он.

– У вас кто-то умер? – вновь пришел на помощь собеседник.

– Да, – признал он, еще не очень отдавая себе отчет, с кем и о чем ведет речь.

– Родственник? – не унималась трубка, там искренне сопереживали и хотели помочь.

– Да, родственник, – эхом повторил он, уже начиная постигать происходящее, к нему возвращалась способность мылить, он подумал: « Я ведь не лгу» и добавил, – очень близкий.

– Господи, кошмар-то какой, – ужаснулась, сочувствуя трубка, – Но что же вы не сообщили, может быть помощь какая нужна была? Как вы теперь-то?.

– Спасибо, уже лучше – ответил он и сказал правду, он действительно с каждой минутой чувствовал себя лучше, но лишь в том смысле, что к нему возвращался весь спектр человеческих чувств и ощущений Было ли это на самом деле лучшим исходом для него – он еще не знал Забвение и пустота по крайней мере укрывали его от всего того, что теперь должен он был вспомнить, осознать и прочувствовать и это врятли было лучшим Словно рухнула невидимая, но мощная плотина и, закрутив в страшном водовороте отчаяния, тоски, раскаяния и страха его онемевшую душу, на него всей своей свинцовой тяжестью обрушилось горе.

Окончательно он пришел в себя лишь через неделю и тогда же с ужасающей по своей жестокости и беспощадности ясностью понял – ключ к тайне, который он держал в собственных руках, приняв из дрожащих старческих рук князя Бориса, утрачен им безвозвратно Скорее по инерции и чтобы окончательно убедиться в правоте своих ощущений ( кроме того, он полагал, что это – есть справедливое наказание ему за предательство старого князя), он предпринял несколько попыток разыскать рукопись Глеба Мещерского Несколько недель кряду он методично объезжал все небольшие, но тем или иным приметные московские храмы и наводил справки о старом священнике, некогда служившим здесь, а ныне ушедшем на покой Ему назвали несколько пожилых священнослужителей, он так же методично посетил каждого из них, для того только, чтобы убедиться – никто из батюшек с князем Борисом Мещерским знаком не было и никаких рукописей, стало быть, от него не получал.

Оставалась последняя надежда – разыскать французского журналиста, доставившего рукопись и сделавшего с нее копию впрочем, надежда, впрочем, весьма эфемерная, поскольку он не знал даже имени этого человека – князь называл его не иначе, как просто француз, «милый француз», «настойчивый француз» и так далее, меняя лишь эпитеты..

Однако здесь провидение вдруг явило ему милость, как по крайней мере показалось сначала, потом же стало ясно, что это был просто способ сделать наказание более изощренным и ощутимым – ему подарили слабую надежду, с тем, чтобы потом вместе с нею отнять и последние жалкие остатки душевного равновесия.

Кто-то из приятелей его оказался знаком с пресс-атташе посольства Франции в Москве Их познакомили и тот обещал попробовать помочь в поисках, ориентируясь на примерно время пребывания журналиста в Москве с учетом его отъезда в Израиль и возвращения обратно Сделать это оказалось не так уж трудно, в консульском отделе посольства почти сразу вычислили соотечественника, совершавшего столь необычное турне и назвали его имя – Паскаль Жибон, независимый журналист, постоянно проживающий в Париже, сотрудничающий от случая к случаю различными изданиями и очень много путешествующий по миру Пресс – атташе оказался настолько симпатичным парнем, что обещал выяснить нынешнее место пребывание мсье Жибона и содействовать его контактам с господином Павловым. Слово свое он сдержал и позвонил Евгению Витальевичу уже через несколько дней. Голос дипломата выражал не протокольное, а совершенно искренне сожаление – Паскаль Жибон, тридцатисемилетний независимый журналист около месяца назад погиб в автомобильной катастрофе, возвращаясь из Ниццы в Париж Конечно, у него остались наследники и возможно имеет смысл связаться с ними на предмет обнаружения тех бумаг, которые интересуют господина Павлова, но это будет довольно сложный и длительный процесс, поскольку мсье.. Жибон не был женат, поэтому прямые наследники отсутствуют, а разыскивать всех прочих… Одним словом, господин Павлов наверное сам понимает…

… Господин Павлов все понимал, более того он был уверен, что наследники несчастного Жибона, никаких загадочных копий и вообще документов, связанных с последним в его жизни журналистскими или семейным расследованием в бумагах покойного на обнаружили Это Павлов знал абсолютно точно.

С той поры прошло восемь лет Доцент Павлов продолжал работать в Московском университете и по-прежнему считался крупным специалистом по истории святой инквизиции, довольно странным, правда, для многих было то, что он так и не удосужился защитить докторскую диссертацию и стать профессором, что было бы абсолютно справедливо Он как-то постепенно отошел от активной деятельности – перестал публиковаться в популярных изданиях, давать интервью, участвовать в дискуссиях, вообще – замкнулся, и, как отмечали – «сильно сдал» в последние годы. Но в, конце концов, зрелость, а за ней и старость настигают разных людей на разных этапах их жизни и возможно то, что происходило с ним, укладывалось в емкое и беспощадное понятие – возраст Так, по крайней мере думали многие из тех, кому он был небезразличен или просто, что называется, «попадал на язык».

Сам же Павлов знал другое – начиная с тех трагических событий, известных и памятных ныне ему одному, сам он и все, что его окружало начало исподволь, медленно, но совершенно неотвратимо обращаться в тлен, прах, дряхлея и рассыпаясь ощутимого для него одного, словно погружаясь в вязкую, липкую, холодную трясину смертельного забвения. Он знал, что один виновен в том, что произошло со старым князем, французским журналистом, утерянной рукописью, и даже неупокоенной душой Глеба Мещерского и других несчастных, о которых праведный старец пытался докричаться из своего небытия, и считал наказание определенное ему кем-то или чем-то свыше вполне справедливым Он понимал, что приговор вынесенный ему медленно, но неукоснительно( быт может так и определено судией) приводится в исполнение И не пытался противиться этому Он жил, просто ожидая того, когда холодная толщь трясины окончательно сомкнется над его головой..

Оставшись, наконец, один, он прошел в кабинет, не раздеваясь сел за стол, в тяжелое громоздкое черного дерева кресло, старинное, покрытое искусной резьбой, более напоминающее трон и включил настольную лампу.

Смятение царившее в его душе постепенно улеглось уступив место холодной ярости – над ним подшутили, это было ясно, но бесило его даже не это, в конце концов чувством юмора природа его не обделила. Главным было другое – шутил некто, кто обладал огромными, если не сказать фантастическими возможностями и этого, а также причину, по которой таинственный любитель столь грандиозных розыгрышей избрал в качестве предмета своих упражнений его, он не постичь не мог.

Ему было лет шесть, а может быть и пять, когда он впервые понял, что мир не ограничивается рамками их с матерью убогой квартирки, обшарпанной оградой окраинного детского сада и грязной, узкой. полоской двора, втиснувшегося между домом и вереницей железных гаражей и деревянных сараев, протянувшейся вдоль него Еще он понял, что в мире нет равенства, не было его уже и в их унылом дворе – каждое утро, в любую погоду они с матерью спешили на автобусную остановку, а потом долго тряслись в душном злобном пространстве набитого битком автобуса, что бы поспеть в детский сад, а соседский Леха вместе с мамашей гордо маячили посреди двора в ожидании пока их отец – дядя Гриша выкатит из гаража видавший виды старый «Москвич». Тогда же он решил для себя, ( как ни странно это звучит, но он совершенно точно помнил, что это было именно так и тогда ) что ни на минуту не задержится в этом дворе и в этом убогом мире Позже, уже став постарше и получив возможность самостоятельно ездить по городу, он при первой возможности уезжал в центр и там просто слонялся по шумным улицам, внимательно разглядывая людей, особенно тех, кто заметно отличался от серой безликой толпы прохожих Вскоре он безошибочно вычислял тогдашних хозяев жизни – уверенных в себе, надменных, откормленных и хорошо одетых Правда по улицам они почти не ходили, но он ловил мгновенья, когда они, покидали салоны своих машин и заходили в рестораны и модные кафе, театры, престижные дорогие комиссионки, валютные «Березки», иногда – ловили такси как-то особенно уверено и небрежно голосуя у кромки тротуара Однако тогда уже он понимал, что и они отнюдь не главные в этой жизни – изредка по центральным магистралям, привлекая внимание толпы воем сирен и царственным мерцанием «мигалок», поносились кортежи правительственных машин, он всегда подолгу смотрел им вслед, пытаясь представить себе тех, кого скрывали от любопытных глаз плотные шторки на окнах лимузинов Сильно удивляя мать, он с малолетства всегда внимательно смотрел программу «Время» и знал пофамильно всех членов Полтибюро и первых секретарей компартий союзных республик Он хорошо учился в школе и старательно внедрялся в когорту активистов, настроив себя на долго и упорное проникновение в ряды правящей партийной элиты, начиная с самых низших ступеней номенклатурной лестницы Именно так он формулировал тогда свою задачу, именно так, слово в слово, он хорошо это помнил теперь и готов был поклясться чем угодно, что это правда Почти блестяще, едва не дотянув до золотой медали, закончив школу, он выбрал для поступления институт пищевой промышленности, и отнюдь не потому, что туда относительно легко было поступить, с его аттестатом и знаниями он мог дерзнуть и на более престижные столичные ВУЗы и имел хорошие шансы пробиться в число их студентов. Но он понимал что продвигаться далее среди привилегированных отпрысков будет много сложнее, нежели в толпе среднестатистических советских студентов, которая заполнит аудитории скромного ВУЗа И тут новейшая история его отечества преподнесла ему поистине царский подарок – наступил год одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый – грянула перестройка и рухнули все сословные и кастовые номенклатурные ограничения и перегородки Сакраментальное: «Кто был ничем, тот станет всем» – вновь, хотя и не декларируемое официально, пронеслось над Россией – и наступило его время..

С тех пор ничего или практически ничего в его жизни не происходило случайно – он просчитывал заранее каждый свой шаг и каждый шаг тех, кто может каким-то образом повлиять на его продвижение Сначала он делал это в одиночку, потом, когда появилось достаточно денег стал щедро платить профессионалам, благо недостатка в таковых в то время не было – низвергались монстры советских спецслужб – высокопрофессиональные их кадры – аналитики, психологи, разведчики, оперативники без сожаления вышвыривались на улицу, прямо под колеса роскошных иномарок – в жизнь торжественно въезжали ее новые хозяева " Личная охрана и безопасность – совершенно разные вещи Что интересует вас? " – спросил его шестидесятилетний генерал КГБ, бывший начальник одного из расформированных за ненадобностью управлений "

Безопасность в самом широком понимании этого слова" – ответил он «Это меня устраивает, – кивнул головою генерал, – я принимаю ваше предложение».

Разумеется, случались в его жизни и поражения, и провалы. Но он всегда имел, если не до события, то уж непременно после него – подробный анализ произошедшего. Он знал своих конкурентов, противников и врагов, как нынешних, так и вероятных в будущем, сознательно и почти всегда безошибочно выбирал объекты дружбы и приятельства, и даже женщины попадали в поле его внимания в соответствии с четкими, соответствующими задачам данного этапа его жизни, критериями..

Один лишь раз, начав роман в полном соответствии со своими критериями и принципами, он скоро понял, что женщина оказалась намного глубже и сильнее, чем он хотел бы видеть временную партнершу и, собственно, мог себе позволить, не опасаясь осложнений, однако распознав это, он почему-то не прервал их отношения, а напротив постепенно втянулся в них достаточно глубоко, более того – он ощутил некую зависимость от всего, что происходило между ними, по крайней мере ему стали необходимы все более частые встречи с ней и дело было даже не в физическом влечении. Хотя в этом плане она безусловно нравилась ему. Главным было то, что она быстро овладела искусством удивительно правильно и тонко понимать и чувствовать его, порой она произносила вслух то, что он тщетно пытался сформулировать, порой он ловил себя на том, что обсуждает с ней проблемы., о которых недавно избегал рассуждать даже наедине с собой Он чувствовал, как она постепенно овладевает им, проникая в самые отдаленные уголки его души и сознания, впрочем это проникновение было взаимным И, видит Бог, ему не хотелось это прерывать Однако сделать это было надо, женитьба не входила в его ближайшие планы, да дело было в общем-то и не в этом – она никогда не настаивала на браке, важнее было другое – ему неожиданно приятно было ощущение этого проникновения и редкой душевной близости с другим человеком. Но нестерпима была мысль о собственной зависимости от кого или чего бы то ни было. Разрыв довольно тяжело дался ему, и он вынужден был даже признаться себе в трусости, ибо испугался последнего объяснения и просто внезапно исчез из ее жизни, мастерски, как умел это делать, обрубив концы и малодушно скрывшись за кордонами доверенных лиц, когда она, потрясенная и не понимающая что и почему происходит, отчаянно и неумело пыталась до него достучаться. Впрочем, это было исключение, которое только подтверждало правило – все в его жизни подчинено жесткой логике стоящих перед ним задач.

То, что произошло сегодня, в рамки этой логики не укладывалось категорически – это было мучительно для него и порождало в душе – давно неведомые ей чувства – бессильную ярость и страх Сейчас, сидя уже некоторое время, как был, не снимая пальто, за столом в своем кабинете он проиграл в уме всю загадочную ситуацию до мельчайших подробностей и действительно испугался вот чего – он понял, что разбираться в ней ему придется одному, не привлекая привычную обойму людей, организаций и техники, потому что никому о том, что произошло рассказать было нельзя – это не возможно было понять, руководствуясь обычным человеческим, даже очень изощренным разумом и, следовательно, в это просто никто не поверит Позволить себе выглядеть смешным да еще испуганным фантазером он категорически не желал и не мог, это одно могло в одночасье разрушить его образ, который расчетливо и упорно он ваял долгие уже годы и который по его замыслу должен стать одним из решающих факторов достижения им конечной своей цели – он хотел обладать властью, причем в самой высокой из возможных в этой стране ее точек.

В то же время разобраться в этой ситуации было необходимо, но он понятия не имел как к этому подступиться.

Было еще нечто, что, безусловно, будоражило его душу, правда сейчас он не придавал этому значения Пятьдесят тысяч были для него, конечно, всего лишь определенной и не такой уж крупной относительно размеров его состояния, денежной суммой, не более Но то, так стремительно без малейших умственных, физических, нравственных и каких бы-то ни было затрат и усилий и без малейшего риска, к тому же, они буквально свалились на голову., его не столько поразило, сколько задело, заставив зазвучать в душе какие-то неведомые ему ранее струны Однако рассуждать на это тему сейчас у него не было ни времени, ни сил, ни желания, от просто отмахнулся от нее, поглощенный более существенной проблемой Она, однако, категорически не давалась в руки Старинные настольные часы в тяжелом бронзовом корпусе показывали уже четыре часа утра Он решил, что прежде следует хорошо выспаться и не очень, правда, отдавая себе отчет, прежде чего, тяжело поднялся из-за стола и, наконец, снял пальто, швырнув его прямо на пол.

Спал он, на удивление, спокойно, глубоко, без сновидений.

Сон его скорее даже было похож на глубокое забытье, но ровно в девять утра без всякого будильника, как и всегда, он проснулся В первые секунды пробуждения и это тоже было привычно, он не очень ориентировался в реальном времени и пространстве, но остро чувствовал присутствие какой-то большой неотвратимой беды – это было непривычное и очень неприятное ощущение Через несколько секунд ощущение потерянности во времени уже оставило его – он мог с мельчайшими подробностями воспроизвести события вчерашнего дня и весь ход своих ночных размышлений, но от этого смутная тревога только усилилась Впервые за много лет ему не захотелось покидать теплую уютную постель, и прыгать на подножку уже громыхающего вовсю, как старый трамвай на сонном еще бульварном кольце, трамвая, имя которому было – новый день А маршрут? Это тоже было впервые за много лет – маршрут был ему неизвестен. Что де касается конечной остановки, то там его ожидало нечто, не открывшееся ему сейчас даже намеком, едва уловимой тенью догадки, скользнувшей в подсознании, неясным бликом сновидения и от этого еще более зловещее и пугающее.

Пейджер, однако молчал, вернее он беспокоил его постоянно, заставляя испытывать целую гамму давно забытых а то и вовсе незнакомых чувств, от которых противно холодели руки и тело становилось отвратительно липким от пота, а внутри все как-то холодело и замирало, словно наступала маленькая короткая смерть. Но приходили всего лишь обычные деловые и не очень деловые сообщения – приглашения где-то с кем-то встретиться, напоминания об исполнении обещанного, оперативные вопросы подчиненных и их же оперативные ответы – словом то, что всегда Жизнь шла обычным чередом, но жить ему было очень и очень трудно – чем бы он не занимался, он постоянно думал о том, что произошло накануне, и потому делал все непозволительно и совершенно непривычно для себя плохо Еще большая беда была в том, что чем больше он напрягал свой мозг-интеллект, логику, память, чем больше концентрировал волевые усилия, чем интенсивнее расходовал при этом душевные и физические силы, пытаясь разгадать злорадно подкинутую кем-то загадку, тем дальше загонял себя в тупик и все ощутимее терял равновесие..

Так продолжалось почти неделю, точнее шесть дней. Он был измотан и к главной проблеме добавилась еще одна, также чрезвычайно насущная для него – не дать окружающим почувствовать происходящие с ним перемены – она требовала дополнительных усилий, а силы были почти на исходе В то же время, простраивая свою линию защиты, мозг его породил и настойчиво внедрял в сознание мысль о том, что случившееся, в принципе, может больше не повториться Да, это была странная, тревожная, пугающая даже, но – случайность Она не повторяется и, стало быть, может быть отнесена к категории необъяснимых загадочных историй, которые с каждым человеком хоть раз да случаются в жизни, и постепенно забыта Он начал все чаще думать об этом и мысль эта, надо сказать прямо, приносила некоторое облегчение и надежду.

Однако наступил день седьмой, и они стремительно и бесследно развеялись, как тает по утрам туманная дымка, в которую любит кутаться рассвет – в одиннадцатом часу утра он получил сообщение на пейджер.

– Здесь, пожалуй, можно поставить точку Думаю все, чем вы могли помочь мне, вы сделали и даже более того Теперь, собственно и начнется моя работа, точнее он уже началась, но более пока вам знать не надо Через некоторое время я предоставлю вам результаты – думаю они превзойдут все ваши ожидания и даже самые смелые и несбыточные, уверен в этом, как и в том, что ждать осталось не так уж долго А пока вы свободны? Вас это радует?.

– Радуюсь ли я? Вероятно, да Но это очень специфическая радость Думаю, если технические приспособления и приборы могли испытывать чувства, то наши ощущения были бы схожи К примеру, компьютер, на котором долго безостановочно работали, а потом выключили, завершив процесс, наверное испытал бы нечто похожее Итак, все завершено, по крайней мере та часть работы, которая требовала моего участия Каким будет результат я почти не представляю, но меня это особенно и не волнует Как странно Чуть больше десяти дней назад я без колебаний отдала бы все отпущенные мне на этой земле дни( впрочем тогда казалось, что осталось их совсем чуть-чуть ), чтобы узнать, как и что происходит с ним сейчас. Если бы кто-то, к тому же, сказал мне ( тогда, однако я врятли поверила бы, но тем не менее ) что его постигнет кара за все те страдания что претерпела я по его вине, и мне дано будет о той каре узнать, я отдала бы не только свои оставшиеся дни – их бы наверняка не хватило, чтобы по заслугам наградить принесшего эту весть – так вот, я бы без малейших колебаний отобрала бы жизни у любого количества людей., даже самых мне близких, чтобы набрать сколько потребуется этих самых разменных монет-дней.

Теперь же все это обещано мне наверняка за очень смешную плату – немного денег и двенадцать дней жизни, заполненных всего лишь престранными долгими беседами в удивительном, словно заколдованном доме, как сказочный замок, скрытом от посторонних глаз в заснеженной лесной глуши. А я не знаю даже радоваться мне или нет и не особенно забочусь конечным результатом.

Собственно, чему ж тот удивляться – он ведь сотворил то, что твердо обещал – он вылечил меня или… убил Иногда мне кажется, что прежняя я все-таки умерла, как и собиралась, и не узнать теперь никогда, своей ли смертью, а я сегодняшняя – нерукотворное создание моего целителя, и на все это потребовалось ему всего-то двенадцать зимних дней..

– Не рады, вижу Это усталость Вы ведь наверное очень устали?.

Устала ли я? Очевидно, устала И эта усталость, видимо, изгнала из моих ночей бессонницу – теперь я засыпаю мгновенно и сон мой темен, холоден и глубок, как гулкая бесконечность старого колодца на таежной заимке Устала ли я? Конечно устала, но эта усталость сродни радости моей – усталость электронной машины, которую долго. и настойчиво эксплуатировали, с максимальной нагрузкой, на пределе используя все ее возможности. Так и было – по крупицам, хотя здесь уместнее будет сказать файл за файлом из моей памяти извлекались мельчайшие детали, подробности, штрихи, и едва заметные черточки, из которых сразу же и буквально на моих глазах воссоздавался образ человека, некогда настолько близкого, что я ощущала его как физически неотъемлемую частью себя, и потеря его стремительно и неизменно вела к моей смерти, так, по крайней мере казалось. Теперь меня заставили отстранено и методично, вспомнить о нем все – манеры, привычки, склонности, характерные жесты и фразы, любимые блюда и то, как он водит машину, разговаривает с охраной, отвечает по телефону, во сколько встает и каким одеколоном предпочитает пользоваться по утрам – я выдавливал из себя воспоминания по капле и вместе с тем стежок за стежком, распарывался шов, которым судьба, по живому, намертво связала нас, а точнее привязала меня к нему Иногда мне казалось – еще одна деталь, вдруг пришедшая мне на ум и добавленная к его портрету и сгусток воспоминаний станет настолько плотным, что в полумраке уютной мансарды материализуется он сам и, легко опустившись на диван самым естественным образом вступит в беседу, на лету подхватив чью-нибудь повисшую в воздухе фразу..

Теперь все было кончено – я была свободна и меня, действительно мало волновало, что станется дальше с ним Впрочем, слово было сказано мною и целитель мой, а теперь и нанятый мною палач, выполняющий мною же вынесенный приговор не собирался оставлять начатого дела, и я, да и, никто пожалуй, на смог бы его остановить Я, однако, и не пыталась Зачем? Мне было все равно И, кроме того, тут он, как всегда, впрочем был прав – я действительно устала. И мне ничего не остается, как согласиться с ним.

– Да, наверное, я устала.

– Это естественно И вот что, отправляйтесь-ка отдыхать.

– Отдыхать? Куда?.

– Совершенно безразлично. Лучше путешествовать и где-нибудь подальше от этих мест Купите какой-нибудь экзотический тур или отправляйтесь в океанский круиз Да, кругосветное путешествие – это как раз то, что вам нужно сейчас Во-первых, для завершения работы над собой неплохо вам будет радикально сменить обстановку Ну и, во-вторых, буду честен, на этом этапе вам не надо находиться подле меня – вы можете мне помешать.

– Я сегодня же, если хотите, уеду домой.

– Это совсем не то, что я имел в виду, и я вовсе не намерен гнать вас немедленно Лучше, если нас сейчас будет разделять нечто большее, чем московская кольцевая дорога, нас с вами, да и вас с вашим предметом, впрочем, уже бывшим предметом Я прав?.