Текст книги "Повседневность Средневековья"

Крестьяне

В мире голода и нищеты крестьяне существуют на пределе возможного. Зачастую речь идёт об их физическом выживании. История сохранила эти картины. В Pierce the Ploughmans Crede есть описание английского крестьянина и его семьи, сделанное около 1394 г.: у бедняка, шедшего за плугом, капюшон в дырах, из рваных покоробившихся башмаков вылезают пальцы ног. «Человек этот утопал в грязи по самые щиколотки; впереди него плелись четыре коровы, до крайности исхудалые… Жена шла рядом с длинным стрекалом в руке… Она шла босиком по ледяной земле и из ног её сочилась кровь. У края поля стоял небольшой короб для мусора, в нём лежал младенец, завёрнутый в тряпье, а с другой стороны ещё двое малышей двухлетнего возраста, и все они выводили жалостную песню. Их голоса сливались в один крик – вопль нищеты. Бедный пахарь горестно вздыхал и повторял: “Тише, дети!”».

Борьба между замком и деревней шла постоянно – то в виде партизанской войны, то выливаясь в бунты и восстания. Пассивное сопротивление крестьян выражалось в саботаже, воровстве, браконьерстве, даже в бегстве. Работа на барщине требовала жёсткого контроля из-за нерадивости крестьян, не позволяла вводить прогрессивные методы: например, сеньору не советуют пользоваться конной упряжкой из-за возможных «козней пахаря». Ситуация напоминает античное рабство, так как недобросовестность, низкая эффективность свойственны подневольному труду в целом.

Отчаяние, вызванное нищетой, выливалось в крестьянские бунты. Во время вооружённых столкновений враждебность в отношениях между замком и деревней проявлялась особенно резко, приводя к крайне жестоким эксцессам. Так, в хрониках Жана Фруассара, посвящённых Жакерии, рассказывается о бесчисленных злодеяниях, творимых бунтовщиками: поджогах, убийствах, насилиях. Среди них есть описания крайне извращённых жестокостей: «…они убили одного рыцаря, насадили его на вертел и… поджарили на глазах жены и детей… заставили её и детей есть испечённое мясо рыцаря, наконец их убили, предав страшной смерти».

А вот впечатляющая картина расправы с восставшими графа Рауля из «Романа о Ру», повествующем о крестьянском восстании в Нормандии:

 
Многих вилланов он на кол сажал,
Жилы тянул, кисти рук отсекал.
Прочие были живьём сожжены,
Иль раскаленным свинцом крещены.
В успокоенье сумел преуспеть —
Без содроганья нельзя посмотреть.
 

Жестоки обе стороны. Крестьянами движет отчаяние, сеньорами – страх, упование на расправу. Военные столкновения во все времена сопровождались бесчинствами и насилиями, но хроники передают особый колорит той суровой эпохи, скорой на суд и расправу, глухой к страданиям бренной человеческой плоти.

Повседневная жизнь крестьян зависела от среды обитания. Преобладающая форма поселений – деревня, а в горных местностях – хутор. Нередко они возникали у стен замка или монастыря, предоставлявших крестьянам убежище. Территория деревни включала в себя, кроме места поселения, пахотную землю и альменду. Внутренняя территория, то есть сама деревня, состояла из крестьянских дворов, церкви, деревенской площади, обнесённых валом или оградой. Крестьянский двор – это само жилище, хозяйственные постройки, сад, огород. Пахотная земля делилась на отдельные участки, и каждая семья, получив участок, обязана была платить соответствующие подати. С развитием двух– и трёхполья создаётся система «открытых полей», вводится принудительный севооборот. Альменда – земельные угодья, находившиеся в общем пользовании: пастбища, леса, луга, пустоши, места рыбной ловли, глиняные и песчаные карьеры. Было запрещено использовать эти угодья с целью обогащения: нельзя, например, рубить лес или ловить рыбу на продажу.

Крестьянский коллектив – община. Объединяя и сплачивая крестьян, она могла дать отпор сеньориальным притязаниям, защищая интересы своих членов. В то же время с помощью системы круговой поруки, введя взаимный контроль и ответственность друг перед другом, коллектив становится гарантом своевременного и полного выполнения феодальных повинностей. Поддерживая индивида, он одновременно подавляет его. В крестьянской среде отсутствует иерархия, крестьяне мыслятся как равные субъекты. Однако в действительности в общине происходит постепенное расслоение, появляются зажиточные семьи, руководящие и заправляющие всеми делами. Из них выбирается либо назначается деревенская администрация: старосты и присяжные. Они выступают посредниками между деревней и замком, арбитрами в спорах соседей, занимаются благотворительностью, ссужают деньги.

Для крестьянского образа жизни в наибольшей степени характерны консервативно-традиционалистские ориентации. Неизменность своей доли – убеждение, усвоенное с детства, воспитанное церковью и общиной. «Они были вилланы, и дети их пребудут вилланами во веки веков», – учила церковь. Наследование детьми социального статуса родителей характерно для всего средневекового общества, но в крестьянской среде оно выражено наиболее отчётливо. Традиционализм имел и другой аспект: сельская община выступала хранителем патриархальных устоев, которые проявлялись в разных жизненных аспектах, в частности, не только трудовых, но и культурных, – песен, плясок, обрядов и праздников, соединивших язычество с христианством. Жизнь земледельца в полной мере подчинялась природным ритмам и обычаям. Счёт лет шёл лишь по отдельным событиям, войнам или стихийным бедствиям.

Горожане

Патриархальные устои деревенской жизни постепенно разрушаются товарно-денежными отношениями. Источником новых веяний становятся города. В известной степени они «питались деревней», эксплуатировали её, манили и пугали своим богатством. Им удалось сделать то, что было не по силам деревне: горожане освободились от личной зависимости. «Городской воздух делает свободным»: по средневековой норме человек, проживший в городе определённый срок, обычно год и один день, становился свободным.

Город создает особое сословие горожан. Он объединяет своих жителей в городскую общину, коммуну. Войти в неё можно, только имея определённое состояние. Её полноправные члены обладают рядом привилегий и вольностей и именуются бюргерами. Это личная свобода, подсудность городскому суду, участие в городском ополчении, в городском самоуправлении – там, где оно имелось. Вне городской общины остаются бедняки и чужаки, клирики и евреи. Члены коммуны мыслятся как равные. Этот принцип бросает вызов всему феодальному миру – замкам, церквам, монастырям. «Коммуна – это отвратительное слово», – так выразил их неприязнь в своей знаменитой фразе церковный хронист XII в. Гвиберт Ножанский.

Создав систему правовой унификации, городская коммуна не могла, да и не ставила своей целью искоренение экономического и социального неравенства. Население города составляло своеобразную пирамиду: патрициат; состоятельные торговцы, ремесленники-цеховики и домовладельцы; рядовые горожане, в том числе занятые продажей услуг, – матросы, возчики, носильщики, слуги; затем городской плебс и деклассированные элементы.

Во главе города стоял патрициат. В него входили богатые домовладельцы, ростовщики, купцы-оптовики, верхушка цеховых мастеров. Из этой замкнутой группы наследственной городской аристократии формируется городской совет, судебная коллегия и администрация. В их руках находится и, как правило, используется в их же интересах городское имущество, строительство, налогообложение. Патриции подражали в быту феодалам: носили гербы, участвовали в турнирах, роскошно одевались, имели великолепные дворцы, занимавшие целые кварталы. Они образовывали обширные линьяжи, подобные феодальным, – некие средневековые Монтекки и Капулетти.

На следующей ступени – ремесленники-мастера и состоятельные торговцы. Средневековое ремесло и торговля имели корпоративную структуру. Лица определённых профессий объединялись в союзы – цехи, гильдии, братства, компаньонажи, которые устанавливали монополию на каждый вид деятельности. Полноправный член цеха – мастер, который трудится в своей мастерской. Ему помогали подмастерья и ученики. Прохождение низших ступеней обязательно для ремесленника. Обучение длилось долго, от 2 до 12 лет, так как приёмы и инструменты осваивались в процессе прямой передачи навыков, а мастерство достигало весьма высокого уровня, было «на кончиках пальцев». До периода замыкания цехов позднего Средневековья каждый ученик мог стать подмастерьем, а затем и мастером. Для этого ему нужно было сдать экзамен, то есть изготовить пробный образец – шедевр, заплатить вступительный взнос и устроить пирушку для мастеров. С XIV в. только родственники мастера могли рассчитывать на вступление в цех. Мастера всё сильнее эксплуатировали и подмастерьев, и учеников – рабочий день мог доходить до 14 и даже 18 часов.

Цех строго регламентировал производство, проводя эгалитарную политику: рынок сбыта был узок, и для сохранения ремесла необходимо было устранить конкуренцию. Цеховые уставы определяли условия труда, применяемые технологии, сырьё, инструменты, число подмастерьев и учеников. В частности, запрещалась работа в праздничные дни и в ночное время, технические усовершенствования, также регулировались цены. Цеховые нормы также контролировали качество продукции, устанавливая параметры готового изделия. Например, какой ширины и цвета будет ткань, сколько нитей в основе.

Цехи имели собственного святого покровителя, свою церковь, они являлись одновременно религиозным объединением. Оборона города также строилась по цеховому принципу: члены цеха сплачивались в боевой отряд вокруг своего знамени. Цехи организовывали всю частную жизнь мастеров: занимались благотворительностью, оказывая помощь в случае болезни или смерти мастера, выполняли функции надзора за нравственностью, особенно строго контролируя поведение учеников и подмастерьев, принимали у них экзамен. И наконец, они заботились о досуге мастеров и членов их семей: устраивали пирушки, танцевальные вечера и другие развлечения.

Купеческая среда имела свою элиту, которая была объединена в торговые гильдии. Это, как правило, богатые торговцы-негоцианты, ведущие транзитную торговлю. Основную массу торговцев составляли мелкие лавочники, разносчики, занимавшие одинаковое с ремесленниками положение, а зачастую и являвшиеся ремесленниками или крестьянами, продающими продукты своего труда. «Для настоящей торговли не было места, – отмечает историк Э. Поньон, – так как профессия купца была не только опасна, но и “бесполезна“ – практически все товары, за исключением оружия, были тем, без чего можно обойтись, то есть предметами роскоши».

Низшие слои города – городской плебс, рабочий люд – образуют пеструю смесь. Слуги, подмастерья, носильщики находятся вне городской общины и лишены какой-либо защиты. Городские поденщики и подмастерья составляют слой средневековых наёмных работников, предпролетариата. Начиная с XIII в., этот слой постоянно растёт, пополняясь за счёт обедневших крестьян и ремесленников.

Луазет Лиде. Свадебный пир Аруса и дочери Оливье. 1468

На самом дне находилась беспокойная масса нищих, бродяг, бездомных. Нищенство – постоянная данность средневековой жизни: это состояние осмысливалось как угодное Богу. Созерцательному, паразитическому образу жизни отдавалось предпочтение перед деятельным, жить подаянием было незазорно. «Христовы бедняки», «избранники Божии» – так именовали их, помня о тех, кто первый воспринял проповедь Христа, кто пошёл за ним. Нищенские монашеские ордены сделали из бедности духовную ценность, а милостыня почиталась как одно из средств спасения души: молитва сирого и нищего будет скорее услышана на небесах и поэтому бедные могут стать заступниками богатых.

«Христарадничающих» кормили при замках и монастырях, плодя до бесконечности их число. Раздача милостыни – непременная составная часть любого праздника, а дворцовый этикет включал бедняков и нищих в торжественные церемонии, отводя им роль объектов благодеяний владетельных особ. Смирение, уничижение – таков лейтмотив королевского подвига милосердия: например, королева Шотландии Святая Маргарита в XI в. мыла ноги нищим и раздавала пищу сиротам, а Людовик Святой посещал бедняков и также кормил их из своих рук.

Нищенство тесно связано с бродяжничеством. Большое количество бродяг – одна из примет времени. Средневековье выталкивает на дорогу изгоев, преступников, пилигримов. В городах низший слой населения текуч, лица постоянно меняются. Они образуют слой так называемых вредных людей, живущих не только за счёт подаяния, но и за счёт воровства, проституции, мошенничества и других непозволительных занятий. Игроки, бродячие школяры, паяцы, фокусники, искатели приключений, распутные женщины странствуют по городам и весям, творят всевозможные бесчинства. Они появляются всюду, куда стекается народ и где устраиваются праздники, пускаются в разгул.

Таков пёстрый мир, образующий основание феодальной пирамиды: «трудящиеся», кормящие всё средневековое общество и презираемые верхами, и его изгои, вытолкнутые на дорогу.

Глава IV
Женский мир. Семья. Культ Прекрасной Дамы

Женщина и семья

В период Средневековья женщина занимает второстепенное, подчинённое положение. Отношение к ней общества закреплено в догматах христианской религии. Апостол Павел объявляет женщин существами зависимыми, ставит их ниже мужчин: «…ибо не муж от жены, а жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа». На женщину возлагается вина за первородный грех. Грехопадение в раю – главный источник, питающий западную женофобию. Она получила дальнейшее развитие во взглядах крупнейших христианских теологов – в этом ряду могут быть названы Тертуллиан, Августин и другие Отцы Церкви, а также в системе морали, господствовавшей в средневековом обществе. Её отличает аскетический и антисексуальный идеал, мизогиния, превосходство мужчины над женщиной.

Поскольку «плоть» объявлялась вместилищем зла, а женщина – носительницей греховного соблазна, «вне закона» оказывалась вся сфера эротического. Идеал, к которому нужно стремиться, – абсолютное воздержание, девственность, так называемый духовный брак. «Тело же не для блуда, но для Господа…» – формулирует Павел одну из основополагающих идей. Раннехристианские взгляды, сложившись в стройную систему, воплотятся в аскетизме и монашестве, получившем мощное развитие в Средние века. Понятно, что церковный идеал исключительно любви к Богу не мог диктоваться всей массе населения. Для мирян церковь утверждает особые правила, отнюдь не противоречащие центральной установке.

Средневековая миниатюра

Брак становится таинством. К таинствам в христианстве причисляют особые культовые обряды, совершаемые священнослужителями, в результате которых на верующих нисходит Божья благодать. Главной целью брака объявляется рождение детей, продолжение рода, как и всего человеческого рода в целом. Помимо деторождения церковь признаёт и другие основания для вступления в брак: оказывать друг другу помощь, давать советы, избегать греховной страсти, заключать мир, как это может происходить в династических браках. «Греховное вожделение» изначально исключается из семейных отношений. Супруги не должны слишком горячо любить друг друга, плотские отношения продолжают считаться греховными, а идеал аскезы сохраняется.

Церкви пришлось долго бороться, чтобы на место языческого обряда бракосочетания пришло церковное таинство. Когда-то, на заре Средневековья, язычники сочетались браком по своему обычаю: франки, например, кольцом и динаром. Когда языческие обряды сменились христианской церемонией, церковь стала освящать все этапы на пути к семейному союзу: заключение контракта, помолвку, церемонию бракосочетания. Она берёт на себя повседневное руководство, контролируя семейную жизнь, строго надзирая за нравственностью. Так, состоящим в браке лицам были запрещены побочные связи, а также доступ в публичные дома. Обращает на себя внимание тот факт, что выполнялись эти канонические требования с большим трудом. Только в конце VIII в. впервые запрещены разводы, священники получили право проверять степень родства, а в начале IX в. было узаконено участие священнослужителей в церемонии бракосочетания.

Вступать в брак разрешалось, как и в античности, в весьма раннем возрасте: невесте должно было исполниться 12 лет, а жениху – 14. Иногда женились и выходили замуж ещё раньше. Выбор супругов определялся имущественными или престижными интересами, а также политическими амбициями, что характерно для правящей верхушки. Заключение брака должно было служить благополучию и преуспеянию рода, и потому право принимать решение принадлежало главе семьи: отцу, старшему родичу или же сеньору, опекавшему своих вассалов, его жену и детей в случае гибели последнего.

«Муж есть глава жены» – эти слова апостола Павла говорят о патриархальном характере средневековой семьи больше, чем длинные рассуждения. Это отношения учителя и ученика, и средневековое общество признает за мужчиной право учить жену. Формы такого «просвещения» чрезвычайно разнообразны, в том числе применялась и физическая расправа, что вполне соответствовало духу времени. Например, в Англии вплоть до Нового времени мужчин не наказывали за избиение своих жён палками, если последние были не толще большого пальца руки.

Женщина на протяжении многих столетий была лишена имущественных прав, и даже жёнам титулованных аристократов после смерти мужей оставались лишь титулы, которые, однако, также не передавались по женской линии. Вплоть до XII в. жёны и дочери феодалов не могли наследовать земельных владений, которые, за неимением сыновей, отходили к другим родственникам по мужской линии. Получив такие права, женщины тем не менее продолжали оставаться пассивными посредниками при передаче наследства, так как опека над женой и детьми погибшего вассала принадлежала сюзерену. Он и решал их судьбу, исходя из собственных интересов.

Церковь объявляла брак вечным и нерасторжимым, но разводы всё-таки происходили, хотя и довольно редко. В классическое Средневековье поводом для развода могло стать, например, отсутствие детей. В отдельных случаях шли на некую хитрость: расторжению подлежал брак, заключённый с нарушением церковных установлений, ведь в таком случае он не мог считаться таинством. Декларируемая моногамия на протяжении веков, увы, остается недостижимым идеалом. Начиная с франков, знатные вельможи меняют жён так часто, как им заблагорассудится. Судя по хроникам, первые Меровинги напоминали восточных владык, беря себе всё новых наложниц, делая их жёнами и расставаясь с прежними. Франкский сеньор имел столько жён, сколько мог прокормить, отмечали историки. В поместьях магнатов начиная с VI в. имелись так называемые голубятни – дома служанок, удовлетворявших специфические запросы сеньоров.

В течение всего Средневековья существует конкубинат. Собор в Толедо в 400 г. разрешил его, рассматривая как постоянный внебрачный союз либо как неоформленный брак. Он был широко распространён, в результате чего появилось большое число внебрачных детей. В среде феодалов побочные сыновья, бастарды, признавались семьями, их положение не считалось позорным. Конкубинатом активно пользовалось духовенство, которому был запрещён официальный брак. Только в XVI в. на Латеранском соборе 1516 г. светские и церковные власти смогли положить конец данному институту.

Средневековый человек, в отличие от гражданина античного полиса, в первую очередь принадлежал семье и лишь затем – обществу. Малая семья – отец, мать и дети – входила в состав домашней общины или большой семейной группы – линьяжа. Больше всего известны линьяжи в высших слоях общества: в феодальных либо патрицианских кругах. Они включали в себя кровных родственников, побратимов и зачастую вассалов – то есть весь род, совместно владевший землей и другой недвижимостью. Для мужчин феодального линьяжа воинские обязанности и вопросы чести были не менее важны, чем хозяйственные интересы. Его члены связаны узами родственной солидарности, и потому род проявлял сплочённость и на поле боя, и во время междоусобиц. Отстаивая честь рода, мстя за действительные или мнимые оскорбления, линьяжи сталкивались в кровопролитных файдах – средневековой вендетте.

Кровная месть на протяжении столетий оставалась незыблемым законом средневекового Запада. Ответственность за содеянное также несли все родственники, например, при проигрыше в ордалии – судебном поединке. Так, проиграв ордалию, отчим Роланда Ганелон и почти все его родственники были казнены. Поддержка рода – важная реалия, и потому сила и могущество линьяжа определялись не только знатностью его членов и богатством земельных владений, но и количеством родственников.

Публичный дом в средневековой Франции

Многочисленность родни одновременно создавала и крайне напряжённую ситуацию. Соперничество, характерное в целом для рыцарской элиты, проявлялось и в семье. Каждый линьяж – это микрослепок феодальной лестницы, в каждом должна выстраиваться властная иерархия, определяться «порядок клевания». От рыцаря требовались доказательства его состоятельности как военного командира, сеньора и вождя, в чём он и практиковался с юношеских лет. Это приводило к соперничеству между родными и сводными братьями, дети восставали против отцов, бастарды боролись за власть. История даёт тому массу примеров: борьба между сыновьями Вильгельма Завоевателя или бунт детей английского короля Генриха II против отца.

Большая семья характерна также для ремесленной и крестьянской среды. Здесь она принимает форму домашней общины, ведущей совместное хозяйство. В деревне её члены обрабатывают общий земельный надел, в городе совместно трудятся в мастерской хозяина. К общине могут принадлежать и слуги: так, в доме мастера живут и кормятся ученики и подмастерья, зачастую женясь потом на хозяйских дочерях.

Вклад женщины в средневековое хозяйство был чрезвычайно высок. Труд крестьянки был почти тождествен мужскому. Она работает в поле, на своём огороде, ведёт дом, занимается подсобным промыслом. Представительницы высшего класса руководят работой гинекеев – мастерских, где выполняются типично женские работы: прядение, ткачество, пошив одежды, изготовление отделки и аксессуаров. «Люди прялки» – так называют женщин той эпохи. Женщины из низов нанимаются в прислуги, работают белошвейками, прачками, банщицами, торгуют на рынке.

В средневековом городе наблюдался избыток женского населения. В результате войн и междоусобиц, опасностей торговых путей мужчины погибали значительно чаще. Часть их была лишена возможности вступать в брак. В первую очередь это относится к клирикам. Первоначально безбрачие было обязательным только для монахов и высшего духовенства, но в XI в. оно распространилось на всё католическое духовенство – эта практика носила название «целибат». Папа Григорий VII возвел его в ранг церковного закона. Ремесленники при вступлении в брак обязаны были доказать наличие самостоятельного заработка, поэтому цеховые подмастерья, как правило, были обречены на безбрачие. С XIV в. начинается замыкание цехов, и допуск в них подмастерьев ещё больше сокращается. Образуется категория так называемых вечных подмастерьев, и число холостых мужчин возрастает до ненормальных размеров. Эти обстоятельства способствовали снижению количества заключаемых браков и провоцировали развитие проституции.

«Бани Сергея Ората». Национальная библиотека Франции. 1475–1480

Такого явления как греческий гетеризм, в то время в Западной Европе не существовало. Средневековая проституция функционировала преимущественно в закрытой форме цеховой организации. Государство стремилось поставить её под контроль. Дома терпимости в XIII в., как правило, являлись государственной структурой. Они содержались за счёт городского совета или государя, князя. Непосредственно руководил ими управляющий, принимавший присягу и работавший под наблюдением городских чиновников. Контингент «работниц» формировался за счёт торговли сервами и рабами, сводничества и сутенёрства. Широкому распространению этого явления способствуют бродяжничество, паломничество и пилигримство. Так, в середине VIII в. миланский архиепископ просит синод запретить паломничества монахинь в Рим, так как они в большинстве своём заканчивались плачевно. Кроме того, проституция процветала в банях, кабаках и тавернах, а также во время ярмарок, праздников, турниров, крестовых походов и т. п.

Как ни парадоксально, но церковь и государство сами повсеместно инициировали распространение убеждения в абсолютной неизбежности проституции. Являясь производной первородного греха, она неискоренима, как и сам грех, убеждали церковники. Речь шла даже о некоторой пользе этого порока. Её рассматривали как защиту от ещё более опасного зла: нарушения супружеской верности, соблазнения «приличных» женщин. Поэтому власти считали полезным разумно организовать сию специфическую торговлю и оказывать ей покровительство. С подобными взглядами диссонирует стихийное общественное презрение, требовавшее отдаления проституток от обычных женщин. Его выражением становятся законодательные предписания об особых знаках отличия, как правило, связанных с одеждой, что являлось ещё античной традицией. Например, в XI и XII вв. в Англии и Германии этим женщинам полагались специальные платья с высоким разрезом на юбке. В XIV в. обычно акцентировалась какая-либо деталь костюма: жёлтый шарф – Вена, красный бант – Безансон, рогатый чепец – Пьемонт, красная шапочка – Цюрих, и т. п.

Официальная церковь относится к этому явлению весьма терпимо: проституткам разрешено посещать богослужения, в церкви им отведены специальные места. Раскаявшиеся блудницы легендарных времён становятся их святыми заступницами и патронессами, в том числе святые Мария Магдалина, Мария Египетская, Лючия. С другой стороны, церковь видит свою задачу в спасении падших женщин и выступает инициатором создания особых заведений: «домов для кающихся грешниц», монастырей Святой Магдалины, что особенно характерно начиная с XIII в.