Текст книги "Мама тебя любит, а ты её бесишь! (сборник)"

Конрад расстроился, услышав эту новость. Теперь он боялся, что Надя проговорится маме, что он у неё, и в то же время не хотел просить Надю это скрывать. Он всё время думал об этом затруднении, пока Надя не прервала молчания:

– А как твоя мама отнеслась к тому, что ты поехал в Россию?

– Мама? – переспросил Конрад. – Как отнеслась? Нормально…

– Хорошо, когда с матерью такие хорошие отношения. А мы с моей мамой почти не общаемся, раз в месяц созвонимся – в лучшем случае. А мне бы так хотелось… – Надя не закончила фразу, потому что они уже подъехали к Белорусскому вокзалу.

6

Конрада поразили грязь и слякоть на улицах, его замшевые ботинки, предназначенные для сухой декабрьской Германии, тут же угодили в месиво. Он старался идти, высоко поднимая ноги, чтобы не вляпаться в грязь, отчего выглядел нелепо. Пытаясь тянуть свой чемодан по разбитому тротуару, он то и дело останавливался, складывая ручку чемодана и перенося его через яму. Огромные толпы людей, прямо как в Германии во время карнавала или Октоберфеста, спешили к метро. Надя взяла у Конрада чемодан и ловко покатила его по асфальту, объезжая пробоины. Конрад едва поспевал. Вдруг кто-то потянул его за рукав.

– Молодой человек, вам айфончик не нужен? – спрашивала какая-то смуглая женщина в чёрной юбке до пола и косынке, протягивая ему несколько телефонов. – Недорого! Возьмите, не пожалеете!

Конрад не сообразил, чего от него хотят, и попытался двинуться вперёд, но понял, что упустил Надю из виду. Он потерялся не более чем на минуту, но когда вдруг услышал своё имя, выкрикиваемое знакомым голосом, то чуть не расплакался, но вовремя сдержал себя, так как не хотел, чтобы Надя его жалела. Взяв его за запястье, Надя повела его в метро: через стеклянные двери, которые неутомимым конвейером впитывали внутрь и выбрасывали наружу людей то аккуратными соляными щепотками, то горстями камней, то каменными водопадами – в бездну городской стихии. Войдя внутрь, Конрад почувствовал едкий запах, исходивший от устроившихся в узком проёме между стеклянными дверьми бомжей. Они прошли мимо них и встали в конец длинной очереди в кассу. В окошке сидела полная, ярко накрашенная матрона и неспешно выдавала билеты. Она не улыбалась, и Конраду казалось, что она чем-то недовольна. Затем Надя объяснила Конраду, как пройти через турникет. Это оказалось нелёгкой задачей, учитывая массы народа на станции. Когда они направились к эскалатору, Конрад услышал оглушающий свист, а потом его кто-то толкнул так, что он чуть не упал. Какой-то смуглый парень летел вниз по ступенькам, а за ним бежала полная женщина в синей форме и что-то кричала. Оглянувшись, Конрад увидел ещё нескольких молодых людей, перепрыгивающих через турникет и бегущих мимо смотрительницы, которая, расставив руки, пыталась их задержать.

– Что они делают? – спросил Конрад.

– Играют в догонялки.

Увидев непонимающий взгляд Конрада, Надя пояснила:

– Они просто не хотят платить.

Конрад, который до этого ни разу не был в московском метро, удивился:

– А что, можно не платить?

– Можно, – ответила Надя, – если ты быстро бегаешь.

Длинный, невероятно длинный эскалатор поразил Конрада. Справа люди стояли – с чемоданами, сумками, клетчатыми баулами, а слева бежали вниз по ступенькам. Звучал приятный рекламный голос, но затем на пассажиров вдруг обрушился бас: «Женщина, возьмите ребёнка на руки! Мужчина, не ставьте сумку на поручень!» Внезапно эскалатор сделал рывок и остановился. От неожиданности Конрад чуть не упал. Люди вокруг стали вздыхать, шипеть и возмущаться.

Когда подъехал поезд, Конрад с Надей втиснулись в набитый до предела вагон. Кто-то толкнул Конрада в спину. Он оглянулся и увидел, что за ним стоит тучная женщина и пытается отвести от своего лица его рюкзак. Конрад снял рюкзак со спины и поставил его на чемодан. В тот же миг место, ранее занимаемое рюкзаком, заполнилось телом женщины, которая тесно прижалась к нему грудью. Конрад не привык к такой близости с незнакомыми людьми и попытался отступить, но впереди тоже не было места, и он был вынужден терпеть. На лбу выступил пот, он чувствовал, что задыхается, и начал глубоко дышать. К счастью, они подъехали к остановке, на которой многие вышли, и дышать в вагоне стало легче. Конрад увидел, что пассажиры в вагоне хмурые, никто не разговаривает и не улыбается. Да и ему, Конраду, было не до улыбок и любезностей в этой давке, однако он сделал усилие над собой и улыбнулся Наде.

7

Когда они приехали в Медведково, уже темнело. Но, даже несмотря на это, Конрада поразили гигантские массивы высотных бетонных зданий, в которых жили москвичи. Казалось, в одном таком доме могли поместиться все жители Альтенбурга. Надя жила на семнадцатом этаже. Конрад чувствовал, как комок подступает к горлу, когда они поднимались на лифте, входили в квартиру. Оставшись наедине с Надей, Конрад задрожал.

– Тебе холодно? – спросила она.

– Нет… – шёпотом ответил Конрад. Обитая бордовым, местами уже потрескавшимся кожзаменителем входная дверь закрылась. Под ногами у Конрада был дряхлый половичок, под которым виднелся облупленный паркет. Обои имитировали кирпичи, из которых в нескольких местах торчали гвозди, вбитые, вероятно, для календарей. Конрад посмотрел на шикарную хрустальную люстру в прихожей, которая не гармонировала со скромной обстановкой квартиры. Тусклый свет заворожил его. Люстра переливалась то яркими красками, то ослепляющими бликами, то, казалось, состояла из простого мутного стекла.

– Вот тапочки, надевай, а то у нас холодно, – услышал он голос Нади.

Конрад послушно прошёл за Надей, которая уже ставила чайник.

– Устал? – спросила Надя. – Чай будешь?

Конрада колотил мелкий озноб. Он вдруг почувствовал панику. Он не знал, как вести себя с Надей. Он так долго готовился к тому, что ему предстоит играть не привычную роль закадычного друга, а изображать кавалера, что, вдруг оказавшись перед Надей, растерялся и не знал, как реагировать на такие, казалось, простые вопросы.

– Я тебе налью чаю, согреешься, – решила за него Надя.

Отпив глоток, Конрад поставил чашку на стол и быстро-быстро заговорил:

– В этом доме, я посчитал, двадцать два этажа и целых двенадцать подъездов. Если на каждом этаже по четыре квартиры, а также, если предположить, что в этих четырех квартирах живёт в среднем двенадцать человек, то получается, что на двадцати двух этажах в двенадцати подъездах живут три тысячи сто шестьдесят восемь человек. Десяти таких домов хватит, чтобы обеспечить квартирами всех жителей Альтенбурга!

Сказав это, Конрад выпучил глаза и положил руки на колени.

– Садись, пять! – ответила Надя и рассмеялась.

– Пять? – переспросил Конрад.

– Ну да, пятёрка – наша лучшая оценка в школе. У вас – единица лучшая, а у нас – пятёрка.

– А! – тоже рассмеялся Конрад. – А у меня для тебя подарки!

Конрад побежал в прихожую и открыл чемодан. Вытащив оттуда пакет, он достал большую упаковку разноцветных мармеладных мишек Haribo и немного помятого шоколадного Санта-Клауса.

– О, Конрад, как мило! Мармелад и шоколад – это всё, что нужно женщине для счастья!

Увидев, что Конрад расстроился из-за смятого уха Санта-Клауса, Надя поспешила его успокоить:

– Нет-нет, всё хорошо! – Отломив ухо, она тут же его съела. Другое ухо протянула Конраду.

Воцарилось молчание. Ни Конрад, ни Надя не знали, что сказать. В кухне повисла тягучая тишина. Конрад понял, как далеко от дома он оказался, и его сердце заныло. Для того чтобы вернуться, ему предстояло проделать огромный путь: доехать до аэропорта, пройти регистрацию, долететь до Берлина. Конрад никогда ещё не уезжал от дома так далеко.

– Ты грустишь, – заметила Надя. – Тебе скучно?

Конрад молчал. Он не знал, как ответить на этот вопрос, и как будто на что-то решался. Обхватив чашку руками, будто бы ища подспорья, он ответил:

– Мне страшно. Я ещё никогда не уезжал так далеко от дома.

– Да? Ты никогда не был за границей? – воскликнула Надя, поражённая его словами.

– Нет. А ты?

– Тысячу раз! Как можно жить, не видя мира? Ты же свободен, живёшь в свободной стране, можешь путешествовать, смотреть, как живут другие люди. Как можно этим не пользоваться?!

Мир Конрада перевернулся с ног на голову, а Надя не хотела его понять. Конраду было и так одиноко и страшно вдали от дома, а она, вместо того чтобы успокоить его, заверить в том, что всё хорошо, стала его порицать.

После некоторого замешательства Надя раскрыла пакет с мармеладными мишками и протянула несколько штук Конраду. Он посмотрел на неё с благодарностью и взял медвежат.

– А ты «Макдоналдс» любишь? – спросила Надя.

– Да! – восторженно ответил Конрад. – А я и не знал, что в России есть «Макдоналдс»!

Надя достала мобильный из сумки и набрала номер.

– Это моя подруга Оля, она тоже знает немецкий. Ты же не возражаешь, если она к нам заедет? – И, перейдя на русский, стала говорить в трубку: – Оль? Привет! Да, уже здесь. Да нет, я потом тебе расскажу. Не-ет, это не то, совсем не то… мне не нужен приёмный ребёнок, ха-ха. Ну ладно, приходи, в «Макдоналдс» пойдём… ну пожалуйста, я без тебя с ума сойду. Отлично, жду.

Сразу после разговора с подругой, из которого Конрад понял только слово «Макдоналдс», Надя показала Конраду его комнату и куда-то ушла. Конрад принялся раскладывать вещи: две новые пары шерстяных брюк, купленных недавно в магазине в Альтенбурге, напоминали Конраду о маме и согревали сердце; зимние ботинки, рубашки, подтяжки, носовые платки, нижнее бельё, пижама; зубная щётка и зубная паста с клубничным вкусом; биография Адэнауэра – настольная книга Конрада, фотография мамы в рамочке. Всё это Конрад бережно выложил из чемодана и переложил на постель, когда услышал звонок в дверь. Через минуту к нему в комнату вошла Надя, представила его своей подруге Ольге, и они вышли.

8

Вернулись они уже вечером. Кукушка в гостиной выскочила из своего домика и девять раз прокричала «ку-ку».

– Ну, и как тебе наш русский «Макдоналдс»? – спросила Ольга.

– Отлично! Я очень люблю «Макдоналдс», только редко хожу, потому что пища там не очень полезная.

– Чай будете? – спросила Надя.

– Да! – воскликнула Ольга, не дав Конраду времени подумать.

Надя поставила чайник, а Конрад с Ольгой сели на диван. За чаепитием прошёл ещё час. Надя с Ольгой о чём-то увлечённо разговаривали по-русски, как будто не замечая Конрада, а он молча сидел и ни о чём не думал.

Когда часы пробили десять, Ольга ушла. Проводив подругу, Надя села на диван напротив Конрада, но в этот момент зазвонил его телефон. Конрад вскочил и выбежал из комнаты, а когда вернулся, сказал Наде, что звонила мама.

– Мама… ну да, я же уже немного знакома с твоей мамой…

– Да? – встревоженно спросил Конрад.

– Ну я же рассказывала тебе, мы с ней друзья. В Фейсбуке. Чем она занимается? Она работает?

– Мама никогда почти не работала. Она сначала долго сидела со мной – я был больным ребёнком, а потом получила инвалидность.

– Инвалидность?!

– Да. У неё вегетососудистая дистония, проблемы с желудочно-кишечным трактом, боли в спине и клещевой энцефалит головного мозга. А ещё – проблемы с нервами, – отбил Конрад на одном дыхании и внезапно остановился.

– О боже! Бедная твоя мама… А отец?

– А отца мы похоронили… у него был рак… ему было 65 лет.

– Соболезную… – Надя вдруг стала тереть лицо.

– Мы с мамой даже немного рады, что отец от нас ушёл. С ним было много хлопот.

– Да?

– Ну да. Он не любил ни меня, ни маму. Ему пришлось жениться на маме – она забеременела. Мама очень много вынесла из-за меня. Я тяжело ей достался. – Конрад сделал паузу, но Надя не хотела его перебивать, поэтому он продолжил: – Когда я родился, мама полностью посвятила свою жизнь мне, сколько я себя помню, она всегда была со мной, и я ей очень за это благодарен. Она никогда меня не предавала и не предаст. Когда я учился в школе, она всегда защищала меня от насмешек одноклассников. Я был таким нескладным, таким несовершенным, что со мной никто не хотел дружить. Мама ходила в школу и бранилась с моими одноклассниками. Задирать меня перестали, но всё равно со мной никто не хотел дружить. Тогда мама сказала, что мы не будем ни перед кем унижаться, что нам никто не нужен и что мы обойдёмся без них. Она всегда была моим единственным и самым лучшим другом!

– А девочки? У тебя были подружки? – спросила Надя.

– Да! В университете у меня было много подружек!

– Да?! – Надя удивлённо посмотрела на Конрада.

– Ну да. Мы часто общались, болтали, ходили в кино и в кафе.

– А девушка? Девушка у тебя была? – уточнила свой вопрос Надя. От её взгляда Конрад покраснел. Повисла пауза, но Надя решила, что неловких ситуаций на сегодня достаточно, и, пожелав ему спокойной ночи, встала, чтобы постелить себе постель на диване. Но Конрад не уходил, и Надя вопросительно на него посмотрела.

– Мне одиноко, – сказал он после небольшого раздумья. – И мне страшно. Я ещё никогда не спал в чужой постели.

Надя пожала плечами и предложила засыпать на диване, пока она будет сидеть и читать журналы. Когда Надя услышала посапывание Конрада, она перебралась в спальню.

Проснулась она от чувства, что кто-то за ней наблюдает. Открыв глаза, она увидела стоящего в дверях Конрада.

– Ты проснулась? Я не хотел тебя будить, но не нашёл кофемашины.

– Конрад! – удивилась Надя.

– Да! – воскликнул Конрад.

– О’кей, пойдём завтракать.

Надя приготовила омлет и кофе, и они позавтракали в полной тишине. А когда приехали друзья Нади, Ольга и Володя, поехали показывать Конраду Москву.

У Володи была «Победа» – не машина, а достопримечательность. Надя подумала, что иностранцу будет интересно покататься на старой советской машине, однако уже с первых минут было ясно, что Конрад не оценил её стараний. Увидев в зеркало, что он пытается отыскать ремень безопасности, Володя пошутил:

– Русские машины – это как русская рулетка: либо пронесёт, либо нет.

От этих слов Конрад вздрогнул и ухватился за спинку переднего кресла: в его глазах читалась тревога. Друзья засмеялись, а Конрад недоумевал, как русские могут шутить о таких серьёзных вещах. Он не понимал, как им удаётся каждый день рисковать своей жизнью и при этом сохранять бодрость духа.

9

За целый день они, должно быть, посмотрели огромное количество достопримечательностей, потому что Конрад очень устал и к вечеру не способен был адекватно реагировать на обращённые к нему реплики. Кроме того, Конрад был разочарован – ему никак не удавалось остаться с Надей наедине, чтобы поведать ей о своих чувствах. Конраду никак не удавалось улучить подходящего момента. То ему казалось, что Надя сердится на него и говорить о чувствах в такой ситуации бесполезно, а когда Надя смотрела на него ласково, рядом всегда оказывались посторонние. Несколько раз Конрад пытался дотронуться до Нади, когда они шли рядом, чтобы потом аккуратно взять её за руку. Но Надя, наверное, не видела его попыток, потому что никак им не содействовала, а, наоборот, мешала. Как только рука Конрада прикасалась к Надиной, девушка начинала искать что-то в кармане или в сумочке, или показывала какое-нибудь здание или памятник, или становилась с другой стороны, так что Конрад оказывался рядом с Ольгой или Володей.

А вечером, как назло, Ольга осталась ночевать у Нади, поэтому Конраду не удалось сказать ей и двух слов наедине, а перед тем, как лечь спать, Надя сказала Конраду, что не сможет проводить его до аэропорта, потому что должна работать, поэтому заказала ему такси.

Конрад чувствовал: что-то не так. Хоть они с Надей и не говорили о чувствах, было очевидно, что Надя воспринимает его не так, как хотелось бы Конраду. Но, с другой стороны, он слишком плохо знает культурные особенности русских, поэтому, возможно, не совсем понимает Надю. Им, русским, как показалось Конраду, свойственно относиться к жизни иначе. Он решил, что сразу же по приезде в Германию напишет Наде письмо.

Утром следующего дня Надя была весела, постоянно шутила, смеялась и улыбалась Конраду, а когда прощалась с ним, даже приобняла. Конрад воспринял это как хороший знак.

Но несмотря на это, вернувшись в Германию, Конрад был подавлен. Ему пришлось преодолевать себя, чтобы сесть и написать письмо. Он уже не был уверен в том, что это хорошая идея, и, чтобы справиться с сомнениями, достал из-под подушки фотографию Нади. Это придало ему смелости, он сел и стал писать:

«Дорогая Надя!

Я ещё никогда не видел таких красивых девушек, как ты. Я не умею писать писем, поэтому прошу меня извинить за нескладность моих слов. Невозможность сказать тебе то, что я хотел бы тебе сказать при личной встрече, вынуждает меня писать тебе это письмо. Прости меня за то, что отнимаю у тебя время, но я очень хочу сказать это, чтобы у нас с тобой не было недомолвок и ты знала о моих чувствах всё. Я очень не уверен в себе, кажусь себе некрасивым и недостойным тебя. Но, увидев твою фотографию впервые, я понял, что не смогу не полюбить тебя всем сердцем. Когда коллеги увидели случайно твою фотографию и стали дразнить меня тем, что ты – моя девушка, я всё отрицал. Я и представить себе не мог тогда, чтобы ты когда-нибудь смогла бы стать моей девушкой. Но ты сама дала мне надежду своим тёплым и искренним отношением ко мне: сказала, что у меня красивый голос, писала мне в Фейсбуке, пригласила в Россию… В общем, я стал мечтать о тебе, я мечтал о тебе постоянно, я представлял, как ты смеёшься, ходишь, разговариваешь, а когда я увидел тебя наяву, то понял, что ты ещё прекраснее, чем на фотографии, и что я люблю тебя. Я не мог, мне не хватило смелости сказать тебе о своих чувствах в первый же день, а потом у нас не было возможности побыть наедине, потому что с нами всегда были твои друзья… Теперь ты знаешь о моих чувствах всё, и только в твоей власти решить мою судьбу.

Навеки твой Конрад».

10

На следующий день, придя на работу, Конрад тайком набрал письмо на компьютере, отправил Наде по электронной почте и стал ждать ответа. Он ни на минуту не отходил от компьютера. Но ответа не было ни через час, ни через два, ни после обеда. Лишь вечером, когда коллеги покинули кабинет и Конрад остался один, он с удивлением обнаружил в почте непрочитанное письмо. Конрад обрадовался, что задержался, и с дрожью в руках открыл E‑mail. «Дорогой Конрад, – писала Надя, – боюсь, я не смогу ответить на твои чувства, давай останемся друзьями. Надя».

И это всё? Конрад вновь и вновь перечитывал сообщение, пытаясь уловить заложенный в него тайный смысл, но не находил ничего, что могло бы успокоить и обнадёжить его. Надины слова могли означать только одно: он был отвергнут, Надя никогда не любила и никогда не полюбит его. Надежды, которые Конрад лелеял последние два месяца, были целиком связаны с Надей. И теперь они рухнули как карточный домик и погребли под собой Конрада. «Почему Надя не любит его? Почему она не может любить его и отвечать на его чувства взаимностью?» На эти вопросы Конрад не мог найти ответа, и это создавало в его жизни хаос, с которым он не мог совладать.

Что происходило потом, Конрад помнил смутно. Как-то он, видимо, доехал до дома, а потом – провал. Сколько времени он лежал без еды и без питья, он не помнил. Потом дверь в квартиру открылась и в неё ворвалась мать, но он не понимал, что она говорит.

Оказалось, прошло не так много времени: был только вечер пятницы. Моника безуспешно пыталась дозвониться Конраду с четверга, никто не подходил к телефону. Тогда она написала ему сообщение в Фейсбук. Каково было её удивление, когда она увидела фотографию, выложенную Надей: Конрад стоял на Красной площади в Москве и улыбался. Сначала Моника подумала, что Конрад отправился в Москву по работе, как Михаэль Янзен. Но почему же тогда он ничего не рассказал ей о поездке? И почему его фотография – в альбоме Нади? Она вспомнила, что звонила Конраду, а он ей говорил, что находится в Берлине. Моника набрала номер начальника Конрада.

– Нет, он не в командировке! – ответил господин Кунце. – И я понятия не имею, где он может быть. С понедельника по среду он болел, в четверг пришёл, а сегодня исчез, и никто не может до него дозвониться! Мог бы и подождать три недели, тогда он будет абсолютно свободен и сможет делать что ему угодно. Но пока ты ещё работаешь, будь любезен, отчитайся за своё отсутствие! Распустился совсем!

– Господин Кунце, простите, пожалуйста, – перебила его Моника, – я не поняла вас. Вы сказали, что Конрад через три недели будет свободен? Что это значит?

– О боже, вы что, не знаете? – прошипел Кунце.

– Нет, Конрад говорил мне, что его повышают, но я не знаю, где он будет работать дальше…

На другом конце послышался хриплый вздох.

– Повышают? Вот выдумщик! Он уволен, ваш Конрад. Уволен! Будьте добры, скажите своему сыну, чтобы принёс справку от врача, когда изволит прийти на работу в следующий раз.

Господин Кунце положил трубку, а Моника, позвонив ещё раз Конраду и не получив ответа, засобиралась в Берлин.

Окутанный заботой, словно пуховым одеялом, Конрад быстро оклемался; он уже не помнил, почему так сильно страдал ещё неделю назад. Мама сидела в его берлинской комнатушке за покрытым белой кружевной скатертью столом и вырезала что-то из газет.

– Только я не понимаю, зачем надо было ездить в Россию?

– Ты сердишься на меня?

– Сержусь? Да не то слово!

– Мама, прости меня.

– Подумаю… Ой, смотри! Вакансия в архиве дома-музея Аденауэра. Это же рядом с Кёльном! Давай попытаем счастья, а?

Конрад кивнул.