Электронная библиотека » Мария Понизовская » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Паучье княжество"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2024, 11:34


Автор книги: Мария Понизовская


Жанр: Русское фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Ковальчик подошла вплотную к кровати. И застыла.

«Всевышние…»

Паук. Странный, длиннолапый белый паук снова выскользнул из-под кровати. И спешно заполз обратно во тьму.

Маришка отшатнулась, позабыв о больной ноге. И та подогнулась. Громко взвизгнула старая половица. Маришка зажмурилась.

Это всё, должно быть, были игры темноты. Она вечно заставляла видеть то, чего не было. Но паук… паук был просто… огромным. Размером с человеческую пятерню. Таких попросту не бывало. Не могло быть. Она никогда таких не видела.

Приютская заставила себя приоткрыть один глаз, хватаясь взмокшими пальцами за подол.

Размером с человеческую пятерню. А что, если…

Маришка была в том премерзком возрасте, когда невозможно наверняка определиться с тем, во что верить, а во что нет. Воспитанная в глубокой религиозности, она – большинство из них всех на самом деле – так и не смогла перестать поддаваться сомнениям, что Нечестивые существуют. Она молилась. Исправно просила Всевышних о милости для батюшки-Императора и для себя. Каждый день. Она веровала, конечно, веровала в них. Но всё же… Что, если умертвия…

Нет. Волхвы запрещали подобные думы. Закон запрещал. Ведь если нет Навьих тварей, то получается… нет и Всевышних. И Единого Бога.

«Какая мерзость. То мысли неверных», – так она сама не раз говорила Володе.

Книги, воспевающие Всевышних, грозили неверным муками Нечестивых, в которых те превратятся после смерти. Невозможно верить в одно, но отрицать другое… Нежить сопутствует Богу, как ночь сопутствует дню.

И все же Маришке никогда не приходилось видеть – и она не знала никого, кому бы приходилось, кроме волхвов или полоумных на ярмарке: но то ведь другое – доказательств существования умертвий… или Всевышних. Действительно видеть, а не угадывать среди теней в темноте. Тех, что другие и не замечали.

Среди беспризорников и сирот в ту пору идеи неверных набирали всё большую популярность. Маришка же противилась им изо всех сил. Но все они – да и чего таить, и сама Маришка – тайком читали свободные газеты, передавая их из рук в руки, готовые в любой момент затолкать листки себе в глотку, только бы не быть пойманными. Так вот все они и болтались от веры к неверию, то страшась Единого Бога, то потешаясь над ним.

Потому, вероятно, она и не удрала из комнаты тотчас же, стоило шальной, неоконченной мысли «А что, если…» промелькнуть в голове.

Нет.

Она была всё ещё здесь. Таращилась в черноту под кроватью. И твердила про себя: «То не может быть пятернёй. Не может быть рукой. Какие ещё руки? Нежить не может проникнуть в дома».

Но голова вот не желала работать как следует… И теперь, тщательно изгоняемое, но на кромке сознания так и плясало видение – будто под кроватью не паук был, а бледная тонкопалая пятерня.

Проклятое воображение вечно творило с ней это – перетасовывало воспоминания с выдумками.

Кровь стучала в висках, собственные пальцы крупно дрожали.

«Незнание – вот что всегда является причиною страха» – так говорил Володя. Так говорили все неверные.

И сама не понимая, что творит, Маришка медленно опустилась на колени перед кроватью. Упершись ладонями в пол, стала нагибаться ниже. И лицо обдало жаром, когда сердце принялось молотить слишком быстро. И во рту возник привкус желчи.

Но она опускалась всё ниже и ниже.

Ей всего лишь было нужно убедиться. Убедиться наконец в том, что…

Голова затуманилась, мысли скакали, одна другой безумнее.

Кто был, в конце концов, прав? Володя с неверными? Волхвы?

Сердечный ритм сбился. По телу будто разлилось кипящее масло, взмокли подмышки. На Маришку накатила жуткая слабость, почти что сонливость. Но опираясь на ватные руки, она всё наклонялась.

Ниже, ниже и ниже.

Пока наконец не заглянула под широкую боковину.

* * *

Настя шла, опустив голову. Её пальцы скрючились и вцепились в подол, будто она собралась его отжимать. Александр был совсем близко, она почти ощущала исходящее от его плеча тепло.

В иной ситуации она бы раскраснелась да принялась болтать с ним о том о сём, придвигаясь всё ближе. Но сейчас ни ему, ни ей было совсем не до этого. Настины мысли были далеки от любовных.

По слухам, дом кишел Нечестивыми. Они же не встретили ни одного. Да такого быть просто и не могло. Нежить не могла переступить порога человеческого жилища… Ой, да о чём она вообще думает?

Наука.

Настя убеждала себя, что надобно верить в науку. В науку! Именно её всё время придерживался Александр. Он не допускал существования нечисти. И это вообще-то было запрещено – думать так.

Но Настя тоже не должна была допускать подобных мыслей. Ей никогда, никогда не понравиться Александру по-настоящему, ежели она начнёт молоть чепуху.

Все эти россказни наверняка пустое враньё.

И всё же ей, Нечестивые её раздери, было до одури страшно!

«Прекрати!»

Маришка затаила обиду – вот о чём следовало думать. Да только вот разделяться было ужасной глупостью. Настя имела полное право решать за себя сама! Ходить в одиночку в старом доме опасно. И это не Настя оставила подругу. Это Маришка струсила и сбежала. Упёрлась как баран. Не соизволила пойти со всеми, быть в безопасности. И конечно, отыскать Таню. Да, это в первую очередь. Малявка действительно на всех них настучит, коли попадётся Якову.

Проклятая дура!

Настя покосилась на Александра. Тот шёл уверенно и быстро. Такой храбрый. И справедливый.

«Я должна быть такой же».

Такой красивый. Когда он успел стать таким?

Володя, по обыкновению возглавляющий процессию, всё ускорял темп. Он давно уже погасил светильник, и приютские двигались за ним в темноте – след в след, сбившись в кучу, словно перепуганное стадо овец.

Он тоже ничего – так давно думала Настя. Но всё же не такой, как Александр. Тот был… словно обедневший барин. Породу не спрятать за старым тряпьём.

Стараясь поспеть, Настя запнулась о каблук идущего впереди мальчишки. Тот обернулся и обозвал её коровищей. Настя стиснула зубы, бросив взгляд на Александра. Тот ничего не заметил, и приютской сделалось досадно, что за неё не вступились.

«Будь ты проклята, Танька!»

Мелкая нервировала Настю задолго до того, как посмела появиться на пороге их с Маришкой спальни. Она была новенькой, совсем зелёной – не приспособленной, требующей внимания, утешения. Она не просила того напрямую, ей было слишком стыдно и страшно – так было с каждым, кто попадал в казённый дом. Беспомощность сквозила в её жестах и взглядах, тоскливых и обречённых. Раздражающе тоскливых и раздражающе обречённых.

«А кому было легко?»

Все через это проходили. Таким уж было «посвящение» в круглые сироты. И все всегда справлялись сами. Почто же Таня должна быть исключением?

Настю раздражало, что младшегодка нуждается в помощи. Что сама она не может этого не замечать. Ей не хотелось возиться с девчонкой, не хотелось видеть немых вопросов в круглых мелких глазёнках. Но она видела. Всё время.

Таня увязалась за ними. Устроила целое представление в комнате. Едва не призвала Якова с розгами на их голову. Настя видела, мелкая раздражает и Маришку. Но едва ли Танюшу возможно было угомонить этой ночью. И всё же не следовало позволять ей идти с ними. Она всё испортила.

Насте с Маришкой стоит крепко подумать, что с этим делать. В дальнейшем. Никак нельзя позволять девчонке считать их няньками-наседками.

Насте с Маришкой…

Ссора. Какая глупая ссора. И из-за чего?

Мышелов, невозможность наслаждаться обществом Александра, пустые блуждания в темноте… Всё из-за глупой малявки. Такой беспомощной и такой наивной, что она вызывала у Насти настоящую злость. Хорошенько от всех спрятанную, разумеется.

А ещё воспоминания о собственной доприютской жизни.

«Довольно!» – попыталась приказать она себе, но…

Невозможно высокий, леденящий кровь визг раздался откуда-то из глубины дома. Он вырвал Настю из скверных её дум со скоростью пущенного из тяжёлого орудия снаряда.

Темнота коридора моментально сделалась удушливо-плотной. Александр схватил Настино запястье и сжал с такой силой, будто собирался сломать.

«Его пальцы холодные…»

– Это сверху, – раздался из мрака угрюмый голос Володи.

Усталый и раздосадованный. Он был зол.

– Это Маг'ишка… – прошептала Настя, чувствуя, как слёзы щиплют глаза.

* * *

Она налетела на них на лестнице. Вся зарёванная и с кровящей ногой.

– Н-нам нужно убраться отсюда! – выпалила Ковальчик, едва завидев их в темноте.

И зубы её стучали громко-прегромко.

Они поднимались, перепрыгивая через две, через три ступени, неслись на её крик. Они выглядели перепуганными. Не безразличными – и Маришке было бы оттого так тепло и хорошо… в любой другой момент. Ведь такое редко бывало. Нет же… такого по отношению к ней никогда не бывало.

«Маришка-воришка», «Маришка-лгунишка». Настя – вот кто был здесь её духом-хранителем. Вот кто не сразу, но изменил прежнее их отношение. Как и главное зачем – Маришка до сих пор до конца не понимала. Но дело было сделано. Они перестали дразнить её. Перестали презирать.

Но все ещё никогда о ней не беспокоились. Никогда не замечали.

Никто, кроме Володи, разумеется. Уж он-то о ней – первом и последнем неудачном объекте своего влияния – всё никак не мог позабыть.

Но вот теперь-то они… беспокоились. Беспокоились за неё. Это было так непривычно…

И так сейчас неважно.

– Я видела его, – прошептала Маришка.

И если бы не оглушающая тишина вокруг, стоящим позади не получилось бы вообще ничего расслышать.

– Кого?

– Умертвие…

Она видела умертвие. Синегубого и серощёкого ребёнка. Лысого. Холодного. Прямо под проклятой кроватью. Она обмочилась от ужаса…

Она думала, что сдвинулась с ума.

Свою историю Маришка рассказала быстро. Почти на одном дыхании. Давясь от страха словами. И шёпот её гулко разлетался по коридору, заставляя остальных стоять в полном безмолвии…

Они двинулись к спальням лишь под конец её сбивчивой речи. За всё время рассказа Володя, которого Маришка, едва не бьющаяся в припадке, заставила зажечь фонарь, ни разу на неё не взглянул. И она это, конечно, приметила. Приметила да не придала значения.

Его рука ни разу не дрогнула, и свет фонаря не бросился в сторону. Его уверенная походка, которой он направился в их крыло, в конце концов придала смелости и остальным. И на лицах сирот выражение испуга медленно, но верно сменялось… ехидством.

Но Ковальчик, хоть быстро и это отметила, не в силах была думать о чём-то, кроме умертвия в соседнем крыле.

«Да брешет она», – шептали старшие младшим, чей разум ещё был слишком податлив, чтобы распознать явную ложь.

– Оно таращилось прямо на меня. Оно было мёртвым и было живым. Шевелилось.

Они как раз подходили к одной из первых спален, когда Маришка умолкла. Близость дортуаров, других воспитанников придавала приютскому выводку бравады. Смакуя подробности истории, они принялись вдруг… хихикать.

И Маришка наконец… очнулась.

– Вы не верите мне… – она замерла на месте, когда один из приютских громче других принялся передразнивать её испуганный голос.

Шедший позади мальчик налетел на неё, вынуждая сделать шаг вперёд. Больная нога подвернулась, и приютская зашипела.

– Отчего же? – бросил Володя, и не подумав оглянуться. – Такая занимательная история… Упырята под кроватью… – он сделал паузу, позволяя хихиканью распространиться по коридору. Затем хмыкнул: – Охотно верим.

Смешки сделались громче. Маришка выпрямилась:

«Нет! Нет-нет-нет-только-не-снова».

Её взгляд сделался затравленным, когда она посмотрела на остальных:

– Почему вы мне не верите? – требовательно спросила она.

Глупый вопрос. И никто ей ничего, конечно, не ответил. Они, казалось, даже и не услышали. Они – все они – продолжали посмеиваться, обмениваясь мыслями насчёт особенно несуразных, по их мнению, деталей рассказа. Посмеиваться и просто… идти дальше.

Маришка почувствовала, как сводит живот. Подштанники, намокшие и потяжелевшие, неприятно холодили кожу. Но ведь это не было игрой воображения. Не было игрой темноты. Она знала, что видела.

Видела.

Чьи-то пальцы сжали её запястье. И Маришка дёрнулась.

Настя. Она смотрела на неё странным, предостерегающим взглядом. Словно пытаясь убедить не продолжать. И то было бы разумным. Но Ковальчик не могла молчать.

– Я не лгу вам! – взвизгнула Маришка.

Громко. Отчаянно. Выворачивая руку из пальцев подруги.

Володя, а вместе с ним и те немногие, что шли впереди, обернулись.

– Кто-то разве обвинял тебя во лжи? – протянул Александр. – Кто-то сказал что-то подобное? – он и не пытался спрятать ухмылку, обводя других взглядом. – Маришка лжёт? Разве такое бывало когда-нибудь?..

– Хватит! – прошипела она, заламывая руки.

Володя наконец соизволил остановиться.

– Да? – низкий свет лампы заострил его черты. – Как там твоя маменька, кстати? Не готова ещё принять тебя в свой дворянский?..

– Прекрати! – рявкнула Маришка.

– Скажешь, не трепалась о том?

– Я была малая!

– Ага, – легко кивнул Володя, и чёлка упала ему на глаза. – До сих пор малолеткам заливаешь про её подарки.

– Я… – от обиды, унижения и отчаяния на глаза Маришки снова навернулись слёзы. – Я не…

– Что? «Ты не» что?

Но ведь он был прав. Она слишком-слишком много лгала.

Раньше. Не теперь!

– Сейчас всё не так…

– Давай пг'осто пойдём спать, – Настя снова подхватила её под локоть, заставив оторвать взгляд от Володи. – Я буду с тобой. Хватит всего этого на сегодня…

Но не успела Маришка ей ответить, как Володя снова подал голос. Разумеется, ведь последнее слово всегда должно быть за ним.

– Кончай это, Маришка. – Он выше поднял лампу, и свет ударил приютской прямо в лицо. – По-хорошему прошу.

И Ковальчик не выдержала:

– Нам нужно убраться отсюда!

Александр предостерегающе подался вперёд.

– Да не ори же! – Володя вскинул руку, веля замолчать не только ей, но и всем остальным.

Маришка отшатнулась, страшась нового удара. В коридоре сразу сделалось тише.

– Сказать, что я думаю? – Он приблизился к ней. – Ты обосралась тут шляться одна, да разодрала ногу. Чего ты хочешь?! Пожалеть тебя? Мы так не правы. Мы тебя бросили. Довольна? Ну? Все малую пошли искать. А Ковальчик как же? Все и забыли про Ковальчик.

– Хочешь сказать… – прошипела приютская. – Что внимания рад…

– Да, это и хочу сказать. – Он отвернулся, сделал пару шагов вперёд и потянулся к дверной ручке. – Эта ведь?

«Ублюдок!» – Ковальчик почти выкрикнула это в его проклятую спину. Почти. Почти бросилась на него с кулаками.

– Да, – с облегчением выдохнула Настя.

Маришка зло стёрла слёзы со щёк рукавом. Нет. Даже сжираемая обидой, она слишком боялась его здесь влияния.

– Ну, хвала Всевышним! – фыркнул Александр, взъерошивая волосы пятернёй. – Ладушки, расходимся! – обратился он к остальным. – Расходимся!

Те недовольно заворчали, тем не менее послушно рассредоточиваясь по коридору. Они устали, и былая жажда приключений давно их оставила.

– А Танюша как же? – всё же послышалось из толпы. И в голосе приютского сквозил скорее не испуг – любопытство.

– Разберёмся без сопливых, – откликнулся Александр. – Только мешаетесь. Та не переживай, малой, – он хлопнул мальчишку по плечу. – Поди, и искать её уже не нужно, спит себе, носом пузыри пускает…

Он осёкся, наткнувшись взглядом на Володю. Тот стоял перед распахнутой дверью. С ещё более раздражённым лицом. Он молчал. Как молчала и Настя, остановившаяся в полушаге от него. И выражение глаз их обоих было так красноречиво, что ни Александру, ни Маришке не было нужды заглядывать внутрь, чтобы понять – Тани в комнате нет. И всё же Маришка сделала пару неуклюжих шагов вперёд. Сама не зная, что хотела там обнаружить, приютская бросила неуверенный взгляд поверх Володиной руки.

Спальня пустовала – не было там ни потерявшейся младшегодки, ни окровавленного умертвия. Маришка шумно сглотнула.

«Проклятый дом. Проклятый дом. Проклятый-дом-проклятый-дом-проклятый…»

Танина кровать была ровно застелена, разве что посередине виднелась небольшая вмятина – пару часов назад девочка беспокойно ёрзала там в ожидании ночного похода.

– Ну? – раздался всё тот же требовательный голос одного из младших у неё за спиной. – Нет её, да-а?

– Вали-ка ты в койку, Терёша, – Володя кинул на говорившего хмурый взгляд.

Мальчишка стушевался и насупился. Но послушно отступил.

– Давай, малой, – Александр засунул руки в карманы. – Дуй отсюда.

Терёша шмыгнул носом, помялся, но всё же повернулся и зашагал дальше по коридору. Темнота поглотила его так же легко, как ранее и других из ночной компании.

Маришка вошла в комнату на ватных ногах, слегка задев Володю плечом. Ненамеренно. Почти ненамеренно.

– Вы пойдёте искать? – будто издалека донесся до неё Настин голос.

– Ну так нельзя же, чтоб она попалась Якову, – резковато ответил Александр. – Выложит, с кем пошла да зачем.

Маришка оглянулась. В дверном проёме белела Володина спина. Он стоял неподвижно, явно раздумывая, откуда следует начать поиски теперь.

Приютская дрожащими пальцами заправила за уши волосы.

«Её здесь нет», – Маришка одновременно ожидала и не ожидала такого исхода. Перед глазами предстало перекошенное, сизое лицо умертвия. Его белёсые паучьи пальчики. Тёмная зияющая дыра рта. Как наяву.

Она вздрогнула.

«Нам нужно убраться отсюда!»

Но ей никто не поверил. Но она не может уйти одна, оставить Настю, всех их. Но она не может уйти одна ночью. Куда? В пустошь? В пустошь? И что ждёт её там?

Облизнув пересохшие губы, Маришка всем корпусом развернулась к двери. Набрав в грудь побольше воздуха, она прикрыла глаза и выпалила, обращаясь главным образом к Володиной спине:

– Быть может, лучше сами расскажем учителю?

В комнате сделалось так могильно тихо, что вновь стало слышно, как в глубине дома от сильного ветра ходят ходуном тяжёлые ставни. Настя в ужасе уставилась на подругу.

Маришка сглотнула.

Подружка неверяще и едва слышно прошептала:

– Настучать?

– Не настучать, а…

– Ага, – Володя обернулся, растягивая губы в недоброй усмешке.

И с ней он выглядел по-настоящему жутко. В свете луны, падающем из окна, бурое пятно на вороте рубахи казалось чёрным. Маришка видела, что кровавые подтёки доходят до самой груди, точно причудливое ожерелье. Не брызги, а будто тёмные бусины.

– Лгунья, воровка, так ещё стукачка… Я полагал, мы знали о тебе всё, – протянул он.

– Я не стукачка, – устало выдохнула Маришка. – Но там, – она ткнула пальцем ему за спину, – творится какая-то…

– Идиотство, – простонал Александр. – Только не начинай…

Володя фыркнул и отвернулся.

– Нет, послушайте!..

– Да хватит же! – А это уже была Настя. Её Настя.

Она вцепилась в руку Ковальчик, не давая даже дёрнуться вслед Володе:

– Тани нет! Ты видишь?!

Подружка резко повернулась к ней, и Настя отшатнулась, увидев внезапную гримасу животной, отчаянной ярости на побелевшем Маришкином лице. Той хотелось крикнуть прямо в Настино лицо: «Да какая разница?! Как ты можешь думать про треклятую Таню?!» Но она прорычала другое:

– Ты-то могла бы уж мне и поверить! Ты мне будто сестра! Я бы не стала о таком врать! Я видела его своими глазами!

– Пег'естань! – зашипела Настя, со всей силы дёрнув её за руку, будто это могло помочь вернуть подруге рассудок. – Ты будто наг'очно! Пг'екг'ати! Ты что, ослепла?! Тани здесь нет! – Голос сорвался на визг.

Александр в два шага пересёк комнату в явном намерении позатыкать рты обеим. Его обычно спокойное лицо было злым.

– Настя… – Маришка попыталась высвободиться из её рук, стоя на своём. – Я бы не стала о таком…

– Не надо пугать меня!

– Настасья! – Александр схватил ту за плечи и ощутимо встряхнул.

– Не надо пугать меня!

– Я не хочу напугать тебя! Говорю, как было!

Настя зажала уши ладонями. Замотала головой.

– Маришка, угомонись! – рявкнул Володя.

– Послушай, эти россказни…

– Ещё слово и клянусь, я врежу тебе!

Приютская осеклась, делая шаг назад. Все знали – Володя никогда не грозит попусту.

Александр выпустил Настины плечи. Оглянулся на Маришку и, решив воспользоваться повисшей паузой, направился к двери.

– Нет! – Маришка бросилась следом. Нога взорвалась болью.

И это было последней каплей. Жилистые Володины руки резко втолкнули налетевшую на него приютскую обратно в спальню. Потеряв равновесие, она схватилась за рукав его рубахи. Послышался треск, но ткань чудом выдержала, и Маришка устояла на ногах.

– Хватит, дура. – Голос Володи был тихим, злым. Он говорил так до того редко, что сомнений не оставалось – в этот раз цыган на грани. – Мёртвые не оживают. И не пытайся ни себя, ни меня уверить в обратном.

– Я… не… вру… – упрямо выдавила приютская, плаксиво скривившись.

– От тебя мочой несёт, – процедил он и вывернул руку из её пальцев.

Зарёванные щёки обдало жаром.

Володя повернулся к двери и стремительно вышел из комнаты. Темнота скоро проглотила его. И Александра.

Обессиленно упав на колени, Ковальчик разрыдалась.

«Дура-дура-дура!»

Маришка часто и много врала. В детстве. Да. Выдумывала небылицы сначала о матери-барыне и троюродной тётке, что прислуживала при дворе. А затем придумала, что её отец – воздушный пират, и что сама она – Маришка – оказалась в приюте по воле злой судьбы: мать вынуждена была спрятать своё дитя, дабы избежать порицания за запретную связь с разбойником. Девчонка рассказывала все эти выдумки так уверенно и пылко, что в конце концов ими заинтересовалась кухарка, а затем и учителя. Слух дошёл аж до Тайной канцелярии. Разумеется, история о матери не подтвердилась. Маришке устроили прилюдную порку, и на долгие годы она полностью утратила доверие сверстников. Да так и не вернула его до конца.

И всё равно не в силах была справиться с буйным потоком фантазии. Иногда даже сама того не замечая.

Несмотря ни на что, у неё всегда находились слушатели – бритоголовая мелюзга ловила каждое слово. И ей… Ей так это нравилось. Они её слушали. Она была им нужна…

В юном возрасте Маришка и сама верила в собственные небылицы. Случалось, правда, что она слишком уж заигрывалась. Глядела вечерами на дирижабли, плывущие над головой. И знала так же точно, как собственное имя: в одном из них он – её папа.

Чем лишь больше привлекала внимание господина доктора.

В глубине коридора скрипнула половица, и девчонка вздрогнула от внезапного звука. Снова в голове промелькнуло сизое лицо мертвеца. Маришка едва удержалась, чтобы не отползти, скуля, от зияющего чернотой дверного проёма. Но заставила себя сдержать порыв.

Набрала в грудь побольше воздуха, жмурясь от боли, поднялась на ноги и резким движением закрыла дверь. Ручка щёлкнула.

– Да тише ты! – шикнула Настя.

Приютская медленно повернулась к кроватям. Настя, белая как мел, с синюшными губами и выпученными глазами, что занимали, казалось, большую часть лица, неподвижно сидела на краю постели. Она не сводила взгляда с подруги – в причудливой смеси испуга и осуждения.

«Нам нужно убраться отсюда!» – хотела было рявкнуть Маришка.

– Предательница, – вместо того тихо бросила она и медленно захромала к кровати.

Что ей делать? Как убедить их?

Безобразная, изодранная нога дала о себе знать в полной мере лишь теперь – когда дверь в коридор была плотно закрыта. Маришка тяжело опустилась на комковатый матрас, запуская в волосы грязные пальцы. Затем небывалым усилием воли забралась на него с ногами, страшась даже глядеть на соседние кровати.

– Зачем ты устг'оила всё это? – снова подала голос Настя. – Мало тебе, что ли, того, что мелкая…

– Я не лгу!

– Пег'естань! – упорствовала подруга, и Маришка сильнее стиснула голову. – З-зачем? З-зачем ты н-наг'очно п-пугаешь м-меня?!

– Я не…

– Нет, замолчи!

Сквозь сомкнутые руки Маришка услышала всхлипы. И почувствовала, как от злости и страха горит всё лицо.

– Прекращай это! – процедила она, утирая собственные слёзы. – Нашлась мученица! Кому так хотелось погулять по дому «из стаг'ых бабкиных стг'ашилок»? – прокартавила она.

Получилось некрасиво и обидно.

Настасья не ответила. А через несколько секунд её рыдания переросли из рваных мокрых вздохов в настоящую…

Подружка выла. Настя с тяжёлым стуком осела на пол. Маришка подняла на неё глаза, всё ещё не отрывая рук от головы.

«Припадки» – так и волхвы, и городской врач называли то, что время от времени творилось с подопечными приюта. Все они сошлись на мысли, что происходит подобное от безделья, и нет лекарства лучше, чем сократить свободные часы сирот.

«Не нужно на это реагировать, – советовал Якову господин доктор. – Вы только усугубите приступ. Поревёт и перестанет, ничего страшного в этом нет. В конце концов, кто-то приходит в этот мир слабый телом, а кто-то – духом».

Волхвы, в свою очередь, советовали за припадки наказывать: «Истерия заразна. Поглотит одного – и вскоре агония захлестнёт остальных. Не допускайте подобного! Праведник горюет в тишине, а громкие слёзы – не что иное, как попытка неверного привлечь внимание».

«Припадочные» – так приютские любили дразнить друг друга, науськанные воспитателями и служителями казённого дома. В основном доставалось новоприбывшим и малышам. Старшие сироты приступами истерии страдали редко. Хотя бывали и исключения. Маришка худо-бедно умела справляться с этим переполняющим чувством. Когда хочется зайтись слезами, упасть на пол и биться, пока вся боль и отчаяние не выйдут вон. Нет, такого она себе не позволяла. И всё равно в раннем возрасте была записана в припадочные приютским врачом и учителем, запиравшим её в чулане с тряпками в наказание за несдержанность. Диагноз намертво прилип, хотя она не рыдала в голос ни разу с десяти лет.

А вот Настя припадочной не была. И потому Маришка теперь глядела на неё скорее в недоумении, чем озабоченно. Настя выглядела настолько непривычно, с выпученными глазами и красным лицом, что казалась совсем другим человеком. Некрасивым и жалким. Маришке подумалось, что наверняка она и сама выглядит не лучше в слезах, соплях и с распяленным ртом.

И всё-таки в подруге – такой подруге – было что-то не так. Неправильно. Ненормально. Непривычно.

Но жаль её не было.

Маришку так и подмывало отвернуться – до того представшее зрелище казалось ей неправдоподобным и глупым.

Настю била дрожь. Крупная-прекрупная. Но ведь она это заслужила. В ночь эту Настя повела себя хуже, чем за все предыдущие годы дружбы. Она была эгоистичнее себя обычной. Злее себя обычной. И трусливее себя обычной.

Маришка поёрзала на кровати, с долю секунды раздумывая о том, как поступить.

«Нам собрать бы вещи и…»

Её никто не послушал. И она просто… просто застряла здесь – со всеми ними! Ей не уйти отсюда одной. Ей вообще некуда идти! И чем больше времени проходило с… с…

Тем явственнее она понимала всю безвыходность своего положения.

Она молча глядела на Настю. Настю, оставившую её одну посреди старой тёмной лестницы. Потащившуюся спасать малолетку, которую сама же, наверное, мечтала удавить. В конце концов, поддаваясь стадному инстинкту, обвинившую Маришку во лжи. Вместе со всеми и перед всеми. Поставив последнюю точку в этой истории.

Но могла ли Маришка… бросить её? Здесь?

Приютская вдохнула и спустила на пол ноги. И тут же отскочила подобру-поздорову на добрый шаг от кровати, едва не взвыв от прострелившей ногу боли.

«Проклятый-дом-проклятый!»

Она обернула плечи плохоньким старым одеялом – ничего лучше от казённых домов ждать не приходилось.

Настя была тем человеком, что спасал её. Так много раз. Человеком, что заставил их всех – остальных, подзуженных Володей, верных только ему – замолчать наконец.

Приютская доковыляла до подруги и застыла над нею. Утешать Маришка не любила и не умела. Поразмыслив немного, девушка присела на корточки подле Насти, опасливо скосив глаза под кровать.

Но там было пусто. А от свежих воспоминаний по телу всё равно прокатилась дрожь.

Маришка нехотя обернула Настю своим одеялом, не отрывая глаз от мерзкой темени под кушеткой. Подруга не сопротивлялась, все ещё сосредоточенная на том, чтобы успокоить дыхание.

– Ну… – неловко сказала Маришка. – Ну… успокойся, а?.. Пожалуйста.

Настя закрыла лицо руками и отвернулась. Всхлипы стали более хриплыми, грудными.

Маришка замерла. Подступало раздражение.

Она не могла, а может, просто не хотела подобрать нужных слов. Все ещё чувствуя обиду, приютская огромным усилием воли заставляла себя прижать к груди горячую голову подруги. Почти нежно, а между тем на языке вертелось лишь:

«Чтоб тебя разорвало, да прекрати, молю!»

Не будь у той «припадка», после сегодняшнего она не подошла бы к ней и на шаг. Но Маришка хорошо знала, как сложно справиться с приступом самой. Знала, что наутро у Насти от рыданий так разболится голова, что та не сможет встать с кровати. Но её заставят пойти на завтрак, а затем заняться уборкой и уроками. Знала, что от боли и слабости её может даже стошнить. Но никому не будет до этого дела. И вечером от переутомления «припадок», скорее всего, повторится. А ещё её накажут.

«Пожалуй, ты заслужила…» – зло подумала приютская. Но, вместо того чтобы оставить лжеподружку, вдруг просипела:

– Сон грядёт, глаза смыка-ая… – и сразу умолкла, стыдясь вырвавшихся слов.

Настя резко выдохнула. Её плечи на миг перестали трястись.

Маришка сглотнула и прикрыла глаза. Щёки залились краской:

– Сон грядёт, глаза смыка-ая, – всё же заставила себя снова пропеть она. Тихо и неуверенно. – Засыпай скорей… Нет, вставай. Мы простудимся.

Маришка подумала было, что подруга воспротивится и оттолкнет её руки. Но Настя, обмякшая от истерики, будто и не заметила, как приютская потянула её наверх, а затем усадила на кровать.

– Я спою тебе маменькину колыбельную, идёт? – сама не зная зачем, спросила Маришка.

Настя не ответила. Вместо этого легла на подушку и повернулась спиной к Маришке, уместившейся на краешке кровати, словно птичка на жёрдочке – поджав под себя здоровую ногу. Было неловко. Хотелось отстраниться, да и вообще уйти. Но Ковальчик сдержалась. И осталась.

– Сон грядёт, глаза смыкая. Засыпать скорей велит. Мягкими руками мамы…

Голос Маришки дрогнул. Она снова смолкла, чувствуя растущий в горле царапающий ком. Но заметив, как замерла Настина спина, сглотнула и заставила себя продолжить.

Маришка даже не пела – так, скорей, говорила, растягивая слова. Но всё же отдалённо это могло бы сойти за колыбельную. Ласковую, неловкую да нескладную – какая и вправду могла бы звучать из уст не слишком изобретательной, но, безусловно, любящей матери.

Какой ни у кого никогда здесь не было.

Ни у кого, кроме Маришки, конечно. И колыбельную эту ещё её маменьке пела няня – ведь маменька у неё красивая чернявая господарочка из дворянок. Она сама Маришке это говорила…

 
– Сон грядёт, глаза смыкая,
Засыпать скорей велит,
Мягкими руками мамы
Локоны перебирая,
О странах добрых говорит.
Ты с ним летишь в края далёки
На спинах белых журавлей,
А мама гладит твои ноги,
И подушки кособоки
Пахнут свежестью полей…
 

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации