Текст книги "Афоризмы. От раба до императора"

Когда тебя возмутит чье-либо бесстыдство, тотчас же спроси себя: «Возможно ли, чтобы в мире не было людей без стыда?» Нет, невозможно. Не требуй же невозможного. Ведь и этот человек один из тех людей без стыда, которые должны быть в мире. Этот же вопрос пусть будет у тебя наготове и по отношению к человеку вероломному и ко всякому, совершающему какой-нибудь проступок. Если ты будешь помнить, что люди такого рода не могут не существовать, то будешь благосклоннее к каждому из них в отдельности. Полезно также тотчас же подумать о том, какую добродетель сообщила природа человеку против подобных проступков. Ведь против неблагодарности она, в качестве противоядия, сообщила нам кротость, против других пороков – какую-нибудь другую способность. Вообще тебе дана возможность вразумлять заблудших: ибо всякий прегрешающий уклоняется от своей цели и блуждает. Но терпишь ли вред ты? Ты не найдешь ни одного из тех, на кого ты так негодуешь, кто своими действиями мог бы сделать твою душу худшей, а в ней-то и коренится все вредное и злое для тебя. Что дурного или необычного в том, если необразованный человек поступает как таковой? Подумай, не следует ли тебе винить самого себя в том, что ты не ждал от такого человека такого рода проступков. Ведь разум побуждал тебя к размышлению о том, что подобные проступки весьма вероятны со стороны этого человека, и тем не менее ты по своей забывчивости удивляешься, если он совершил проступок. Важнее всего, однако, при жалобах на чье-либо вероломство или неблагодарность обращать взор на самого себя. Ведь несомненно же, что ты заблуждался, если верил в возможность верности со стороны человека такого склада, или же, оказывая благодеяние, не отрешался от всяких соображений и не черпал удовлетворения в самом своем поступке. Если ты сделал добро человеку, что остается тебе еще желать? Разве не достаточно того, что ты совершил что-либо согласно своей природе, но ты требуешь еще награды за это? Это все равно, как если бы глаз потребовал бы платы за то, что он видит, или ноги за то, что они ходят. Подобно тому как эти члены созданы для определенного назначения, выполнив которое, сообразно своему строению, они почитают себя удовлетворенными, точно так же и человек, рожденный, чтобы творить добро, сделавши какое-нибудь доброе дело или как-либо иначе поспособствовавши общему благу, выполняет тем свое назначение и должен считать себя удовлетворенным.

Книга 10

Будешь ли ты когда-либо, душа, доброй, простой, единой и, в своем обнажении, более явственной, нежели облекающее тебя тело? Вкусишь ли когда-либо от настроения дружбы и любви? Настанет ли когда-нибудь момент, когда ты не будешь ничего желать и ни о чем не будешь мечтать, ни об одушевленном, ни о неодушевленном, ради испытания наслаждения, ни о времени для возможного продления этих наслаждений, ни о местности, стране, благодатном климате, ни о согласии с людьми? Будешь ли ты, наоборот, довольствоваться наличным положением, радоваться всему, что имеется налицо, и убедишь ли ты себя в том, что все у тебя есть, все обстоит хорошо для тебя, и существует по воле богов, и будет обстоять хорошо все, что любезно богам, и будет ими ниспослано на благо существа совершенного, доброго, справедливого, прекрасного, которое все порождает, все сдерживает, все объемлет и охватывает все разрушающееся для создания нового, подобного ему? Будешь ли ты когда-нибудь способна сожительствовать с богами и людьми таким образом, чтобы не жаловаться на них, но и не навлекать на себя их осуждения?

Следи за тем, какие требования предъявляет твоя природа к тебе, как подчиняющемуся одной только природе. Затем исполняй эти требования и допускай их, если это не ухудшает твоей животной природы. Далее, нужно следить за тем, чего требует твоя животная природа, и принимать все ее требования, если исполнение их не ухудшает твоей разумной природы. Но разумное есть в то же время и гражданственное. Применяй эти правила и не бросайся из стороны в сторону.

Все случающееся или таково, что ты от природы способен перенести его, или же таково, что ты не способен к этому. Поэтому если с тобой случается что-нибудь, что ты способен перенести, то не досадуй, но переноси, как и свойственно тебе. Если же ты не способен перенести его, то и тогда тебе нечего досадовать, ибо, уничтожив тебя, оно погибнет и само. Помни, однако, что ты способен перенести все, что твое убеждение может сделать терпимым и сносным, полагая, что тебе полезно и приличествует сделать это.

Если кто-нибудь заблуждается, то вразуми его, сохраняя благожелательность, и укажи на его ошибку. Если же не можешь сделать этого, то вини себя или же не вини никого.

Что бы ни случилось с тобой – оно предопределено тебе из века. И сплетение причин с самого начала связало твое существование с данным событием.

Существуют ли атомы или же единая природа – прежде всего следует установить, что я являюсь частью Целого, управляемого природой; затем, что я некоторым образом связан с частями, однородными мне. Ведь если я буду помнить об этом, то, поскольку я буду сознавать себя частью, я не буду недоволен ничем, ниспосылаемым Целым, ибо то, что полезно Целому, не может быть вредно части. В Целом же нет ничего, что не было бы полезно ему: это общо всем природам, но природа мира имеет то преимущество, что нет внешней причины, которая могла бы заставить ее произвести что-нибудь вредное для нее самой. Итак, поскольку я буду помнить, что я являюсь частью такого Целого, – я буду рад всему происходящему. Поскольку же я нахожусь в известной родственной связи с однородными мне частями – я буду воздерживаться от того, что идет вразрез с общим благом. Наоборот, я всегда буду иметь в виду тех, кто мне родственны, направлю все свое стремление на общеполезное и отвращу его от противоположного. Если все это будет выполнено, то жизнь будет, несомненно, протекать счастливо, как нельзя не признать счастливой жизнь гражданина, отдающего свои силы на деятельность, полезную его согражданам, и приветствующего все то, чем оделит его государство.

Части Целого, объемлемые по природе миром, необходимо подлежат гибели или, что означает то же самое, изменению. Если это, будучи по природе необходимым, является в то же время злом для них, то и с Целым, при постоянном изменении его частей, нарочито предназначенных к гибели, не все обстоит благополучно. Но не сама ли природа решила причинить зло своим частям, создав их доступными и даже необходимо подверженными ему, или же это случилось без ее ведома? Как то, так и другое – невероятно. Если же кто-нибудь, оставив в стороне природу, пришлет изменение естественным свойствам вещей, то не смешно ли, с одной стороны, утверждать, что части Целого изменяются в силу своих естественных свойств, а с другой стороны, дивиться и негодовать по поводу этого, точно это идет вразрез с природой? Тем более что каждая вещь разлагается на то же, из чего и состоит. Ибо на самом деле имеет место или рассеяние элементов, входивших в состав вещи, или же превращение плотного в то, что обладает свойствами земли, а животворящего в то, что обладает свойствами воздуха, так что все, в конце концов, поглощается разумом Целого, которое или периодически возгорается, или же обновляется силою вечных времен. И не воображай, что плотное и животворящее, имеющееся теперь в тебе, существует с самого момента твоего рождения. Ибо все это в тебе со вчерашнего или позавчерашнего дня, будучи обязано своим существованием пище и вдыхаемому воздуху. Поэтому изменяется лишь то, что получено тобою извне, а не то, чем ты обязан своей матери. Допусти даже, что привзошедшее к тебе и составляет все своеобразие твоего существа, – это, думается мне, отнюдь не поколеблет значения сказанного выше.

Приложивши к себе такие наименования, как хороший, скромный, правдивый, рассудительный, нестроптивый, благородный, ты должен внимательно следить за тем, чтобы не переменить их на другие; а если ты лишился этих наименований, поспеши вновь вернуться к ним. Помни же, что «рассудительность» означает для тебя осмысленное и вдумчивое отношение ко всякой вещи, «нестроптивость» – добровольное подчинение уделу, ниспосланному тебе общей природой, «благородство» же – превознесение разумной части над медленными или порывистыми движениями плоти, над суетной славой, над смертью и тому подобным. Если ты соблюдешь себя в верности этим наименованиям, не гоняясь за тем, чтобы и твои ближние прилагали к тебе их, то ты будешь другим и начнешь другую жизнь. Ведь продолжать оставаться таким, каким ты был по сие время, влачить такую пагубную и нечистую жизнь, достойно только человека тупого, цепляющегося за жизнь, и подобного тем полуживым и покрытым ранами и кровью гладиаторам, которые все же умоляют оставить их в живых до завтра, когда им в таком виде вновь придется испытать на себе силу тех же когтей и зубов. Итак, старайся сжиться с этими немногими именами. И если ты сможешь оставаться верным им, то оставайся, как бы переселяясь на некие острова блаженных; если же почувствуешь, что падаешь и не в силах устоять, то имей решимость удалиться в какое-нибудь укромное место, где ты не поддашься соблазну, или же совсем расстанься с жизнью, но без ропота, просто, свободно и скромно, свершив в жизни хотя бы одно дело – подобный расчет с жизнью. Но тебе гораздо легче дастся память об этих наименованиях, если ты будешь помнить о богах и о том, что они желают, чтобы все разумные существа не льстили, а уподоблялись им, и чтобы смоковница исполняла назначение смоковницы, собака – назначение собаки, пчела – назначение пчелы, человек – назначение человека.

Ненависть, война, страх, вялость, рабство будут ежедневно сводить на нет те священные основоположения, которые ты не осмыслил надлежащим образом, не уделив им должного внимания. Но на все следует смотреть и все делать так, чтобы и практическая способность получила свое довершение и теоретическая приходила в деятельность, а из всеобъемлющего познания родилась та уверенность в себе, которая не выставляет себя напоказ, но которую и не скроешь. Когда же, наконец, ты приобщишься искренности, серьезности и того познания каждой вещи, которое откроет тебе, какова она по своей сущности, какое место занимает в мире, сколько времени суждено ей просуществовать, что входит в ее состав, кому она может достаться и кто может дать ее и отнять?

Паук горд, завлекши муху; кто гордится, подстрелив зайчонка, кто – поймав сетью мелкую рыбешку, кто – одолев вепря, кто – медведя, а кто – сарматов. Но разве не окажутся они все разбойниками, если поисследовать их основоположения?

Усвой себе метод рассмотрения всех вещей в их постоянном переходе друг в друга; всегда думай об этом и упражняй себя в этой области. Ибо ничто так не способствует возвышенному настроению. Такой человек уже совлек с себя тело и, под влиянием мысли о том, как немного еще осталось до того момента, когда он оставит все это, выбыв из числа людей, всецело отдался справедливости в своих собственных действиях и природе Целого во всем остальном. А что другие говорят о нем или думают или как они поступают по отношению к нему – об этом он нисколько не заботится, довольствуясь лишь осуществлением справедливости в своих настоящих поступках и любовью к своему настоящему уделу; он отрекся от всех забот и суетных стремлений и не желает ничего, кроме как неуклонно исполнять закон и в этом неуклонном исполнении следовать богу.

К чему нужны догадки, когда ты имеешь возможность узнать, что надлежит сделать? Если ты знаешь, то, сохраняя благосклонность, иди вперед по этому пути, не уклоняясь в сторону, а если не знаешь, то остановись и привлеки к совету лучших людей. Если же ты встретишь на этом пути какие-либо препятствия, то иди вперед, учитывая наличные обстоятельства и держась того, что признал за справедливое. Ибо достижение его есть наилучшее, уклонение от него – наихудшее. Тот, кто во всем следует разуму, не суетлив и в то же время деятелен, весел и вместе с тем уравновешен.

Пробудившись от сна, тотчас же спроси себя: «Касается ли тебя, если кто-нибудь другой делает что-либо справедливое и прекрасное?» – «Нет, не касается». – «Уж не забыл ли ты, каковы люди, которые с таким весом высказывают другим похвалу и порицание, на ложе, за столом, что они делают, чего избегают, к чему стремятся, что они похищают, что отнимают не посредством рук и ног, а наиболее ценной своей части, которая, при желании, могла бы дать жизнь верности, скромности, истине, закону, благому гению?»

Человек просвещенный и скромный обращается к всё дающей и всё отбирающей назад природе со словами: «Дай, что пожелаешь, и возьми обратно, что пожелаешь». Говорит же он так не из дерзновения, а повинуясь природе и благоволя ей.

Немного еще осталось. Живи словно на горе. Ведь совершенно безразлично, жить ли здесь или там, если человек повсюду в мире, как в Граде. Пусть люди увидят и познают в тебе истинного человека, живущего согласно природе. Если им будет невтерпеж, пусть убивают. Ведь это лучше, чем жить таким образом.

Не все же разглагольствовать о том, каким должен быть хороший человек, пора и стать им.

Постоянно думай о вечности в ее целом, и о сущности в ее целом, и о том, что каждая отдельная вещь по сравнению с сущностью – малое зерно, по сравнению с временем – поворот бурава.

Останавливаясь мыслью на каждом отдельном предмете, представляй его себе уже разложившимся, подвергшимся изменению и как бы гниению или рассеянию, или же обреченным на своего рода смерть.

Подумай, каковы эти люди, когда едят, спят, совокупляются, испражняются и т. д., а затем, каковы они, когда корчат из себя важных господ, чванятся или гневаются и расточают укоризны с высоты своего величия. Скольким они незадолго до того служили и за какую цену и во что они вскоре превратятся?

Каждому пристало то, что стало его уделом в силу природы Целого, и именно тогда, когда стало.

«Любит дождь земля; любит его и священный эфир». Мир любит создавать то, что должно возникнуть. Поэтому я говорю миру: «Я люблю то же, что и ты». И разве не в том же смысле говорят: «Такой-то вещи любо то-то»?

Или ты продолжаешь жить здесь – и к этой жизни ты уже привык, или ты удаляешься в другое место, согласно своему желанию, или же умираешь, и твое служение кончилось. Этим исчерпано все. Поэтому будь спокоен.

Для тебя всегда должно быть ясно, что этот клочок земли ничем не отличается от других и что живущие на нем испытывают то же самое, что и живущие на вершине горы, или на морском берегу, или еще где-нибудь. И ты согласишься со словами Платона о пастухе, заключенном в стенах горной хижины и доящем овец.

Что для меня мое руководящее начало и каким я его теперь делаю? К чему я применяю его теперь? Не лишено ли оно разума? Не отрешено ли и не отторгнуто ли от общения? Не спаяно ли оно и не смешано ли с телом так, что следует его движениям?

Скрывающийся от властителя – беглец. Властвует же закон, и беглец тот, кто нарушает закон. Но и сокрушающийся, и гневающийся, и боящийся не желает чего-либо происшедшего, происходящего или имеющего произойти в силу порядка, установленного мироправителем, который есть закон, определяющий каждому причитающееся ему. Поэтому и тот беглец, кто боится, или сокрушается, или гневается.

Оплодотворивший утробу матери удаляется; в дальнейшем берется за дело другая причина и довершает образование младенца. Какое было начало и каков конец! Ребенок глотает пищу, а за дальнейшее принимается другая причина и создает ощущение, стремление и вообще жизнь, силу и все остальные свойства человека. А сколько их и каковы они! Вникай же во все происходящее в такой сокровенности и созерцай действующую здесь силу так же, как и силу, заставляющую тела падать вниз или подыматься вверх, не телесными очами, однако с не меньшей ясностью.

Постоянно размышляй о том, что все происходящее ничем не отличается от происходившего ранее и имеющего произойти в будущем. Пусть предстанут перед твоим взором целые периоды жизни и сходные друг с другом положения, которые известны тебе или из собственного опыта, или из истории более раннего времени, как-то: весь двор Адриана, весь двор Филиппа, Александра, Креза. Ибо повсюду здесь одно и то же, только действующие лица другие.

Всякий сокрушающийся и выражающий неудовольствие по поводу чего-нибудь должен напоминать тебе поросенка, который бьется и визжит при заклании. Но недалеко от него ушел и тот, кто на своем ложе в одиночестве оплакивает про себя тяготеющий над нами рок. Ты же подумай о том, что только разумному существу дана возможность добровольно следовать событиям, – простое же следование необходимо для всех.

Перебирая мысленно все предметы своей деятельности, спрашивай себя относительно каждого в отдельности, не потому ли смерть страшна, что связана с лишением его.

Если тебя возмущает чье-либо заблуждение, то, тотчас же оглянувшись на себя, пораздумай, в каком сходном заблуждении повинен ты сам, почитая, например, благом деньги, наслаждение, суетную славу или что-нибудь в этом роде. Ведь, усмотрев такое заблуждение, ты скоро забудешь о гневе, в особенности если сообразишь вместе с тем, что тот человек вынуждается быть таким. Что ему остается делать? Если можешь, однако, то освободи его от этого принуждения.

Подумав о Сатироне сократике, представь себе Евтиха или Гимена, подумав о

Евфрате – Евтихия или Сильвана, подумав об Алкифроне – Тропеофора, подумав о Ксенофонте – Критона или Севера, подумав о самом себе – кого-либо из цезарей, и так поступай во всем. Затем задайся вопросом: «Где они все?» Нигде или неведомо где. Ибо таким образом тебе станет ясно, что все человеческое – есть дым, ничто; в особенности если ты вспомнишь, что однажды изменившееся уже не возникнет вновь в течение беспредельного времени. Чего же ты добиваешься? Почему тебе недостаточно провести достойно свой краткий век? Какого материала и каких условий деятельности ты избегаешь? Ибо что такое все это, как не упражнение для разума, созерцающего всю жизнь точным и отвечающим природе вещей взглядом? Не отступай же до тех пор, пока не освоишься со всем этим, как усваивает себе все здоровый желудок, как сильный огонь обращает в пламя и свет все брошенное в него.

Пусть никто, утверждающий о тебе, что ты человек не искренний и не хороший, не говорит правды, но пусть ошибается всякий, думающий о тебе что-нибудь подобное. Ведь все это зависит от тебя. Кто, в самом деле, мешает тебе быть хорошим и искренним человеком? Только реши раз навсегда не жить, если не быть таким. Ибо если ты не таков, то разум не удерживает тебя (в жизни).

Что при данном материале было бы правильнее всего сделать или сказать? Что бы это ни было, это может быть сделано или сказано. И не ссылайся на препятствия.

Ты прекратишь свои стенания только тогда, когда почувствуешь, что для тебя делать при данном и наличном материале свойственное строю человеческой природы есть то же самое, что привольная жизнь для приверженцев наслаждения, ибо каждая возможность действовать согласно своей особой природе должна почитаться радостью. Но эта возможность имеется всюду. Ни цилиндру, ни огню, ни воде, ни всему остальному, относящемуся к мертвой и неразумной природе, не дана возможность всегда находиться в свойственном им движении: множество препятствий мешает этому. Дух же и разум могут, превозмогая все препоны, сохранять направление, которое от природы свойственно им и которое они желают. И, памятуя о той легкости, с которой движется, все превозмогая, разум, как огонь движется вверх, камень вниз, цилиндр по склону, ты уже не стремись ни к чему иному. Остальные же препоны или относятся к телу, которое тот же труп, или же (без убеждения о них и склонности самого разума) не в силах ни подавить тебя, ни причинить какое-либо зло: иначе тот, на чьем пути они встретились, тотчас же сделался бы дурным. Стоит только, чтобы с каким-нибудь другим созданием приключилось какое-либо зло, как, благодаря этому, само препятствующее становится хуже – здесь же, если хочешь знать, человек делается и лучшим, и более достойным похвалы, если только он надлежащим образом использует обстоятельства. Вообще же помни, что ничто не вредит гражданину, что не вредит Граду, и ничто не вредит Граду, что не вредит закону. Но все эти так называемые невзгоды не вредят закону, а не вредя ему, не вредят ни Граду, ни гражданину.