Текст книги "Кельты. Мифология, сформировавшая наше сознание"

На основании этих стихотворений, которые он считал подлинными, Уильямс выяснил, что Талиесин был придворным бардом и писал хвалебные песни королю Уриену Регедскому. Регед – ныне исчезнувшее королевство бриттов, которое располагалось на юге современной Шотландии и северо-западе Англии; несколько столетий его народ противостоял натиску англосаксов. Точные границы Регеда определить сложно, тем более они наверняка менялись с течением времени, но сегодня считается, что королевство занимало территорию современного шотландского округа Дамфрис и Галлоуэй и простиралось до Ланкашира и Камбрии.

Сэр Айвор попытался выделить из примерно шестидесяти поэтических произведений «Книги Талиесина» двенадцать подлинных стихотворений VI века. В 1960 году он издал их с комментариями, и этой публикацией по сей день пользуются специалисты по ранней кельтской литературе. Однако тот факт, что между временем их появления и датой создания единственной известной нам рукописи XIV века прошло семь столетий, вызывает серьезные опасения исследователей. Уильямс считал, что стихотворения, написанные в VI веке, дошли до нас не в устной форме – судя по особенностям языка, переписчик «Книги Талиесина» копировал тексты из более старого источника. Но за столь долгий срок текст может исказиться по очень многим причинам. С каждым переписыванием становится больше ошибок, пропадают страницы, очередные писцы стирают и правят слова и фразы. Более поздние исследователи, обращавшиеся к работам сэра Айвора, сократили число аутентичных стихотворений VI века с двенадцати до примерно десяти. Тем не менее идеи Уильямса в целом признаны в научной среде, и именно эта поэтическая подборка считается самым ранним сохранившимся литературным произведением на валлийском языке.

Это ни в коем случае не мистические или друидические сочинения, а панегирики, хвалебные стихотворения в честь правителя. Они появились в культуре, пронизанной духом героизма, в которой воины соревнуются за боевую славу и признание, а господин вознаграждает их за доблесть.

В такой культуре хвалебная речь из уст того, кто сам достоин похвалы, обеспечивает человеку репутацию. Воспевания живых и мертвых занимают центральное место во всей валлийской поэзии. Несколько стихотворений, которые сэр Айвор приписывал «историческому» Талиесину, завершаются возвышенной хвалебной кодой (в оригинале строки рифмуются):

 
И пока не сокрушит меня в старости
суровая верная смерть,
не будет мне большего счастья,
чем восхвалять Уриена.
 

Ранее я упоминал, что Айвор Уильямс предложил отделять реально существовавшего Талиесина от Талиесина – персонажа легенд. Второго Уильямс назвал «легендарным» или «мистическим», именно его следует отождествлять с героем поздней «Легенды о Талиесине». Многие поэмы в «Книге Талиесина» повествуют с пафосом о том, как он принимал облик различных предметов и существ, встречался с историческими, мифологическими и библейскими персонажами. Короткие вопросы и хвастливое перечисление того, где побывал и что повидал бард, создают прерывистый ритм. В качестве иллюстрации приведу отрывок из особенно сложного для понимания стихотворения «Враждебный союз» (Angar Kyfundawt) из «Книги Талиесина»:

 
Мира устройство знаю
Между Землей и Раем,
Что эхом пещера звенит,
Что всем погибель грозит,
Зачем серебру блистать,
А в речке дна не видать,
То, что черно дыханье[3]3
  Согласно комментарию М. Хейкок к этой строке Талиесина, «черным» считалось дыхание внутри тела, которое еще не вышло изо рта. Она приводит ирландскую загадку, ответ на которую – «дыхание»: «Здесь оно со мной, там его я вижу – / Черного ягненка с синей-синей шерстью». Прим. науч. ред.


[Закрыть],
Что печень кровава в ране,
То, что олени рогаты,
А жены любовью богаты,
А молоко белеет,
А остролист зеленеет.
 

Очевидно, что эти рассуждения принадлежат персонажу народных сказок – Талиесину-оборотню, всеведущему и уверенному в себе знаменитому поэту. Из этого можно сделать вывод, что основная идея этих сказаний была хорошо известна в средневековом Уэльсе задолго до появления в середине XVI века самой ранней из дошедших до нас версий «Повести о Талиесине»; однако это не означает, что легенда пришла к нам из древности, и еще менее вероятно, что она связана с друидами или язычниками.

Итак, у нас, как уже говорилось ранее, есть очень удобное разделение на двух Талиесинов. Первый – реальный поэт, автор хвалебных стихотворений, живший в конце VI века, наследник древней традиции панегириков, которая восходит к ранней кельтской культуре и продолжает развиваться в период позднего ирландского и валлийского Средневековья. Этот реальный, «исторический» Талиесин был одним из типичных придворных певцов, которые, по словам античных авторов, сопровождали галльских вождей. Краткое описание британской хвалебной поэзии – пусть и весьма неприязненное – оставил латинский писатель VI века Гильда Премудрый, автор мрачной, яростной проповеди под названием «О погибели Британии» (De excidio Britanniae). В своем знаменитом риторическом обращении к королю Майлгуну, повелителю Гвинеда, Гильда презрительно описывает придворных поэтов-воспевателей:

И [ты], напрягая слух, навострив уши, слышишь не сладкозвучные хвалы Богу гласом сладко поющих новобранцев Христовых, и распевы церковной мелодии, – но хвалы самому себе, которые суть ничто, наполненными ложью устами колодников, обрызгивающих при этом тех, кто стоит рядом, пенящейся жидкостью, и «зычных глашатаев», визжащих вакхантским обычаем…[4]4
  Пер. Н. Ю. Чехонадской (Живловой).


[Закрыть]

Это самое раннее из известных нам описаний светской хвалебной поэзии в Британии, и очевидно, что Гильда не интересовался ее социальной функцией или героическим духом, он видел в панегириках лишь мирскую гордость и тщеславие. Роль «исторического» Талиесина, вероятно, заключалась в том, чтобы восхвалять Уриена Регедского, подобно бардам из послания Гильды. И здесь следует сказать несколько слов о характере такой поэзии.

Стихи эти шаблонны, полны возвышенных описаний безграничной щедрости и боевого мастерства Уриена, большое внимание уделяется чувствам самого поэта. Аутентичные стихотворения обычно состоят из свободных восьми– или девятисложных строк, украшенных рифмами и аллитерациями. Это воспевания, элегии, мольбы о примирении – в них нет сюжета. В средневековой кельтской литературе поэзия используется для выражения сильных чувств, повествование же ведется в прозе. Любая история в стихотворной форме сводится к аллюзии, что делает кельтскую поэзию довольно трудной для понимания. Язык ее удивительно сложен. Можно предположить, что многое в древних текстах было исправлено и переписано, ведь речь идет о произведениях, дошедших до нас сквозь столетия.

Однако порой в этих стихотворениях присутствуют прямота и ясность. Одно из лучших сочинений Талиесина – трогательная элегия на смерть Овейна, сына короля Уриена. Здесь поэт также прославляет великодушие и воинскую доблесть как высшие добродетели. Звучит это следующим образом:

 
Душу, Оуэн ап Ириен,
Господу в беде призреть!
Рхегеда зеленый дерн
Властителю в славу впредь.
В земле герой песнословий,
в лучах зари копий твердь.
Властителю Ллуивенид
Ровню где найти суметь?
В жатве брани и ловитв –
в отца род, и рода ветвь.
Пал от Оуэна Фламдвин,
Как во сне, обрел он смерть.
Ллоегра рать уложил –
в их глазах огню гореть.
С поля мало кто бежит, –
Бахвалятся одолеть –
На расправу Оэун крут,
Волчьей стаей к овцам в клеть.
Ярый муж под жаром лат!
Скакунов копил – велеть
Мог их в дар. Дают их ныне
души ради, порадеть
душе, Оуэн ап Ириен…[5]5
  Пер. Н. Л. Сухачева, А. И. Фалилеева.


[Закрыть]
 

Ллуивенид (Llwyfenydd) – название одного из регионов Регеда; Фламдвин (Fflamddwyn), то есть «Пламяноситель», – по-видимому, прозвище саксонского вражеского вождя, которое дали ему жители Регеда. Фраза про лежащую с горящими глазами рать Ллоегра означает, что все воины пали на поле боя и глаза их навеки открыты.

Очевидно, что подобные стихотворения не связаны с мистикой или тем более с друидами. Читатель, должно быть, заметил в элегии религиозный мотив: автор напрямую обращается к христианскому Богу, когда просит его позаботиться о душе павшего героя. Важно помнить, что христианство было частью идентичности бриттов как цивилизованных жителей бывшей римской провинции, оно отличало их от язычников-саксов, угрожавших с востока. (Во время предполагаемой жизни Талиесина некоторые англосаксонские королевства приняли христианство; в 597 году началась знаменитая миссия святого Августина в Кент.) Это полностью противоречит популярным историям о Талиесине: самые ранние его стихотворения, созданные всего лишь через два столетия после всеобщего обращения бриттов в христианство, не содержат языческих, друидических или магических мотивов.

Оставим ранние произведения и обратимся к содержанию других частей «Книги Талиесина», написанных от лица «легендарного» Талиесина. Это более поздние сочинения, которые, судя по языку, были созданы в период между 900 и 1220 годом. У отдельных произведений дату можно определить точно: например, блестящее длинное стихотворение «Великое пророчество о Британии» (Armes Prydein Uawr) датируется 920–930-ми годами. Это политическое пророчество, предвещающее день, когда британцы – валлийцы, корнуольцы и бретонцы – вернут себе законные земли, захваченные англичанами, и обретут власть на всем острове.

Гравюра Симона Франсуа Равенне по картине Фрэнсиса Хеймана «Друиды, или Обращение бриттов в христианство» (1752). Wellcome Collection, London

Возникает резонный вопрос – почему невозможно определить время создания других стихотворений? Причин три. Во-первых, при датировке специалисты часто опираются на политические и общественные события, современные для автора произведения; таким образом, например, и выяснили предположительную дату создания «Великого пророчества о Британии». Но «мифологическая» поэзия по своей природе изобилует туманными аллюзиями на магию и оборотничество, она обращена внутрь себя и практически не ссылается на внешние события.

Во-вторых, стихотворения с короткими строками и нарочито путаным стилем довольно сильно отличаются от стихотворений, созданных в 900–1220-х годах, то есть от основного массива религиозной и возвышенной хвалебной поэзии бардов, называемого «гогинвейрд» (gogynfeirdd), что означает «не самые ранние поэты». В итоге сравнение между собой произведений того периода для датировки тоже не подходит.

В-третьих, чтобы определить время создания стихотворений, нужно обладать особыми знаниями и разбираться в валлийской литературе, лингвистике, истории и особенностях поэзии. К счастью, в 2007 году эксперт с такой квалификацией Марджед Хейкок выпустила монографию «Легендарные стихи из “Книги Талиесина”» с комментариями и введением, за которой вскоре последовал второй том «Пророческие стихи из “Книги Талиесина”». Я упоминаю творчество Хейкок, потому что каждый, кто всерьез интересуется Талиесином и связанными с ним преданиями, не может обойти вниманием ее работы – в первую очередь потому, что другие английские переводы, встречающиеся в книгах и особенно в интернете, нередко пестрят неточностями. К счастью для обычных англоязычных читателей, появился еще один блестящий перевод, выполненный с опорой на исследования Марджед Хейкок, – «Книга Талиесина: военные и хвалебные стихотворения в колдовской Британии». Авторы – валлийская поэтесса Гвинет Льюис и бывший архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс. В книге, опубликованной в 2019 году, содержатся точные переводы всех стихотворений как «исторического», так и «легендарного» Талиесина, а также введение с комментариями. Впервые поклонники знаменитого барда, не владеющие валлийским языком, получили возможность близко познакомиться с его творчеством.

Можно с уверенностью сказать, что «мистические» стихотворения из «Книги Талиесина» создавались на протяжении всего периода с 900 по 1220 год. Одно из самых ранних сочинений, знаменитая и загадочная средневековая поэма «Трофеи Аннувна», или «Добыча из Аннувна» (Preideu Annwfyn), была создана примерно в 900–950 годах (Аннувн – валлийский потусторонний мир, который занимает важное место в валлийской литературе и фольклоре).

В шестидесяти строках рассказана наполовину утраченная легенда из артуровского цикла. Как уже упоминалось, в кельтской традиции для повествования обычно использовали прозу, а в поэтических произведениях лишь давали намеки на уже известные аудитории сюжеты. В данном случае стихотворение – единственное, что осталось от оригинальной легенды, так что детали до конца не известны. Очевидно, что Артур и его люди совершили провальную экспедицию в потусторонний мир, находившийся за морем; они отправились туда на корабле «Придвен», чтобы заполучить украшенный жемчугами котел «Владыки Аннувна» и, возможно, чтобы освободить пленника по имени Гвейр. Котел «согрет дыханием девяти дев», и этот образ кажется одновременно знакомым и загадочным. Посещение иномирных крепостей с таинственными названиями – возможно, речь шла о разных названиях одного и того же места – закончилось для Артура и его людей трагедией. В путешествие отправилось так много воинов, что для них потребовалось три корабля, но «только семеро вернуться смогли». Предположительно, Талиесин был среди выживших, он и поведал в поэме о случившемся. Вот ее начальная строфа:

 
Я восхваляю Владыку, Князя царской земли,
Что простер свою власть по берегам Мира,
Была уготована темница Гвейру в Каэр-Сиди,
Пока (длилась) история Пуилла и Придери.
Никто до него туда не приходил –
Тяжелая серая цепь сторожила верного юношу.
О трофеях Аннувна он пел печально –
И до дня Страшного суда проживет наш стих.
На трех полных (кораблях) «Придвен» отправились мы туда –
Кроме семерых, никто не вернулся из Каэр-Сиди.
 

Мотив Талиесина, выжившего в тяжелых испытаниях, встречается и в легенде «Бранвен, дочь Ллира», датируемой примерно 1100 годом; там он упоминается среди уцелевших в другой неудачной экспедиции, на этот раз в Ирландию, под предводительством короля-великана Брана Благословенного. Хотя связь между путешествиями очевидна – в обеих историях присутствуют волшебные котлы и семеро выживших, – ученые пока не пришли к единому мнению о ее природе.

Это возвращает нас к другим легендам из «Книги Талиесина». Вполне вероятно, что многие стихотворения могли быть созданы только в XII веке или даже позже. Марджед Хейкок выдвинула убедительные аргументы в пользу того, что автором некоторых сочинений мог быть известный придворный поэт по имени Лливарх ап Лливелин (сын Лливелина) по прозвищу Prydydd y Moch, то есть «поэт свиней». В период между 1174 и 1220 годами он служил при дворе короля Лливелина ап Иорверта (1173–1240), или Лливелина Великого, правителя королевства Гвинед, а по сути – и всего Уэльса.

Некоторые стихотворения «легендарного» Талиесина имеют определенное стилистическое сходство со стихотворениями, авторство которых приписывают Лливарху ап Лливелин, и Хейкок убедительно доказывает, что часть якобы мифологических произведений мог написать именно он. С точки зрения хронологии это означает, что многие сочинения, в которых мистики искали древнейшие свидетельства о друидах и шаманах, были созданы спустя век после нормандского завоевания Англии, когда со времени написания трудов Гальфрида Монмутского «История королей Британии» и «Пророчества Мерлина» уже прошло пятьдесят лет, а до появления стихов Джеффри Чосера осталось всего столетие или около того. Иначе говоря, речь идет о произведениях периода валлийского Высокого Средневековья, а не мрачных «Темных веков» с их смешением языческих и христианских традиций.

Представленная здесь картина выглядит довольно сложной и, вероятно, нуждается в некотором резюме. С одной стороны, до нашего времени дошло несколько исторических хвалебных песен реально существовавшего Талиесина, созданных на заре валлийской поэзии, в конце VI века. С другой стороны, у нас есть множество странных и чудесных стихотворений, написанных в период с 900 по 1220 год поэтом-оборотнем, путешественником во времени, всеведущим и почти невыносимым в своем многообразии «легендарным» Талиесином. Вероятно, значительная часть этих «мистических» сочинений была создана в конце указанного периода выдающимся поэтом Лливархом ап Лливелин.

Проблема тех, кто пытается найти в легенде о Талиесине следы древнего кельтского мистицизма, очевидна: если стихотворения из «Книги Талиесина» действительно содержат фрагменты учения друидов, то почему они записаны в столь поздний период? Логично предположить, что наиболее древние и «языческие» сочинения должны были появиться во времена, когда среди романо-бриттов еще сохранялось поклонение нехристианским богам. Однако современные данные свидетельствуют о том, что к 400-м годам н. э. эти культы пришли в упадок. (В качестве примера можно привести впечатляющий храмовый комплекс в честь бога Марса-Ноденса в Лидни-парке в Глостершире, построенный в конце IV века, но заброшенный уже к середине следующего столетия.) Если бы «легендарные» стихотворения Талиесина датировались VI веком, можно было бы допустить, что они содержат некое древнее наследие, потому что в то время в отдаленных районах Британии, где говорили на кельтских языках, еще оставались пережитки культов нехристианских богов, а в Ирландии точно существовали друиды. Но эти произведения отстоят от той эпохи на несколько веков: текст, созданный в начале XIII века, едва ли может содержать точную информацию о верованиях группы людей, которая была уничтожена или загнана в подполье одиннадцатью столетиями ранее.

Маловероятно и то, что легенды на протяжении веков передавались в устной форме, а затем были записаны между 900 и 1220 годами. Против этого свидетельствует наличие рифмы в стихотворениях. С течением времени язык трансформируется, меняются окончания слов, и это нарушает созвучие в стихотворных строках; именно рифма является одним из ценных инструментов датировки средневековых кельтских произведений. Стихотворение, созданное в 575 году на общебриттском языке и ставшее частью устной традиции, утрачивает рифму в своем средневаллийском варианте 1200 года, потому что за минувшие века произношение слов изменилось. Такие же процессы происходят и в английском языке: во времена Джеффри Чосера слова breath («дыхание») и heath («пустошь») рифмовались, а в наше время – нет. Примерно так же развивался и валлийский язык.

А вот в чем действительно интересно разобраться, так это в процессах, которые происходили с образом Талиесина после его смерти (конец VI века) и привели к возникновению фигуры «легендарного» барда (начало XI века). Почему валлийские поэты 1000–1220-х годов были заинтересованы в появлении такого персонажа?

Скорее всего, интерес к личности Талиесина возник во второй половине IX века, поскольку еще в 830-е годы автор «Истории бриттов» писал о нем просто как об одном из поэтов VI века, не самом выдающемся, и уж точно не как о барде-супергерое, способном менять облик. Значит, восхождение «легендарного» Талиесина началось позже, в конце IX или в самом начале Х века.

Имя Талиесина подобно нити, опущенной в сахарный сироп, на которой образуются все новые кристаллы. На основании письменных свидетельств можно заключить, что легенда о нем сложилась примерно к 1000 году. В повести «Килхух и Олвен» и в поэме «Трофеи Аннувна» его имя связывают с королем Артуром, а в сказании «Бранвен, дочь Ллира» мы встречаем его в свите короля-великана Брана Благословенного.

Есть подтверждения, что в течение X и XI веков в ученых кругах средневекового Уэльса возникла своего рода мода на древность – интерес к повелителям, династиям и поэтам утраченных северных королевств бриттов, в том числе и Регеда. Возможно, это стало толчком к мифологизации древних сочинений, записанных якобы от лица Талиесина, придворного барда Уриена Регедского, что, в свою очередь, породило легенды о его исключительном могуществе.

Чуть позже, в XI–XIII веках, валлийские придворные поэты достигли высочайшей техники стихосложения и, судя по всему, отличались немалым тщеславием. Они превозносили свою профессию и стремились произвести эффект на зрителей. Они считали себя знатоками не только местного фольклора, поэтической формы, топографии, генеалогии и истории – всего того, что ирландцы называли одним словом senchus, – но также и церковного образования. Они гордились книжной ученостью, читали Библию, апокрифы, агиографию, школьные тексты вроде трудов Орозия и энциклопедии Исидора Севильского, разговаривали на латыни, до определенной степени разбирались в средневековой науке, и все это естественным образом сочеталось со знанием местных преданий и традиций. В поэзии того времени можно обнаружить хвастливое заигрывание с церковью и соперничество между бардами за место при дворе, покровительство господ и общественное признание.

Марджед Хейкок утверждала, что «легендарный» или «мистический» Талиесин – это не «усталый древний друид в последней попытке отстоять язычество», а тотем, созданный самодовольными придворными поэтами-профессионалами Уэльса в XI–XIII веках. Его бахвальство, красноречие, всеобъемлющие знания и поэтическое мастерство, способное проникать в прошлое и будущее, являются символом их самоуверенности и могущества. В конце концов, придворные поэты были дорогой забавой: их требовалось кормить, содержать и достойно вознаграждать за труды. За свою щедрость правители получали хвалебное стихотворение или элегию, трудные для восприятия. Должно быть, у некоторых представителей знати возникло желание покровительствовать пусть непрофессиональным, но менее возвышенным, дорогим и проблемным бардам. Образ Талиесина был своего рода способом заявить: «Посмотрите, что мы умеем, оцените нашу силу, нашу связь с прошлым и будущим, наш огромный объем знаний». С помощью Талиесина ученые поэты средневекового Уэльса могли придать своему ремеслу мистический ореол.

Поиск источников и аналогов «легендарных» стихов из «Книги Талиесина» показывает, что в их основе лежат стандартные средневековые легенды, школьные знания, наука и местный фольклор – то есть именно тот материал, которым должны были владеть образованные слои уэльского общества эпохи Высокого Средневековья. В стихотворениях упоминаются приливы и отливы, планеты, устройство земли, природные элементы, предания о Геракле и Александре Македонском, библейские апокрифы, апокалипсические пророчества, персонажи ирландской литературы, истории о мифологической семье Дон[6]6
  Согласно «Мабиногион», детьми Дон были Арианрод, Гвидион и Гилвэтви. Пол этого персонажа в валлийских преданиях не вполне очевиден (в некоторых генеалогиях Дон – мужчина). Специалисты сейчас не склонны отождествлять Дон с ирландской богиней Дану: по мнению Дж. Т. Кука, выражение «сыновья Дон» изначально значило «сыновья земли». В стихотворении Талиесина говорится: «зовусь я мудрым при дворе Дон». Прим. науч. ред.


[Закрыть] и легенды артуровского цикла. И конечно, способность менять обличье – один из самых распространенных сюжетных мотивов во всем мире (вспомним «Метаморфозы» Овидия), который часто встречается в средневековой валлийской и ирландской литературе. Нет никаких оснований связывать ее с верованиями друидов в реинкарнацию или с «кельтским шаманизмом».

Возьмем, например, «Великую песню мира», в которой Талиесин описывает, как Бог вылепил его из «семи элементов»:

 
Он сотворил меня
из семи элементов:
из огня и земли,
из воды и воздуха,
из тумана и цветов
и из щедрого ветра.
 

Конечно, мистики разглядели в этих словах отголоски друидических верований в основные элементы мироздания. Во главе списка – четыре основные стихии, часто встречающиеся в традициях древнего и средневекового мира. Однако в ряде текстов, начиная с VIII века, человек представлен как микрокосм, созданный не только из земли, огня, воздуха и воды, но и из цветов, облаков и прочих субстанций, в том числе из соли – от слез и пота. Нет никаких сомнений в том, что автор стихотворения опирался на подобный материал. Как правило, все, что выглядит странным и чудесным в стихах «легендарного» Талиесина, – это сведения, которые в средневековой Европе считались общеизвестными. Иногда это приводит к забавным ситуациям. Например, современные «кельтские шаманы» включили отрывок про семь элементов в свои исцеляющие песнопения. Но стихотворение восходит не к таинственным кельтским верованиям, а к библейскому апокрифу и античным источникам. Еще один прием такого заимствования – форма «вопрос-ответ» во многих стихах Талиесина, например в «Высказываниях Талиесина в юности». Приведу цитату:

 
Отчего тяжелый камень?
Отчего колюч терновник?
Ведаешь ли ты, что лучше:
стебель или острие?
Что согреет человека
в холода и в злую стужу?
И кому погибнуть лучше:
юноше иль старику?
 

Такую форму повествования можно без труда отыскать в популярных средневековых текстах-диалогах, зачастую посвященных тем же темам. На чем держится мир? Из чего сделаны люди? Что такое ветер? На сколько областей разделена земля? Какой человек никогда не умирал и какой человек никогда не рождался? Кажется, что эти загадочные вопросы задает мудрый друид, но на самом деле так ученики церковных школ дразнили друг друга в Средние века.

Однако есть еще один момент, который усложняет картину. Дело в том, что некоторые детали позднего, фольклорного по существу предания о «мистическом» Талиесине действительно содержат в себе архаичные черты. Смена облика, внезапное обретение поэтического дара, связь поэзии и пророчества, противопоставление уродливого ребенка и прекрасного – подобные мотивы встречаются в ирландской средневековой литературе. Общие для Ирландии и Уэльса идеи зачастую восходят к древности, а ирландские и валлийские слова, означающие «поэт» и «поэзия», обнаруживают этимологическую связь со словами «пророчество» и «провидчество». На древнеирландском языке ученого поэта называли fili, что буквально переводится как «провидец», а ирландское слово fáth, «пророчество», родственно валлийскому gwawd, которое сегодня используется как «сатира», но в раннем валлийском языке означало «поэзия». Все это свидетельствует о том, что в древние времена поэзия являлась языком пророчеств и предвидения. Однако следует отметить, что в этом нет ничего специфически кельтского, подобное встречается, например, и в скандинавских текстах.

Очевидно, что образ «легендарного» Талиесина в средневековой «Книге Талиесина» и в более поздних фольклорных преданиях отражает определенные древние представления и концепции. Несложно понять, почему придворные поэты Высокого Средневековья, озабоченные престижем и загадочностью своей профессии, были заинтересованы в создании такого героя. Но поскольку эти мифические элементы пришли из древности, их нельзя привязать к реальной личности Талиесина, жившего в VI веке.

Почему же из всех поэтов, упомянутых в «Истории бриттов», именно Талиесин стал легендарной фигурой, почему именно ему приписали поэтические произведения, содержащие разнообразные общие знания и вопросы-загадки, типичные для ряда стандартных средневековых жанров? Я считаю, что поэты XI, XII и XIII веков выбрали Талиесина своим символическим представителем по одной простой причине. Вероятно, в их распоряжении было не слишком много образцов ранней поэзии, только стихотворения «исторического» Талиесина и сборник героических элегий, известный под общим названием «Гододдин», написанный поэтом по имени Нейрин или Анейрин примерно в 600-е годы н. э. Другими словами, они столкнулись с той же проблемой, что и мы: сохранилось слишком мало поэтических произведений VI–VII веков. Едва ли не самое поразительное качество исторического Талиесина состоит в том, что его поэзия очень эгоцентрична: он присутствует в стихотворениях, говорит о своих чувствах, выдвигает свою личность на передний план. От него, например, можно услышать нечто подобное:

 
Я видел на Пасху горящие свечи и пышную зелень.
Я видел, как распускается молодая листва;
Я видел ветви, что усыпаны цветом весенним.
Я видел величие самого щедрого короля.
 

Здесь поэт рассказывает о праздновании Пасхи при дворе Уриена, но при этом, что поразительно, акцентирует внимание на себе. В конце концов, стихотворение призвано восхвалять короля, и то, что Талиесин вплетает в него свой опыт и эмоции, вероятно, является признаком его творческого новаторства. Повторяющееся «я видел» в сочинениях «исторического» Талиесина перекликается с хвастливым «я был» в «мистических» произведениях, написанных несколькими веками позже, что, судя по всему, является подражанием. В «Гододдине» Анейрина, напротив, отсутствуют впечатления и мысли автора, его личность практически не видна. Так что если придворные поэты Высокого Средневековья искали яркий, эффектный символ своей профессии, восходящий к заре бардовской традиции, то выбор был очевиден. С Талиесином связывали предания о природе поэзии, обретении дара стихосложения, и за два или три столетия он превратился в символичного и многозначного героя, речи которого воспроизводит «мистическая» поэзия.

Персонаж быстро завоевал популярность. В средневековой поэзии большую роль играло эффектное исполнение стихов, и образ хвастливого и напыщенного Талиесина как нельзя лучше подходил для этой цели. Он был поэтом, воином, мудрецом, путешественником во времени и пространстве; он менял облики, общался с библейскими персонажами и героями «Четырех ветвей Мабиноги», величайшего произведения средневековой валлийской прозы. Его вопросы могут показаться странными и эзотерическими современному читателю, но не средневековой аудитории, знакомой с текстами, на которые опирались авторы стихотворений. Возможно, главной задачей такого «Талиесина» было вызывать смех и веселое удивление у искушенной придворной публики Высокого Средневековья. Читая сочинения того времени, мы должны представлять себе не бородатого мудреца из темной валлийской пещеры, хранящего обряды и легенды древних богов, а нарядно одетого придворного поэта, выступающего перед знатными персонами и священнослужителями году этак в 1200-м. Декламация от лица древнего барда могла служить приятным развлечением при дворе, где умели ценить образованность, широту взглядов, живость и изобретательность профессиональных творцов.