Текст книги "Женщина в черном 2. Ангел смерти"

В бункере

Дождь полил в полную силу; капли стремительными автоматными очередями громыхали по крыше из рифленого железа. Едва он только начался, Ева силой загнала детишек в бункер. Вот они – все вместе, целые и невредимые, сбились в нахохленную стайку в центре помещения. Чуть позади стояла Джин, обнимая за плечи ближайших к ней, – правда, объятие ее больше смахивало на мертвую хватку, так крепко стискивала она детские плечи. Ева никак не могла взять в толк: то ли директриса отчаянно пытается доказать себе, что ребята наконец в безопасности, то ли боится упасть от изнеможения без их поддержки? В последнее время баланс сил в их маленькой группе полностью сместился – Джин больше ничем не могла помочь, не могла предложить никаких конструктивных решений. Случившееся далеко выходило за рамки не только личного ее опыта, но и понимания. Лидером оказалась Ева. Она не желала для себя подобной роли, но раз уж так вышло – оставалось надеяться на то, что она справится. А иначе всем им придется плохо.

Внутри бункера не было окон, обстановка нагоняла тоску. Он представлял собой одну длинную комнату с каменными стенами, обшитыми выгнутыми листами рифленого железа, – обшивка, изгибаясь, уходила вверх, к потолку. В одном конце помещения стояла приставная лестница – она вела к отверстию в потолке; в другом располагалась трансформаторная будка, снабжавшая энергией системы освещения и обогрева. Две лампы, свисавшие с потолка, заливали комнату безотрадным, стерильным светом.

Ева смотрела на детей – широко распахнутые глаза, полные страха лица. Да, пожалуй, даже в Лондонском метро во время воздушных налетов и то было безопаснее. Совершенно необходимо сказать им что-нибудь. Утешить, подбодрить… помочь.

– Поезд на Лондон отправляется завтра утром, – ее собственный голос звучал словно чужой. – Сегодня переночуем здесь.

С трудом найдя в себе силы, прилепила к губам улыбку, однако, судя по испуганным, измученным мордахам ребятишек, им было уже все равно.

В трансформаторной будке Гарри открыл стенной шкаф и извлек оттуда несколько тонких, комковатых матрацев.

– Собственность Министерства обороны, к сожалению, – пояснил он последовавшей за ним Еве, – но, полагаю, на одну ночь сгодятся. Детям будет где поспать.

– Спасибо, Гарри, – улыбнулась Ева улыбкой, совершенно не напоминавшей ту, которой она безуспешно пыталась утешить детей. – Уверена, им прекрасно подойдет.

Гарри отправился раскладывать и пересчитывать матрацы, а Ева воспользовалась его отсутствием, чтобы оглядеться. Внимание ее немедленно привлекла старая, помятая фотография, прикрепленная к пульту генератора. Ева сняла фотографию, всмотрелась – с нее улыбался экипаж летчиков, стоявших в обнимку у бомбардировщика, – такие молодые, веселые, полные жизни! В человеке в центре она узнала Гарри.

– Это ты, правда? – показала она, протягивая фотографию вернувшемуся Гарри.

Гарри, нагруженный новой партией матрацев, взглянул, намереваясь ответить, увидел, что Ева держит в руках, потемнел и осекся.

– Был когда-то, – ответил коротко.

И отвернулся.

Настала ночь, дождь уже лил как из ведра. Мир снаружи потемнел и наполнился шумом.

Дети в бункере по-прежнему прижимались друг к другу, почти не разговаривали, почти не шевелились, сразу попадали на матрацы, стоило Гарри их расстелить. Абсолютно измотанные, но при этом чересчур встревоженные, чтобы уснуть, они просто лежали на матрацах, разложенных в центре комнаты кругом. «Прямо как в вестернах, – подумала Ева, – там переселенцы точно так же кругом располагали на ночевку фургоны, чтобы, в случае чего, от нападения индейцев было удобнее защищаться».

Гарри, Ева и Джин сидели у стены на раскладных металлических стульях. В бункере было тихо – лишь монотонно и непрестанно барабанил по кровле дождь.

Эдвард лежал чуть поодаль от остальных, на спине – руки сложены на груди, немигающий взгляд устремлен в потолок. Другие дети старались заснуть или хотя бы вид делали, что стараются, а он и не пытался. Еве почему-то показалось: тело мальчика – тюрьма, из которой он всеми силами рвется на свободу.

– Постарайся поспать хоть немножко, – сказала она мягко, подошла к Эдварду – тот немедленно отдернулся от прикосновения, отшатнулся и вновь уставился в обшитый металлом потолок.

– Ничего, Эдвард. Все хорошо. Мы далеко от этого проклятого дома, понимаешь? Мы в безопасности. Здесь ей нас не достать.

Эдвард не ответил. Всматриваясь в его бледное личико, Ева заметила: в глазах у него горит не страх, а гневная обида. Но на кого он сердится? На нее? Неужели за то, что отняла у него и выбросила куклу мистера Панча? Из-за такой мелочи? Ева уже открыла было рот, чтобы заговорить снова, как рядом с ней возникла Руби.

– Мисс?

– Да, Руби?

– Том нам сказал, что Эдвард призрака видал, мисс.

Столь неожиданное заявление невольно выбило Еву из колеи.

– Ну, – начала она неуверенно, – я…

– Видал или нет?

Первой мыслью Евы было солгать, уверенно объяснить, что Том попросту говорил чепуху. Однако она себя остановила. Разве Руби не заслуживает услышать правду? Разве все они, раз уж пытаются уцелеть, вырваться из подступающего кошмара, не заслуживают как минимум знать, что происходит?

– Да, Руби. Эдвард видел призрака. И я тоже.

– Ева!..

Ева подняла глаза, шокированная Джин неодобрительно качала головой. Не обращая на нее внимания, молодая женщина вернулась к разговору с Руби.

– Да, я ее тоже видела. Но ты не беспокойся, все в порядке. Если не видишь ее – она не может причинить никакого вреда. Сейчас мы тут, а она осталась там. Все закончилось.

Больше уже никто не притворялся спящим. Дети внимательно прислушивались, взирая на Еву со странной смесью страха и восторга, прислушивались к каждому слову, стараясь свыкнуться с полученной информацией.

– Мисс Паркинс! Немедленно прекратите нести чушь!

Джин вперилась в нее горящим от бешенства взором, потом повернулась к детям:

– Все это ложь, ребята. Мисс Паркинс просто зачем-то вбивает вам в головы смесь бреда и лжи.

– Вот уж нет, – возмутился Гарри, – нет тут ни капли лжи. Ева говорит чистую правду!

Джин покачала головой, откинулась на спинку стула, явно намереваясь продолжить спор… но тут Гарри заговорил, быстро и сердито:

– Хватит с меня вранья. Хватит тайн и секретов. Вокруг происходят скверные вещи – вас пытаются убить, нас всех хотят убить. Мы живем в опасное время. И невозможно пережить опасность, отрицая сам факт ее существования. Бороться можно, только действуя всем вместе. Лишь так мы сможем остановить врага.

Он обвел взглядом детей. Нашел руку Евы, мягко, успокоительно сжал в своей.

– Надеюсь, вам ясно?

Ева улыбалась.

Дети молча осознавали суть сказанного. Наконец Фрейзер, наморщив лоб от мыслительного усилия, спросил:

– А этот призрак Эдварда… это дух его мамы был, мисс?

– Нет, Фрейзер, – начала Ева, – этот призрак не имеет ничего общего с…

Она указала на Эдварда, собираясь уже назвать его по имени… – и замерла на месте.

В руке мальчик держал мистера Панча. И, судя по тому, что он проделывал с куклой, игрушка с ним разговаривала.

Ева смотрела – и в глазах у нее читался ужас.

– Да ведь я отняла у тебя… мы оставили ее в доме… – Она склонилась к мальчику. – Кто дал тебе ее снова, Эдвард? ОНА?

Эдвард не реагировал – просто играл, как ни в чем не бывало, с мистером Панчем.

– Скажи мне, Эдвард!

Мальчик поднес куклу к уху. Прислушался. И кивнул.

– Скажи мне, скажи!

Нет ответа. В комнате зависло плотное молчание – казалось, даже дождь стал барабанить по крыше тише.

А потом, будто бы издалека, Ева услышала слова знакомой песенки:

– Как у Дженет Хамфри ребенок помирал…

Гарри вскочил. Осмотрелся. Неужели он тоже слышит?

– Что это, черт возьми?

– В воскресенье помер, в понедельник встал…

Голоса звучали все громче, отдавались эхом от рифленого железа стен. Дети сидели на матрасах, вцепившись друг в дружку, с перекошенными от страха лицами – и один Эдвард безучастно лежал на матраце.

– А кто помрет теперь? Наверно, это ТЫ!

Сердце кузнечным молотом билось о ребра Евы:

– Она здесь. О господи. Она пришла.

– Но никто же ее не видел, – Гарри по-прежнему держал ее за руку, – а ты говорила, что она появляется, только если?..

Ева перевела взгляд на Эдварда, упрямо играющего с мистером Панчем:

– Она пришла за ним. За Эдвардом.

Джин вскочила на ноги.

– Придите в себя, истеричка! Вы пугаете детей!

– Вот как? – вскинулась Ева. – А вы? Вы, конечно, ничего не слышали?

Джин смерила ее взбешенным взглядом, твердо вознамерившись отстоять свою правоту.

– Так слышали или нет? Правда ведь – слышали? И что это, по-вашему, такое было? Все эти голоса?

Директриса открыла было рот – и закрыла, не сумев выдавить из себя ни звука.

Раньше, чем кто-либо успел заговорить или шелохнуться, в бункере раздался громкий гул моторов, заработавших снаружи.

Гарри метнулся в трансформаторную – лампочки на пульте мигали, выключатели, будто зажившие своей собственной жизнью, включились все разом.

– Кто-то поджег нашу пиротехнику!

– Какую пиротехнику? – изумилась Ева.

– Корзины с растопкой на аэродроме!

Гарри метнулся к пульту, но выключить не успел – приборная панель сотряслась, из нее полетели искры. Прикрыв глаза ладонью, он снова потянулся к пульту, принялся давить на кнопки и рычаги – безуспешно.

– Они не выключаются.

В комнате вспыхнула и взорвалась одна из лампочек на потолке. Дети, визжа, вцепились друг в друга.

Вторая лампочка замерцала и стала гаснуть.

В бункере воцарилась почти полная тьма.

А по стенам, углам и трещинам заплясали, увеличиваясь, тени…

Круг

Джин смотрела на Гарри и Еву – те стояли у пульта и торопливо переговаривались, пытась решить, как быть дальше. Ее и в расчет не принимали, словно ее там и не было. Или – что еще хуже – как если бы считали ее полной дурой.

– Что же нам теперь делать? – спросила Ева.

Гарри попробовал отремонтировать хоть какие-то кнопки и рычаги генератора, успеха не достиг – и бегом вернулся в комнату.

– Ничего не делать, – главное, держаться вместе. Другого выхода у нас нет.

«Все, – твердо сказала себе Джин, – с меня довольно».

– Так, – начала она, – ну вот что. Все это, наконец, нелепо. Нелепо и анекдотично. – На миг ее голос сорвался на истерический всхлип, но, глубоко вздохнув раз-другой, она сумела овладеть собой. – Это все – обычная суеверная чушь. Произошла всего-то… авария. Провода перегорели. Мы прекрасно справимся с ситуацией, если будем вести себя разумно, а не впадать…

– Всем держаться за руки, – приказала Ева, точно ее не слыша, и они с Гарри принялись раставлять детей в круг.

Эдвард – уж об этом-то Ева позаботилась особо – оказался рядом с ней, и она крепко ухватила его ручонку.

– Отлично, – продолжила, изо всех сил старась говорить спокойно и уверенно, – теперь мы все держимся за руки. Если кто-то отпустит руки – об этом сразу же узнают двое рядом.

Джин попыталась отойти в сторону, отдернула руки:

– Мисс Паркинс, это уже!..

– Джин, – перебила Ева, – умоляю вас!

Ноздри директрисы раздулись от возмущения:

– Не стоит реагировать так ост…

– Просто сделайте это! – грубо заорал Гарри.

Джин, то ли потеряв дар речи от изумления, то ли подавленная силой в голосе молодого человека, растерянно послушалась приказа.

Они встали кругом. Стояли не шевелясь, почти не дыша.

Призрачная считалочка зазвенела снова:

– Как у Дженет Хамфри ребенок помирал…

Дети тихо заскулили от ужаса. Ева и сама была бы рада им последовать, да не могла себе позволить. Кому-то приходилось сохранять спокойствие и ясность мысли, чтобы думать за остальных. Искать и найти путь к спасению.

«Концентрируйся, – принуждала она себя, – не слушай, концентрируйся… стоп».

– Джейкоб, – вспомнила внезапно вслух. – Джейкоб выжил. Единственный. Слепой. Что он там говорил? Что выжил, потому что не мог ее увидеть? Вот оно!

Обвела круг быстрым взглядом:

– Всем закрыть глаза. Слышите? Закройте глаза!

– В воскресенье помер, в понедельник встал…

– Закройте глаза! – закричала Ева. – Немедленно!

Они послушались – все, даже Джин. Конечно, повинуясь Еве, директриса ощущала себя круглой идиоткой, но что-то заставило ее поверить: лучше сделать, как сказано. «Массовая истерия, – крутилось в ее сознании, – стыдно следовать воле толпы»… – Однако глаз Джин не открывала.

– Мэм, – пролепетал голосок, в котором директриса узнала Фрейзера, – мне так страшно, мэм…

Ответить Джин не успела – снова вмешалась Ева:

– Ничего страшного, Фрейзер. Ты помолись. Вот вспомни молитву, которую на ночь читаешь, хорошо?

– Не подпускайте ее ко мне, пожалуйста. – Джеймс заплакал навзрыд.

Джин вновь открыла рот, надеясь сказать что-то твердое и разумное, способное как-то снизить накал ситуации – и опять не нашла слов.

– Давайте все хором, – призвала Ева. – Все вместе, ну?

– Четыре угла…

– А кто помрет теперь? Наверно, это ТЫ!

– Начали, – настаивала Ева, – давайте. Четыре угла у кровати моей…

– И четверо ангелов встали вкруг ней, – неуверенно подтянулись дети.

– Как у Дженет Хамфри ребенок помирал…

– Громче, – приказала Ева.

– Один – чтоб молиться, другой, чтоб спасти…

– В воскресенье помер, в понедельник встал…

– А двое – чтоб душу в рай унести!

– А кто помрет теперь? Наверно, это ТЫ!

Снова зависло молчание. Никто не отпускал рук, никто не открывал глаз. Слышно было лишь, как дождь стучит по крыше да как громыхают корзины с пиротехникой снаружи.

Джин старалась не слушать. Сконцентрироваться на ритме собственного дыхания. Тьма и дыхание. Вот так, правильно, вот что поможет ей пережить творящееся тут. Тьма и дыхание.

А потом она услышала шаги. Медленные, легкие, уверенные шаги.

– Не отпускай руку, Эдвард.

Голос Евы. «Должно быть, – подумала Джин, – мальчик попытался вытянуть ладошку из ее руки и потихоньку ускользнуть». Однако, судя по бешеной силе в голосе Евы, ничего подобного она позволять Эдварду не собиралась.

Шаги приближались.

Тьма и дыхание, тьма и дыхание – Джин прикрыла и без того сомкнутые веки еще плотнее.

– Не смотрите, – говорила Ева, – главное – никому не открывать глаза…

Джин услышала, как кто-то легким шагом обошел вокруг стиснувшей руки друг друга группы.

Ей безумно захотелось открыть глаза и посмотреть, кто же это. Скорее всего, вернулся хмурый сержант, и сейчас он скажет что-то, что заставит их всех ощутить вопиющую нелепость собственных действий, а ее лично – почувствовать себя дурой, ввязавшейся в чужую глупость.

– Это смехотворно, – сказала Джин громко.

– Джин, – в голосе Евы прозвучало тревожное предупреждение.

Кто-то снова и снова обходил круг. Еще, еще и еще.

– Нет. Простите, но – нет. Это переходит все границы.

– Джин, нет! Прошу вас, не надо! – Ева чуть не плакала от отчаяния.

Шаги затихли.

– Полное безумие, – бросила Джин.

Открыла глаза.

И стоявшая прямо напротив нее женщина в черном, с белым, точно мел, мертвым лицом дико закричала.

Пандемоний

Джин отшатнулась в ужасе, оступилась, повалилась навзничь и тоже завопила, перекрывая даже крик Дженет Хамфри. Падая, она натолкнулась на Еву – та потеряла равновесие, падая, ударилась головой о край металлического стула и замерла на полу.

– Ева! – вскрикнул Гарри.

Бросился к ней, приподнял, стараясь привести в чувство, однако тело молодой женщины лишь безвольно обвисало в его руках, она не шевелилась, не открывала глаз.

Дети заорали – и пустились врассыпную, силясь забиться в каждый более или менее укромный уголок полутемной комнаты.

Гарри осмотрелся – Дженет вроде бы исчезла, однако факт ее отсутствия никого особенно не успокоил.

Джеймс свернулся в комок, прикрывая голову руками, – сквозь его судорожные всхлипы снова и снова раздавались одни и те же слова:

– Пожалуйста, не надо меня наказывать! Пожалуйста, не надо меня наказывать!

Гарри увидел Эдварда. Тот стоял прямо и совершенно спокойно посреди царящего вокруг него хаоса – точь-в-точь живое сердце урагана. Вот он поднял к уху мистера Панча, прислушался, кивнул – и, сорвавшись с места, кинулся к приставной лестнице.

– Эдвард, погоди!

Мальчик не отреагировал.

Гарри взглянул на Еву – она дышала, но была без сознания. Нет, прямо сейчас он ничем не мог ей помочь.

– Джин, – обернулся к директрисе, – присмотрите за детьми. Никуда их от себя не отпускайте.

Джин будто слуха лишилась – сидела в углу и смотрела в пустоту расширенными невидящими глазами.

– Джин! – повторил Гарри резко и настойчиво. – Дети! Вы понимаете?

Она молча склонила голову.

Гарри осторожно опустил на пол бесчувственную Еву и последовал за Эдвардом.

Вверх по лестнице. Наружу. В ночь.

Тень ребенка

Эдвард бежал по призрачному аэродрому так быстро, как его только ноги несли. Над ним нависали фальшивые самолеты, черные хищные птичьи силуэты выделялись на фоне темно-серого, тяжелого от штормовых туч ночного неба. Брезентовые полотнища, мокрые от дождя, развевались на ветру и шлепали по деревянным каркасам, подобно гигантским перепончатым крыльям. Тени огромных фантастических воронов, казалось, преследовали его всюду, куда бы он ни бежал.

Вокруг загорались и пылали полные растопки большие корзины, раз за разом освещая ночь и обдавая его жаром пламени; краткие и яростные вспышки слепящего света в ночи, точно десятки взрывающихся маленьких солнц. А дождь все лил и лил – непрестанный и могучий, будто библейский Всемирный потоп.

– Эдвард!

Гарри откинул крышку люка и выбрался наверх. Встал во весь рост, осмотрелся – никаких признаков мальчишки, совершенно затерявшегося между самолетами. Гарри побежал, пытаясь его найти.

Рядом вспыхнула корзина с растопкой, но Гарри, вместо того чтоб прикрыть глаза от яркой вспышки, использовал ее короткий и яркий свет, чтобы получше оценить обстановку.

Там, впереди, на фоне каркаса одного из самолетов, вырисовывалась детская фигурка. Вот она мелькнула, вот исчезла из виду…

Гарри помчался к самолету.

Никого.

Он обвел взглядом окрестности, силясь сообразить, куда бы Эдвард мог побежать. Снова вспышка и еще. Гарри растерялся, утратил ненадолго чувство ориентации в пространстве. Эдварда нигде не было видно, собственно, несколько секунд не было видно вообще ничего, кроме отсветов пламени, танцевавших у него в глазах.

Гарри подождал, пока зрение придет в норму, и вновь принялся осматривать летное поле.

– Эдвард?

Да вот же он! Перед Гарри опять промелькнула фигурка бегущего мальчика, старавшегося укрыться за одним из фальшивых бомбардировщиков. Он пустился в погоню, задыхаясь, голова кружилась от бесконечных вспышек…

Взорвалась очередная корзина – пламя просветило ближайший бомбардировщик насквозь, словно рентгеновские лучи. Вот он где, значит. Внутри бомбардировщика Гарри ясно разглядел на миг или два тень ребенка, сжавшегося на полу ближе к носу макета.

– Эдвард! – крикнул Гарри. – Все в порядке, не бойся! Это я, Гарри! Ты теперь в безопасности!

Ответа не последовало. Свет погас, и теперь ему не удавалось ни рассмотреть, ни расслышать, что происходит внутри самолета. Он побродил вокруг, нашел наконец небольшое отверстие у самого фюзеляжа и не без труда пролез.

Гарри поморгал. Поморгал снова. Поначалу ему показалось, что его зрение расплывается из-за дождя, непрерывными потоками лившегося снаружи, но нет, внутрь самолета просачивались сквозь прорехи в брезентовой обшивке лишь отдельные тонкие струйки. Голова по-прежнему кружилась и болела из-за бесчисленных вспышек, дождь только усугублял ситуацию, беспрерывно тарабаня по пустому изнутри каркасу самолета, – Гарри словно заколачивали гвозди прямо в мозг. Внутри было темно – темнее, чем он думал.

Сощурившись, он вгляделся в темноту ближе к носу самолета, где промелькнула тень мальчика, и пошел туда.

– Эдвард, – заговорил он мягко и ласково, чтобы не напугать, – все в порядке. Ты теперь в безопасности…

Снаружи вновь вспыхнуло пламя, по брезентовой стене заплясали тени. Силуэт ребенка. За ним – еще один. И еще, и еще – казалось, дети подбежали к самолету и стояли, чего-то выжидая.

Гарри опять заморгал – да нет, сказал он себе, это просто странная игра света, а глаза его никак не могут привыкнуть к резким перепадам между вспышками и мраком.

А потом до него донеслась песенка:

– Как у Дженет Хамфри ребенок помирал…

У Гарри зазвенело в ушах.

– Не слушай, Эдвард, не слушай!

У другой стороны самолета выросли, освещенные вспышками, новые силуэты. Пение сделалось громче, явственнее.

– В воскресенье помер, в понедельник встал…

– Не слушай их! – кричал Гарри во всю силу легких. – Не поддавайся им!

Звонкие голоса зазвучали совсем близко, совсем ясно:

– А кто помрет теперь? Наверно, это ТЫ!

А потом вдруг настала тишина. Исчезли тени, прекратилось пение. Гарри слышал лишь стремительное биение собственного сердца и шум крови в ушах. Он медленно, с облегчением вздохнул.

– Все хорошо, Эдвард. Их больше нет. Нам ничто не угрожает. Ну-ка, возьми меня за руку.

Дотянулся, коснулся плеча мальчика, повернул его к себе…

Перед ним стоял не Эдвард.

Чудовищно раздутый в воде, белесый, гниющий труп уставился на Гарри единственным уцелевшим глазом:

– Помогите. Помогите, капитан…