Текст книги "Женщина в черном 2. Ангел смерти"

Корзина с пиротехникой

Гарри с криком отскочил от видения, оступился и упал навзничь. Дышать стало трудно, грудь будто стиснуло стальным обручем.

Труп исчез; на его месте валялись лишь кипа еще нераскрашенных полотнищ брезента да пустые банки из-под краски.

Все еще дрожа, Гарри огляделся – он был один.

Выбраться из самолета он постарался так быстро, как только возможно.

Эдвард бежал, бежал… бежал, давно уже не осознавая, куда направляется или от кого спасается, понимая лишь одно: нельзя останавливаться.

Ограда летного поля не позволила ему вырваться – Эдвард со всего маху натолкнулся на нее, развернулся и помчался в противоположном направлении. Тропинка вела к холму, и теперь он мчался вверх по склону, надеясь, что хоть так сумеет найти путь к свободе. Он понял, как ярко выделяется на фоне ночного неба его силуэт, застывший на миг на самой вершине холма.

– Эдвард!

К нему приближался Гарри.

«Нет, – подумал Эдвард. – Нельзя. Надо выбраться, надо продолжать бежать».

Он сбежал с вершины, понесся по обратному склону. Обернулся, чтобы проверить, не настигает ли его Гарри, поскользнулся на мокрой траве – и кубарем покатился вниз с холма.

Где он – Эдвард не знал. Ничего не мог разглядеть, да и очки потерял к тому же, слетели во время падения.

Поерзал, пошарил вокруг себя – он лежал на щепках, издававших резкий запах керосина. Мальчик сел и нащупал вокруг себя проволочную сетку.

Кое-как различил возвышавшийся рядом холм и мгновенно сообразил, что произошло.

Он упал в корзину с пиротехникой.

Эдвард приподнялся на колени, отчаянно силясь выбраться, пока корзина не взорвалась.

Гарри видел и его падение, и то, куда он приземлился.

– Эдвард…

Помчался еще быстрее, борясь с усталостью измотанного тела, заставляя себя пошевеливаться. Надо успеть. Надо добраться до Эдварда, пока…

Корзина взорвалась, и Гарри отшвырнуло взрывной волной.

Это ваша вина…

Ева открыла глаза. Абстрактные, расплывчатые пятна, плывшие перед ее взором, постепенно начали собираться в нечто ясное, очевидное и вполне определенное. Разрозненные смазанные звуки сделались громкими, привычными и понятными. Над ней склонилось встревоженное, озабоченное лицо.

– Гарри?

Ева села и, несмотря на звон в ушах и головокружение, осмотрелась. Увидела вокруг себя слабо освещенные каменные стены бункера, обшитые рифленым железом, услышала унылый и непрестанный стук капель по крыше. Все вокруг выглядело серым, будто вылинявшим. Или, может, просто на душе у нее было настолько скверно.

Она разглядела детей и Джин, сгрудившихся поодаль. Все они выглядели перепуганными насмерть, и, судя по тому, как прижималась к ребятишкам немолодая директриса, еще не очень было понятно, кто у них там кого утешает.

Ева потерла лоб. Болело ужасно.

– Как долго я?..

– Пару часов, – сказал Гарри.

Ева вновь огляделась, быстро и настойчиво, игнорируя боль в голове.

– А где Эдвард?

Гарри держал что-то в кулаке. Разомкнув пальцы, он показал Еве предмет, лежавший на ладони. Очки Эдварда – изломанные, искореженные, с разбитыми стеклами.

Ева замотала головой. Череп взорвало изнутри новой вспышкой боли – но ей было уже все равно.

– Нет… о господи, нет, нет, нет!

– Он побежал. Я бросился за ним. Он упал прямо в пиротехническую корзину, и я, – голос Гарри задрожал и прервался, – я не успел добраться до него прежде, чем она… я пытался. Прости меня, мне жаль, мне так жаль!

Ева не знала, что сказать, что сделать – в душе поднимались горе и гнев, боровшиеся друг с другом, но равно искавшие выхода. Лицо ее исказила гримаса, руки сжались в кулаки. Она искала, на ком сорваться – и нашла.

– Это вы его отпустили, – обернулась она к Джин.

Та уставилась на нее, изумленно приоткрыв рот:

– Нет, я…

– Это ваша вина! – Ева грозно ткнула в нее пальцем.

Голова Джин поникла, она заплакала:

– Мне жаль, мне так жаль!

– Ева! – Гарри крепко обхватил молодую женщину за плечи. – Прекрати немедленно! Да, я понимаю, как сильно тебе хочется обвинить кого-нибудь в случившемся. В таком случае вини Дженет. Она главная и единственная виновница.

Плечи Евы поникли, боевой дух угас. В комнате стало тихо, только дождь стучал по крыше да рыдала Джин.

Неожиданно Еве кое-что пришло в голову, она задумчиво прищурилась:

– Нет. Тут что-то не так.

Вырвавшись из объятий Гарри, она подбежала к жалким пожиткам Эдварда, прихваченным во время спешного отъезда, и принялась рыться в них.

– Ева? – изумился Гарри. – Что ты делаешь?

– Его рисунок, – Ева судорожно шарила в сумке, – он бы никогда его… а, вот же он!

Ева вытащила картинку и, вне себя от удивления, принялась ее рассматривать.

Рисунок изменился – теперь женщина и мальчик стояли напротив дома. Платье женщины, длинное, в пол, было сплошь закрашено черным, лицо ее скрывала вуаль. А мальчик что-то держал в руках… нет, не «что-то», а куклу – мистера Панча.

Ева улыбнулась Гарри – и в глазах ее загорелось дикое, истерическое торжество.

– Эдвард не умер, он жив!

– Ева, – Гарри старался говорить как можно ласковее, – милая, у тебя шок.

– Нет у меня никакого шока, – голос Евы звучал спокойно и уверенно. – Ты видел его тело?

– Он был там, Ева. Он упал – я видел, как он падал, я… – Гарри беспомощно пожал плечами. – Полагаю, там не осталось ничего, что можно было бы увидеть.

Разговор их оборвался на полуслове – снаружи раздался шум мотора. Какая-то машина остановилась у самого бункера.

– Она забрала его в дом, – шепнула Ева. Протянула Гарри рисунок Эдварда, собираясь продолжать, но тут поднялась крышка люка и вниз по лестнице захромал Джим Родс.

– Капитан Берстоу, – начал он раздраженно, едва спустившись с последней перекладины, – можно узнать, какого черта вы приволокли ребятишек сюда?

Спорить еще и с доктором Родсом у Евы не было ни времени, ни сил. Она думала лишь об одном – скорее добраться до дома и спасти Эдварда.

– Они больше не могли оставаться в том доме, – отрезал Гарри, – там было опасно.

– Опасно? О чем вы? – Врач подозрительно уставился на Еву. – Это, конечно, ваша идея, мисс Паркинс? Очередная ваша дамская чушь?

Однако отпор ему дала не Ева, а Джин. Вскочила и пошла прямо на него – растрепанная, в измятой одежде, с еще мокрыми от слез щеками. В ней едва можно было узнать прежнюю миссис Хогг, надменную, преисполненную абсолютной уверенности в собственной правоте, зато теперь ее лицо пылало от боли, гнева и нескрываемой угрозы.

– Трое детей, доктор Родс. Трое, вы слышите?! Только вдумайтесь! Детей больше нет. Погибли! И погибли по вине этого вашего проклятого дома, и того… того, что в нем скрывается!

Родс обалдело выпялился на нее.

– Я вам говорила, – продолжала Джин. – Я сразу сказала: это место небезопасно, но разве вы послушали? Нет! Вы попросту бросили нас там. И теперь случилось это. Это! – Слезы снова побежали по ее щекам. – Почему? Зачем вы обошлись с нами так?! – И Джин зарыдала в голос, закрывая лицо руками.

– Не надо, Джин. – Гарри бережно обнял ее за плечи.

Щеки доктора медленно багровели.

– Но я поступал так, как, полагал я, будет луч…

Никто не заметил, как Ева вскарабкалась вверх по приставной лесенке и выбралась из бункера.

Снова в старом доме

Выскочив из люка, Ева со всех ног побежала по лужам к джипу. Она слышала крики Гарри позади, однако ждать его времени не было. В сознании билась одна-единственная мысль: скорее доехать до дома и спасти Эдварда.

Ева на полной скорости вывела машину с аэродрома – в зеркальце заднего вида мелькнула и исчезла одинокая фигура Гарри, и на миг Еве стало жаль его. Не стоило бросать его вот так, да и самой ей было без него плохо. Она уже как-то привыкла о нем заботиться. Оставалось лишь надеяться, что, когда все закончится, они не потеряют друг друга.

Когда все закончится…

Или, точнее, ЕСЛИ все закончится.

Ева гнала машину сквозь ветер и дождь – даже «дворники» джипа не справлялись с хлещущими по ветровому стеклу потоками воды – и пыталась успокоиться, начать мыслить здраво и рационально. Когда она доберется до дома, ей предстоит быть сильной. Сильной и смелой. Там не останется места для эмоций, для сомнений, терзавших ее сейчас.

Эдвард – в доме, в этом Ева была уверена. И, черт подери, Дженет его не получит.

Ева свернула на дорогу Девять жизней и повела джип по насыпи – с моря поднимался туман, окутывал машину клубами, по сторонам дороги вздымались волны, перехлестывая на землю. Начинался прилив. Еве казалось – весь мир вот-вот утонет, все сущее сговорилось помешать ей, любой ценой не допустить, чтобы она попала в Ил-Марш.

Стиснув зубы, она вновь надавила на газ.

Особняк выглядел еще более ветхим и запущенным, чем был в последний раз, когда Ева видела его. Вернулись спутанные, разросшиеся ветви и кусты – сад обратился в настоящие дебри, будто его никогда и не приводили в порядок. Словом, дом и его окружение вернулись в то состояние, в каком их угодно было видеть Дженет, подумалось Еве.

Она припарковала джип у ворот, отворила их – тяжелые, старинные, покрытые ржавчиной. Никто не отпирал их после того, как они с детьми покинули дом – ворота поддавались с трудом, с протяжным металлическим скрежетом, приходилось нажимать на них изо всех сил – будто ворота не желали ее впускать.

Дом за воротами, исхлестанный ветром и проливным дождем, словно с трудом удерживался, чтоб не упасть и не рассыпаться в прах, – тогда руины поглотит земля, а может, над ними сомкнется вода, окружающая остров.

Света в окнах не было. Дом выглядел пустым… однако Ева прекрасно знала: это не так.

Силясь унять бешеное биение сердца, молодая женщина глубоко вздохнула, потом еще и еще – и решительно пошла к парадной двери.

Мертвый дом

Ева распахнула дверь – огромную, старинную. В доме было совсем темно, если не считать тонких лунных лучей, здесь и там просачивавшихся сквозь затемнение и опущенные занавески. Она замерла, прислушиваясь. Единственным звуком было журчание воды, просачивавшейся сквозь дырявую крышу. Ничего. Никого.

– Эдвард?

Тишина. Опасаясь, что вода может вызвать короткое замыкание, Ева тем не менее попробовала включить свет – и лампочки медленно, неохотно засветились. Хотя «засветились», пожалуй, слишком сильно сказано: они гудели и мигали, никак не желая гореть в полную силу.

Мерцающий, слабый свет едва озарял холл, но Еве вполне хватило этого, чтобы буквально задохнуться от увиденного. Черная плесень расползлась всюду, дом погряз в сырости и гнили, распространявшихся по нему, будто метастазы смертоносной раковой опухоли.

Ева не видела женщины в черном, но прекрасно ощущала ее присутствие. Дженет. Она царила тут безраздельно, и гниль и разрушение были лишь ее демонстративным жестом, ее заявлением – отныне ее власть над домом практически безгранична.

Ева вошла в дортуар – кровати по-прежнему стояли, как их оставили во время торопливого бегства, – незастеленные, измятые. Все, кроме одной – той, на которой лежало тело Джойс, маленькое и жалкое, накрытое одеялом, – рядом на полу валялся отброшенный Гарри противогаз. Да, теперь Ева вспомнила – они не знали, как быть с трупом, вот и решили подождать с решением до следующего утра. Ева смотрела на тело на кровати и чувствовала, как сердце ее наполняют скорбь и безнадежность.

Ну нет! Она не сдастся! Тело Джойс напомнило Еве не только о том, что произошло, но и кое о чем другом: пора положить этому конец. Дженет не удастся выиграть. Ева ей не позволит.

Не в силах смотреть больше на мертвую девочку, она повернулась и торопливо вышла из комнаты.

В холле позвала еще:

– Эдвард!

Тишина и стук и шорох дождя…

В душу Евы закралось сомнение: может, она ошиблась? Может, мальчик и впрямь погиб на летном поле и все, что она себе навоображала…

Скрип-скрип.

У Евы свело живот, сердце подскочило.

Звук раздался снова, тихий, но явственный…

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Тот же ритмичный звук, что она услышала в первую ночь, проведенную в доме. Звук, что заставил ее выбраться из постели и отправиться на поиски его источника в подвал. Звук, с которого все началось.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

На сей раз поскрипывание доносилось не из подвала. Ева прислушалась – точно, скрипели наверху. Еве показалось – сердце ее вот-вот проломит ребра и выпрыгнет из груди. Она огляделась, опять напрягла слух.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Никаких сомнений – скрип раздавался сверху. И, подумала она с ужасом, можно с немалой долей уверенности предположить, из какой именно комнаты. Еве понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки, и твердым шагом она пошла вверх по лестнице.

По стенам стекали струи дождя и сбегали на ступеньки. Деревянные, мокрые и гнилые, они буквально рассыпались на глазах. Стоило шагнуть – из-под ног плескала вода. Доски шатались и прогибались под весом Евы, словно отшатывались от боли и ужаса, когда она ступала на них. Но, освещая себе дорогу зажигалкой Гарри, она шла и шла, спокойно и целеустремленно.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Ева добралась до верхней площадки и направилась в коридор. Лампы в нем горели еще более тускло, отбрасывая на стены лишь слабые призраки света, заставляли тени плясать, будто ночные кошмары из снов. Едва заметные в слабом освещении струйки воды на стенах казались венами и артериями на гниющей плоти дома.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Громче всего поскрипывание доносилось из-за закрытой двери детской. Вытянув перед собой зажигалку и опасаясь, что раньше, чем она доберется туда, ей наперерез бросится бог весть какой ужас, порожденный тенями, Ева сделала шаг вперед. Потом еще и еще.

Остановилась у двери – та была запертой, но поскрипывание совершенно точно доносилось из детской.

Ева потянулась к ручке, повернула – и дверь распахнулась перед ней настежь.

Молодая женщина замерла на пороге, не смея войти или даже взглянуть на творящееся внутри, но нет, пускаться в бегство она не собиралась. Слишком далеко она зашла, слишком много потеряла. Пора заканчивать. Немедленно!

Ева закрыла глаза.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Не обращая ни малейшего внимания ни на голос здравого смысла, умолявший ее бросить все и бежать, ни на дрожь в руках и ногах, ни на бешено колотившееся сердце, Ева снова глубоко вздохнула, раз и другой…

И вошла в комнату.

Возвращение в детскую

Детская преобразилась.

Пушистый богатый ковер устилал пол, окна скрывали бархатные, шитые золотом портьеры. Дальний угол безраздельно занимал большой резной платяной шкаф. Керосиновые лампы теплым ласковым сиянием освещали стены, оклеенные цветастыми обоями. У стены стояла роскошная детская кроватка, по полу были разбросаны десятки старинных игрушек. Обезьянки, бьющие в литавры, солдатики в алых мундирах, волчок, кукольный театр, раскрашенный в веселую красно-белую полоску…

Нигде ни следа плесени, ни пятнышка сырости.

В центре комнаты расположился на ковре увлеченно играющий Эдвард – он сидел спиной к Еве и даже не обернулся на звук ее шагов. Она заметила: теперь он одет в точности, как мальчик с фотографии, и объектом его внимания служит не кто иной, как все тот же мистер Панч… тот, да не тот: кукла, ранее почерневшая и заплесневелая, как и все прочее в доме, теперь была новехонькой, и ее свеженарисованная ухмылка так и сияла злобным торжеством.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Неподалеку от игравшего Эдварда покачивалась взад и вперед качалка – та самая, которую Ева видела в подвале в первую ночь приезда и совершенно справедливо заподозрила в том, что скрипит именно она. Как и вся комната, она выглядела теперь роскошно. В качалке не было никого, однако движение ее не прекращалось.

Ева засунула в карман зажигалку Гарри и тихонько подошла к Эдварду.

– Эдвард?

Мальчик не шелохнулся. Не обернулся, не взглянул – даже виду не подал, что ее услышал. Просто продолжал сидеть, как сидел, полностью погрузившись в игру с ухмыляющейся деревянной куклой.

– Эдвард! – позвала Ева вновь, громче.

Протянула руку и коснулась его плеча.

Эдвард стремительно обернулся, в глазах его сверкнуло бешенство. Он ткнул мистером Панчем прямо Еве в лицо – и попал точно в цель.

Ева отшатнулась, прижала руку к щеке, ощутила, как увлажняет пальцы кровь. Эдвард вновь повернулся к ней спиной и спокойно, будто ничего и не произошло, вернулся к игре.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Больше всего на свете Еве хотелось развернуться и навсегда выйти из этой комнаты и из этого дома. «Нет, – сказала она себе, – нет, нельзя. Нельзя допускать, чтобы Дженет победила».

– Эдвард.

Ева вновь склонилась над мальчиком, а чтоб он не полез опять в драку – силой прижала его руки к бокам. Эдвард боролся, изо всех сил пытаясь вырваться, брыкался и извивался, как только мог, однако Ева не ослабляла хватки. Он по-прежнему прижимал к груди мистера Панча – а она прижимала к себе его.

– Эдвард, нам пора уходить!

Стискивая в объятии рвущегося из ее рук мальчугана, она с трудом потащила его к двери.

Стоило ей подобраться к порогу – и монотонное скрипение качалки прекратилось.

По телу Евы пробежала дрожь, в крови кипел адреналин. Изо всех сил ухватив дергающегося, упирающегося Эдварда, она рванулась вперед – и ухитрилась выскочить за дверь за долю секунды до того, как та захлопнулась.

По пути назад из детской Ева не оглядывалась – честно сказать, не смела посмотреть, кто или что пустилось по ее следу. Просто бежала, волоча за собой мальчика по коридору, а он молча, исступленно и отчаянно вырывался, пытаясь любой ценой освободиться и вернуться в комнату. На маленьком личике застыло звериное бешенство, зубы были обнажены в яростном оскале. На бегу Ева подхватила его на руки, и Эдвард тотчас вцепился в ее лицо жесткими, сильными, согнутыми наподобие когтей пальцами, царапавшими до крови. Но даже терзавшая лицо Евы резкая боль не заставила ее отпустить Эдварда или остановиться.

Эдвард принялся колотить ее по голове куклой, однако Ева, намеренная вытащить мальчика из дома любой ценой, не отреагировала и на это.

Из-под двери детской стремительно хлынула черная плесень, стены задрожали под ее напором – плесень потекла вслед за ними по коридору, пытаясь догнать их и поглотить.

Боковым зрением она увидела рядом что-то темное, быстро приближающееся, покосилась на бегу, осознала, что это, и, задыхаясь, помчалась еще быстрее.

Добежала до лестницы. Припустила вниз по ступенькам – тут скорость пришлось сбавить, чтобы не оступиться или не уронить Эдварда.

Тонкий пронзительный женский крик заметался меж стен, обратился в яростный вопль – Ева, даже не обернувшись, прибавила шаг.

Теперь плесень распространялась еще скорее – вгрызалась в стены, заставляла их распадаться буквально на глазах. Прямо перед ними часть стены обрушилась, осыпав их штукатуркой. Ева на мгновение ухватилась за перила, чтобы не упасть, и принялась, задыхаясь, стряхивать с лица сырую пыль, едва не уронив Эдварда, но как-то ухитрилась все же удержаться и продолжить продвигаться вперед.

Прямо перед собой она видела парадную дверь – и при мысли об этом силы возвращались к ней. Всего-то и осталось – спуститься до конца с лестницы, потом пробежать через холл – и вырваться наружу. Несколько секунд – и все кончится.

Ева не замечала: плесень уже опередила ее, расплескалась, скользя по оставшимся ступенькам, разъедая и без того трухлявое дерево. А вот когда ступеньки впереди рухнули, этого не заметить было уже невозможно.

Ева прекрасно понимала, что произошло, однако сила инерции оказалась слишком велика. Она не успела вовремя притормозить – и упала, полетела вниз, рухнула ничком на пол. Падая, невольно ослабила сжимавшие Эдварда объятия – и мальчику удалось вырваться.

– Нет…

Эдвард припустил прочь, в спасительную тьму теней. Ева с трудом поднялась на ноги и, полная решимости не дать ему уйти, бросилась в погоню. Она видела – Эдвард направляется в дальний угол холла, и собравшийся там чернильный, непроглядный мрак вот-вот сомкнется вокруг него, поглотит. Отчаянным, почти безнадежным усилием Ева заставила себя побежать следом, протягивая руки: если мальчик ускользнет – конец, она потеряет его навсегда.

Неизвестно как, но Ева дотянулась до Эдварда. Мальчик остановился. Голова у Евы закружилась, и она вновь свалилась на пол, увлекая его за собой, однако на губах у нее играла счастливая улыбка. Она спасла его!

А потом пол под ними провалился – и они упали в темноту.

Демоны разума

Чуть склонив голову, Гарри пытался сконцентрироваться на управлении, на дороге впереди, на дожде за стеклами машины…

Главное – не думать.

Главное – не обращать внимания на волны прилива, перехлестывающие дорогу через колеса старенького автобуса доктора Родса. Отключить слух, чтобы непрестанно звучащие в ушах крики утопающих уносило ветром.

Когда Ева умчалась на его джипе, времени на раздумья особо не осталось. А автобус Родса просто был припаркован поблизости, плохо лежал, если можно так выразиться, вот Гарри и вскочил почти машинально за руль и врезал с ходу по газам. Куда направлялась Ева, он понимал прекрасно, и смел лишь надеяться, что успеет доехать достаточно быстро, чтобы ей помочь.

Волны ударялись уже о дно автобуса, становились все выше, все яростнее. И все отчаяннее звучали раздирающие слух крики тонущих.

– Нет! Господи, нет!..

Гарри попытался сыграть в свою обычную маленькую игру – трижды побарабанить по рулю пальцами. На сей раз не сработало. На лбу у него выступил пот, руки тряслись – однако немыслимым усилием воли он продолжал вести автобус дальше.

Нельзя сдаваться. Ева там – одна. Нельзя бросать Еву.

Голоса зазвучали в ушах ясно и четко:

– Помогите! Помогите, капитан!

Нет. Нет, нет и нет.

Гарри погнал еще быстрее.

– Помогите!..

Гарри пронзило смутное ощущение – кажется, он в автобусе не один. Он неуверенно покосился – и, естественно, рядом сидел утонувший летчик, уже являвшийся ему в фальшивом самолете, – мокрая, полусгнившая в воде форма, разложившееся лицо, пустая глазница на месте вытекшего глаза.

– Помогите, капитан, – потянулся к нему призрак.

Ну все – довольно. Гарри, усилием воли уняв бешеное биение сердца, снова устремил взгляд на дорогу.

Он слышал движение за спиной в салоне автобуса. Кто-то там рассаживался по сиденьям, шел по проходу вперед. И еще кто-то. А за ним – еще и еще. Призраков становилось все больше, по полу тяжело и медленно шаркали раздутые от воды ноги. Ближе. Еще ближе.

Гарри взглянул в зеркало заднего вида – в салоне автобуса собирались тени, зыбкие, бесформенные. Тени подбирались к нему.

– Помогите нам!

– Вас нет, – выплюнул Гарри коротко и зло. – Вас не существует. Не существует, ясно?

– Это ты нас убил, ты, ты…

– Нет! – заорал Гарри. – Я вас не убивал!

Автобус накренился влево, опасно близко к воде – однако Гарри удалось в последний момент его выровнять.

– Нет, – сказал он твердо, не оборачиваясь, – я вас не убивал. Нас подбили. Я пытался вас спасти.

Салон ответил тяжелым молчанием.

По-прежнему глядя только вперед, Гарри говорил и говорил, негромко и яростно:

– Вы – не настоящие. Самые обычные призраки. Знаю – я несу вас в себе, куда бы ни направлялся. Но вы – не настоящие. Вы – лишь порождения моего чувства вины, вот и все. Просто я до сих пор мучаюсь тем, что не сумел вас спасти. Пытался, старался… и не смог.

Молчание, мрачное и внимательное.

– Черт… простите меня, парни. Мне плохо, и всегда будет плохо. Но поверьте: я действительно сделал что мог – только вот не вышло. Я вечно буду нести эту муку в себе. Вы останетесь со мной до самой смерти.

Тишина.

Он позволил себе бегло обернуться в сторону салона – там было пусто. Никого, кроме самого Гарри. Призраки исчезли.

Только теперь, впервые за долгие месяцы, он позволил себе высказать вслух, что именно чувствовал насчет гибели своего экипажа и собственной неудавшейся попытки предотвратить трагедию. И в душе его разлился странный, холодный покой, по жилам побежала сила.

Наконец он был один. Впервые за бесконечные дни и ночи призраки прошлого оставили его.

На краткий миг Гарри прикрыл глаза, а потом снова всмотрелся в полускрытую ливнем дорогу.