Текст книги "Женщина в черном 2. Ангел смерти"

Призраки прошлого

Гарри вынес фонограф из подвала и пристроил на кухонном столе. В кухне работать было гораздо удобнее – и светло, и относительно сухо – к тому же, хоть он и не верил, разумеется, ни в какую сверхъестественную чушь, что-то в этом подвале его… раздражало. Может, стоявшая там вонь, может, еще что-то… Гарри и сам не понимал, и объяснить толком не сумел бы. Словарный запас у него был, как и у любого практичного человека, к тонким материям игр воображения не слишком приспособлен, и тем не менее с подвалом было что-то не так. Там творилось нечто скверное.

Починка продвигалась медленнее, чем он надеялся поначалу, – руки у Гарри росли, безусловно, из нужного места, просто аппарат был слишком старый, изношенный, насквозь проржавевший – вдохнуть в него жизнь представлялось с трудом возможным.

Гарри в последний раз попытался выровнять барабан и крутанул ручку.

– Ну, давай, – рыкнул, вытирая руки от грязи и ржавчины, – давай, работай, ты, маленькое…

Фонограф загудел и ожил.

– Попалась! – заорал Гарри с торжествующим восторгом. Подключил к фонографу наушники, надел и прислушался.

Сквозь шумы и царапанье, потрескиванье и хрипы до него донесся едва различимый женский голос, далекий, неуверенный отзвук былого, призрак прошлого:

– Элис Драблоу… – Следующую фразу разобрать не удалось. – …в Ил-Марш всю мою жизнь…

«Понятно», – подумал Гарри, мысленно заполняя пробелы между словами. Подождал – но нет, больше ничего не услышал. Переставил иголку на другую дорожку. Голос вновь прорвался сквозь треск статических помех:

– Натаниэль утонул, и теперь она во всем винит меня… – Снова помехи. – …хорошей матерью, уж точно лучшей, чем она могла бы…

Тишина. Гарри попробовал ставить иглу на разные участки цилиндра, пытаясь вновь поймать голос Элис, но безуспешно. Он был безнадежно испорчен. Со вздохом усталого изнеможения Гарри обратился к месту, где изношенность была меньше. Поначалу он слышал лишь тягучее молчание, а потом внезапно услышал новый голос, слабый, будто издалека:

– Никогда не прощу. Никогда не забуду.

И – молчание.

Гарри напряженно прислушивался, надеясь, что женщина из прошлого заговорит еще. И голос вернулся – на сей раз он прозвучал четко и ясно, будто говорившая стояла у него за спиной, склонившись прямо к уху. Гарри чуть не дыхание ее у себя на шее ощущал:

– Никогда не прощу. Никогда не забуду.

Летчик невольно вздрогнул.

Невидимая для него, в проеме незапертой двери, ведущей в подвал, возникла некая тень – и заскользила вверх по ступенькам, увеличиваясь и уплотняясь.

Гарри, полностью ушедший в прослушивание записей на фонографе, с нарастающей неловкостью разбирал вновь зазвучавший голос Элис:

– Дженет, я… нас засосало… сестричка, милая…

Даже сквозь отвратительную запись Гарри четко осознавал – Элис смертельно боится.

Позади него тень на стене выросла в человеческую фигуру, остановившуюся на пороге у верхней ступени лестницы. Гарри ощутил, как что-то стискивает ему грудь, как труднее и труднее становится дышать. «Нет, – подумал он, – нет, только не здесь и не сейчас…»

А голос Элис все звучал:

– Не смей… – Шипение. – …от меня! Ты ему не… – Кусок записи потерялся, игла проскочила вперед, Гарри не удалось вернуть ее на нужное место. – …не представляешь себе, ты!.. – Статические помехи. – …твоя нечистая совесть!.. – Треск. – Говорю тебе, оставь меня в покое!

Последняя фраза вырвалась отчаянным криком – и все стихло. Остался лишь скрип и покряхтывание старинного аппарата – да неровное дыхание Элис Драблоу, умершей годы и годы назад.

Тень растягивалась по кухне, от дальней стены – вдоль по потолку и вниз, туда, где сидел Гарри. Боль в его груди нарастала, сознание захлестывала непроглядная подводная тьма. В ушах звучали совсем иные голоса, которых не было и не могло быть на записи фонографа:

«Помогите!.. Помогите, капитан!..»

Гарри закрыл глаза. До него донесся ужасный, задыхающийся крик, вопль, раздирающий барабанные перепонки, – и он закричал в ответ. Сорвал наушники, швырнул на стол – и дико уставился на старинный фонограф.

– С вами все в порядке?

Гарри так и подскочил на стуле, прижимая ладонь к бешено бьющемуся сердцу, трудно и громко дыша. Нет, этот голос донесся не из его сознания, а из реальности. Голос Евы, стоящей в дверном проеме.

Тень исчезла.

В глазах Евы блестела тревога.

– Гарри? С вами все в порядке?

Он счел за лучшее промолчать.

– Ну, – Ева кивнула в сторону фонографа, – нашли там что-нибудь веселенькое?

– Нашел, – ответил Гарри мрачно. – Но далеко не веселенькое.

Ключ

Ева стояла у окна в холле, задумчиво вглядываясь в проезд, – узкая, полузатопленная водой дорога вела назад, к цивилизации… но стоило лишь вспомнить о доме и всем, что здесь происходило, – и нормальная, цивилизованная жизнь представлялась недостижимо далекой.

Гарри ничего скрывать не стал. Сначала рассказал о собственном опыте прослушивания записей на фонографе, а после дал послушать и ей. Закончив, Ева вышла из кухни, погруженная в раздумья.

– Как вы полагаете, – обернулась она к летчику, – а может быть, это ее я видела? Дженет? Я видела и ее могилу…

– Судя по тому, что я слышал, – Гарри нахмурился, – мне не показалось, будто Элис говорила с реальной Дженет. Да, конечно, запись ужасная, но… у меня сложилось чувство, что Элис спорит с собственной нечистой совестью, говорит с воображаемым собеседником.

– Но ведь я же кого-то видела? Там, на кладбище?

– Конечно, однако вы сами признаете, что она исчезла, как только вы попытались за ней последовать. – Гарри неловко рассмеялся. – Честное слово, не будь я уверен, что ничего подобного не существует, я бы предположил, что вам явился, гм…

– Призрак? – Ева прямо, без улыбки встретила его взгляд. – Это вы хотели сказать?

Гарри беспомощно пожал плечами.

Дети, которым полагалось бы писать сочинение, во все глаза уставились на пару у окна через открытую дверь классной, – причем после всего случившегося в доме ни Еве, ни Гарри не пристало обвинять их – станет тут и страшно, и нестерпимо любопытно! Гарри лишь и смел надеяться, что ребятишки хотя бы расслышать ничего не могут.

– А как у вас с ключом? – спросил он. – Повезло найти, от чего он?

– Нет, – вздохнула Ева уныло. – Я все перепробовала, все замки, какие только найти могла, снизу доверху дом обшарила – даже там пыталась, где сразу видно было: ключ не подходит. И ничего. Что бы этим ключом не отпиралось, здесь его нет.

– А если, – Гарри задумчиво прикусил губу, – то, что отпирается этим ключом, вообще находится не тут?

– Возможно, – ответила Ева, рассеянно хмурясь, будто в старании что-то припомнить. – Но инициалы эти я уже где-то видела раньше, поклясться готова.

– У кого-то из ваших учеников такие же? Или, может, у кого-то из близких ваших?

– Да нет, – покачала головой Ева, – нет, где-то здесь, уже после того, как мы сюда приехали, только где…

Напряженно всматриваясь в дорогу на материк, она пыталась мысленно восстановить путь автобуса – отсюда к деревушке Кризин-Гиффорд, а от нее – к станции…

Стоп. Кризин-Гиффорд?

Сощурившись, она взглянула на лежащий на ладони ключ, на выцарапанные инициалы «Г.Д.» – и подняла взгляд на Гарри.

– В деревне. Точно.

– Вы уверены? – изумился Гарри. – Точно не ошибаетесь?

– Да, ошибка исключена. Я точно помню: в ночь, когда мы приехали, я пошла туда, и там… я… впрочем, не важно. Да. Я видела эти инициалы в деревне.

Ева покосилась на ребятишек за распахнутой двустворчатой дверью – те незамедлительно сделали вид, будто изо всех сил работают над сочинением.

– Надо ехать туда. Попрошу Джин, пусть проведет урок, – и едем.

Легкая улыбка скользнула по красивым губам Гарри, в глазах загорелись озорные искорки.

– Моральная поддержка героических британских ВВС потребуется?

– Нет, спасибо, – Ева слегка зарумянилась, – как-нибудь сама справлюсь.

– Отлично. Тогда пойду джип заводить.

Ева торопливо шагала в направлении дортуара, чтобы поговорить с Джин. Почти у самой двери она зачем-то обернулась… и увидела.

В конце коридора явственно вырисовывалась фигура, одетая в черное.

Сердце в груди у Евы подскочило, она застыла на месте…

Фигура не шелохнулась.

– Джин? – позвала Ева, сама ужасаясь слабости собственного голоса.

Ни малейшего движения.

У Евы мелкой дрожью затряслись руки и ноги.

– Уходите, – прошептала она еле слышно и медленно шагнула к черному силуэту. – Убирайтесь.

Голос вернулся, а с ним – и отвага. Ева рванулась вперед, вне себя от пересилившего страх гнева, добежала до таинственной фигуры…

– Я сказала, убирайтесь отсюда!

Она протянула руку – и яростно оттолкнула… пальто, висевшее на крючке.

– Нет, о нет!..

Потрясенная, Ева отшатнулась прочь, обернулась – и обнаружила, что за ее спиной стоит, наблюдая, Джин.

– Прошу вас, на два слова. – Лицо у директрисы было каменное. Она проследовала в дортуар, и Ева, оглушенная и онемелая, покорно отправилась следом.

Джин замотала головой столь яростно, будто пыталась отшвырнуть прочь нечто чуждое самому ее миропониманию или избавиться от мысли, не укладывавшейся в сознании.

– Нет, – отрезала, отказываясь даже понимать, не то что на веру принимать сбивчивый рассказ Евы. – Нет, нет и нет. Абсолютная чушь!

– Не чушь, Джин, – настаивала Ева, стараясь говорить как можно терпеливее и ничем не выдавать нарастающее раздражение. Физически их с директрисой разделяла лишь кровать, но было чувство, что меж ними разверзлась пропасть. – Кто она, неизвестно, но мы – мы с Гарри – уверены: она как-то причастна к смерти Тома.

– Ах, вы с Гарри? Понятно.

– Джин, прошу вас, просто послушайте…

– Нет! – Джин резко подалась к ней, стальные глаза сверкнули. – Вы послушайте. Послушайте сами себя. Может, тогда сообразите, какой несете бред.

Ева вздохнула:

– Господи, Джин. Я понимаю – звучит это полным безумием…

– Вот именно. Причем не только звучит, но и выглядит.

Судя по тону Джин, директриса считала разговор законченным. Однако Ева сдаваться не собиралась:

– Джин, умоляю. Она явно старается говорить с Эдвардом, они каким-то образом общаются.

Миссис Хогг со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы, выпрямилась, приняв обычную свою военную выправку, и снова заговорила:

– Хотите знать, что, я думаю, с вами происходит? – Гнев ее куда-то пропал, и в голосе, хоть и по-прежнему жестком и авторитарном, появились теплые, участливые нотки. – Мне кажется, вы пытаетесь найти некий способ перестать обвинять себя.

Ощутив, как глаза наполняются предательскими слезами, Ева вскинула голову, чтобы не позволить им пролиться.

– Это не так!

– Мисс Паркинс, – Джин, чуть склонив голову на сторону, выговаривала слова медленно, аккуратно и четко, – я хочу, чтобы вы знали: я уверена, вы тут ни при чем. Не стоит считать себя виноватой. Если кто-то тут и виновен, то только я – не стоило привозить вас сюда.

– Но я, – Ева стиснула руки, – не могу бросить их теперь! Не могу и не брошу!

– И все же, – продолжала Джин, по-прежнему спокойно и ровно, – вы как раз сейчас собираетесь, забыв о своем долге заботиться о детях, сорваться и мчаться в деревню с капитаном? Понимаете, о чем я?

Директриса улыбнулась – и улыбка у нее была очень неприятная.

– Я… я… нет. Все не так, как вы думаете. Мне просто необходимо ехать. – Ева сглотнула. – Ладно, мы отправляемся прямо сейчас. Я, собственно, всего лишь хотела вас предупредить.

– Отлично, – склонила голову Джин, пронзив ее ледяным взглядом, – однако если вы предпочтете не возвращаться, я, со своей стороны, не сочту ваше решение неверным.

Хлесткий ответ так и крутился у Евы на языке, однако в последний момент она сдержалась и молча побежала вниз, к Гарри.

Выжившие

Гарри смотрел на дорогу, а Ева смотрела на Гарри.

Капитан ВВС был напряжен, пальцы так плотно вцепились в руль, что аж костяшки побелели. Куда-то исчез очаровательный молодой человек с чуть ироничной улыбкой, к которому она уже успела привыкнуть, и на его месте оказался комок нервов с отчаянным взглядом, на бешеной скорости гнавший джип по узкой дороге к континенту.

– Гарри, – позвала она мягко, не желая беспокоить его, но все же надеясь, что летчик вспомнит о ее присутствии и чуть притормозит, потому что ей потихоньку делалось страшно.

– Мне передали приказ по рации, – Гарри все так же смотрел прямо на дорогу, – необходимо срочно вернуться на аэродром. Боюсь, что смогу только подбросить вас до деревни, а потом забрать через пару часов. Подобный вариант вас устроит?

– Разумеется, – согласилась Ева, – это будет просто отлично.

Гарри коротко кивнул – и Ева с изумлением заметила, как скатываются вниз по его лбу крупные капли пота.

– Гарри? С вами все хорошо?

– Лучше некуда, – ответил он чересчур громко, почти срывающимся голосом, все так же упорно глядя мимо нее. – Прилив начинается. Надо нам торопиться.

Ева высунулась из окна машины. Солнце стояло высоко, небо было чистое и ясное, снег снова принялся таять. Море, совершенно спокойное, не касалось еще и краев дороги.

– Да все нормально, – сказала она.

– Нет, не нормально, – отрубил Гарри, еще сильнее вжимая ногу в педаль газа.

– Гарри, пожалуйста…

Теперь он гнал машину как бешеный – неистовый взгляд был устремлен, казалось, не на дорогу, а на что-то в вышине, далекое и незримое.

– Прошу вас, помедленнее…

Он несся вперед – и тяжело, глубоко дышал, силясь любой ценой сохранить спокойствие. Потом вдруг ударил с размаху кулаком по рулю – раз, другой, третий – но, похоже, не помогло и это.

Ева испуганно съежилась:

– Гарри!..

– Тихо! – рявкнул летчик.

Ева и вовсе сжалась в комок, потрясенная яростью в его голосе.

– Простите, Ева. Я, – извинился он, сам понимая, насколько неубедительно звучат его слова, – я… мне необходимо сконцентрироваться, вот и все.

Джип летел, точно пуля. Вцепившись обеими руками в сиденье, Ева зажмурилась.

В конце концов они добрались до берега. Гарри затормозил – и повалился грудью на руль, дыша так, ровно марафонскую дистанцию только что одолел. Плечи его тряслись.

Ему не сразу удалось взять себя в руки и расслабиться. Утерев пот со лба, он тяжело сглотнул.

– Полагаю, – начал он медленно и сдавленно, – я обязан вам предоставить объяснения своему непростительному поведению.

– Да нет же, все…

– Прошу вас, – улыбка у Гарри вышла медленная и печальная, – не пытайтесь играть в вежливость, Ева. Сам знаю, что я вытворял на дороге.

Ева молча ожидала продолжения.

– Нас… зацепили. Подбили. Над морем. Мой экипаж не смог выбраться из фюзеляжа, когда самолет… пошел ко дну. – Гарри смотрел сквозь ветровое стекло, и Ева не могла и не хотела видеть то незримое, что развертывалось сейчас перед его внутренним взором. – Я поплыл к ним, попытался помочь. Они кричали, звали на помощь: «Капитан! Помогите, капитан!» Я их уже видел, я был… был совсем близко, я почти…

Он прикрыл глаза. Выдохнул – и сам удивился, надо же, набрал полную грудь воздуха и даже не заметил.

– Понимаете, машина… она слишком быстро пошла ко дну. Я не смог до них добраться.

Вокруг сияло солнце – но вокруг Гарри, казалось, сгустились тени.

Ева отчаянно подыскивала нужные слова:

– Я…

– Я выжил. Я один.

Потом они молчали – молча сидели в джипе и смотрели на дорогу. А после Гарри повернулся к Еве.

– Потому-то теперь мы с морем друзья небольшие, – попытался он пошутить, но шутка не удалась.

Ева ничего не ответила, только ласково положила ладонь ему на руку.

С кем говорил Эдвард?

Вид у Джин был раздраженный, пока дети собирались в столовой на очередной урок, она нервно переводила взгляд с предмета на предмет, судорожно сплетала и расплетала пальцы. Столь нехарактерное для несгибаемой директрисы поведение заметили все. Нервозность миссис Хогг, помноженная на отсутствие мисс Паркинс и гибель Тома, расстроила ребят еще сильнее.

– Давайте, – Джин кивком приказала рассаживаться по своим местам, – перемена закончена. – Машинально, по привычке пересчитала класс по головам, – все ли на месте…

– Где Эдвард?! – В обычно холодном голосе прозвенела паника.

– Был у себя на кровати, книжку читал, – сообщила Джойс.

Джин мрачно уставилась на девочку, тревога в ее лице и голосе смешалась с гневом.

– Что я вам говорила насчет соблюдения правил, а? Говорила – или нет?

Джойс, понятия не имевшая, носит ли вопрос директрисы риторический или прямой характер, ответила лишь неуверенным взглядом.

– Отправляйся в спальню и немедленно приведи его, Джойс. Прошу тебя.

– Да, директор. – Девочка выбежала из столовой.

Джойс просунула нос в приоткрытую двойную дверь дортуара, собираясь призвать Эдварда к порядку авторитарным тоном, достойным самой миссис Хогг, и осеклась: комната была пуста. Проверила каждый уголок, заглянула под каждую кровать – может, Эдвард в прятки поиграть решил? Только к кровати Тома духу не хватило приблизиться. С нее уж и матрас сняли, и постельное белье – стояла у дальней стены, оголенная и одинокая. Джойс заметила: черная гниль по этой стене расползлась настолько сильно, что больше смахивала на навеки застывшую тень, зависшую над кроватью. Девочка поежилась – мурашки побежали по спине.

Если честно, так у нее от всего этого дома жуткого мурашки по спине. Но миссис Хогг дело говорит: единственный способ выжить – это четко следовать правилам. Уж ей ли не знать – ей, едва не с колыбели осознавшей на горьком опыте, что бывает в противном случае? Больно любили весело пожить ее папаша с мамашей, до того любили, что месяцами неоплаченные счета скапливались в доме, а перед бакалейщиком за каждую ерунду приходилось унижаться. А потом отец ушел на войну, оставив дочку на попечение матери – та же сутками из кабаков не вылезала, пропивая немногие жалкие гроши, что у них еще имелись.

«Никогда со мной подобного не случится, – поклялась себе Джойс раз и навсегда. – Спасибо тебе, Господи, за встречу с миссис Хогг!» Вот кого девочка обожала, вот кем восхищалась, вот на кого похожей мечтала вырасти. Джойс прилагала немало усилий, чтобы неизменно приходить в школу одетой не только чисто и опрятно, но и элегантно, хотя даже стирать себе одежду ей приходилось самой, и никогда не опаздывала. В глубине души она считала, что миссис Хогг – куда больше для нее мать, чем женщина, ее породившая, однако сказать об этом директрисе ей и в голову не приходило – такое точно в правила не вписывалось.

Вот где-то рядом скрипнула половица. Джойс быстро огляделась – нет, не в дортуаре. Вот снова скрип – да где же это… а, наверху. Точно, именно оттуда звук и доносится. Наверное, Эдвард.

Она выбежала из комнаты, промчалась наверх по скрипучей лестнице, остановилась на последней ступеньке. Эдвард стоял в конце коридора, у двери в детскую – ту самую комнату, где Том его вчера запер – а в руке держал эту свою безобразную игрушку. До чего она Джойс не нравилась, – казалось, с каждым новым взглядом оскаленные в улыбке зубы куклы делались все более черными и гнилыми, а сама ухмылка – все шире и неприятнее.

Эдвард ее не замечал. Джойс пошла к нему. Мальчик поднял куклу к уху, словно прислушиваясь. Потом кивнул и протянул игрушку кому-то невидимому, стоящему рядом. Быстро замотал головой и вновь прижал мистера Панча к уху. Призадумался, кивнул опять. Джойс явственно расслышала странный, свистящий звук, будто кто-то плыл, рассекая воду. И пахло резко и сильно – вроде как рыбой протухшей.

– Эдвард? – позвала она.

Мальчишка аж подскочил от неожиданности. Воровато спрятал куклу за спину и уставился на Джойс расширенными, полными страха глазами.

– С кем ты разговаривал? – Джойс, привстав на цыпочки, попыталась заглянуть через его голову.

Словно не слыша, Эдвард протиснулся мимо нее, прошел вдоль по коридору и стал спускаться по ступенькам.

Джойс уже открыла было рот, собираясь сообщить, что она думает про такое хамство, но решила не обострять. В конце концов, он только что страшную травму получил – конечно, ходит теперь сам не свой. А вот если… Взгляд ее устремился к распахнутой двери в детскую. Зайти туда, что ли, самолично разобраться, что там происходит? Может, там кто-то прячется? Кто-то, с кем разговаривал Эдвард? А может, он просто играл? Или придумал себе воображаемого друга?

Она занесла ногу над порогом, готовясь шагнуть внутрь, и внезапно ее охватило странное чувство, точь-в-точь как тогда, когда она рассматривала плесень над кроватью Тома, – жуткое чувство отвращения и одиночества.

Джойс стало страшно. Она шагнула назад и что было сил побежала по коридору обратно. Вниз. К миссис Хогг. В безопасность.