Текст книги "Женщина в черном 2. Ангел смерти"

Прятки

С горящими глазами Том выбежал из комнаты. Убийство птенца вселило в него уверенность в своей силе и безнаказанности – он может делать что пожелает, и никто его не остановит. Никто! Он гордо прошествовал по коридору, сжимая и разжимая кулаки, обнажив зубы в победоносной улыбке, прикидывая возможности новых подвигов.

Далеко уйти не удалось.

Из комнаты опрометью выскочил Эдвард с распахнутым в безмолвном крике ртом, выскочил так стремительно, что натолкнулся со всего маху на спину Тома. Тот не удержал равновесия и повалился на пол.

Эдвард, потрясенный содеянным, замер и только глядел, как Том медленно, с трудом поднимается на ноги.

Джеймс попросту впал в ступор.

Мальчишки стояли не шевелясь. Секунды тянулись, точно часы.

«Никогда не смей другую щеку подставлять, – припомнились Тому слова отца. – Никогда, слышишь? Потому что если ты другую щеку подставишь, знаешь, что с тобой будет? В морду тебе вмажут, да крепче прежнего».

Занося кулак, Том пошел на Эдварда.

Бедняга съежился и попятился в ожидании неминуемой боли. Зажмурился.

Однако удара не последовало. Вместо этого Том широко ухмыльнулся и ухватил его за плечи.

– А пошли в прятки играть, – вцепился в худенькое запястье, силой затащил в комнату с мертвыми птицами. – Тебе первому водить.

Отпустил руку Эдварда, втолкнул его внутрь – и, раньше, чем мальчик успел выбежать, захлопнул за ним дверь и навалился на нее всем весом. Он чувствовал – Эдвард отчаянно дергает за дверную ручку. Бесполезно – Том был гораздо сильнее.

Джеймс шагнул вперед, открыл рот, намереваясь что-то сказать, натолкнулся на взгляд Тома – и заткнулся. Просто молча стоял рядом и слушал, как Эдвард бьется о дверь с другой стороны, лупит в нее ладонями и пинает. Понемногу все стихло.

Очень скоро Эдвард сообразил – колотиться о дверь и дергать за ручку бессмысленно. Все равно не откроешь, пока Тому не наскучит забава. Немного успокоившись, он направился вглубь комнаты. Почему-то там вдруг сделалось холодно, гораздо холоднее, чем раньше. Эдвард видел, как дыхание клубами пара поднимается у него изо рта. Дрожа, обхватил себя руками, чтоб согреться хоть чуть-чуть.

В комнате было что-то еще. И это «что-то» ему очень не нравилось. Не в холоде дело, не в мертвых птицах в камине, он сердцем чуял: в комнате жила печаль. Эдвард и без того постоянно ощущал тоску и одиночество, а эта комната будто питалась его скорбью, многократно ее усиливая. Вдобавок на него медленно надвигалось чувство ужаса, беспричинного, дикого кошмара.

А потом он обратил внимание на обои.

В дальнем углу старая отсыревшая бумага принялась трескаться и отваливаться кусками от стены. Черная плесень словно на глазах становилась все темнее, растекалась из угла в разные стороны.

Сердце Эдварда подскочило к самому горлу, он затрясся всем телом. Бросился к двери, истерически замолотил кулаками.

Том радостно заржал, изо всех сил вцепившись в ручку. Джеймс стоял и наблюдал. Молча. Будто онемел, не хуже Эдварда.

Эдвард отвернулся от двери, позволил себе еще раз посмотреть, что происходит. Плесень стремительно распространялась по стенам, тянулась к нему, черные полосы – точь-в-точь крючковатые пальцы ведьмы, неторопливо тянущиеся, готовящиеся схватить его, вцепиться в него…

С силой отчаяния мальчик снова забился в дверь.

* * *

Ева готовилась к уроку в столовой и вдруг услышала шум. Торопливо отложила учебники, которые раскладывала, и со всех ног побежала проверить, что творится.

Эдвард перестал колотиться в дверь. Ощутил – что-то касается его. Никогда, ни разу в жизни еще не переживал он подобного ужаса.

Изо рта его рвался немой, беззвучный крик.

– Что здесь творится?! – Ева остановилась у входа в детскую.

Том, издалека заметив ее приближение, успел отпустить ручку и отскочить от двери подальше.

– А меня это, Джеймс побил, – сообщил он не слишком уверенно.

Не обращая на него внимания, Ева прямиком побежала к двери.

Прислушиваясь к Эдварду, бившемуся с обратной стороны, схватилась за ручку – та не поворачивалась.

– Ты запер дверь? – гневно обернулась она к Тому.

Том замотал головой. Ему было ясно – намечаются крупные неприятности.

– Где ключ?! – во весь голос заорала Ева.

Том затряс головой еще отчаяннее:

– Да я ничего такого!.. Ничего мы такого!..

Ева угрожающе надвигалась:

– Понятно. Значит, сначала вы открыли дверь, а потом!..

– Она открытая… открытая была!..

Ева нависла над парнишкой, грозная, с глазами, пылающими, будто раскаленные угли.

– Где ключ?!

Том пятился от ее гнева, с перепугу утратив дар речи. Ева снова ринулась к двери.

– Эдвард! Впусти меня!

Снова и снова она поворачивала ручку, дергала, тянула на себя. Сообразив, что все ее усилия бесплодны, отпустила ручку, сжала кулаки и принялась яростно молотить саму дверь. Дверь и не шелохнулась.

Ева сбила костяшки до крови. Воззрилась на мальчишек, намереваясь вновь приказать им немедленно найти ключ. И уже набрала в грудь воздуху, как ручка повернулась. Дверь открылась – будто бы сама по себе.

Ева рванулась в комнату, готовая обнять и защитить Эдварда, опасаясь худшего, и замерла. Мальчик сидел на полу в самом центре комнаты. В руках у него была старинная игрушка, и он играл ею, казалось, вполне умиротворенно.

Ева мягко придвинулась поближе. Ласково позвала:

– Эдвард?

Эдвард и глаз не поднял, продолжая играть.

– Эдвард, с тобой все в порядке?

Ответа не последовало, мальчик словно ее и не услышал.

Она опустилась перед ним на колени, протянула руку. Эдвард взял руку, позволил поднять себя с пола. Ева взглянула на куклу, которую он держал – старая марионетка, мистер Панч, красный кафтан почернел от времени и сырости, золотая косица расплелась и повисла космами. Однако черты деревянного лица Еве удалось различить без труда: ярко-голубые глаза, широкая улыбка, щеки, острый подбородок и крючковатый нос – все еще багровый.

Эдвард безучастно вышел вместе с ней из комнаты, крепко прижимая к груди свободной рукой мистера Панча.

Уже у самого выхода Ева мрачно оценила состояние стен, да что же такое, Господи, проклятый дом прямо на глазах разваливается! Ладно, сейчас нет времени еще и об этом беспокоиться.

Она вывела Эдварда в коридор и крепко захлопнула за собой дверь.

Гость

Завтрак вышел достаточно мрачный.

В столовой Том с Джеймсом сидели голодные, отдельно от других ребят. Сидели за другим столом и раз за разом писали в наказание под спокойным и уверенным взглядом Джин одну и ту же фразу:

«Мне нельзя издеваться над другими детьми.

Мне нельзя издеваться над другими детьми.

Мне нельзя…»

Мальчики и девочки, прекрасно осведомленные о случившемся, увлеченно созерцали двоих правонарушителей – созерцали с тем же интересом, что и Эдварда вчера.

Ева сидела рядом с Эдвардом. Ее сильно беспокоило, что пережитое по вине Тома (и Джеймса, пришлось добавить неохотно) может заставить его еще сильнее уйти в себя. Но в действительности, похоже, происходило нечто прямо противоположное, нет, конечно, он не стал тем ребенком, каким был до гибели матери, но на свой немой лад выглядел ничуть не затронутым случившимся. Единственное – по-прежнему прижимал к себе мистера Панча.

– Где ты его взял, Эдвард? – спросила Ева.

Что-то в этой игрушке ей не нравилось. Что-то тревожило, а вот что именно и почему – сформулировать никак не удавалось. Было такое чувство, что частичка печальной комнаты вырвалась наружу, вонзила когти в Эдварда.

Мальчик не ответил. Молча доел свой завтрак, по-прежнему целиком погруженный в игрушку.

– Я похожие, – продолжала Ева, – видела в подвале. Там хранится целый старинный кукольный театр. Ты ведь спускался в подвал, правда, чтобы взять куклу?

Мальчик покачал головой.

Ева склонилась к нему поближе, понизила голос до заговорщицкого шепота:

– У тебя не будет неприятностей, если и спускался. Просто хочу, чтобы ты мне объяснил, как туда пробрался.

Эдвард не реагировал. Ева, пытаясь придать ему храбрости, доброжелательно приобняла его за плечи. На мгновение мальчик расслабился в ее объятиях, и у Евы от сердца отлегло, однако мистера Панча он так и не отпустил.

В парадную дверь постучали.

– Прошу вас, откройте, мисс Паркинс.

Кивнув, Ева встала. Выходя из комнаты, она заметила: Джин направляется к окну. Ева с трудом подавила улыбку: директриса не снизошла отпереть дверь лично, однако хочет быть в курсе, кто к ним пожаловал.

Чего она, увы, не видела, так это Эдварда. А он, дождавшись момента, пока взрослые разом отвлеклись, подошел к столу, за которым сидели наказанные Том и Джеймс. Джеймс упорно отводил глаза, не в силах посмотреть на бывшего друга.

Глядя на Тома сверху вниз, Эдвард протянул записку:

«Верни мой рисунок».

Том отложил карандаш, на физиономии у него заиграла паскудная ухмылочка. Покачал головой – нет, мол.

Заметив, что происходит, на помощь ринулась Джойс.

Выхватила записку, проследила за реакцией Тома…

– Верни, – прошипела, – или я на тебя нажалуюсь!

Том подался вперед, лицо его исполнилось гнева.

– А я тогда его разорву.

Джойс с Эдвардом испуганно отскочили.

Ева о неприятном инциденте ведать не ведала. Она распахнула дверь, предполагая увидеть Джима Родса, а вместо него обнаружила Гарри. Летчик улыбался и кутался в реглан, потирая с холоду руки без перчаток.

– Решил, понимаете, заскочить, проведать вас. Посмотреть, как вы тут справляетесь. – Тут он осекся и торопливо добавил: – Все вы, имел я в виду.

Заметил лицо в окне – Джин, разумеется, наблюдала через стекло.

– Возможно, я выбрал неудачное время?

Ева проследила за его взглядом, и Джин поспешно ретировалась.

– Что вы, – улыбнулась Ева, – ничего подобного.

Какое-то время они просто стояли рядом. «А при дневном свете он еще красивее», – подумала Ева раньше, чем успела устыдить себя за подобные мысли.

– Послушайте, – Гарри чуть вздернул бровь, – болеть воспалением легких не самое любимое мое занятие.

Ева рассмеялась и пригласила его войти.

Паранормальные способности

Не желая, чтоб Джин обвинила ее в злостном небрежении обязанностями, Ева болтала с Гарри – и меж тем продолжала выполнять обычные свои дела. Они застряли в дортуаре, Ева застилала ребячьи постели, а Гарри стоял у нагревателя, все так же пытаясь согреться.

– Вам помочь? – спросил он неожиданно.

– Спасибо, – улыбнулась Ева.

Гарри скинул реглан и присоединился к ней, принялся подхватывать, взбивать, заправлять и расправлять простыни.

– А ведь должен бы уже привыкнуть к подобному, – заметил он весело.

– Да уж точно, должны бы.

Гарри покосился на дверь, прошептал:

– А как там поживает наш сержант «ни-шагу-назад»?

– Тихо, еще услышит, – воровато оглянулась Ева. – И какой она сержант – натуральный бригадный генерал. Ну, в смысле, не она, а муж. Как-то так.

– Нам не страшен генерал, генерал, генерал, – Гарри изобразил комическое пожатие плеч, потом несколько призадумался, – хотя, учитывая, насколько она старше меня по званию…

Ева расхохоталась. Естественнее и проще она не чувствовала себя с самого отъезда из Лондона.

Гарри, усмехаясь, подхватил с ночного столика книгу, взглянул на обложку. Книга оказалась о любви, «Мы будем вместе», роман Фрэнсис Бэйбрук.

Гарри саркастически помахал томиком перед носом Евы.

– Ее сокровище? Спорить готов, ее. Снаружи вся из себя суровость, а в душе… – он насмешливо покачал головой.

Щеки Евы зарделись, не сразу ей удалось ответить:

– Вообще-то, это моя книжка. Я ее случайно тут забыла.

– Ох, – Гарри отправил роман обратно на столик с таким видом, будто обложка внезапно раскалилась добела, вид у него был смущенный.

– Ерунда, конечно, просто отвлечься помогает, – поторопилась Ева избавить его от смущения. – А вы сейчас что читаете?

– Технические руководства, – хмыкнул Гарри. – Такого, знаете ли, рода творения. Да и вообще, я не любитель выдуманных историй.

– Интересные истории любят все, – мягко возразила Ева.

Они замерли над полузастланной постелью.

– Да? И какова же ваша? – спросил Гарри.

Ева склонилась, старательно взбивая подушку и еще старательнее избегая его взгляда. Попыталась отшутиться:

– А я полагала, вы не любитель.

– А вы меня попробуйте заинтересовать, – вскинул бровь Гарри.

Ева перестала мучить ни в чем не повинную подушку.

– Что насчет этого дома? – кивком указала на комнату, чтоб избежать прямого ответа. – Я спорить готова, с ним связана какая-то действительно интересная история.

– Несомненно. Сырость и плесень – куда уж интереснее.

Ева прикусила губу, ее живое лицо внезапно приняло серьезное выражение.

– Понимаете, вчера я нашла в подвале столько старинных вещей…

– Редкость немыслимая, – расхохотался Гарри, – старье в подвале! Умираю от нетерпения!

Ева и не подумала улыбнуться.

– По-моему, здесь произошло что-то скверное.

– Скверное? – окинул взором комнату Гарри. – Соглашусь, обои тут – сквернее некуда.

– Я серьезно! – Ева запустила в него подушкой, и Гарри с некоторым изумлением успел ее поймать. – Что-то не так с этим местом. Что-то в нем есть…

Что же? Ей вспомнилась забытая детская, игрушка, которую подобрал Эдвард неведомо где.

– Что-то печальное. А может, злое. Или все сразу. Не знаю, не могу…

Гарри потер руки, в глазах его заплясали озорные чертики.

– Паранормальные способности, сударыня? – Подошел поближе, старательно уложил подушку на кровать. – Тогда соизвольте ответить: о чем я сейчас думаю?

Два пальца легонько коснулись кончиками ее лба, Ева наслаждалась прохладным прикосновением. Бормоча нечто бессвязное, Гарри пантомимой изобразил типичного гипнотизера во время сеанса, гримасничал, будто от невыносимой боли, дергал свободной рукой. Потом произнес, одними губами:

– Откуда… ты… родом?

Ева расхохоталась:

– Из Кройдона.

Гарри отскочил:

– Поразительно! Новый вопрос…

Лицо его неожиданно сделалось вполне серьезным, и губы замерли.

Ева, однако, еще не была готова вернуться к серьезности. Слишком рано.

– Гарри, чаю хотите? – спросила она с улыбкой.

– Ответ неверный.

Ева выразила всем видом глубокую задумчивость.

– Простите, не понимаю. Вам придется сказать вслух.

– Что прячется за вашей улыбкой? – медленно произнес Гарри, глядя ей прямо в лицо.

– Ой, – Ева схватилась за голову, – только не это опять!

– Чистая правда, я – как заезженная пластинка. – Смешок Гарри сорвался, рука отдернулась.

Неожиданно Ева поняла, до чего они близко стоят, почти вплотную. Гарри неотрывно смотрел ей в глаза.

– Это просто… мой способ выжить, – сказала она честно. – Справиться с обстоятельствами.

– С войной? – Казалось, глаза его придвинулись еще ближе.

– Да со всем вообще.

Щекой она чувствовала его дыхание, ноздрями впитывала приятный запах лосьона после бритья. Гарри не отводил взгляда.

– Ева?

Потрясенная до глубины души, она стремительно обернулась, в дверях стояла Джин. Как давно она тут, Ева не знала.

Джин холодно улыбнулась:

– Как вы полагаете, не пора ли начинать утренние занятия?

– Да, разумеется. – Ева принялась разглаживать складки ничуть не смявшегося платья.

Джин кивнула самым вежливым образом:

– Доброго вам дня, капитан.

Развернулась и выплыла из дортуара. Пронзительно зазвенел колокольчик, собирающий детей на урок.

Ева и Гарри уставились друг на друга и, одновременно ощущая, как разорвалась меж ними связь интимности, фыркнули.

– Я почувствовал себя ее учеником, – ухмыльнулся Гарри, – причем неисправимым двоечником.

Ева сдавленно усмехнулась.

– Вы снова надели свое рабочее выражение лица? – спросил он негромко.

Ева, не отводя взгляда, улыбалась широко и светло.

– Возможно, – предположила она, – как раз это мое лицо – настоящее…

Гарри

Холодный ветер завивал барашки на воде по обе стороны от дороги Девять жизней. Пена собиралась снежными холмиками, волны лизали края насыпи, пачкали белым и откатывались назад, в никуда. Отступление, за которым непременно последует новая атака…

У Гарри задрожали руки, и он сильнее вцепился в руль своего джипа. Когда ведешь машину, следует смотреть перед собой, незачем отвлекаться на ерунду, творящуюся по обе стороны дороги. Как же он ненавидит воду! Шум волн нарастает в воображении, громче и громче, едва не разрывает барабанные перепонки, нет, этот грохот чересчур силен даже для девятого вала, он усиливается и усиливается, давит на мозг, ритмичное биение волн сливается с ритмом сердца и дыхания. Гром, грохот!

Гарри жадно, отчаянно хватал ртом воздух. Машина двигалась все медленнее.

А потом ветер донес до него новые звуки, неведомо как прорвавшиеся сквозь оглушительный рев волн.

Слабые жалкие звуки, однако ошибиться невозможно. Человеческий крик, за ним – еще и еще. Кто-то зовет на помощь. А потом – ничего, словно крики объяла и захлестнула бушующая вода.

Захлестнула?

Утопила?

Гарри остановил машину, отнял трясущиеся руки от руля. Попытался отсечь от сознания шум моря и замирающие, эхом отдающиеся мольбы о помощи, звучащие в мозгу. Старательно зажмурился, нахмурил брови. Ощутил, как с привычной бесполезностью и безнадежностью нарастает в душе гнев и страх. Яростно саданул по рулю, и еще, и еще, он бил снова и снова, пока, наконец, не замер в изнеможении, тяжело дыша и силясь собрать воедино разбитый в осколки душевный покой.

Потер глаза. Осмотрелся. Прислушался. Крики утопающих смолкли. Гарри даже стало любопытно, в реальности ли он их услышал или принес сюда с собой? Внутри себя?

Он вдавил педаль газа в пол и поехал к твердой суше так быстро, как только мог.

За спиной у него медленно падали хлопья первого снега.

Лицо под половицами

Вечером Ева захлопнула парадную дверь и старательно закрыла замок ключом. На дворе было холодно, шел снег. Да и внутри, если честно, тоже немногим теплее.

«Гарри заехал в гости», – думала она. Гарри очень ей нравился. Такой обаятельный, такой красивый молодой человек, но это не главное, нет, в нем явно есть что-то большее. Кажется, внутри себя он носит некую затаенную боль или печаль, хорошо скрытую за озорным юмором, видимую далеко не каждому, но явную для тех, кто скрывает у себя в груди нечто похожее. «Родственные души, – мелькнуло в голове у Евы. – И – да, он тоже мной заинтересовался!»

Даже не пытаясь стереть с губ улыбку, она вернулась в холл – и внезапно замерла на полушаге.

Под ногами хрустнула половица.

Ева снова ступила на нее. Очень осторожно.

Половица была вздувшаяся, бесформенная, почерневшая от гнили и сырости, а еще в ней, прямо посередине, красовалась изрядная дыра. «Опасно для детей, – подумала Ева, – пускай-ка Джим Родс в следующий приезд ее заменит. Или Гарри».

При мысли о Гарри на губах у нее вновь заиграла улыбка.

Ева опустилась на колени, чтоб получше осмотреть дыру, и отдернулась в шоке.

Глаза. Темные на белом лице, сверкающие ненавистью и угрозой, эти глаза смотрели на нее снизу вверх, из-под половиц.

Сердце в груди у Евы заплясало. Она склонилась сильнее и пристально вгляделась в дыру.

Никого, разумеется.

Ева поднялась на ноги, окинула взором холл – тот был пуст. Она торопливо прошла на кухню, распахнула дверь – там сидела у стола Джин, устало растиравшая опухшие щиколотки. Подняла взгляд на разгоряченное лицо молодой учительницы.

– Чайник вскипел, хотите? – кивнула директриса на чашку на столе.

– Извините, – Ева сглотнула, – это не вы сейчас были в подвале?

– Пару минут назад была, – сказала Джин, в последний раз потерла ногу и отхлебнула из чашки. – Не слишком приятное место, верно? Вонь такая, что вздохнуть сил нет.

Ева посмотрела на пол. На Джин. На чашку чая на столе, на поднимающийся от чашки пар. Нет, может, она и впрямь случайно увидела в дыре в половице Джин? Но тогда как ей удалось подняться в кухню за время, которое потребовалось Еве, чтоб до той же самой кухни добраться из холла? Да еще и чайник вскипятить?

– Выпейте чаю, – посоветовала Джин.

Ева вышла из ступора.

– Чаю? Ах да… конечно.

«Может, со мной что-то творится? – думала она. Может, я с ума схожу? Сначала прошлая ночь, а теперь еще и это?»

Она взяла чашку из буфета, налила в нее чай из чайника.

Галлюцинация, вот и все. Как и прошлой ночью. Что ж еще? Разумеется, галлюцинация.

Села за стол, отхлебнула из чашки. Приказала себе: не смей об этом думать, поговори о чем-нибудь нормальном.

– А вашего супруга… с началом войны немедленно призвали опять? – брякнула Ева и незамедлительно раскаялась в своих словах. Или недостаточно ясно Джин до нее донесла, насколько не терпит вопросов о своей частной жизни?

К ее огромному удивлению, директриса лишь мягко улыбнулась:

– Нет. Он у меня с действительной службы и не уходил. И мальчики наши оба – тоже военные.

Ева подалась вперед, потянувшись к нежданной теплоте:

– А фотографии их у вас есть?

В глазах Джин будто ставни захлопнулись.

– С чего бы? Я и без того помню, как они выглядят.

Ева поднесла чашку к губам. Старательно отпила. Попробовала снова, тихо, осторожно:

– А где они служат?

Джин аккуратно пригубила чай, сглотнула обжигающую влагу и, кажется, снова немного расслабилась.

– Один в Африке воюет, второй – во Франции. И муж мой – тоже во Франции.

Глядя мимо Евы, снова пригубила из чашки.

– А вы…

Джин спокойно смотрела на нее.

– Я стараюсь о них не думать. Они далеко отсюда. Если я начну гадать, что да как… кто знает, к чему приведут меня подобные тревоги?

Директриса отвернулась, однако Ева все равно успела разглядеть – в глазах у нее блестят слезы. Подумала о том, что сказал Джим Родс, и решила не развивать опасную тему дальше.

Джин допила чай и встала.

– Доброй ночи, Ева.

У Евы дыхание замерло. Впервые в жизни стальная директриса назвала ее по имени! Ошеломленная, она с огромным трудом выдавила из себя ответное пожелание спокойной ночи.