Текст книги "Женщина в черном 2. Ангел смерти"

Триумф Дженет

От воды скверно пахло застоявшейся гнилью, залежалой тухлой рыбой и чем-то другим, еще более мерзким. Отвратительная вонь наполняла ноздри и горло Евы, заставляла содрогаться в рвотных позывах. Удержаться Ева не успела – согнулась пополам, и ее вывернуло наизнанку.

Они с Эдвардом оказались в подвале. Обрушившийся пол первого этажа разметал и искорежил полки, доски вонзились друг в друга, перевернутые коробки рассыпались, бумаги, фотографии и вещи из далекого прошлого плавали в воде. Но как же поднялась вода, мелькнуло в голове у Евы. Теперь она доходила ей до пояса.

Наверху лопались водопроводные трубы, забрызгивая их черной, склизкой гнилью. Вода потоками вливалась в окошки подвала. Стены гнулись и стонали, поддаваясь напору воды, хлеставшей снаружи и распиравшей изнутри, – казалось, фундамент вот-вот не устоит и весь дом обрушится на голову.

Мерцающие, слабеющие лампы еще давали некое подобие света, но мигали все чаще.

Все тело Евы болело, но осматривать раны и ушибы и жалеть себя времени не было. Где же Эдвард? А, вот он – стоит на верхней ступеньке лестницы, прижимая к груди игрушку…

А рядом с ним стоит Дженет Хамфри – точь-в-точь как на рисунке Эдварда, и стены за ними чернеют и плесневеют все сильнее с каждой секундой.

– Эдвард! – воскликнула Ева, силясь перекричать шум льющейся воды. – Эдвард… С тобой все в порядке?

Мальчик молчал.

Ева попыталась было рвануться к нему – но на ногах будто цепи повисли. Она взглянула вниз: вокруг щиколоток обвивались гибкие и сильные серебристо-серые тела угрей. Они мешали двигаться, всем весом повиснув на ее ногах, терлись о них и, кажется, даже легонько покусывали. Живые кандалы, которых не разомкнуть!

Угри… будь они прокляты.

Ева подавила рвущийся из горла крик.

– Эдвард?!

Мальчик равнодушно смотрел на нее.

– Эдвард, милый, помоги мне…

Эдвард не откликался – его лицо ничего не выражало.

«Он ничего не соображает. Он как будто в трансе».

Дженет чуть склонила голову – мальчик взглянул в ее точеное, каменно-белое лицо. Подался вперед, будто прислушиваясь. И кивнул.

– Эдвард, милый! Нет!

Мальчик принялся спускаться по ступенькам, медленно и спокойно, не обращая внимания на стремительно поднимающуюся воду.

– Не-ет! – завизжала Ева, из последних сил стараясь высвободиться из мягкой и беспощадной хватки угрей. – Не-ет, ты его не получишь, тварь! Нет!

Эдвард крепче прижал к груди мистера Панча и зашел в воду еще глубже. Шел, направляясь в самый центр подвала, где Еве его было не достать. Вот он остановился – и молодая женщина с ужасом поняла, что именно мальчик сейчас сделает, какой приказ Дженет исполнит. Он утопится.

Вода все подступала и подступала, кипела и бурлила, доставала Эдварду уже до губ, а он даже не пытался уйти или уплыть прочь. Стоял и смотрел немигающе прямо перед собой.

– Эдвард, очнись! Эдвард, детка, прошу тебя, умоляю!

Ева билась, пытаясь вырвать ноги из ласково-беспощадного захвата угрей, но гибкие тела лишь плотнее обхватывали ее щиколотки и лодыжки. Она открыла рот – и, задыхась, нашла в себе силы закричать, срывая горло, женщине на лестнице:

– Он не твой сын!..

Единственным ответом ей послужили громкие скрипы и треск – весь дом на острове сотрясся до основания, окутанный плащом черной гнили.

– Оставь его в покое!

Ева снова безнадежно рванулась к Эдварду – вода доходила ему почти до ноздрей, широко распахнутые глаза застыли. Еве показалось – она понимает, какая борьба происходит у него внутри, там, за подрагивающими ресницами. Или, может, с ней просто опять играло воображение? Может, неровное мерцание света заставило увидеть то, чего не было и быть не могло – лишь бы за что-то ухватиться, зацепиться? Принять желаемое за действительное?

Нет, нет – Эдвард был там, Эдвард боролся, чтобы избавиться от охватившего его морока!

– Эдвард! – отчаянно кричала Ева. – Борись с ней, солнышко, не поддавайся!

Вода поднялась Эдварду выше носа. Он не совершил и попытки дышать.

«Эдвард, – Ева уже не могла кричать и мысленно пыталась достучаться до гибнущего мальчика, – помнишь, как тебя учила мама бороться с дурными снами при помощи добрых мыслей? Помнишь?»

Он закрыл глаза, молча и покорно.

– Эдвард! – завизжала Ева дико. – Эдвард! Добрые мысли поборют дурные сны! Тебе об этом мама говорила! Ты помнишь маму? ТВОЮ МАМУ?!

Глаза Эдварда распахнулись. Мальчик исступленно взглянул вверх – Дженет исчезла. На лестнице стояла его мать, в праздничном черном пальто, встревоженная, – точно такая, какой он видел ее в последний раз на крыльце их дома.

Мать тянула к нему руки, звала, ее фигура мерцала и расплывалась, вокруг шатались и трещали стены, словно дом снова был взорван.

Еще секунда – и матери не стало. На ее месте вновь оказалась Дженет, добрая, ласковая…

Эдвард плотно зажмурился – и с головой ушел под воду.

– Нет, нет, – слабо и безнадежно простонала Ева.

Бороться дальше не было сил. Она проиграла. Эдвард погиб. Дженет восторжествовала.

Призрачный хор

Ева уставилась туда, где скрылась под водой голова Эдварда. Там ничего не происходило – ни круги не пошли, ни даже пузыри на поверхности не показались. Наверное, оставалось лишь признать – все кончено. Мальчик утонул. Сердце словно пронзило острым ножом.

Но вдруг вода внезапно забурлила, расступилась – и Эдвард снова поднялся над ее поверхностью. Запрокинув голову, он силился отдышаться – и вдруг, вскинув руки, изо всех сил швырнул мистера Панча вверх по лестнице!

По подвалу прокатился отчаянный, гневный и страшный крик – в сердце Евы забрезжил лучик надежды.

– Ты проиграла! – закричала она сотрясающимся стенам. – Ты ему не нужна, слышишь?!

Стены осветились чудовищными вспышками – будто мощные молнии пробежали по ним и схлестнулись на потолке. Боль и гнев Дженет разносили дом на части.

Угри ослабили хватку на щиколотках Евы – ей удалось вырваться. Вода доходила ей уже по шею – пришлось плыть к Эдварду, неумело старавшемуся удержаться на поверхности. Мальчик протянул к ней руки, в глазах, устремленных на Еву, сияли облегчение и радость. Еве показалось, что внутри у нее лопнула какая-то струна.

Дотянулась, обхватила Эдварда.

– Все, солнышко, ты в безопасности. Ты со мной…

Она шептала и шептала, а из воды медленно возникали десятки рук, маленьких, серых, тронутых пятнами разложения. Десятки детских рук с не по-детски хищно согнутыми пальцами.

Руки обхватили тело Эдварда и потянули его вниз. На дно.

– Нет!

Ева вцепилась в мальчика, принялась вытаскивать его обратно на поверхность. На некоторое время ей это удалось – они с Эдвардом даже поднялись на ступеньки, еще не застигнутые поднимающейся водой. Но оттуда тянулись все новые и новые руки, шарящие в воздухе, ищущие. Вот ледяные мокрые пальчики впились ей в ноги, в подол платья, ухватили, потянули за собой…

– Отпустите нас!

Их было слишком много. Ева боролась, но тщетно – маленькие ручки увлекли их с Эдвардом под воду.

Уже под водой Ева открыла глаза…

Будто сквозь мутное стекло она увидела: пол подвала разрушен, стены медленно падают. Море ворвалось внутрь. И всюду вокруг них с Эдвардом мелькали маленькие, пляшущие тени.

Жертвы Дженет. Ее призрачный хор.

Все они носили следы той смерти, которую приняли, – раны, синеватую бледность отравления, ожоги. Ничего человеческого не было в искареженных привидениях – пустые, точно у снулой рыбы, глаза, склизкая кожа, раззявленные рты, полные кинжально-острых зубов, хищно протянутые руки с длинными когтями.

Руки, пытавшиеся ухватить Еву и Эдварда и увлечь их в бездонные морские глубины.

Ева боролась как могла, отдирая от себя их пальцы, вырываясь из омерзительных объятий, – однако воздух в легких стремительно убывал, а рук было слишком много, и сила их была велика. Они вцеплялись в ее одежду и плоть – и медленно, но неуклонно тянули за собой вниз.

Эдвард и не пытался бороться, лишь тесно прижимался к ней. Вскоре и сама Ева ощутила всю бесплодность дальнейших усилий, смирилась с неизбежным и лишь постаралась покрепче обнять его напоследок, ощущая дрожь, пробегавшую по маленькому, тощему тельцу.

Что ж, по крайней мере они будут вместе в последние мгновения жизни и погибнут тоже вместе.

Ева закрыла глаза.

Падение

Гарри припарковал автобус, вышел и, немедленно промокнув до нитки, бросился в дом… точнее, в то, что от него еще оставалось – дом рассыпался, распадался прямо у него на глазах. Гарри прошел в холл – и тут же наткнулся на черную дыру в полу, заполненную водой почти доверху. Дом гнил изнутри, и разрушение достигло апогея.

– Ева?

Ответа не было. Гарри заглянул в дыру в полу. Подвал залило водой почти по самый потолок… а потом он услыхал доносящиеся оттуда, снизу, женские крики.

Ева!

Гарри скинул реглан, уже готовый прыгать, однако в последний момент остановился. Дыра казалась чересчур мала, да и таила слишком много неизвестного, чтобы действовать очертя голову. Голос здравого смысла заставил его побежать в кухню – и рвануть дверь, ведущую в подвал.

На пороге стояла Дженет.

Женщина в черном медленно подняла мрачные бездонные глаза и двинулась к нему.

– Не советую, – предупредил Гарри.

Дженет остановилась, будто в недоумении.

– Не боюсь я тебя, – выплюнул Гарри, чувствуя внутри спокойствие и уверенность, каких не испытывал уже давным-давно. – Больше у тебя нет надо мной власти.

Привидение молча смотрело на него.

– Ты могла бы сделать для Натаниэля больше, верно? Дело не только в твоем яростном гневе на совершенную против тебя несправедливость. Чувство вины за то, как дурно ты о нем позаботилась – вот что тебя гнетет.

Что-то странно человеческое мелькнуло на миг в угольных глазах женщины в черном.

– Пропусти меня. – Гарри повелительно указал рукой в сторону.

Дженет вздрогнула и отодвинулась от двери.

Ступеньки лестницы почти полностью ушли под воду, которая все поднималась – и там, в глубине, Гарри едва различил силуэты женщины и ребенка, которых нечто незримое увлекало все дальше от поверхности, все ближе ко дну. Увидел – и нырнул с лестницы.

Ева взглянула наверх и узнала Гарри. Его присутствие придало ей новые силы, она принялась вырываться из удерживавших ее когтей с мужеством отчаяния.

Гарри подплыл к ним и вцепился в Эдварда. Поначалу мальчик слабо сопротивлялся – решил, что это – очередная атака сил, подвластных Дженет, – но вскоре, подталкиваемый Евой, позволил Гарри вытянуть его из ее объятий.

Стоило Гарри подхватить Эдварда – и призрачный хор разомкнул когтистые пальцы, отшатнулся прочь, точно в страхе. Гарри стиснул руку Евы – и вместе с ней рванулся вверх.

Сердце молодой женщины неистово плясало в груди, внутри затеплилась надежда – они втроем поднимались к поверхности воды, вот они уже всплыли…

Стремительно рванувшаяся снизу рука ухватила Еву за цепочку с медальоном и со страшной силой потянула назад, вновь утягивая под воду.

Невольно отпустив руку Гарри, она прижала ладонь к горлу, борясь с удушьем, – и тотчас же десятки рук вцепились в ее одежду…

И тут цепочка лопнула. Медальон, украшенный изображением херувима, медленно пошел ко дну.

Ева машинально попыталась нырнуть за ним в глупой попытке спасти любимый талисман, однако Гарри был начеку – держал крепко, тащил и тащил вверх.

«Ну и пусть, – подумала Ева. – Главное – двигаться вперед».

Задыхаясь и жадно хватая ртами воздух, они вынырнули одновременно.

– Давай! – крикнул Гарри и поплыл к лестнице.

С грохотом обрушился потолок над дверью, отрезая им путь к бегству.

– Дженет! – ахнула Ева, с трудом увернувшись от падающих камней, и в панике огляделась. – Сюда, Гарри…

Она первой поплыла в противоположный конец подвала, к дыре, через которую упала с Эдвардом. Гарри с мальчиком на спине последовал за ней. Вода почти добралась до потолка, когда Гарри поднял Эдварда над собой и помог ему выбраться сквозь отверстие. Убедившись, что все в порядке, обернулся к Еве.

– Теперь ты, – выдохнул, приподнимая ее за талию.

Тяжело дыша, Ева подтянулась на руках и выбралась из воды. Дом трещал и сотрясался. Вокруг, точно снаряды, падали камни и доски, и Ева едва успела отпрыгнуть от падавшей прямо на нее потолочной балки.

– Скорее! – крикнула она, протягивая руку еще находившемуся в воде Гарри.

Ухватившись, он начал протискиваться в тесную для его широких плеч дыру. На мгновение встретился глазами с Евой и улыбнулся, она ответила улыбкой… и тут выражение лица Гарри изменилось, словно он увидел кого-то у Евы за спиной.

Наблюдая за ними, в углу холла стояла Дженет. А потом женщина в черном подняла глаза к потолку и закричала, гневно и дико.

Гарри понял, что она задумала, что сейчас случится. Немыслимым, нечеловеческим усилием воли выбрался из дыры, вскочил на ноги, схватил разом Еву и Эдварда и отшвырнул их в сторону входной двери.

Ева, не удержав равновесия, повалилась на пол.

Приподнялась, посмотрела наверх – потолок всей тяжестью обрушился на Гарри.

– Не-ет!

Она беспомощно смотрела, как тело ее любимого дернулось и застыло под страшным ударом балок и камней, оглушивших его, переломавших ему кости, отнявших у него жизнь. Гнилые половицы не выдержали рухнувшей на них тяжести и проломились, увлекая мертвого Гарри в воду, выплеснувшуюся из пролома, разливающуюся потоком по полу холла…

А Дженет все кричала, и ее крик заставлял дрожать и разлетаться камни стен. Через мгновение могла обрушиться и уцелевшая часть потолка – то была последняя попытка хозяйки особняка Ил-Марш завладеть Эдвардом.

Ева вытолкнула мальчика в дверь и бросилась за ним.

Крик Дженет перешел в пронзительный визг, высокий, невыносимый, – треснули и разлетелись оконные стекла, и в каждом летящем осколке, казалось, отражался ее гнев, бешенство и боль.

Спотыкаясь, Ева и Эдвард бежали прочь от дома, не смея остановиться или оглянуться. Оступались, падали, поднимались – и бежали, бежали, к воротам и дальше, туда, где начиналась насыпная дорога…

Лишь там Ева остановилась и обернулась к дому.

Дома больше не было – остался лишь почерневший, сгнивший остов, окруженный горами мусора. Перекошенные, истресканные руины стен, переломанные балки – пятно выливавшейся наружу из основания черной воды, маслянистой и липкой на вид, будто нефть.

Крики стихли.

Наступила тишина.

– Гарри… о, Гарри…

В глубине души Ева понимала: все кончено, его больше нет, однако никак не могла себя заставить поверить в случившееся. Слезы струились по ее лицу, она всхлипывала и все повторяла его имя.

– Гарри!

Застыв, Ева долго сидела, уставившись невидящим взором в останки дома.

А потом в ее ладонь робко легла маленькая теплая ручка и легонько пожала ее. Ева перевела взгляд на Эдварда.

– Жалко Гарри…

Таковы были первые слова, произнесенные мальчиком.

Ева исступленно сжала его в объятиях – их слезы смешались.

Дождь кончился. Забрезжил рассвет.

Из тумана выглянуло далекое, по-зимнему холодное утро и озарило их первыми лучами.

Жили они долго и счастливо…

Воздушные налеты закончились, а Лондон – по крайней мере, большая его часть – устоял.

Дороги были усыпаны мусором. Почти на каждой улице зияли незажившими ранами руины разбомбленных домов – странные останки исчезнувшей цивилизации, ожидавшие, пока место их займет цивилизация иная, новая. Прошлое осталось позади – а будущее еще только предстояло творить.

С города точно сорвали тягостный покров страха. Отныне лондонцы могли вернуться к нормальной повседневной жизни, не боясь погибнуть в любую минуту. Терзавшая их каждую ночь перед сном мысль – а проснусь ли я следующим утром? – отступила. Почти исчезла и боязнь нацистского вторжения. Война никуда не делась, но теперь она шла далеко от Англии. Люди приходили в себя, оживали. Впервые за долгое время они позволяли себе роскошь – надежду.

В гостиной своего маленького, уютного, окруженного верандой домика в Хэкни Ева заворачивала в бумагу подарок ко дню рождения. Летнее солнце струилось в распахнутые окна – в такой славный денек всякий невольно порадуется, что живет на свете. Примерно это и пыталась чувствовать Ева – и чаще всего у нее даже получалось.

Она отнесла яркий, веселый сверток в столовую. Там стоял по-праздничному одетый Эдвард и, насупившись от усилия, так и этак поправлял перед зеркалом галстучек.

– Готов? – подмигнула его отражению Ева.

– Готов, – повернулся Эдвард.

Ева разгладила его воротничок, поправила галстук:

– Ты весьма элегантен.

Мальчик просиял, и у Евы горестно заныло сердце.

Семь месяцев. Ровно семь месяцев прошло после катастрофы в Ил-Марш. Семь месяцев боли, тоски и гнева, мучительного чувства вины и скорби утраты, попыток собрать себя из осколков и начать все сначала. И наконец – спасительного облегчения, порожденного простым осознанием того, что они живы. Ева и Эдвард пробуждались к жизни заново. Вместе. Начинали забывать о доме на острове – и Ева смела надеяться, что и дом позабыл о них.

– Вот, – она протянула Эдварду подарок, – с днем рождения, милый.

Личико Эдварда осветилось счастливой, искренней улыбкой – в эту минуту Ева любила его остро, до боли. Торопясь, он начал разворачивать пеструю бумагу, Ева принялась помогать, и очень скоро из обертки показались коробка с цветными карандашами и большой, толстый альбом.

– Теперь ты сможешь рисовать по-новому, – сказала Ева. – В цвете.

Эдвард неуверенно посмотрел на альбом – Ева увидела, как блекнет его улыбка, как темнеет взгляд, словно тучи вдруг набежали на летнее солнце. На мгновение перед ней снова возник онемевший от горя мальчик.

Сердце ее тревожно упало.

– Эдвард, дорогой? Что случилось?

Приемный сын долго не сводил глаз с карандашей, а потом робко взглянул на Еву:

– А она точно не вернется?

Эта мысль не покидала их ни на мгновение. Не важно, как далеко они уехали, не важно, как старались заполнить свою новую жизнь радостями и заботами, – она скрывалась поблизости. Дженет преследовала их. Гуляли ли они в парке, просто ли шли по улице – кто-нибудь из них замечал краем глаза женщину, неуловимо на нее смахивавшую – и они снова возвращались во мрак и ужас той ночи в доме на острове. А потом мгновение ускользало – и жизнь медленно возвращалась к ним. Впрочем, в последнее время эти изматывающие минуты врывались в их существование все реже и реже, и – надеялась Ева – однажды прошлому предстояло исчезнуть вовсе. Острая боль отступала, сменялась тупой, ноющей. Так должно было случиться, и так случалось. Просто… исцеление еще не было окончательным.

– Она не вернется? – В глазах Эварда сквозил страх.

– Нет, – твердо ответила Ева, – она исчезла.

Эдвард все еще смотрел нерешительно, требуя более основательных заверений, и Ева вновь произнесла слова, которые повторяла уже множество раз, – слова, которые ему необходимо было услышать, чтобы поверить в них. Да и самой Еве хотелось бы в них верить.

– Она кормилась нашими печальными мыслями. И пока мы будем веселыми и довольными, пока останемся счастливыми – она не сможет вернуться. Понимаешь, милый? Пообещай мне, что всегда будешь счастлив. Обещаешь?

– Ага, – пробормотал мальчик без особой уверенности.

– Эдвард?

– Ага, – на сей раз это прозвучало куда более твердо.

– Вот и славно. А кто сейчас улыбнется?

Личико Эдварда озарила улыбка – и в комнате будто засияло второе солнышко.

– Отлично! – похвалила Ева.

– А теперь ты, – потребовал Эдвард, все так же улыбаясь.

Ева лукаво указала себе на уголки губ – и подарила ему улыбку, мягкую и нежную, совсем не похожую на прежнюю, вымученную, искусственно натянутую, точно часть доспеха, необходимого в ежедневной битве за выживание. Улыбку, рожденную из радости, облегчения и любви к Эдварду. Мальчик все прекрасно понимал, и это понимание заставляло его любить свою новую мать лишь сильнее и глубже.

Улыбка Евы дрогнула лишь на миг, когда взгляд ее упал на висевшую на стене фотографию в рамке. Стоило лишь мельком взглянуть – и ее всякий раз выбивало из колеи. Даже самый солнечный и веселый из дней таил в себе печальные, темные тени.

Непрошеные слезы навернулись Еве на глаза – фотография затягивала ее в мир воспоминаний. Гарри и его экипаж – они смотрели в камеру, молодые, веселые. Навечно оставшиеся молодыми и веселыми. Ева увезла фотографию с фальшивого аэропорта и вставила ее в рамку – единственное, что осталось у нее на память о Гарри…

Ева утерла слезы. Напомнила себе собственные слова – надо жить настоящим, надо заботиться о тех, кто в тебе нуждается.

– Давай-ка отправляться. Пора. – Она взяла Эдварда за руку, и женщина с мальчиком вышли из дома и зашагали по залитой солнцем улице.

Столовая опустела…

Почти опустела.

Медленно выступила из теней на свет высокая тонкая женщина в черном. Подплыла к фотографии на стене. Всмотрелась в улыбающиеся лица.

А за ней потянулись другие невысокие фигурки – искалеченные тела и лица, хранившие следы той смерти, которой им довелось погибнуть, пустые глаза. Губы зашевелились, и десятки голосов тихонько, едва слышно завели песенку:

– Как у Дженет Хамфри ребенок помирал… В воскресенье помер, в понедельник встал… А кто помрет теперь? Наверно, это ТЫ!..

Призрачный хор затих и исчез, а высокая стройная женщина в старинных траурных одеждах смотрела и смотрела на фотографию – пока под тяжестью ее взгляда не треснуло и не раскололось стекло.

На мгновение десятки посыпавшихся на пол осколков отразили белое, словно мел, лицо, а потом женщина беззвучно растворилась среди теней.

Она ждала…