Текст книги "Парк юрского периода"

Дженнаро едва слышно прошептал:

– О господи!

– Ну же, что это вы, в самом деле, – сказал Хаммонд. – Их родители разводятся, и я хочу, чтобы малыши немного развеялись здесь в выходные.

Девочка весело замахала руками и крикнула:

– Привет, дедушка! А мы уже приехали!

Экскурсия

Тим Мерфи сразу сообразил, что тут что-то не так. Его дедушка стоял напротив молодого краснолицего дядьки и о чем-то горячо с ним спорил. А остальные взрослые рядом с ними казались смущенными, и как будто им было неловко. Алексис тоже почувствовала, что они появились не вовремя, – девчонка немного отстала и начала подбрасывать в воздух свой бейсбольный мячик. Тим подтолкнул сестру:

– Давай, иди к ним!

– Сам иди, Тимми!

– Не выделывайся!

Лекс только посмотрела на него, а Эд Регис бодрым голосом заявил:

– Сейчас я вас со всеми познакомлю, и мы отправимся на экскурсию…

– Мне надо отойти, – сказала Лекс.

– Тогда я представлю тебя первой, – нашелся Эд Регис.

– Нет, мне надо в кустики! – заупрямилась девочка.

Но Эд Регис уже начал их со всеми знакомить. Сперва он подвел ребят к дедушке – и дед обоих поцеловал, потом их представили человеку, с которым дедушка спорил. Это был крепкий, мускулистый парень, и звали его Дженнаро. Остальных Тим по именам не запомнил. Там были еще молодая блондинка в коротких шортах и бородатый мужик в потертых джинсах и гавайской рубашке, который, похоже, много времени проводил на открытом воздухе. Потом еще был толстый парень-старшеклассник, который что-то там делал с компьютерами, и, наконец, тощий парень в черном. Этот не стал здороваться за руку, а просто кивнул им. Тим попытался разобраться в новых впечатлениях и для того, чтобы сосредоточиться, уставился на длинные ноги блондинки. И тут до него внезапно дошло, кто на самом деле этот бородатый в джинсах.

– У тебя рот разинут, – сказала сестренка.

Тим, как зачарованный, произнес:

– А я его знаю!

– Ясно дело, знаешь – вас же только что познакомили.

– Нет! У меня есть его книга.

Бородатый мужчина спросил:

– Какая книга, Тим?

– «Исчезнувший мир динозавров», – без запинки ответил мальчик.

Лекс захихикала:

– Папа говорит, у Тима в голове одни динозавры…

Тим ее даже не услышал. Он лихорадочно вспоминал все, что знает о профессоре Алане Гранте. Алан Грант был одним из самых ярых защитников теории теплокровности динозавров. Он много лет проводил раскопки в месте под названием «Гора яиц» в Монтане, которое знаменито тем, что там найдено огромное количество динозавровых яиц. Профессор Грант откопал большую часть всех известных в мире динозавровых яиц. А еще он хорошо рисует и сам иллюстрирует свои книги.

– В голове одни динозавры? – переспросил бородатый мужчина. – Ну, должен признаться, у меня у самого точно такие же проблемы.

– Папа говорит, что динозавры – это глупость, а Тиму надо побольше бывать на воздухе и играть в подвижные игры, – сказала девочка.

Тиму стало неловко.

– Тебе, кажется, хотелось в кустики? – язвительно спросил он.

– Ничего, потом схожу.

– А ты вроде бы так спешила…

– Мне лучше знать! Разве я не права, а, Тимоти? – сказала девчонка и уперла руки в бока, копируя любимую мамину позу, – когда мама сердится, она всегда становится так.

– Знаете что? Давайте-ка лучше все вместе пойдем к домику для гостей, а оттуда отправимся на экскурсию! – предложил Эд Регис.

Все потихоньку пошли к этому самому домику. Тим случайно услышал, как Дженнаро прошептал на ухо дедушке: «Я готов вас придушить за это», но потом Тим поднял голову и увидел, что профессор Грант идет совсем рядом.

– Сколько тебе лет, Тим?

– Одиннадцать.

– И давно ты интересуешься динозаврами? – спросил Грант.

Тим сглотнул и ответил:

– Уже давно. – Мальчишка очень волновался – ведь он разговаривал с самим профессором Грантом! – Мы иногда ходили в музеи, когда мне удавалось уговорить родителей, то есть папу.

– Твоему папе это неинтересно?

Тим кивнул и рассказал Гранту о том, что случилось, когда их семейство последний раз побывало в Музее естественной истории. Мерфи-старший, папа Тимоти, посмотрел на один скелет и сказал:

– Вот это громадина!

Тим его поправил:

– Нет, папа, это динозавр средних размеров, называется «камптозавр».

– Да какая разница! По-моему, он просто здоровенный.

– Но, папа, это скелет молодого динозавра. Взрослые были еще больше.

Отец прищурился, разглядывая экспонат:

– Надо же, аж из юрского периода!

– Да ты что? Нет, конечно! Из мелового.

– Мелового? Какая, к черту, разница между юрским периодом и меловым?

– Ну, примерно в сто миллионов лет, – сообщил Тим.

– Меловой был раньше?

– Нет, папа, позже. Юрский период древнее.

– Ну-у… – сказал папа, отступая на шаг. – Все равно, как по мне, эта скотина была чертовски здоровая. – И повернулся к Тиму, ожидая его согласия. Тим знал, что с папой лучше соглашаться сразу, но только пробормотал в ответ что-то невразумительное. И они пошли к следующему экспонату.

Тим долго стоял перед скелетом тираннозавра, научное название – Tyrannosaurus rex, самого сильного и свирепого хищника за всю историю Земли. Наконец отец не выдержал и спросил:

– Что ты на него так уставился?

– Я пересчитываю позвонки, – ответил Тим.

– Позвонки?

– Это кости позвоночника.

– Я и без тебя знаю, что такое позвонки! – рассердился отец. Они постояли там еще какое-то время, потом отец спросил: – А зачем ты их считаешь?

– По-моему, они ошиблись. У тираннозавра в хвосте должно быть только тридцать семь позвонков. А в этом скелете – больше… – объяснил Тим.

Папа возмутился:

– Да что ты мелешь? Ты что, хочешь мне сказать, что в Музее естественной истории демонстрируют неправильный скелет?

– Но он неправильный…

Папа развернулся и зашагал к служителю музея, сидевшему в уголке.

– Тимоти! Что ты еще натворил? – спросила мама.

– Ничего я не натворил, – ответил Тим. – Я только сказал, что этот динозавр неправильный, и все…

Тут вернулся папа, чрезвычайно довольный, с улыбкой на лице, потому что служитель, конечно же, подтвердил, что в хвосте этого тираннозавра действительно некоторые позвонки лишние.

– Нет, но откуда ты узнал, а? – спросил папа.

– Прочитал, – сказал Тим.

– Просто удивительно, сын, – сказал папа и похлопал Тима по плечу. – Ты знаешь, сколько костей должно быть в хвосте какого-то динозавра! Впервые в жизни встречаюсь с подобным казусом. У тебя точно в голове – одни динозавры.

Потом папа заявил, что по телевизору показывают бейсбол, играет его любимая команда, и он хочет успеть посмотреть вторую половину матча. Лекс тоже захотела посмотреть бейсбол, и они ушли – все вместе. А Тим больше не увидел ни одного динозавра, хотя именно ради этого они и приходили в музей. Но у них в семье всегда так бывает…

«В семье всегда так бывало», – поправил себя Тим. Потому что теперь, когда отец с матерью разведутся, все, наверное, будет совсем по-другому. Папа уже переехал от них в другую квартиру, и, хотя поначалу было немножко непривычно, Тиму все равно так больше нравилось. Он подозревал, что у мамы есть любовник, но наверняка не знал и уж точно ни за что не стал бы говорить об этом сестре. Лекс тяжело переносила разлуку с любимым папочкой и за последние несколько недель сделалась совершенно несносной. Девчонка стала такой противной, что…

– Это был номер 5027? – спросил Грант.

– А? Простите, я задумался, – сказал Тим.

– Я про того тираннозавра в музее. Это был экспонат номер 5027?

– Да. А откуда вы знаете?

Грант улыбнулся:

– Я уже не один год твержу им, чтобы его исправили. Но теперь они, наверное, уже никогда этим не займутся.

– Это почему?

– Из-за того, что здесь происходит, – ответил Грант. – Здесь, на острове твоего дедушки.

Тим покачал головой. Мальчик не понял, о чем говорит Грант.

– Мама сказала, что это просто курорт такой, ну, знаете – с бассейнами и теннисными кортами…

– Не совсем так, мой мальчик. Не совсем, – сказал Грант. – Потом как-нибудь объясню, когда мы будем одни.

«Ну вот, теперь из меня сделали чертову няньку, я должен подтирать сопли этой мелюзге!» – думал Эд Регис, ожидая возле Гостевого центра, и от раздражения притопывал ногой. Именно это и сказал ему старик: «Все выходные будешь присматривать за моими ребятишками. Не спускай с них глаз. Если что не так – ответишь за них головой!»

Эду Регису это совсем не понравилось. Он не заслужил такого обращения. Надо же так его унизить! Он не какая-то там нянька-сиделка.

И не какой-нибудь никчемный экскурсовод, пусть даже и для Особо Важных Персон. Он – начальник отдела по связям с общественностью в парке юрского периода, и до открытия парка – между прочим, осталось меньше года! – надо еще успеть выполнить огромный объем работ, а время уходит. На одно только то, чтобы договориться со всеми рекламными фирмами в Сан-Франциско и Лондоне и с агентствами в Нью-Йорке и Токио, ушла чертова уйма сил и энергии – особенно если учесть, что представителям агентств нельзя было даже намекнуть, что за аттракционы будут в нашем парке! Эти фирмы организовали несколько рекламных кампаний, так, ничего особенного, – и все безуспешно. С творческими личностями надо обращаться бережно. Их надо ценить и ободрять, чтобы они делали лучшее, на что способны. Нельзя заставлять людей творчества бессмысленно тратить свое драгоценное время, выгуливая по зоопарку толпу ученых.

Но таковы особенности работы в сфере рекламы и связей с общественностью – никто не желает видеть в тебе профессионала. Регис работает здесь уже семь месяцев, постоянно мотается то с острова, то на остров, а они все равно продолжают сваливать на него всякие щекотливые ситуации. Взять хотя бы тот несчастный случай в январе. С этим должен был разбираться Хардинг! Хардинг или Оуэнс – главный подрядчик. Так нет же, пришлось все расхлебывать Эду Регису! Да какое он вообще имеет отношение к заботам о пострадавшем рабочем? А теперь вот Региса снова осчастливили – взвалили на него обязанности няньки и экскурсовода. Регис повернулся и пересчитал людей. Так и есть, одного не хватает!

Но тут появилась Элли Саттлер – вышла из туалета.

– Ну, что ж, гости дорогие, давайте начинать экскурсию! Сейчас мы все поднимемся на второй этаж…

Тим вместе со всеми пошел за мистером Регисом по черным, подвешенным в воздухе ступенькам на второй этаж. Они прошли мимо надписи:

ЗАКРЫТАЯ ЗОНА.

ВХОД – ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ ПАРКА.

Мальчик разволновался, прочитав надпись. И вот они пошли по коридору второго этажа. Одна стена коридора была целиком стеклянная, сквозь нее виднелся балкон и окутанные туманом пальмовые деревья внизу. В противоположной стене было несколько дверей с трафаретными надписями, словно в каком-нибудь офисе: «ОХРАНА ПАРКА», «ОБСЛУЖИВАНИЕ ПОСЕТИТЕЛЕЙ», «ГЛАВНЫЙ МЕНЕДЖЕР»…

Коридор был разделен на две половины стеклянной перегородкой, тоже покрытой надписями:

ВНИМАНИЕ! БИОЛОГИЧЕСКАЯ ОПАСНОСТЬ!

Лаборатория соответствует требованиям инструкции

УСГ П4/ЕК3 по работе с генетическим материалом.

Чуть пониже виднелись другие надписи:

ОСТОРОЖНО! ТЕРАТОГЕННЫЕ ВЕЩЕСТВА!

БЕРЕМЕННЫМ ЖЕНЩИНАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

и

ОПАСНО!

РАДИОАКТИВНЫЕ ИЗОТОПЫ! КАНЦЕРОГЕНЫ!

Тиму становилось все интереснее и интереснее. Тератогенные вещества! Штуки, с помощью которых делают чудовищ! Мальчику стало немного страшновато, и он даже немного растерялся, услышав, как Регис говорит:

– Не обращайте внимания на эти надписи, это все только для соблюдения требований по устройству лабораторий. Уверяю вас, здесь абсолютно безопасно. – И он повел всех дальше, за стеклянную дверь. С той стороны у двери сидел охранник. Эд Регис обратился к экскурсантам:

– Вы, наверное, уже заметили, что на нашем острове минимальное количество персонала. Для того чтобы полностью обслуживать весь парк, достаточно всего двадцати человек. Конечно, когда парк начнет принимать посетителей, сотрудников будет больше, но пока у нас здесь только двадцать. Здесь находится пульт управления. Именно отсюда контролируется весь парк.

Все остановились и стали рассматривать через окна полутемную комнату, похожую на уменьшенную версию Центра управления космическими полетами. В комнате возвышалась огромная карта всего острова, нанесенная на прозрачное стекло, а перед ней – панели управления компьютерами и множество небольших работающих мониторов. На некоторых мониторах пробегали цифры, но большинство показывали видеоизображения разных частей парка. В комнате было только два человека, они стояли и разговаривали.

– Слева – наш главный инженер, Джон Арнольд, – Регис указал на худощавого мужчину в рубашке с короткими рукавами и при галстуке. Главный инженер курил сигарету. – А рядом с ним – один из охранников парка, Роберт Малдун, знаменитый белый охотник из Найроби. – Малдун был жилистый и мускулистый, одевался в хаки. Из нагрудного кармана его рубашки выглядывали темные очки от солнца. Он посмотрел на посетителей, коротко кивнул и повернулся к компьютерным мониторам. – Вам, конечно же, захочется получше осмотреть эту комнату, – продолжал Эд Регис. – Но сперва давайте посмотрим, как нам удалось получить ДНК динозавров.

Дверь с табличкой «Экстракция», так же как все другие двери в здании, открывалась с помощью электронной карточки – удостоверения личности сотрудника. Эд Регис сунул карточку в анализатор, мигнула сигнальная лампочка, и дверь открылась.

За дверью оказалась маленькая комнатка, залитая зеленым светом. Четверо техников-лаборантов в рабочих халатах смотрели в мощные стереомикроскопы с двумя зрительными трубами или разглядывали увеличенное изображение на видеоэкранах. В комнате было полно каких-то желтых камней. Эти желтые камни лежали на стеклянных стеллажах, в картонных коробках, в больших грузовых тележках на колесиках. На каждом камне имелась этикетка с надписью и порядковым номером.

Регис представил гостям Генри Ву, стройного человека лет тридцати.

– Доктор Ву – наш главный генетик. Сейчас он объяснит вам, чем мы здесь занимаемся.

Генри Ву улыбнулся.

– По крайней мере, я попытаюсь, – сказал он. – Генетика – довольно непростая наука. Но всем вам, наверное, очень интересно, откуда же взялись наши динозавры…

– Эта мысль не выходит у меня из головы, – признался Грант.

– Собственно говоря, существует два возможных источника динозавровой ДНК, – сказал Ву. – Иногда можно извлечь ДНК динозавров непосредственно из их костей – с помощью лоевской методики экстракции антител.

– И каково же качество получаемого материала? – спросил Грант.

– Конечно, самые легкорастворимые протеины утрачиваются в процессе окаменения, но около двадцати процентов белков остаются в пригодном для использования состоянии – если правильно измельчить кости и сделать из них вытяжки методом Лоя. Сам доктор Лой использует эту технику для получения протеинов вымерших сумчатых животных Австралии, а также для извлечения кровяных телец из останков древних людей. Его методика настолько тонкая, что позволяет работать всего с пятьюдесятью нанограммами материала – а это одна пятидесятимиллиардная часть грамма.

– И вам удалось успешно применить его методику? – спросил Грант.

– Мы используем ее только как дополнительный метод, – ответил Ву. – Как вы сами понимаете, двадцати процентов исходного генетического материала явно недостаточно для нашей работы. Для клонирования необходима полная цепочка динозавровой ДНК. И мы ее получили. – Он показал на склад желтых камней. – Мы извлекли ее из янтаря – окаменевших кусков смолы доисторических деревьев.

Грант посмотрел на Элли, потом – на Малкольма.

– Да, очень разумный подход, – кивнул Малкольм.

– Я по-прежнему ничего не понимаю, – признался Грант.

Ву стал объяснять:

– Древесная смола нередко оказывается ловушкой для насекомых – они прилипают к смоле и остаются в ней навсегда. Внутри куска смолы древние насекомые прекрасно сохраняются без всякого окаменения. В янтаре можно обнаружить насекомых совершенно разных видов – в том числе и кровососущих, которые питались кровью крупных животных.

– Питались кровью… – повторил Грант и почувствовал, что не может закрыть рот от удивления. – Вы имеете в виду – питались кровью динозавров?..

– К счастью, это действительно так.

– А потом эти кровососы попадали в смолу… И кровь динозавров консервировалась внутри янтаря. – Грант покачал головой: – Черт возьми, а ведь здорово придумано! Это действительно может сработать…

– Уверяю вас, это действительно сработало, – сказал Ву.

Он подошел к одному из микроскопов. На предметном стекле был установлен кусочек янтаря с заключенным внутри насекомым. Увеличенное изображение передавалось на видеомонитор – сквозь толщу янтаря в тельце доисторического насекомого введена тончайшая полая игла.

– Если в теле этого насекомого содержатся какие-нибудь чужеродные клетки, мы можем извлечь их – и получим палео-ДНК, клетки с полностью сохранившимся генетическим материалом доисторических животных. Конечно, ДНК нужно сперва извлечь, потом реплицировать[14]14
  Репликация – процесс удвоения каждой из двух цепочек ДНК, который лежит в основе размножения клеток. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и подробно изучить – и только тогда мы наверняка узнаем, какому животному она принадлежит. Именно этим мы и занимались последние пять лет. Это длительный, трудоемкий и дорогостоящий процесс – но результат окупает все затраты. Собственно говоря, ДНК динозавров таким способом получить даже проще, чем генетический материал млекопитающих. Потому что в красных кровяных клетках млекопитающих нет ядра, а следовательно – нет и ДНК. Чтобы клонировать млекопитающее, понадобилось бы найти белую кровяную клетку, а они встречаются гораздо реже красных. Однако у динозавров красные кровяные клетки – с ядром, как у современных птиц. Это одно из доказательств того, что на самом деле динозавры – не пресмыкающиеся. Они гораздо ближе к птицам – можно сказать, что это бесперые, кожистые птицы.

Тим заметил, что профессор Грант отнесся к словам доктора Ву с недоверием, а неряшливому толстяку Деннису Недри вообще неинтересно слушать – как будто он и так уже все это знает. Недри с нетерпением поглядывал в сторону соседней комнаты.

– Я вижу, мистера Недри больше интересует следующий этап нашей работы – идентификация извлеченных ДНК, – сказал доктор Ву. – Для этого мы использовали мощные компьютеры.

Все прошли через раздвижную дверь в соседнюю комнату. Там было прохладно и слышалось постоянное негромкое гудение – работало какое-то мощное оборудование. Посреди комнаты выстроились круглые башни высотой в рост человека, а вдоль стен в несколько рядов стояли стальные коробки полутораметровой высоты.

– Перед вами самые современные, высокотехнологичные аппараты для отмывки образцов, – пояснил доктор Ву. – Ящики у стен – это автоматизированые генные секвенсеры Хамачи-Худа. Башни в центре комнаты – это КМП, мощные, высокоскоростные суперкомпьютеры «Крэя», которые управляют работой секвенсеров. Сейчас вы находитесь в сердце невероятно мощной генетической фабрики-лаборатории.

Здесь же располагалось и несколько компьютерных мониторов, изображения на которых сменялись так быстро, что практически ничего невозможно было рассмотреть. Ву нажал кнопку, и изображение на одном из мониторов застыло:

– Это структура небольшого фрагмента динозавровой ДНК, – сказал Ву. – Обратите внимание, последовательность состоит из комбинаций четырех основных компонентов – аденина, тимина, гуанина и цитозина, которые обозначены начальными буквами А, Т, Г и Ц. Этот фрагмент ДНК, вероятно, содержит инструкции по выработке какого-нибудь одного белка – скажем, гормона, или фермента. А полная молекула ДНК содержит три миллиарда таких вот фрагментов. Если просматривать каждую секунду по одному такому фрагменту, как на экране, непрерывно в течение восьми часов в день – для того чтобы увидеть всю ДНК, понадобится не менее двух лет. Вот какая она большая.

Ву показал на экран монитора.

– Вы видите типичный пример участка динозавровой ДНК, поскольку в нем есть ошибка – вот здесь, в строке 1201. Большая часть цепочек ДНК, которые мы получаем, разорванные или неполные. Поэтому первое, что нужно сделать, – это восстановить их целостность. Эту работу выполняет компьютер. Специальная программа с помощью так называемых рестриктивных энзимов разрезает ДНК в местах повреждения и сшивает ее, подобрав подходящие элементы вместо недостающих.

– А вот тот же участок ДНК, с обозначением точек воздействия рестриктивных энзимов. Как вы видите, в строке 1201 к каждой стороне цепочки на месте повреждения присоединены рестриктивные энзимы. Обычно мы предоставляем компьютеру самому решать, какие энзимы следует использовать. Но мы также должны знать, какими парами базовых компонентов нужно восполнять недостающий фрагмент. Для этого мы выстраиваем последовательности возможных вариантов рассеченных фрагментов – например, вот такие, как на таблице:

Выравненные последовательности рестриктивных энзимов

Потом нам нужно отыскать фрагмент ДНК, который перекрывает поврежденный участок, и посмотреть, каких элементов недостает. А когда это сделано, можно браться за восстановление поврежденного фрагмента. Темные полоски на таблице – это вырезанные рестриктивными энзимами маленькие фрагменты динозавровой ДНК, которые затем подвергаются анализу. Компьютер тщательно их проверяет, по-разному комбинирует и отыскивает перекрывающиеся отрезки – части генетического кода. Это чем-то похоже на складывание мозаичной картинки. Компьютер выполняет эту работу очень быстро.

– И вот перед нами – новый вариант той же цепочки ДНК, дополненный и исправленный компьютером. В обычной лаборатории такую операцию выполняют в течение нескольких месяцев, мы же делаем это за считаные секунды.

– Значит, вы работаете с полной цепочкой ДНК? – спросил Грант.

– Нет, что вы! Это невозможно. Наука, конечно, ушла далеко вперед по сравнению с шестидесятыми годами, когда на расшифровку одного только такого фрагмента, как на экране, лаборатории требовалось работать не меньше четырех лет. Сейчас наши современные компьютеры выполняют это за несколько секунд. И все равно молекула ДНК слишком велика. Мы просматриваем только отдельные фрагменты ДНК, которые различны у животных разных видов или отличаются от современных ДНК. Как выяснилось, у разных видов древних животных ДНК очень похожи, различия отмечаются всего в нескольких процентах нуклеотидов. Именно их мы и анализируем – и все равно это титанический труд.

Деннис Недри зевнул. Он давным-давно понял, что «ИнГен» занимается чем-то вроде этого. Еще пару лет назад, когда компания «ИнГен» наняла Недри для разработки компьютерных систем управления парком, один из изначальных параметров проекта занимал в записях объем в три миллиарда полей. Недри сперва подумал, что это какая-то ошибка, и позвонил в Пало-Альто, чтобы свериться с руководством. Но ему сказали, что никакой ошибки нет, все правильно – три миллиарда полей.

Недри за свою жизнь создал немало крупномасштабных компьютерных систем. Он сделал себе имя, разработав всемирную систему телефонной связи для многонациональных корпораций. Бывало, что такие системы занимали в записи миллионы полей. К такому Недри уже привык. Но компании «ИнГен» требовалось нечто настолько большее…

Озадаченный компьютерщик поехал к своему приятелю, Барни Феллоузу, в Симболик – это неподалеку от Кембриджского кампуса для сотрудников Массачусетского технологического университета.

– Барни, для какой базы данных необходимо три миллиарда полей в записи?

– Ты что-то путаешь, – со смехом сказал приятель. – Убери пару ноликов – и будет в самый раз.

– Нет, все правильно – я сверялся. Им нужно именно это.

– Они с ума посходили! Это не сможет работать, – сказал Барни. – Даже на самых быстрых процессорах и под идеально ускоренными программами – все равно, поиск в такой раздутой базе данных будет занимать по нескольку дней. А то и недель.

– Ну да, я знаю, – согласился Недри. – Но мне повезло – им не нужно, чтобы я составлял программы поиска – они хотят только, чтобы я зарезервировал и разметил место в памяти для всей системы. И все равно… Для чего, как ты думаешь, им могла понадобиться такая база данных?

Барни задумался.

– С тебя взяли подписку о неразглашении? – спросил он.

– Да, – кивнул Недри. Большинство фирм давало заказы только на таких условиях.

– Можешь сказать мне хоть что-нибудь?

– Это биоинженерная фирма.

– Биоинженерная? Ну, тогда все ясно…

– И что?

– Это молекула ДНК.

– Да ну, ты что! Проанализировать молекулу ДНК просто нереально. Тем более что это частная компания. – Недри знал, о чем говорит: совсем недавно биологи обсуждали проект «Геном человека»[15]15
  Геном – совокупность наследственного материала, находящегося в клетке. Геном содержит биологическую информацию, необходимую для развития и воспроизведения организма. Большинство геномов, в том числе геном человека, построено из ДНК.


[Закрыть], целью которого было подробно проанализировать всю цепочку человеческой ДНК. Но это заняло бы не менее десяти лет слаженной, скоординированной работы множества лабораторий по всему миру – невероятно огромный масштаб работ, сравнимый разве что с «Проектом Манхэттен», связанным с разработкой атомной бомбы.

– Ну, я не могу себе представить, для чего еще им понадобилось три миллиарда полей памяти, – пожал плечами Барни. – Может, разработчики этой системы – редкие оптимисты…

– Это уж точно, оптимисты, – подтвердил Деннис.

– Или, возможно, они собираются анализировать только фрагменты ДНК, но тогда у них должны быть программы с интенсивным использованием всей памяти, имеющейся на дисках.

Это уже больше походило на правду. Некоторые программы системного поиска жрут до черта памяти.

– А ты знаешь, кто делал им программы? – спросил Барни.

– Нет. В этой компании все помешаны на секретности.

– Ну, так вот – я думаю, они собираются что-то крутить с ДНК. А какая у них машина?

– Мульти-КМП.

– Мульти-КМП?! Ты что, имеешь в виду больше одного «Крэя»? Ни фига себе! – Барни нахмурился и снова задумался. – Можешь рассказать еще какие-нибудь подробности?

– Прости – не могу, – ответил Недри. И отправился обратно, разрабатывать системы управления.

Работа была крайне трудной и объемной и заняла больше года. Дополнительные трудности и неудобства вызывало то, что компания отказалась сообщить программисту, какие подсистемы они собираются использовать. Заказы были сформулированы предельно просто: «разработайте модуль для записи и хранения данных» или «разработайте модуль для визуализации изображения». Они сообщали, какие программы им требуются, но ничего не говорили о дальнейшем использовании программ. Недри пришлось работать буквально на ощупь, наугад. Поэтому, когда всю систему запустили, Недри нисколько не удивился, что в ней обнаружились «жучки». А чего они еще хотели? На что рассчитывали? Теперь они запаниковали, вызвали его сюда, такие недовольные и злые из-за его «жучков»! Раньше надо было думать! Просто возмутительно!

Недри снова стал прислушиваться к рассказу экскурсовода, привлеченный вопросом Гранта:

– А когда компьютер уже проанализировал ДНК, как вы определяете, какому животному принадлежит генетический материал?

– Есть два способа проверки, – ответил Ву. – Первый – филогенетический анализ. ДНК видоизменяется с течением времени так же, как все остальное в организме – руки, или лапы, или любые другие физические признаки. Поэтому мы можем взять фрагмент неизвестной ДНК и приблизительно определить с помощью компьютера, к какому периоду эволюции данная ДНК относится. Это занимает много времени, но в принципе возможно.

– А второй способ?

Ву пожал плечами.

– Можно просто вырастить животное и опознать его по внешним признакам, – сказал он. – Обычно мы так и поступаем. Я покажу вам, как это делается.

По мере того как экскурсия продолжалась, Тим становился все нетерпеливее. Хотя обычно ему нравились всякие технические подробности, от такого их изобилия мальчик понемногу заскучал. Группа экскурсантов подошла к следующей двери, с надписью «Выращивание». Доктор Ву открыл дверь с помощью своей личной карточки, и все вошли внутрь.

Тим снова увидел комнату с несколькими лаборантами, которые работали с микроскопами. В дальней части комнаты находилась секция, залитая синим ультрафиолетовым светом. Доктор Ву рассказал, что работа с ДНК требует прерывания митоза на точно определенных этапах, для чего в лаборатории используют чуть ли не самые ядовитые вещества в мире.

– Хелотоксин, колхициноиды, бета-алкалоиды, – говорил Ву, показывая на ряды пробирок, лежавших под ультрафиолетовыми лучами. – Эти вещества могут убить любое живое существо за пару секунд.

Тиму хотелось бы побольше узнать об этих ядах, но доктор Ву стал рассказывать совсем о другом – о том, как в неоплодотворенное крокодиловое яйцо помещают другую ДНК, а профессор Грант принялся задавать разные сложные вопросы.

Тим стал разглядывать комнату. Возле одной стены стояли большие баллоны с маркировкой «жидкий азот». А еще в комнате имелись встроенные в стены большие морозильные камеры с полками, заполненными замороженными эмбрионами. Каждый образец был аккуратно завернут в тонкую серебристую фольгу.

Лекс откровенно скучала. Ей давным-давно надоела эта нудная экскурсия. Недри зевал вовсю. И даже доктору Саттлер, кажется, уже было неинтересно. Тиму тоже надоело разглядывать все эти сложные лаборатории. Мальчик хотел поскорее увидеть живых динозавров.

На двери следующей лаборатории висела табличка «Инкубатор».

– Там, внутри, немного жарковато и воздух очень влажный, – предупредил доктор Ву. – Мы поддерживаем там температуру около сорока градусов Цельсия и относительную влажность воздуха сто процентов. Кроме того, в инкубаторе воздух перенасыщен кислородом – тридцать три процента вместо шестнадцати с половиной, обычных для современной земной атмосферы.

– Вы воссоздали атмосферу юрского периода, – кивнул Грант.

– Да. По крайней мере, мы постарались это сделать. Если у кого-нибудь закружится голова – сразу скажите мне.

Доктор Ву сунул личную карточку в щель замка, и наружная дверь с тихим шипением скользнула в сторону.

– И еще одно: руками ничего не трогайте. Некоторые яйца очень чувствительны к воздействию кожных жиров. И берегите головы – сенсорные датчики в комнате постоянно движутся.

Он открыл внутреннюю дверь, и все вошли в инкубатор. Тим увидел просторную комнату, которая освещалась мощными инфракрасными лампами. На длинных столах лежало множество яиц. Они были как бы окутаны густым туманом, стелившимся над поверхностью столов. Из туманной дымки выступали только их округлые светлые контуры. Все яйца потихоньку шевелились, издавая негромкий шорох.

– В яйцах рептилий очень много желтка, но совершенно нет воды. Вода, необходимая эмбриону, добывается из окружающей среды – вот зачем здесь этот туман.

Доктор Ву рассказал, что на каждом столе – по сто пятьдесят яиц, содержащих новые, недавно полученные варианты ДНК. Каждая отдельная партия яиц обозначена буквенно-цифровым кодом на столах: например, Стег-458/2 или Триц-390/4. По пояс окутанные туманом работники переходили от одного яйца к другому, опускали руки в дымку и каждый час переворачивали яйца. Кроме того, они ежечасно проверяли температуру с помощью термосенсоров. Комната была оборудована следящими видеокамерами и датчиками движения. Над столами двигался автоматический термосенсор – он по очереди прикасался к каждому яйцу гибким зондом, тихонько пищал и двигался дальше.