Текст книги "Девушка из Уидоу-Хиллз"

Ригби встала и протянула мне визитку.

– Возле вашего дома какое-то время будет продолжаться расследование. По крайней мере, сегодня команда пробудет там большую часть дня. И к вам, скорее всего, наведаются вновь. Заполнить кое-какие бумаги.

– Хорошо.

Я чувствовала облегчение от того, что она уходит. Похоже, требуемое получила. Показания подтвердились.

У выхода следователь остановилась.

– У меня уже есть ваши показания, но желательно, чтобы вы, придя домой, попробовали сами все записать. Вдруг вспомните что-то еще. Вы свидетель, а у подробностей есть свойство… забываться.

Задержав на мне взгляд, Ригби шагнула в проем между занавесками.

Элиза поморщилась.

– Жуть какая, – сказала она. – Нагнала на всех страху. Хотя с виду по ней не скажешь.

– Она расследует потенциальное убийство. Им, вероятно, полагается так себя вести, – предположила я.

И все же Элиза права. В следователе Ригби было нечто такое, что отвлекало внимание на посторонние вещи. Я провела с ней несколько часов, гадая, что скрывается за ее фасадом, упустив при этом из виду ее истинные намерения. Этакая профессиональная тактика – дать людям себя недооценить, чтобы они расслабились и проболтались.

Я впустила эту женщину в дом, позволила ей все внимательно осмотреть. Она сидела рядом, когда врач давал заключение по поводу моей раны. Возможно, оно и к лучшему. Побывав у меня и в доме Рика, она лишь убедилась, что никаких преступлений там не совершалось.

Тем не менее я впустила следователя в дом, даже не догадываясь о том, что ей нужно. Впустила до того, как вошла сама. Такая халатность могла закончиться очень плохо. Впредь надо быть осторожнее.

– Пойду проверю, как обстоят дела с бумагами, – сказала Элиза. – Ты пока посиди, ладненько?

Суета по ту сторону занавески отступила, как некая параллельная реальность. Мелькающие тени. Писк приборов в другом конце коридора. Назойливое бренчание телефона, которое вернуло меня в темноту.

Мысли путались. Силясь понять смысл происходящего, я закрыла глаза, перебирая в памяти разрозненные фрагменты. Прежде чем они забудутся, как советовала Ригби.

Вот я набираю сообщение Джоне, держа бокал с вином. Тут же об этом жалею. Иду в спальню… В течение следующего часа я должна была переодеться, лечь в кровать, положить телефон рядом на тумбочку. Ничего такого я не помнила. Привычные повседневные действия. Я их себе представляла, но вряд ли отличила бы от любой другой ночи. Вместо них я слышала телефонный звонок. Чувствовала удар о твердую землю. Видела перед собой силуэт, помнила грязь, кровь и…

– Лив? – Появившаяся в проеме между занавесками Элиза подбежала ко мне и взяла меня за запястье. – У тебя учащенное дыхание, пульс зашкаливает.

Она выглянула в холл, собираясь позвать врача, но я удержала ее за руку.

– Я не могу здесь больше находиться. Пожалуйста, отвези меня домой.

Огромные карие глаза подруги остановились на моем лице. Она кивнула и помогла мне встать.

– Ладно, идем отсюда.

Даже по ускоренной схеме на выписку и получение лекарств в больничной аптеке ушло больше часа.

По пути к машине Элиза зевнула. Небо на горизонте начинало светлеть. Я осторожно села на пассажирское сиденье в ее белый седан и бросила сумочку перед собой. На полу лежала небольшая дорожная сумка, в которой могла быть ее больничная одежда или вещи для других планов на ночь, которые я нарушила.

– Ты была у Тревора? – спросила я, когда Элиза села за руль.

– Я?! Нет, что ты. Я оттуда быстро свалила. Музыка, болтовня… И Беннетт после разговора со своей бывшей вернулся как в воду опущенный. Вот чудик. Не обижайся, я понимаю, что вы с ним друзья, но он тот еще зануда. – Элиза забарабанила пальцами по рулю. – Он тебе вчера позвонил?

Я вынула телефон – единственный звонок, от Джоны.

– Нет.

Все нормальные люди, как положено, спят.

– Ему очень не понравилось, что ты ушла, не попрощавшись. Я сказала, что ты себя плохо чувствовала, но это ж Беннетт… – Элиза пожала плечами. – Думала, он тебе сам позвонит. – Она посмотрела в мою сторону, и я помотала головой. – Я написала ему сразу, как узнала, что ты в больнице, только текст не желал отправляться. Тогда позвонила, но напоролась на автоответчик. Так что оставила сообщение. Просто не знала, как его еще предупредить.

– Да ничего, Беннетт всегда такой.

Все по правилам: на время сна телефон заблокирован, если он не на ночном дежурстве. Периодически вообще отключен, чтобы не приучать людей к тому, что он постоянно на связи.

– Извини. – Элиза глубоко вздохнула. – Я слишком много болтаю, когда нервничаю. Как ты себя чувствуешь? Тебе, конечно, плохо. Не в смысле коленки. Полиция, труп. Я бы уж давно психанула.

– Все обойдется, – пробормотала я, надеясь, что так оно и будет.

Элиза крепче вцепилась в руль.

– Он что, прямо так и… лежал на земле?

У меня мелькнула мысль, что подруга не совсем протрезвела. Сколько времени прошло с тех пор, как она ушла из бара? А выпила по меньшей мере два стакана еще при мне, и было непохоже, что она собиралась скоро уходить.

– Так и лежал.

– И ты набрела на него посреди ночи?

Темнота, звонок, тень…

– Я услышала телефон. – Не мешало еще раз прорепетировать свою речь. Привыкнуть к тому, как она звучит, чтобы самой поверить в то, что произошло во время моей отключки.

– Говорят, его полоснули канцелярским ножом, – сказала Элиза, понизив голос.

Воздух ворвался через вентиляцию, обдал ледяной волной. Суставы пальцев хрустнули у меня на коленях. До сих пор мне и в голову не приходило поинтересоваться, каким способом несчастному пустили кровь.

– Извини, я опять за свое, – спохватилась Элиза. – Опять разболталась.

– Нет-нет, ничего. Где ты это слышала?

– От медсестер. У нас групповой чат. Ну, знаешь, чтобы… передавать информацию следующей смене.

Она прикусила язык, чуть не признавшись в нарушении врачебной тайны, в том, что медсестры обмениваются сведениями о пациентах в соцсетях. Никакой разницы, с именами или без. Тонкая грань между законностью и моралью.

Мое-то имя уж точно упоминалось. Ведь ей сообщили, что я в больнице в сопровождении полиции. Возможно, формально это не относилось к конфиденциальной информации, поскольку напрямую не касалось моего анамнеза.

В то же время этажом ниже доставили в морг человека. Совершенно другой осмотр, раскрывающий происшествие с другой стороны.

Убийства в Сентрал-Вэлли случались редко. Это я проверила перед тем, как сюда переехать. Город был не таким сонным, как Уидоу-Хиллз, но смерти, которые мы регистрировали и которым вели учет, происходили в основном в результате болезней, несчастных случаев или от старости. Зимой их было больше из-за оледенелых дорог и сильных ветров в горах. Однако и эти случаи, как правило, не сопровождались полицейским расследованием.

– А что ты еще знаешь? – спросила я, когда мы свернули на мою улицу. – Известно уже, кто он?

При виде служебных машин, припаркованных вдоль дороги, Элиза убрала ногу с педали.

– Нет. Об этом никто не писал. Сообщили, что в морг привезли человека. И что ты тоже в больнице. – Она взглянула на меня. – Мне так страшно, Лив.

Еще одна правда:

– Мне тоже.

СТЕНОГРАММА ПРЯМОГО РЕПОРТАЖА

МЕСТНАЯ РАДИОСТАНЦИЯ, 9-Й КАНАЛ

19 октября 2000 года, 09:00

АЛАНА КОКС: Передаем слово Тиффани Лу, которая ведет репортаж из штаба добровольцев Уидоу-Хиллз, Кентукки. Тиффани, опишите нам, пожалуйста, обстановку.

ТИФФАНИ ЛУ: Доброе утро, Алана. В Уидоу-Хиллз пошел третий день поисков шестилетней Арден Мэйнор. То, что начиналось как добровольная помощь ресурсами и техникой, переросло в грандиозный проект в масштабе страны.

На вчерашней пресс-конференции капитан Морган Ховард поделился своими соображениями относительно прогресса поисковых операций. Он сказал, цитирую: «Мы найдем девочку. Это наша обязанность, и мы с ней справимся».

Когда же его спросили, как он оценивает вероятность найти девочку живой, капитан Ховард ответил уклончиво, но твердо. Цитирую: «Ребенок для нас – не статистика».

Алана, в последние дни мы опросили несколько местных жителей, которые сообщили нам, что сами организовали поиски в более доступных местах. А теперь приехали опытные спасатели, которые прочесывают территорию с помощью инфракрасного излучения в поисках тепловых сигнатур, которые могут принадлежать ребенку. И еще одна команда готовится спуститься в систему водоотводных труб в доступных местах.

Мы в гонке против времени, каждый час и каждый человек на счету. Несмотря на то, что уже три дня нет никаких известий или намеков на ее местонахождение, люди, занимающиеся поисками, непоколебимы.

Все мы в штабе добровольцев разделяем уверенность капитана Ховарда. Общий настрой такой, что никто не сдастся, пока ее не найдут.

АЛАНА КОКС: Спасибо, Тиффани. И спасибо всем, кто занят поисками, за ваши усилия. Что же касается всех остальных, мы можем только смотреть издалека – и надеяться.

Глава 9

Суббота, 07:30

ЭЛИЗА ОБЫЧНО РАЗРЯЖАЛА обстановку и поднимала настроение, но на этот раз не помогло даже ее присутствие. Сначала нам бросилась в глаза желтая лента, ограждающая место преступления. Потом мы услышали голоса полицейских. Элиза помогала мне подняться по ступенькам крыльца – нога совсем онемела. Когда мы вошли, я почувствовала малознакомый приторный запах, как от чьих-то духов, и вспомнила о следователе. Что, если в мое отсутствие здесь побывал кто-то еще? Что, если Рик впустил их, открыв дверь запасным ключом? Наверняка это против правил, но местные жители – давние знакомые, которые могли и не считаться с протоколами. Ведь представил же Рик следователя просто по имени.

Внутри со вчерашнего дня горел свет, и все-таки дом казался чужим. Трещина на полу, которую я не замечала прежде. Дырка от гвоздя в стене. Порванная москитная сетка над раковиной.

Элиза развернула инструкцию к таблеткам.

– Принимать во время еды. – Она отложила бумажку. – Ты присядь, я соображу что-нибудь на завтрак.

Пока она доставала из холодильника яйца, я взяла со стола инструкцию и чуть не прыснула со смеху.

– Ты чего?

Снотворное. Болеутоляющее с эффектом снотворного.

– Удивительно, насколько проще получить рецепт, когда у тебя что-то, видное невооруженным глазом. Рана-то, в общем, пустяковая.

Я вытряхнула одну таблетку из янтарного пузырька, положила в рот и запила водой из-под крана.

– Ну, тут еще сыграли роль обстоятельства, Лив.

Я плюхнулась на стул, закинув больную ногу на табурет, как велела доктор Бриттон. Элиза разбила над миской яйцо и потянулась за следующим.

– А какой был самый страшный случай в твоей практике? – спросила я.

Подруга замерла.

– В больнице? У меня еще терпимо, я ж не в «Скорой» работаю. Там медсестры рассказывают такое… – Она замолчала, уставившись перед собой в одну точку. – Лучше об этих вещах не думать. Иначе не выдержишь.

– Прости, я решила, раз вы обмениваетесь сообщениями, может, полегчает, если излить душу.

– Знаешь, я представляла себе эту работу как-то иначе. Не знаю, чего ожидала, только после смены я стараюсь обо всем забыть.

– Понимаю.

Я припомнила Сидни с бутылкой вина, собиравшуюся смотреть «Закон и порядок». Себя с бокалом. Каждый из нас справлялся как мог.

Элиза достала из холодильника молоко и масло.

– В семнадцать лет я угодила в аварию. Потом помню только боль. Выкарабкалась благодаря медсестрам – они не давали мне сойти с ума, поддерживали положительный настрой. Каждый день вспоминаю их лица. Мне захотелось стать такой, как они.

– Надо же, – тихо промолвила я.

Новые факты из чьей-то жизни всегда заставали меня врасплох, как будто только у меня могло быть неизвестное прошлое. Боясь выдать о себе какие-то подробности, я никогда особенно не откровенничала, поэтому и со мной делились редко. Так я оберегала свою тайну.

Теперь же мне захотелось рассказать ей что-нибудь, поделиться какой-нибудь подробностью прошедшей ночи.

Элиза вдруг отшатнулась от плиты, глядя перед собой в окно.

– Лив, там кто-то бродит.

Я встала, стул царапнул пол.

– Полиция?

– Точно нет. Какой-то старик во фланелевой рубашке.

– А, – пульс замедлился, – это мой сосед Рик.

Элиза наверняка слышала о нем, хоть и никогда не видела. Я открыла заднюю дверь, подруга выглядывала из-за моего плеча. Рик шел по краю участка, направляясь явно не к моему дому. Было непонятно, куда он шел, тем более без своей обычной тележки.

– Рик? – окликнула я.

Он повернулся и зашагал к нам – от его привычного вида, клетчатой рубашки и ботинок, на душе сразу стало спокойнее.

– А, хорошо, что ты уже дома. Я вышел немного проветриться. – Посмотрел по сторонам, понизил голос. – Мне сказали, что можно ходить где угодно, кроме отгороженной части, но каждый раз, как я выхожу из дома, возникает чувство, что за мной следят.

Я понимающе кивнула, сразу вспомнив о ночи, проведенной в компании следователя Ригби. Казалось, она записывала и оценивала каждое мое слово и движение. Затем я подумала о пистолете под умывальником в ванной Рика. Вспомнила изоленту и другие вещи, которые он прятал. Свет у него в доме, застеленную кровать. Все, что могла заметить или обнаружить полиция.

С другой стороны, он вышел во двор вместо меня, велел мне вымыть руки перед приходом полиции. Мне стало стыдно – ведь я сама втянула Рика в этот кошмар, прибежав к нему за помощью.

– Мы только вернулись. Это моя подруга Элиза.

– Привет, – поздоровался Рик, отступая назад. – Тогда не буду вам мешать. Дай знать, если что понадобится.

– Спасибо, непременно.

Старик повернулся было, но передумал.

– С Ниной все нормально прошло?

– С Ниной? – вмешалась Элиза. – Это та следователь?

Я знала, что Рик, как и я, дал показания. Мне хотелось его расспросить, проверить, все ли сошлось, узнать, сообщили ли ему какие-то подробности. Только не при Элизе. И не при полицейских, снующих вокруг дома.

– Да, – ответила я обоим сразу. – Все нормально. Она отвезла меня в больницу, – я показала на перевязанную коленку. – Пришлось зашивать.

– А, ну ладно, – сказал Рик. – Нину я знаю с детства. Хорошая девочка.

Он повернулся и пошел. Мы давно выросли, а Рик по-прежнему воспринимал нас как детей, далеких от его собственного прошлого.

– Заходи, если будет что-то нужно, – крикнула я ему вдогонку.

Закрыла дверь, и в ящике по обыкновению зазвенели приборы. Мы стояли и смотрели в окно на уходящего Рика; он махнул на прощание рукой и пошел к себе, убедившись, что я в безопасности.

– Странный мужик, – сказала Элиза.

Наш откровенный разговор закончился, так и не начавшись.

– Да нет, это же Рик. Он за мной присматривает.

– Хм… Где у тебя венчик?

Я достала его из среднего ящика и протянула Элизе. Когда она отвернулась и начала взбивать яйца, мой взгляд задержался на ящике повыше.

В чате упомянули канцелярский нож. Небольшой, острый и практичный. Я пользовалась своим всего пару дней назад, когда открывала посылку с вещами матери. Задержав дыхание, я чуть выдвинула верхний ящик. Несколько ручек, ножницы, блокнот. Я покопалась в них дрожащими пальцами, хотя сразу увидела, что ножа там нет.

– Ой, тебе болтунья пойдет? – спохватилась Элиза.

Я отпустила ящик, чувствуя себя невесомой, как улетевший в небо шарик.

– Лив? – переспросила она. – Таблетка, что ль, подействовала?

– Прости. – Я тряхнула головой. – Да, болтунья – отлично.

Я слышала, как щелкнул газ, зажегся огонь, и зашипела сковородка.

Никогда не любила замкнутых пространств, чем меня отчасти и привлек этот дом – простором вокруг, множеством окон и выходов, смежными комнатами, плавно переходящими одна в другую. Теперь дом казался тесным, за мной велось наблюдение, и я не могла просто так уйти.

Канцелярского ножа на месте нет. При мысли о том, где он мог быть, внутри все переворачивалось.

Посылка пришла в среду, тогда же я ее и открыла. Достала вещи, забылась на секунду… должно быть, случайно сунула нож не в тот ящик. Или в коробку.

– Так, садись, – скомандовала Элиза, указывая венчиком на стул.

Скорей бы уж она ушла, чтобы я смогла проверить ящики. Перевернуть все вверх дном, пока не найду нож. Знала, что не успокоюсь, пока он не будет у меня в руках.

Элиза поставила передо мной тарелку, и я, к своему удивлению, набросилась на яичницу так, будто голодала несколько дней. После всего-то случившегося.

– Ты бы помедленнее ела…

Я отложила вилку и уставилась в одну точку.

Яичница на подносе. Рядом с кроватью – мама, руки скрещены на груди. У изножья кровати – врач. Стук вилки по тарелке и никак не наступающее насыщение, бездонная пропасть. «Арден, ешь помедленнее…»

Первые дни после спасения. Перед глазами замигали сцены – воспоминания, перемешанные с явью. Эти помутнения в сознании начались после того, как я открыла посылку. На следующее утро в больнице мне даже померещился смех матери – громкий и визгливый, который ожидаешь от девочки-подростка, а не от взрослой женщины.

В районе десятой годовщины несчастного случая со мной уже происходило нечто подобное. На меня накатывали воспоминания о событиях, которые я помнить просто не могла. То я спускалась с крыльца и видела девочку в ночнушке, шагающую рядом, причем все вокруг было в сепии, как на старой фотографии. Или, проезжая на школьном автобусе по засаженной деревьями аллее, видела отряд ищущих меня добровольцев. Или, засыпая, видела мать, выкрикивающую мое имя.

Не воспоминания, а фрагменты новостей, фотографии из газет и книги матери. Одна из истин, которые я тогда усвоила: рассказанная история принадлежит вовсе не тебе. Она принадлежит автору. Свидетелю. Рассказчику.

И фраза «Та девочка из Уидоу-Хиллз, помните?» возвращала людей не к моим воспоминаниям, а к их собственным.

С тех пор много воды утекло. Моя травма засела так глубоко, что проявлялась лишь на уровне инстинктов: учащенный пульс, когда закрывались двери лифта; звон в ушах, когда в кинотеатре гас свет, а экран еще не зажигался; холодный пот, если кто-то загораживал выход – и бессознательный порыв немедленно действовать.

Первый такой случай произошел в школьной раздевалке, сразу после десятой годовщины, когда одна девочка загородила собой единственную дверь. Скорее всего, что-то подобное нашло на меня и на вечеринке в колледже.

С того последнего эпизода минуло шесть лет. Посылка всколыхнула прошлое, которое теперь перемежалось с настоящим.

– Я вчера не ужинала, – сказала я.

– Да уж, тебе досталось. Такое количество адреналина не проходит бесследно. Только если будешь так заглатывать, тебя стошнит. Зря ты, что ли, лекарство приняла?

Элиза едва притронулась к завтраку, не отходила от окна и все время что-то высматривала. Будто само ее пребывание на месте событий делало их более осязаемыми и пугающими.

– Что здесь могло случиться прошлой ночью? – спросила я.

Элизина вилка перестала скрести по тарелке.

– Не знаю, тут такая глушь.

– Да ладно, глушь!

– Ну, то есть дом, конечно, классный, я тебе даже завидую. Я-то скорее всего проторчу в своей убогой квартирке лет до пятидесяти, пока не расплачусь с долгами. Но согласись, Лив, тут по ночам темнотища, которая привлекает определенных людей. В такой глуши можно торговать наркотой. Или, не знаю… привезти и выкинуть здесь труп – и никаких тебе свидетелей.

Элиза тряхнула головой, отгоняя неприятное видение.

Мою подругу можно было понять. Она жила в многоквартирном блоке, куда временно селили новых сотрудников, еще не решивших, оставаться ли здесь надолго. Более молодых привлекали тренажерный зал, бассейн, прачечная и другие удобства комплекса. Мы обе жили примерно на одинаковом расстоянии от работы, но здесь было намного меньше людей. У всех большие участки, отмеренные еще до обширной застройки. Мне в самом деле повезло с домом.

Кроме того, в моем представлении, вероятность случайных преступлений гораздо выше там, где больше народу. Где, куда ни шагни, упираешься в стены. Открытые пространства я, наоборот, связывала с безопасностью. Меня не пугали плохие люди или злые намерения. Я боялась очутиться в западне, когда никто не знал бы, где я. Поэтому я никогда не расставалась с телефоном и радовалась, что рядом Рик, который мог заметить мое отсутствие. Там, где жила Элиза, легче затеряться среди снующих туда-сюда людей.

Мы молча доели завтрак. Я собралась мыть посуду, но подруга взяла у меня тарелку и махнула в направлении спальни:

– Иди поспи. Я здесь еще побуду на всякий случай.

Хорошо, что мне не пришлось просить самой. Я уже чувствовала тяжесть в ногах и передвигалась с трудом.

Элиза проводила меня до спальни, положила ногу на подушку. В ее обращенных к окну зрачках я увидела какие-то движения.

– Им что, можно разгуливать у тебя по участку? – Уголки ее рта опустились.

– Тот человек лежал близко… сразу за моим участком.

Язык плохо слушался, начинала кружиться голова.

Значит, они все еще здесь. Совсем рядом. Судя по лицу Элизы, мне следовало забеспокоиться. Но я уже проваливалась в глубокий и тяжелый сон.