Текст книги "Ориэлла"

Юноша протянул руку, будто хотел прикосновением к волшебнице закрепить свою клятву, и тихонько отвел с лица Ориэллы разметавшиеся кудри. Девушка пошевелилась, открыла глаза, и, будто обжегшись, он отдернул руку, ибо необузданная сила Жезла Земли проснулась вместе с ней. Однако волшебница уже начинала брать ее под контроль. На глазах у Анвара сияние тускнело по мере того, как Ориэлла заставляла его уйти в глубины своего существа.

Волшебница вздохнула.

– Уже утро? – сонно пробормотала она. Анвар посмотрел на выход из пещеры, жалея, что нужно спешить, и он не может еще хоть мгновение побыть с ней наедине. Такая роскошь казалась недосягаемой как луна.

– Скорее, вечер, – сказал юноша. – Нам лучше разбудить остальных. Пора в путь.

***

Путешествие затянулось на несколько долгих дней – самых тяжелых в жизни Ориэллы. Опасаясь нежданных ураганов, Язур неутомимо подгонял их вперед, доводя людей и животных до изнеможения. Путешественники выбивались из сил и отчаянно завидовали Черной Птице, которая улетела вперед, следуя по цепочке оазисов, и наверняка уже достигла границ пустыни. Язур не смог привезти палатки, и путникам приходилось разбивать лагерь под открытым небом, а единственной защитой от палящего солнца им служили одеяла. Они буквально забинтовывали глаза себе и лошадям многочисленными слоями ткани, чтобы избежать ослепительного сияния. Поскольку у них не было вьючных животных, вода и продукты были строго ограничены, и все жестоко страдали от голода и жажды.

Но хуже всего была непрекращающаяся жара. В начале путешествия по ночам дул легкий ветерок, и было еще терпимо, но потом, из-за несвоевременной перемены погоды, он исчез, и пустыня превратилась в раскаленную сковородку. По ночам песок отдавал накопленное за день тепло, и всадники ехали, окутанные зловонным удушливым маревом. Исцарапанные лошади исхудали до предела, их измученные легкие, забитые драгоценной пылью, работали, как кузнечные мехи, со свистом втягивая и выпуская воздух. Всадники насквозь пропитались потом, их просторные одежды неприятно прилипали к телу, и дающая жизнь влага терялась впустую, испаряясь в сухом воздухе пустыни.

Пантере, с ее густым мехом, приходилось хуже всех. Остальные, по крайней мере, ехали верхом, а ей приходилось бежать вслед за лошадьми на своих собственных лапах. Созданная для коротких молниеносных бросков, Шиа с трудом выносила изнурительную трусцу по раскаленным пескам. Вдобавок к мучительной жажде и постоянной усталости, лапы ее покрылись ранами от острых песчинок, и вскоре пантера стала оставлять за собой кровавый след.

Только любовь к волшебнице заставляла ее продолжать путь, и каждый день, вместо того чтобы отдохнуть и восстановить собственную энергию, Ориэлла из последних сил пыталась облегчить страдания измученной подруги, чтобы та могла продолжать путь. Анвар делал все, чтобы помочь им, но он не был целителем. Если не считать того, что он не давал волшебнице окончательно упасть духом, пользы от его усилий не было.

С каждым днем Ориэлле становилось все тревожнее. Переход по пустыне был скачками наперегонки со временем, и девушка понимала, что терпит поражение. Из-за беременности тело ее стало неуправляемым, и, даже несмотря на Жезл, было ясно, что она перенапрягает свои гаснущие силы, и скоро они исчезнут совсем. Волшебница все чаще думала об этом, и каждый раз ее охватывала волна удушливого страха. Как же тогда она будет помогать Шиа? Как сможет сберечь себя и своего ребенка и защитить друзей от Миафана и его приспешницы Элизеф?

Хуже всего было то, что по законам пустыни Шиа надо было бросить. В самые тяжкие дни пантера сама, печально глядя на волшебников отрешенными и потухшими глазами, умоляла их оставить ее или избавить от невыносимых страданий. Ориэлла упрямо стискивала зубы и запрещала Анвару говорить остальным о просьбе Шиа, но те и сами уже догадывались. Ориэлла видела это по тому, как часто плакала Нэрени, как Элизар и Язур виновато прятали глаза. Даже Боан – ее преданная мощная поддержка – время от времени расстроенно покачивал головой. Волшебница понимала, что скоро и Анвар заговорит о том же. Хотя до сих пор он избегал затрагивать эту тему, зная, как много значит для волшебницы Шиа, Ориэлла отдавала себе отчет, что тревога за нее и за ребенка непременно вынудит юношу прийти к этому невыносимому решению. Все, что могла сделать Ориэлла, – это лишь безжалостно заставлять себя с несгибаемой волей противостоять здравому смыслу, чтобы сберечь Шиа до конца путешествия.

До края пустыми оставалось еще несколько дней пути, когда превзошло худшее, и Ориэлла наконец не выдержала жары и переутомления. Ее спутники, прожив всю жизнь в жарком климате, легче переносили эту палящую духоту, и даже Анвар научился кое-как справляться с ней за то страшное время, что провел в невольничьем лагере. Ориэллу, напротив, все время обрызгивали, сначала как воина арены, потом – как избранницу Харина. И все же, несмотря на это, она, конечно, выдержала бы, если бы сама не доводила себя до полного изнеможения. С каждым днем ее страдания становились вес сильнее, пока наконец с волшебницей не произошло то, что Язур назвал солнечным ударом.

Удушающая жара сменилась липким ознобом. Голова гудела, Ориэлла вымоталась, ее тошнило. Волшебница не могла ничего есть и настолько ослабла, что нечего было и думать попробовать вылечиться самой. Все, что ей оставалось, – это отчаянно цепляться за луку седла и пытаться не упасть с лошади. Когда они достигли последнего оазиса и Анвару пришлось снять ее с коня, она едва заметила это. Но когда юноша мягко опустил ее на землю, волшебница не успела ускользнуть в желанное забытье – ее остановил крик, эхом прозвучавший в мозгу: слабая, жалкая мольба о помощи. Ориэлла попыталась сесть, слабо сопротивляясь твердым рукам Анвара и не обращая внимания на боль, от которой раскалывалась голова.

– Шиа! – прошептала она. – Где Шиа?

Казалось, ничто в мире не способно убедить Язура вернуться назад и отыскать Шиа, но волшебница настолько вышла из себя, что воин наконец сдался. Прошел целый час, прежде чем он вернулся с огромной пантерой, безвольно висящей поперек крупа его спотыкающейся и всхрапывающей лошади. Как раз в это время Нэрени протирала холодной губкой охваченное лихорадкой тело волшебницы, а Боан поил девушку водой – она не могла пить помногу. Анвар вышагивал туда-сюда, бросая беспокойные взгляды на Ориэллу. Его запорошенное пылью лицо тревожно хмурилось, юноша проклинал собственное бессилие, и то, что в тревоге о ней позабыл про Шиа. Молодой человек помог Боану снять пантеру с дрожащей от страха лошади, положил ее рядом с Ориэллой и, поглаживая изящную черную голову, покрытую теперь слоем пыли, прислушался к хриплому неровному дыханию. Через какое-то время Шиа открыла глаза, но вместо прежнего гордого сияния Анвар увидел лишь жалкий тусклый блеск. Ее мысль, подобно рассеивающемуся облачку дыма, неясно мелькнула в сознании юноши.

– Прощай.

Анвар сжал кровоточащие лапы, чувствуя, как постепенно угасает искра жизни и перестает биться ее большое сердце.

– Прощай, мой друг, – прошептал он.

– Черт бы побрал ваши прощания! – Голос Ориэллы хлестнул Анвара как пощечина. Обернувшись, он увидел мрачные глаза и бледное, но решительное лицо волшебницы. Прежде чем он успел помешать, она мысленно потянулась к Шиа и накрепко соединилась с умирающей подругой.

Безвольное тело волшебницы повалилось вбок, свободное от контроля сознания, которое в невообразимой дали отсюда боролось, стараясь удержать душу Шиа в угасающем теле пантеры. Беспомощный и потрясенный молодой человек подхватил Ориэллу, не в силах дотянуться до нее. Сердце юноши сжал ледяной ужас. Он знал, чего она добивается – разве не то же самое она сделала в невольничьем лагере, когда отыскала его собственный отчаявшийся дух и благополучно возвратила домой? Но на этот раз она измотана, ослаблена и больна. На этот раз у нее нет сил для такой борьбы, и никто не помешает Шиа потянуть ее душу за собой, в бездны смерти. И у Ориэллы не будет сил вернуться, Анвар отчаянно освободил свое сознание, как учила его волшебница, пытаясь отыскать девушку, обнаружить хоть малейший след ее присутствия. Но, несмотря на тяжкие усилия, он знал, что Ориэлла потеряна для него навсегда.

– Анвар! – Дальнее эхо знакомого голоса, наконец проникло в его сознание и вернуло его назад. Чья-то рука сильно трясла юношу за плечо; К своему изумлению, Анвар увидел, что западный горизонт расцвечен последними отблесками заката. Неужели прошло столько времени? Страх стиснул горло юноши, но потом он ощутил слабое дыхание в теле, которое по-прежнему держал в своих утомленных, ноющих руках, увидел едва заметное подрагивание тощих ребер кошки. Они все еще живы, значит, Ориэлла борется. Язур отпустил плечо Анвара и присел на корточки перед жалким навесом из одеял, который уже успели соорудить над юношей, Ориэллой и Шиа.

– Во имя всех богов, парень, я уже начал отчаиваться! Я думал, мы всех вас потеряли! – Интонации Язура представляли сложную смесь облегчения, тревоги и раздражения. – Что случилось, Анвар? Что нам делать? Взгляни на небо! Буря может налететь в любую секунду. – Он указал на запад, где горизонт затуманивала странная желтоватая дымка.

Анвар ответил, сам поражаясь собственному спокойствию.

– Ориэлла связана с Шиа. Трогать их нельзя. Вам придется оставить нас, Язур. Забирай остальных и немедленно отправляйся. Торопитесь, пока у вас еще есть силы. Спасайте свою жизнь.

– А ты пойдешь с нами? – не менее спокойно спросил Язур. Анвар понимал, что он не в силах помочь волшебнице и Шиа. Их уже можно считать мертвыми. Разумнее всего было бы отправиться с остальными, чтобы спасти себя и Жезл Земли, и во имя Ориэллы продолжить борьбу с Миафаном. Юноша понимал это чересчур хорошо – он даже знал, что волшебница сама настояла бы на этом, – но Анвар бросил взгляд на неподвижное тело Ориэллы и вспомнил свою бессильную злобу в Диаммаре, когда думал, что она погибла в кристалле паукообразной твари. Он вспомнил ужас, пронзивший его, когда огромный камень начал падать на нее в туннеле, и как он кинулся под него, чтобы умереть вместе с ней, а не страдать от потери. Грудь волшебницы все еще еле заметно вздымалась и опускалась, и Алвар лучше любого другого знал силу ее упрямой воли. Разве он может бросить ее, пока она жива? Как он сможет жить, зная, что оставил ее, беспомощную, в раскаленной пустыне?

Анвар посмотрел на Язура и покачал головой.

– Не будь дураком, – сказал он. – Я остаюсь.

Глава 35. ВОДОЕМ ДУШ

Серая и тяжелая, словно камень, дверь выглядела невыразимо древней, несмотря на то что была украшена резными панелями, которые скрадывали бремя лет. Анвар протянул руку, и едва различимые образы и переплетающиеся узоры, казалось, метнулись навстречу, обведенные серебристым магическим пламенем – пламенем, которое с шипением сорвалось с его пальцев, превратив руку в пылающий факел. При виде собственных костей, которые темными контурами просвечивали сквозь раскаленную плоть, юноша вздрогнул, однако он не чувствовал ни боли, ни жара. Дверь бесшумно распахнулась, и Анвар вошел. Как только молодой человек отнял руку от панели, пламя погасло, – и все вокруг погрузилось в тяжелый полумрак.

За дверью клубился мерцающий серый туман, скрывая окружающие предметы не хуже плотного занавеса. Внезапно туман, как и занавес, отодвинулся в сторону, открыв сгорбленную фигуру, лицо которой было почти неразличимо под низко надвинутым капюшоном. В одной руке призрак держал посох и опирался на него так, словно бессчетное количество лет клонило его к земле. В другой руке у него был прикрытый шторкой фонарь, бросающий одинокий серебристый луч на белые, мокро поблескивающие камешки, усыпавшие тропинку. Старик повернул голову, и в тени капюшона мелькнул осмысленный блеск пронзительных черных глаз и пух седеющей бороды. Старик казался знакомым, но в то же время Анвар не мог припомнить, чтобы когда-нибудь его встречал. По сути дела, – с дрожью понял юноша, – он вообще ничего не помнит! Волшебник нахмурился. Как он сюда попал? Откуда пришел? Словно услышав спутанные мысли Анвара, старик ободряюще улыбнулся и сделал знак следовать за собой.

Сначала тропинка шла узким оврагом с пологими склонами. Нависшие деревья склонялись над дорогой, образуя туннель. Высокие откосы по обеим сторонам были покрыты круглыми, поросшими мхом валунами и зелеными перистыми фонтанами папоротника. Воздух, мягкий и влажный, был пропитан запахами прелых листьев, дикого чеснока и мокрой травы. После палящего зноя пустыни дышать таким воздухом было одно наслаждение.

Пустыня! Анвар замер, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Он был в пустыне… Старик тронул его за руку и предостерегающе покачал головой. Сама его поза указывала на необходимость поспешить. «Торопись, – казалось, говорил призрак. – Нет времени на размышления!» Он отпустил Анвара и ускорил шаг; слабый огонек его фонаря быстро исчезал за деревьями, и Анвар, испугавшись потерять единственного проводника в этом странном, – полуреальном месте, поспешил за ним. С внезапностью, от которой у юноши перехватило дыхание, узкий овраг вывел их в широкую долину. Липкий туман рассеялся, оставив за собой только шелковую серебристую дымку, которая стелилась по земле и вилась по ногам, взбитая бесшумными шагами таинственного проводника. Бросив взгляд под ноги, Анвар заметил, что тропинка исчезла, уступив место мягкому и яркому торфяному ковру. Миллионы звезд усыпали бархатное небо, по обеим сторонам шли плавные изгибы холмов, черными горбами выступавших на фоне озаренного звездами неба. Тишина казалась почти осязаемой в этой укрытой туманом долине, и Анвар, лишенный воспоминаний о прошлом и забот о будущем, брел за сгорбленной и закутанной в саван фигурой с фонарем, словно родился на свет только для того, чтобы следовать за нею.

Из темноты возникла роща – будто выплыла из сна, – и Анвару она тоже показалась странно знакомой, однако он знал наверняка, что никогда прежде не бывал в этом жутком, неземном месте. Древние деревья, соприкасаясь верхушками, словно для того чтобы скрыть какую-то тайну, шептали друг другу вечные секреты бесконечной ночи, и на мгновение в голове Анвара вновь мелькнула мысль о пустыне – и тут же, к его ужасу, пейзаж перед ним начал колебаться и дрожать, будто юноша неосторожно бросил камень в бездонный омут глубоких дум деревьев. Он вытянул руку и обнаружил, что она становится призрачной, невещественной, и темные скелеты деревьев ясно просвечивают сквозь бледнеющую плоть.

Старик резко обернулся и предостерегающе цыкнул – первый звук, который услышал от него Анвар. Дыхание серебристым облачком вырвалось изо рта призрака, усыпав густую седеющую бороду морозными капельками, которые звездами заблестели при свете фонаря. Неуместная вещественность этой картины отвлекла Анвара, заставив сосредоточить свои мысли на странном здесь-и-сейчас, и юноша с облегчением увидел, что пейзаж успокоился, а его плоть вновь обрела реальность. Старик опять повернулся к роще и трижды низко поклонился. На глазах у изумленного Анвара между древними седыми стволами возникла тропинка, будто деревья узнали их и торопливо расступились, освобождая проход. Охваченный благоговейным трепетом и не на шутку испуганный, юноша последовал за своим проводником по живому туннелю к самому сердцу рощи.

Там, под охраной вековых деревьев, окруженный мягким прелым мхом, лежал водоем – святая святых этого волшебного места. Густые ветви нависали над озером, словно оберегая с воздуха, но ни один лист не пятнал его недвижную темную гладь. Вслед за своим странным проводником Анвар подошел к берегу, посмотрел вниз и в изумлении отшатнулся: вместо того чтобы отразить лицо юноши, обрамленное переплетающимися ветвями над головой, воды невероятной глубины не показали ничего, кроме звездной бесконечности. У Анвара кружилась голова, сердце отчаянно застучало, будто пыталось выпрыгнуть из груди. Неизвестно откуда у молодого человека появилась уверенность, что тот, кто упадет в эти воды, будет тонуть в них целую вечность.

Старик издал долгий томительный вздох, а потом, к ужасу Анвара, твердо указал на пугающий водоем и наконец заговорил, и голос его был сухим и мертвым, как кладбищенская пыль, гонимая холодным полуночным ветром.

– Никогда не верь, что смерть безжалостна. Теперь пришел черед второй части сделки – но помни, третий раз решит все.

Проговорив это, старик исчез.

Анвар повернулся, дико оглядываясь по сторонам, но сердцем чувствовал безнадежность. Его проводник испарился, и единственное, что понял юноша, – ему надлежит вернуться к водоему. Молодой человек заколебался, опасаясь даже близко подойти к головокружительному обрыву, и словно почувствовав его нежелание, деревья начали дрожать от гнева, недовольное шипение пробежало по кронам, и ветви вдруг пришли в движение, начали скручиваться и извиваться, тянуться к нему, подобно тощим мертвым рукам.

Юноша поспешно вернулся к водоему, и ропот лесных великанов стих. Когда он подошел поближе, на темной глянцевой поверхности заплясали ослепительные искры. Юноша вздрогнул и прикрыл ладонью глаза. Он с опаской приблизился и у самого берега опустился на колени – почему-то так казалось спокойнее. Однако лучше не стало. Звездная вселенная кружилась в бешеном водовороте, втягивая его все дальше и дальше в бесконечность…

Анвар почувствовал, что почти касается поверхности лицом и теряет равновесие. Не в силах оторваться от завораживающего кружения, молодой человек крепко вцепился пальцами в податливый мох и изо всех сил потянул себя назад одеревеневшими руками. Внезапно неистовая искра, крупная и сияющая на фоне вращающегося белого облака, стала подниматься к нему из глубины. Юноша заморгал. Искра росла, становилась отчетливее, принимала ясные очертания и форму. Звериный крик разорвал горло Анвара. Его с силой отбросило назад, а из воды вырвалась какая-то фигура и окатила юношу каскадом брызг, сиявших как пламя. Отчаянный голос выкрикивал его имя – на середине водоема билась Ориэлла, Она изо всех сил сопротивлялась водовороту, который грозил затянуть ее назад, в кружащееся ничто.

– Ориэлла! – Воспоминания ослепительной вспышкой вернулись к Анвару, но вместе с ними пришла и растерянность. Где же оазис? Однако времени раздумывать не было. Волшебница слабела на глазах – ее тянула вниз огромная черная ноша, куда более тяжелая, чем она сама – Шиа. Каким-то образом Анвар знал, что, если он войдет в водоем, это будет означать смерть для всех троих. Молодой человек как можно дальше наклонился вперед. Метания Ориэллы только усложняли задачу. Анвар уже пропустил ее один раз, второй – несмотря на то, что она, как и сам юноша, по-прежнему была одета в просторную одежду пустыни, казалось, нет ничего, за что бы он мог ухватиться.

– Руку! – крикнул он, умоляя всех богов, чтобы она услышала его голос. – Дай мне руку!

Анвар увидел, как Ориэлла поудобнее перехватила Шиа, и перед ним мелькнула белизна ее руки. Рискуя упасть, он наклонился еще дальше вперед, крепко схватил волшебницу и, почувствовав, что надежно сжимает ее запястье, попытался вернуться» в прежнее положение. Однако вес пантеры и Ориэллы тянул его за собой. Анвар распластался на земле и тащил изо всех сил, казалось, кисть вот-вот оторвется, – а другой рукой он мертвой хваткой вцепился в мягкий мох, единственное, что могло помешать ему рухнуть в водоем вслед за волшебницей. Но какими бы глубокими ни были корни мха, Анвар чувствовал, что зеленый ковер начинает уступать, отрываться от земли…

Когда мох не выдержал, и Анвара резко рвануло вперед, откуда ни возьмись появилась чья-то рука и орлиными когтями стиснула запястье юноши. Длинные острые когти вонзились в кожу, кости захрустели, и он вскрикнул от боли, но ни на мгновение не ослабил отчаянной хватки, сжимая руку волшебницы. Легким рывком, без всяких усилий таинственный спаситель вырвал из водоема его, а вместе с ним – Ориэллу и Шиа. Когтистая хватка тут же разжалась, но Анвар все еще чувствовал отпечаток когтей, обжегших его плоть. Кожа была содрана и кровоточила там, где когти проложили глубокие кривые царапины. Закусив губу, чтобы не закричать от боли, юноша перекатился на спину, и сердце его обратилось в ледяной комок при виде изуродованного, покрытого шрамами лица, в выжженных глазницах которого когда-то пылал грозный взгляд Верховного Мага!

Миафан был одет в черное, и лицо его было страшно обезображено. Кожа вокруг пустых глазниц почернела и растрескалась, гноящаяся, воспаленная плоть обнажала белые кости черепа. В темную дыру каждой глазницы был вставлен граненый камень. Самоцветы горели обжигающим светом, то белым, то красным, придавая мертвому лицу бездушную злобу огромного насекомого, а от улыбки Владыки могильный ужас закрался в самое сердце юноши. Потрясенный, лишившийся языка, Анвар был парализован этим лицом и выражением торжествующей ярости на нем.

Чья-то рука сжала его плечо. Опираясь на Анвара, Ориэлла поднялась на ноги и встала между ним и Миафаном. В глазах ее горел серебристый холодок ненависти. Легкое подрагивание пальцев выдавало ее страх, но лицо оставалось непроницаемо. Пристыженный мужеством девушки, Анвар тоже попытался подняться, но Верховный Маг небрежно щелкнул пальцами, его хрустальные глаза вспыхнули дьявольским светом, и разряд жгучей черноты вонзился в юношу, опрокинув его на землю.

– Как ты смеешь! – Голос Ориэллы гремел, подобно горной лавине. – В Долине Между Мирами запрещено использовать магию!

В ответ послышался смех Миафана, жестокий и презрительный.

– О неразумная! Ты цитируешь Закон Грамари мне, тому, кто научил тебя всему, что ты знаешь? Я смею все!

Костлявая когтистая рука метнулась вперед и хлестнула волшебницу жгучей чернотой. Она вскрикнула от боли и, перегнувшись пополам, рухнула на спину.

Ясно было, что лишившись глаз, Верховный Маг воспользовался тайной магией кристаллов, чтобы вернуть свое зрение. Холодный, леденящий кровь блеск его пустого взгляда скользнул по Ориэлле и Анвару, и на призрачном лице Миафана появилась презрительная ухмылка.

– Так-то лучше, – сказал он. – Пресмыкайтесь передо мной, ибо только па это вы и способны!

Ориэлла с трудом поднялась на колени и плюнула Миафану под ноги.

– Я никогда не буду пресмыкаться перед тобой, комок грязи. Но когда-нибудь я убью тебя, поверь. Верховный Маг снова рассмеялся.

– Правда? – фыркнул он. – Сомневаюсь – ты беспомощна с этим ублюдком Форрала во чреве. Тебе лучше покориться мне, девчонка. Со мной у тебя была бы власть, – столько, сколько пожелаешь. А сейчас у тебя нет ничего, ты лишь жалкая изгнанница, искалеченная полусмертным отродьем. Без волшебных сил ты беспомощна, как уличная шлюха, и тобой попользуется всякий, кто пройдет мимо, включая и этого трусливого ублюдка? – Он повернулся к Анвару, и в голосе его послышалась насмешка. – To получишь то, что хотел, а? Ее силы пропали, и долгому ожиданию конец! Кто знает, а вдруг ей это понравится, кажется, ей доставляет удовольствие путаться со всякой смертной требухой, вроде тебя.

Голос Миафана был настолько силен, что почти подчинил себе его жертвы. Анвар посмотрел на Ориэллу, беспомощно простертую ниц, и почувствовал, как в нем действительно просыпается так долго сдерживаемое желание. Ориэлла судорожно всхлипнула. Страх и внезапное сомнение в ее глазах пронзили юношу, словно меч, он догадался, что их провели. Мысли прояснились, и Анвар бесстрашно взглянул на Верховного Мага:

– Я не смертный, Миафан, – ровно сказал он, – и ты отлично это знаешь. Я вновь обрел свои силы, которые ты у меня похитил. И не надо обвинить меня в собственной похоти – я думаю, госпоже хорошо известно, кто из нас хочет унизить ее, а кто – защитить! Может, Ориэлла и беспомощна, но, если ты приблизишься к ней, тебе придется сначала иметь дело со мной. – Миафан владел Чашей, и слова Анвара были пусты, юноша сам это прекрасно понимал, и все же Ориэлла бросила на него благодарный взгляд, в глубине которого, однако, таилась улыбка от мысли, что она нуждается в его защите.

Это было так похоже на волшебницу, что, несмотря на опасность, юноша приободрился.

Миафан же, ничуть не смущенный своим провалом, разразился раскатистым хохотом.

– Тебе надо было последовать своему прежнему призванию и стать менестрелем, мальчишка. Ты хорошо развлек меня, а большего я от тебя и не ожидал. Ибо знай, – голос его вдруг стал грозным, – я спас вас обоих из Водоема Душ отнюдь не по доброте сердечной.

– Да уж, конечно, откуда она у тебя! – огрызнулась Ориэлла.

– Молчать! – Он выкинул вперед руку, и плеть черноты хлестнула девушку по лицу. Волшебница покачнулась, но не закричала, а только закусила от боли губу.

Анвар, у которого холодный страх сменился кипящим гневом, бросился на Миафана, но тот небрежным жестом приковал его к месту и продолжал говорить, будто ничего не произошло.

– Я мог бы дать вам погибнуть здесь и избавиться от множества хлопот, если бы принимал вас всерьез. Но я еще не покончил с вами обоими. Мне было бы жаль, Анвар, если б твоя смерть оказалась скорой и безболезненной, а что касается тебя, моя дорогая, – Миафан с леденящей улыбкой повернулся к Ориэлле, – на тебя у меня другие планы. Мы еще встретимся во плоти. Можете пока наслаждаться, воображая себя творцами своей судьбы, а до тех пор – прощайте!

Как только Владыка проговорил свои последние слова, картина перед глазами Анвара поплыла и начала растворяться. Он на мгновение зажмурил глаза, чтобы остановить головокружительное вращение, а когда открыл их, то вновь оказался в оазисе. Неестественный желтовато-зеленый свет заливал дюны, и солнце тщетно пыталось выглянуть из-за зловещих туч на горизонте. «Должно быть, я заснул, – подумал Анвар. – Боги, что за кошмар!» Но в этот момент глаза Ориэллы открылись, и в них юноша увидел тот же тревожный, обессиливающий страх, так похожий на его собственный.

***

Ориэлла и сама не могла толком объяснить, что же произошло у Водоема Душ. Все ее предположения ограничивались тем, что Анвар уснул, а его встревоженный дух, освободившись от оков усталого тела, смог пересечь владения смерти и дотянуться до нее. Однако рассказ о встрече юноши со Жнецом Душ и слова призрака о сделке наполнили душу волшебницы огромным беспокойством. Почему-то это было ей очень знакомо… Кажется, когда она вырвала Анвара из тисков смерти там, в Тайбефе, Жнец говорил что-то весьма похожее. Если бы только она могла припомнить… И как там оказался Миафан?

Ориэлла с отвращением посмотрела на кусок вяленого мяса у себя в руке. Она была голодна, но после встречи с Миафаном все чувства заглушал животный страх, вернее, панический ужас, от которого сводило внутренности. Неужели Верховный Маг прав? Девушка понимала, что ее силы полностью иссякли от перенапряжения, и сейчас она совершенно беззащитна.

– Черт бы тебя побрал, Миафан! – пробормотала она. – Дернуло же тебя вернуться именно сейчас, в самое неподходящее время! – Девушка с проклятием отшвырнула опостылевший кусок.

Анвар выбрался из-под навеса и принес мясо назад. Тщательно отряхнув его, он снова вложил кусок в руку волшебницы.

– Успокойся, Ориэлла. Ты должна есть, – сказал он. На языке у нее вертелся язвительный ответ, но посмотрев на юношу, Ориэлла промолчала и даже заставила себя откусить кусочек. Под глазами у Анвара чернели синяки, а запыленное лицо прорезали глубокие морщины. Встреча с Миафаном свела радость благополучного возвращения на нет, однако сейчас им меньше всего нужна новая ссора. И, кстати сказать, Анвар не произнес ни слова упрека. «Было бы лучше, если бы он отругал меня как следует, – подумала Ориэлла, – вместо того, чтобы предоставлять мне самой это делать. И все же…»

Она посмотрела на Шиа, которая мирно спала, восстанавливая силы. Пантера не помнила ничего из того, что произошло, хотя и она, и Ориэлла исцелились от своих ран в Водоеме Душ. «Что же еще мне оставалось делать? – подумала волшебница. – Если бы я поступила иначе, Шиа погибла бы, и теперь я могу только молиться, чтобы цена за ее жизнь не оказалось слишком высокой».

– Ты сделала то, что должна была сделать, – спокойный голос Анвара ворвался в сознание девушки, будто он читал ее мысли.

Ориэлла взяла его руку.

– Спасибо тебе, Анвар. Но у нас сейчас столько неприятностей! Надвигается буря, Миафан на свободе, а мои силы покинули меня… – Голос волшебницы задрожал. – Анвар, я боюсь! Без магии я беспомощна как котенок, а теперь, когда Миафан оправился от моего нападения, может произойти все что угодно. – Ориэлла поежилась.

– А что с Жезлом?

– Вряд ли пока Верховный знает, что он у нас, но если узнает… Анвар, помнишь, как на корабле Миафан овладел моим телом и попытался убить тебя?

Анвар кивнул, озадаченный такой переменой темы. Ориэлла прерывисто вздохнула: ее саму пугало то, что она должна была сказать.

– Представляешь, если это произойдет снова, ведь Миафан поправился? Анвар, если он обретет власть над Жезлом…

– Нет! – Юноша догадался, что она имеет в виду, и опередил ее. – Не говори этого, Ориэлла.

– Я должна. Если я.., если Миафан начнет мною управлять, тебе придется убить меня, Анвар. У тебя не будет выбора.., как не было бы выбора и у меня, если б это произошло с тобой.

– Я не собираюсь тебя убивать. Нет. – Голос Анвара понизился до испуганного шепота. – Я не смогу.

Сердце Ориэллы рванулось ему навстречу, но взгляд ее остался твердым.

– Ничего не поделаешь, любовь моя, ты должен! Если Миафан овладеет Жезлом, все пропало – и лучше нам умереть, чем попасть ему в лапы. Вспомни, что он сказал у Водоема Душ.

Но Анвар почти не слышал ее последних слов. Он знал, что ласковое обращение вырвалось у нее невольно, но… Юноша старался ничем не выдать своего ликования, ибо девушка наверняка отстранилась бы от него, задумайся она над своими словами. Какие бы чувства Ориэлла ни испытывала к Анвару, она все еще оплакивала Форрала, и ей была бы очень неприятна мысль, что кто-то может занять место ее детской любви. «Для этого необходимо время», – сказал себе Анвар, умоляя всех богов, чтобы Верховный Маг дал им это время.

***

В покоях Миафана было холодно и одиноко. Дрова, которые он оставил в огромном камине, прогорели до тусклых углей, запорошенных бледным пеплом, лампы почти потухли. Тусклый свет проникал через плотные шторы, возвещая, что над Нексисом забрезжил новый хмурый день. Тело Верховного Мага лежало на кровати, там, где он покинул его. В слабом сероватом свете оно казалось бледным и окоченевшим, как труп. Парящее сознание колдуна противилось мысли о возвращении в это холодное, терзаемое болью пристанище, но это было необходимо. Миафан собрался и устремился вниз, скользнув в свою телесную форму с легкостью, приобретенной долгой практикой.