Текст книги "На улице, где ты живёшь"

27

Уилл Стаффорд всерьез собирался внести коррективы в свое утреннее меню – заменить омлет с ветчиной и сосиски овсянкой.

– И зачем я это все держу в холодильнике? – задавался он вопросом после того, как, позанимавшись на тренажере, он, все еще в спортивном костюме, готовил на кухне омлет с ветчиной.

За столом он читал «Нью-Йорк пост». Парапсихологу был задан интересный вопрос: не мог ли убийца из XIX века перевоплотиться в нашем времени.

Парапсихолог ответила, что не допускает вообще, чтобы кто-то мог родиться с тем же типом личности – преступным или непреступным. Физические свойства могут иногда передаваться. Иногда возрождается и расцветает талант. В отдельных случаях, казалось бы, необъяснимые проблемы эмоционального плана могут быть следствием стрессов, пережитых в предыдущих воплощениях.

В другой статье убийство Маделайн Шепли в 1891 году приписывалось Джеку-Потрошителю. По времени это был как раз тот же период. Его так и не поймали, но его чудовищные преступления в Англии прекратились. Неоднократно высказывалось мнение, что он эмигрировал в Америку.

В третьей заметке содержались осторожные намеки на то, что, хотя две молодые женщины действительно исчезли в Спринг-Лейк в 1890-х годах, практически не было никаких веских доказательств того, что они были убиты.

Покачав головой, Уилл поднялся из-за стола и, следуя заведенной привычке, поставил в мойку посуду и начал убираться в кухне. Заглянув в холодильник, он убедился, что сыра у него предостаточно.

Сегодня, когда все соберутся здесь, это не будет, разумеется, встреча друзей, но бокал вина или чашку кофе с печеньем и сыром он им предложит.

Может быть, стоит пригласить Эмили Грэхем поужинать с ним? Он поедет с ней в церковь, а потом к Лоуренсам, но Уиллу очень бы хотелось пообщаться с ней один на один.

Очень интересная и привлекательная женщина.

Может быть, приготовить ужин самому? Похвастать своим искусством... В четверг в кафе Натали сказала в шутку, что все жаждут приглашения к нему.

И неудивительно, Уилл был неплохим поваром, нельзя этого не признать. Больше того, он был поваром высшего класса.

Он вошел в гостиную посмотреть, все ли там в порядке. На стене, против двери на террасу, висела фотография дома в том виде, в каком он его купил: провалившаяся крыша, просевший пол на веранде, облезлые ставни.

Внутри было так же, если не хуже.

Он нанял рабочих для строительных работ. Остальное сделал своими руками. Это заняло у него не один год, но он был в высшей степени доволен результатом.

Дом был небольшой, как теперь называется «раннего периода», удобный, уютный и без претензий. Время претенциозных построек давно прошло. Такие дома, как у него, пользуются постоянным спросом.

Зазвонил телефон. Уилл жизнерадостно откликнулся, но, поняв, кто звонит, посерьезнел и крепко сжал в руке трубку.

– У меня все нормально, отец. А как ты? "Неужели он так ничего и не поймет? " – думал Уилл, вслушиваясь в слабый голос отца. Тот сообщил ему, что поправляется после последнего курса химиотерапии и надеется на скорую встречу.

– Мы так давно не виделись, сынок, – говорил он. – Так давно!

Уилл вспомнил, как в прошлом году он смягчился и согласился пообедать с отцом в Принстоне. Отец тогда все время извинялся, что он годами не поддерживал с ним связи. "Меня не было рядом, когда ты во мне нуждался, сынок, – говорил он. – Но я был так занят, столько проблем на работе! "

– Я очень занят, отец, – твердо сказал ему Уилл.

– Как жаль! Но, может быть, через месяц? Я бы хотел взглянуть на твой дом. Мы славно проводили время в Спринг-Лейк, когда твоя мать, ты и я останавливались там в гостинице.

– Мне пора, отец. До свидания!

Как всегда случалось после отцовского звонка, жгучая боль волной накатила на него. Уилл подождал некоторое время, давая ей отхлынуть. Потом он медленно пошел наверх одеваться на поминальную службу по Марте Лоуренс.

28

Когда Роберт Фриз вернулся домой после утренней пробежки, он застал жену в кухне за завтраком, как обычно очень скудным: сок, черный кофе и один тост без масла.

– Как ты рано, однако, – заметил он.

– Ты меня разбудил своей возней, и я больше не могла заснуть. Тебя вчера кошмары одолели. Мне дважды пришлось тебя будить. Помнишь?

"Помнишь? " Он стал бояться этого слова. С ним это снова началось последнее время. Часа два, а иногда и больше, он не знал, что с ним происходит. Так и вчера. Он вышел из ресторана в половине двенадцатого и поехал домой. Приехал он не раньше часа. Где он был все это время?

На прошлой неделе он никак не мог вспомнить, как и почему на нем оказался именно этот костюм. Да, он не помнил, что надевал его утром.

Тревожные симптомы появились у него еще в юности. Сначала это был лунатизм. Потом начались провалы в памяти, когда он не мог дать себе отчет, где он находится и почему.

Он никогда никому не говорил об этом. Роберт Фриз не хотел, чтобы его считали психом. Скрывать свое состояние ему было нетрудно. Его родители были заняты только собой и своей карьерой. От него требовалось, чтобы он хорошо выглядел, хорошо себя вел и хорошо учился. На остальное родителям было плевать.

Он всегда страдал бессонницей. Трех часов сна ему было достаточно. Иногда он сидел и читал далеко за полночь. Иногда он ложился, но потом вставал и шел вниз в библиотеку. Если ему везло, он мог задремать за книгой.

После окончания колледжа такие эпизоды случались все реже, а потом и вовсе прекратились. Но в последние пять лет они возобновились, а теперь даже участились.

Причина этого была ему известна: ресторан – самая огромная ошибка в его жизни. Он нес чудовищные убытки. Стресс опять привел его к прежнему состоянию.

Впрочем, иначе и быть не могло.

Он еще не сказал Натали, что три месяца назад решил продать ресторан. Роберт не сомневался, что жена не дала бы ему покоя своими расспросами: нашелся ли покупатель, а если нет, то почему? А потом снова бы пустилась твердить, что покупка его в свое время была безумием.

Вчера ему звонил агент по продаже недвижимости. Рестораном заинтересовался Бонетти, некогда содержавший «Плавник и клешню», четырехзвездочное заведение на севере Нью-Джерси. Бонетти продал его и теперь скучал без дела. Здесь речь шла не просто об интересе, а о реальном предложении.

«Когда я продам ресторан, все наладится», – убеждал себя Фриз.

– Ты собираешься налить себе кофе или так и будешь стоять с чашкой, Бобби? – насмешливым тоном осведомилась Натали.

– Налью, пожалуй.

Он знал, что Натали опротивели перепады его настроения, но она редко жаловалась. Она выглядела великолепно даже со сбившимися волосами, без макияжа и в старом халате, который он терпеть не мог.

Наклонившись, он поцеловал ее в макушку.

– Спонтанное проявление нежности? Что-то я давно такого не наблюдала, – сказала Натали насмешливо.

– Я знаю. Просто у меня много забот. – Он решил все-таки рассказать жене о полученном предложении. – Я выставил «Бродягу» на продажу. И уже нашелся покупатель.

– Бобби, это замечательно! – Натали вскочила и обняла мужа. – Ты вернешь свои деньги?

– Большую часть, хотя придется поторговаться.

Говоря это, Боб Фриз знал, что принимает желаемое за действительное.

– Тогда обещай мне, что, как только сделка осуществится, ты продашь этот дом, и мы уедем в Манхэттен.

– Обещаю!

"Я сам хочу уехать отсюда, – подумал Фриз. – Я должен уехать отсюда! "

– Думаю, нам лучше выехать пораньше на эту службу. Ты не забыл?

– Нет-нет, я помню!

"... А после службы мы поедем к Лоуренсам, где я не был с того самого вечера, когда мы так много говорили с Мартой.

А потом мы поедем к Стаффорду, где за нас снова примется Дагган и будет расспрашивать, что мы делали после вечеринки".

Боб Фриз боялся того, что его ожидало.

Беда в том, что он помнил вечеринку, но не то, что за ней последовало. Наутро с ним опять случилось это. Он пришел в себя только под душем в ванной. Руки у него были в земле, а джинсы и футболка в грязи, насколько он мог сейчас припомнить.

В то утро он собирался поработать в саду. Это было его хобби, и за этим занятием он обычно успокаивался.

«Я уверен, что работал в саду в то утро, – повторял он себе, одеваясь. – Это я и скажу Даггану».

29

Как он и обещал, в субботу утром в десять сорок Уилл Стаффорд заехал за Эмили. Она ожидала его внизу, сумка и перчатки лежали на столике у зеркала. Удачно вышло, что она захватила с собой строгий костюм в черно-белую клетку, так как все остальные ее туалеты были слишком неофициальными.

Очевидно, вкус Уилла был сродни ее собственному. В прошлую среду во время подписания договора на нем была спортивная куртка, сегодня он выбрал темно-синий костюм, белую сорочку и неброский синий галстук.

– Вы очаровательны, – сказал он. – Как бы я хотел, чтобы у нас был другой повод принарядиться.

– Я тоже.

Он сделал жест в сторону двора:

– Я вижу, яму засыпают. Полиция убедилась, что больше здесь ничего не найти?

– Да, так они мне сказали.

– Слава богу! Однако, нам пора.

Эмили взяла сумку и включила сигнализацию. Уилл улыбнулся.

– У меня странное ощущение – мне кажется, что я вас все время подгоняю. Третьего дня мы приезжали сюда, чтоб еще раз взглянуть на дом. Если бы вы знали, что произойдет, вы бы отказались от покупки?

– Хотите верьте, хотите нет, но такая мысль мне и в голову не приходила.

– Ну, вы меня успокоили.

Когда они спускались по ступенькам, Уилл взял ее под руку, и Эмили сразу же ощутила почти безмятежное спокойствие.

"Вот, оказывается, чего мне не хватало в эти беспокойные дни, – подумала она, – мужской поддержки! "

Эта мысль вызвала у Эмили улыбку.

Уилл открыл дверцу, и Эмили села в машину. Странная мысль вдруг пришла ей в голову: она подумала, что предстоящая служба будет поминальной не только по Марте Лоуренс, но и по Маделайн.

Когда машина тронулась, она поделилась с Уиллом своим ощущением, добавив при этом:

– Знаете, мне казалось, что присутствовать на поминальной службе по девушке, которую я никогда не знала, это что-то вроде подглядывания в замочную скважину. Мне было как-то неловко участвовать в этой церемонии, но сейчас все совсем по-другому.

– В каком смысле по-другому?

– Я верю в вечную жизнь, верю в то, что рай существует. Мне хочется думать, что эти две молоденькие девушки, вероятно, ужасно напуганные в последние мгновения своей жизни, ушедшие из жизни с интервалом в сто лет, – они теперь вместе, как говорит Священное Писание, «вместе в светлом и мирном».

– А где, по-вашему, их убийца? – спросил Уилл. – И каков будет его удел?

Эмили изумленно на него уставилась.

– Уилл, вы, наверное, хотели сказать «убийцы»?! Два разных человека.

Уилл рассмеялся.

– О боже, я заговорил, как эти ненормальные писаки! Конечно, я хотел сказать «убийцы». Двое. Множественное число. Один уже давно в могиле. Другой, возможно, где-то здесь.

Несколько минут, пока они ехали мимо озера до церкви Святой Катарины, они молчали. Церковь являла собой прекрасный образец романского стиля. Эмили знала, что она была построена в 1901 году одним богачом в память об умершей семнадцатилетней дочери. Это было очень подходящее место для сегодняшней церемонии.

У церкви стояло множество автомобилей, и постоянно подъезжали все новые.

– Как вы думаете, Уилл, может быть, в одном из них убийца Марты? – глухим голосом спросила Эмили.

– Если он в Спринг-Лейк, как считает полиция, я очень сомневаюсь, что у него хватит дерзости не явиться сюда. Он выдаст себя, если не будет скорбеть вместе с семьей, вместе со всеми.

"Скорбеть вместе с семьей, – подумала Эмили. – Хотела бы я знать, кто из друзей Маделайн, чьи руки были запятнаны ее кровью, вот так же скорбел вместе с нашей семьей сто десять лет назад?! "

30

В субботу в одиннадцать утра Джоан Ходжес ехала в своей машине в парикмахерскую, когда зазвонил ее мобильный телефон. Звонила сестра доктора Лиллиан Мэдден, Эстер, из Коннектикута. Ее голос звучал встревоженно.

– Джоан, Лиллиан куда-то собиралась на уик-энд?

– Нет, Эстер, насколько я знаю, у нее не было никаких планов на эти выходные.

– Я пыталась дозвониться ей вчера около половины двенадцатого. Ответа не было, и я подумала, что она поехала куда-нибудь с друзьями после лекции. Но я сегодня звонила ей уже два раза, и она не отвечает.

– Иногда она выключает телефон. Наверно, она и на этот раз так сделала. Вся эта шумиха в прессе по поводу убийства ей надоела. Я сейчас съезжу к ней, чтобы убедиться, что все в порядке.

Джоан старалась говорить беззаботно, но тревога уже закралась в ее душу.

– Я бы не хотела доставлять вам беспокойство.

– Никакого беспокойства, это не больше четверти часа отсюда.

Забыв о прическе, Джоан прибавила скорость. Щемящее чувство где-то глубоко внутри и комок в горле свидетельствовали о панике, которую она тщетно пыталась подавить. Случилось что-то страшное. Она это знала точно.

Доктор Мэдден жила на Лорел-стрит в трех кварталах от океана. "Какой чудесный день, – думала Джоан, подъезжая к дому. – Дай господи, чтобы Лиллиан просто вышла погулять, или забыла включить телефон, или... "

Джоан не успела найти еще какое-либо убедительное объяснение – стремительно выйдя из машины, она кинулась к двери. Через стекло она видела, что шторы в спальне опущены. На ступеньках лежит утренняя газета. Дрожащими руками Джоан достала из сумки ключ от офиса. Она знала, что если дверь, соединявшая офис доктора Мэдден с жилой половиной дома, заперта, то в столе в кабинете лежит запасной ключ.

Джоан вошла в маленькую прихожую. На ярком солнце она не сразу заметила, что повсюду горит свет. Покрываясь холодным потом и с трудом переводя дыхание, она вошла в свой кабинет. Ящики картотеки были открыты, выброшенные из них карточки пациентов валялись по всей комнате.

С трудом преодолев настойчивое желание бежать прочь, Джоан вошла в кабинет Лиллиан Мэдден.

Она хотела закричать, но у нее вырвался только мучительный стон. Лиллиан Мэдден лежала головой на столе, рука ее была стиснута, как будто она все еще сжимала в ней что-то. Глаза выкатились, рот полуоткрыт, словно все еще хватая воздух.

Ее шею плотно обвивал шнурок.

Джоан не помнила, как она выбежала из кабинета, из дома. Минуя лужайку, она все время пронзительно кричала. Когда она опомнилась, ее окружали соседи Лиллиан, выскочившие на ее крики.

Колени у Джоан подогнулись, и, прежде чем страшный образ ее убитой начальницы и подруги утонул в милосердной обморочной тьме, одна мысль промелькнула у нее в сознании: доктор Мэдден верила, что люди, умершие насильственной смертью, перевоплощаются очень быстро. Если это правда, как скоро она вернется обратно?

31

Эмили и Уилл Стаффорд приехали к Лоуренсам, когда в просторной гостиной хозяева встречали гостей и принимали соболезнования. Старшие Лоуренсы, восьмидесятилетние дед и бабка Марты, в благородных сединах; родители Марты, Джордж и Аманда Лоуренс, красивая пара, обоим около шестидесяти лет; их дочь Кристина, копия матери, только моложе, с мужем.

Эмили восхищалась их выдержкой и достоинством во время службы.

Она и Уилл сидели на скамье под углом к той, где разместилась семья, и Эмили отчетливо их видела. Лица Лоуренсов были печальны, слезы наворачивались им на глаза. Кристина сидела рядом с родителями с новорожденной дочкой на руках, тезкой покойной Марты.

Когда одна из подруг Марты разрыдалась, не в силах сдержать эмоции, Эмили почувствовала, что и ее глаза наполнились слезами. В этот момент она увидела, как Аманда Лоуренс взяла ребенка из рук Кристины. Она прижала малышку к себе, нежно касаясь головки девочки щекой.

Эмили наблюдала за Амандой Лоуренс и поняла, что в эти минуты несчастная мать черпала утешение в новорожденной внучке.

Уилл представил Эмили Лоуренсам.

– Я знаю, что такое же несчастье случилось в вашей семье четыре поколения назад, – сказал отец Марты. – Мы молимся о том, чтобы справедливое возмездие настигло убийцу нашей дочери.

– Я не думаю, что вы принимаете всерьез весь этот вздор о реинкарнации, но не думаете ли вы, что убийство Марты замышлялось как подражание убийству Маделайн Шепли? – обратилась к Эмили Аманда Лоуренс.

– Именно так, – ответила Эмили. – Более того, я считаю, что в руки убийце попало некое письменное свидетельство. Я роюсь в старых книгах и документах, пытаясь составить впечатление о Маделайн и ее друзьях. Я разыскиваю все упоминания о ней и высказывания знавших ее людей.

Джордж и Аманда обменялись взглядами. Затем Джордж повернулся к матери.

– Мама, у тебя ведь есть несколько альбомов, кипы бумаг, писем, открыток, оставшихся после твоей бабушки?

– О да, милый! Все это хранится на чердаке. Знаете ли, моя бабушка с материнской стороны, Джулия Гордон, была большая аккуратистка. Она надписала все фотографии, указывая событие, место, число и имена, вела подробный дневник.

Имя Джулии Гордон постоянно упоминалось в отрывках из дневника, приведенных в «Воспоминаниях юности». Она была ровесницей Маделайн.

– Вы позволите мне взглянуть на ваш архив? – заинтересовалась Эмили. – Быть может, мы найдем какие-либо упоминания о событиях тех лет, нащупаем след, который приведет нас к разгадке. Кто знает?

Прежде чем его мать успела ответить, Джордж Лоуренс сказал уверенно:

– Мы сделаем все, что в наших силах, только бы изобличить убийцу нашей дочери.

– Эмили!

Уилл Стаффорд деликатно коснулся ее руки, указывая на толпившихся за ними людей, ожидавших своей очереди поговорить с Лоуренсами.

– Простите, не буду вас дольше задерживать, – поспешно сказала Эмили. – Может быть, я позвоню вам завтра утром?

В столовой был устроен буфет, столики и стулья были вынесены на застекленную веранду, тянувшуюся во всю длину дома.

С тарелками в руках Уилл и Эмили вышли на веранду.

– Сюда, Уилл, – окликнул женский голос. – Мы заняли вам места.

– Это Натали Фриз, – сказал Уилл, когда они подходили к столику.

– Присоединяйтесь к подозреваемым, – весело сказала Натали. – Мы стараемся подготовиться к допросу, на который нас вызывает Дагган.

Эмили покоробило это замечание. Она внутренне согласилась с сидевшей напротив Натали женщиной с суровым лицом, которая сказала резко:

– Такими вещами не шутят, Натали!

Этот упрек ничуть не смутил Натали.

– Я пытаюсь внести некоторое оживление в беседу, Рейчел, – живо возразила она. – Я никого не хотела обидеть.

Сидевший за столом доктор Уилкокс тепло приветствовал Эмили. Ей представили Рейчел, его жену, Боба и Натали Фриз. «Союз зимы с весной, – подумала Эмили. – Интересно, сколько у них он продлится? Пари держать готова, такие браки скоротечны. Впрочем, как знать! Я ведь тоже надеялась, что мой собственный брак будет длиться вечно».

– Мои книги вам пригодились? – с интересом спросил доктор Уилкокс.

– Очень! Благодарю вас!

– Как я понимаю, вы адвокат по уголовным делам, Эмили? – спросила Натали Фриз.

– Да, это так.

– Если кого-нибудь из присутствующих обвинят в убийстве Марты, вы бы согласились его защищать?

«Ей нравится мутить воду», – подумала Эмили. Но она не могла не заметить, что атмосфера за столом неуловимо изменилась. Кому-то, а может быть, и всем, этот вопрос не показался таким уж забавным.

Эмили пыталась отшутиться:

– Я действительно член коллегии адвокатов Нью-Джерси, но, поскольку я уверена, что ничего подобного не может быть, на гонорар я в данном случае не рассчитываю.

Уилл познакомил Эмили со многими жителями городка – с теми, кто постоянно жил здесь, и с теми, кто годами приезжал сюда в летний сезон. Эмили быстро освоилась и чувствовала себя так, будто семья ее жила здесь много-много лет. Дом Лоуренсов был построен в начале 1880-х годов. Возможно, когда-то здесь в гостях бывали и Шепли.

Несколько минут они поговорили с Джоном и Кэролин Тейлор, близкими друзьями Уилла. Кэролин спросила, играет ли Эмили в теннис.

В памяти Эмили тут же промелькнул эпизод в клубе в Олбэни: им с Гэри вручают кубок за победу в парных соревнованиях.

– Да.

– Мы состоим членами местного клуба, – сказала Кэролин. – Когда в мае он откроется, непременно приезжайте на ленч и захватите ракетку.

– Я с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением!

Из разговора Эмили узнала, что Кэролин – воспитательница в детском саду, а Джон – хирург. Эта пара была ей очень симпатична, и Эмили была бы рада более близкому знакомству.

Тейлоры уже собрались уходить, когда после некоторого колебания Кэролин сказала:

– Вы, Эмили, конечно, понимаете, что все присутствующие, вернее, все мы здесь очень сожалеем, что на вас свалились все эти неприятности. Я хотела сказать это от всех нас. – Потом она добавила: – Наши семьи живут здесь давно – мы уже четвертое поколение в Спринг-Лейк. Моя дальняя родственница, Филлис Гейтс, даже написала книгу о жизни городка в восьмидесятых-девяностых годах девятнадцатого века. В юности она дружила с Маделайн Шепли. Эмили смотрела на нее во все глаза.

– Я как раз вчера закончила читать ее книгу.

– Филлис умерла в середине сороковых, когда моя мама была еще совсем молоденькой. Несмотря на разницу в возрасте, они были очень привязаны друг к другу. Филлис часто брала маму с собой, когда отправлялась в путешествия.

– Она когда-нибудь рассказывала вашей маме о Маделайн?

– Да. Сегодня утром мы говорили с мамой по телефону. Естественно, речь зашла о последних событиях. Мама сказала мне, что Филлис не стала писать об этом в своей книге, но она всегда была уверена, что Маделайн убил Дуглас Картер. Кажется, он был ее женихом, или я что-то путаю?