Текст книги "Малая качурка"
Автор книги: Мэри Стюарт
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Глава 12
После их ухода я некоторое время пребывала в размышлениях.
Благодаря их рассказу, вся «тайна» приобрела совершенно иной оттенок. Надо найти Нейла и сообщить ему, кем стал его бывший приятель. Ведь он, если и не опасен, все-таки преступник, за которым нужен глаз да глаз.
Нейл говорил, что днем между приливом и отливом будет, вероятно, на Тюленьем Острове. Он исследовал скалы на северо-западном берегу, куда можно добраться либо при отливе, либо на лодке. Я подумала, что, несмотря на птичий гам, я бы услышала стук молотка о камень. Во всяком случае, времени на его поиски у меня не оставалось.
Я спустилась к дамбе. Скала Нейла, похожая на башмак, была еще сухая, дамбу тоже еще не залило. Я осторожно перебралась на противоположный берег – даже при отливе по водорослям шагать было трудно, – а потом, подойдя к лодочному сараю, заглянула в окно.
Лодки не было. Внутри было пусто. Дневной свет проникал внутрь сквозь открытую дверь. С островка было не видно, что она открыта.
Если сейчас он колет скалы на кусочки, то вечером вернется следить за домом. Значит, успею его завтра предупредить. В конце концов, Ивэна Макея он знал хорошо, а тот и в детстве пользовался определенного рода репутацией. Единственное, что я могла сообщить ему новое, только, что Ивэн сидел в тюрьме. А миссис Макдугал так и не объяснила девушкам, за какое преступление он был осужден. Об этом я думала, когда пробиралась сквозь запущенный сад. Даже, если бы у меня были с собой карандаш и бумага, я бы не стала оставлять записку: вдруг ее прочтет кто-нибудь еще. Завтра успею, а вот, что необходимо сделать сейчас, так это отправится к миссис Макдугал и провести допрос с пристрастием. Может быть, мне она расскажет то, что скрыла от Энн с Меган. Все-таки именно я снимаю дом Макеев. Только надо придумать, каким образом утаить от нее тот факт, что Нейл на Мойле. Не представляю, как долго он сумеет сохранять в тайне свой приезд, но это уже его дело.
Почему-то, после того, как Ивэн Макей побывал у меня в гостях, я считаю его своим.
Придя домой, я, на всякий случай, проверила окна и черный вход. Все было заперто. Потом я зашла в дом, поужинала и двинулась на почту.
Магазин был закрыт, но дверь в дом была распахнута настежь. Девушки отсутствовали, и я решила, что после чая они оправились еще куда-нибудь погулять. На ступеньках меня встретила Мораг. Она сообщила мне, что является «посланием». А что, я пришла позвонить? Тетя дома, но я могу звонить в любое время. Да, тетя будет рада видеть меня. В любое время. Пожалуйста, входите.
Миссис Макдугал была на кухне, но на этот раз ничего не пекла, хотя комнаты наполнял приятный запах приготовленной пищи. Она сидела у печи и вязала. Пригласив меня войти, она кивком указала на стул рядом. Мораг распаковывала свое «послание», оказавшееся огромным кочаном цветной капусты из чьего-то огорода и парой фунтов помидоров, которые, судя по запаху, были только что сорваны. После того, как мы выразили свой восторг, она удалилась.
– Уже помидоры? – Я не знала, когда положено созревать помидорам да и другим овощам. Но, так как от меня явно ожидалось проявление восхищения, я поняла, что задала правильный вопрос.
– Это от моей сестры, – объяснила миссис Макдугал. – Дункан, ее муж, все время возится в огороде, когда не рыбачит. У них есть теплица, и он там все и выращивает. И какой же ловкий, этот Дункан… у них все созревает раньше, чем у всех остальных. – Довязав ряд, она пересчитала петли, потом снова начала вязать. – Он приехал из Ачилтибуа, где занимался гидропоникой. Теперь и здесь пытается заниматься тем же. Вы там бывали? Я нет, а сестра там работала в отеле, где они и познакомились. И она говорит, что это замечательно.
Я ответила, нет, не была, а что такое гидропоника? Она стала мне объяснять, а на плите тихо напевал чайник, а на ее коленях вязаное изделие кремового цвета становилось все длиннее. Ее объяснения о выращивании овощей были мало мне понятны, поэтому я не помню, о чем конкретно шла речь за исключением того, что она пообещала дать мне клубнику в понедельник на ужин брату. Но я помню, как легко текла беседа, что мой непрошеный визит был воспринят, как само собой разумеющееся. И расспросов, зачем я пришла, не последовало. Просто доброжелательный прием гостя и беседа в то время, как на плите закипал чайник.
Он закипел, и она, отложив вязание, приготовила чай. Из банки в буфете были вынуты лепешки, которые были затем намазаны маслом и медом. Я взяла тарелку и чашку и поблагодарила ее. Меня все время занимал вопрос, каким образом от разговора, начавшегося обсуждением гидропоники и перешедшего к вязанию, а потом к ситуации маленьких стран Варшавского Договора, а затем к лучшим сортам шерсти для вязания твида, а еще потом к меду и ухаживанию за пчелами… каким образом мне удастся искусно перевести тему на Ивэна Макея.
Но я зря беспокоилась. Как выяснилось, я просто присутствовала при чайной церемонии и ее ритуалах, принятых на острове. Взяв чашку и снова усевшись на стул, миссис Макдугал посмотрела на меня поверх очков и спокойно произнесла:
– Девочки рассказали вам об Ивэне Макее.
– Да, рассказали.
– А Арчи, по-видимому, сообщил вам, что в коттедже раньше жили его родители. Вы, наверное, боитесь, что он к вам заявится, раз вернулся. – Это было утверждение, а не вопрос.
Поколебавшись, я отрицательно покачала головой.
– Не совсем. Просто мне захотелось побольше узнать о нем. За что он, например, попал в тюрьму? Он что-то натворил здесь… на островах?
– Нет. В Лондоне.
– Но его родители еще жили здесь?
– Да. И, конечно, все об этом знали. И знали еще и то, что Макеи, бедняжки, делали все, что было в их силах, для мальчика, как только усыновили его. – Она глотнула чая. – Вы знаете, что с Мойлы они уехали. Им было стыдно после всех этих разговоров и газетных сообщений. Только они еще хотели расстаться с ним навсегда. – Она чуть улыбнулась. – «Навсегда»? Вот как было на самом деле. Он был совсем испорченный, а они очень хорошие. Они хотели навсегда от него отделаться, и мне кажется, что они чуточку боялись, что он вернется. Как им тогда его прогнать?
– Боялись? Насилие, вы имеете в виду?
– Не знаю. Я слышала, что он однажды угрожал своему отцу, но не знаю, правда ли это. А они, бедняжки, никогда и дурного слова о нем не говорили.
– Миссис Макдугал, – спокойно спросила я, – а за что его посадили?
Она отставила чашку и снова принялась вязать.
– Мисс Фенимор, говорят, что, если человек совершил дурное и был за это наказан, то он уже ничего не стоит. Вы согласны? Да, он плохой, но он почти два года провел в тюрьме. Может, лучше забыть. – Щелкали спицы. – Не надо так смотреть, мисс. Вы ни в чем не виноваты. Это я виновата, что разболталась с этими девочками. Зря я не попридержала язык.
– Вы как раз его и придержали. Мне вы ничего не сказали. Только девушкам, да и то только потому, что были потрясены, когда они сказали, что видели его. И вы сами испугались, что он может приехать, чтобы узнать у вас адрес его родителей. Так?
– Так. Хотя, не «боюсь». Со мной-то ничего не случится. Вокруг полно добрых соседей. Да он мне ничего и не сделает, я думаю. Но вы, девочка, – я опять была повышена в чине от «мисс Фенимор» – вам нечего бояться, что он заявится к вам. Пусть даже у него есть судно, на котором сможет пробраться в бухту незаметно. Ему, наверняка, сообщили, что родители уехали, а дом сдан.
– Да. Хорошо. Спасибо за чай, миссис Макдугал. Приятно с вами разговаривать, но мне пора… – Я поднялась. – Раз уж я здесь, можно позвонить?
– Можно. – Вязание лежало на коленях, а она внимательно глядела на меня поверх очков. – Посидите еще минуточку, девочка. Вы ведь не только из-за любопытства пришли ко мне расспрашивать о мошеннике, правильно? Вы боитесь ночевать там одна? Потому что, если бы вы…
– Нет, все в порядке. Дело не в этом.
Она кивнула.
– Так я и думала. Что-то есть еще.
Некоторое время мы молчали. Она, казалось, размышляла о своем вязании. Потом произнесла совершенно не к месту: – Эти девушки, они высокого мнения о вас.
Я не знала, что ей ответить, поэтому промолчала.
Она снова кивнула, будто я все-таки ей ответила.
– Ладно, расскажу я вам, и спрашивать, зачем вам это надо знать, не стану. – Она снова взяла спицы, и они защелкали. – Как выяснилось на суде, он грабил пожилых леди… обманывал доверие, так было сказано. Он следил за объявлениями в газетах, и, когда кто-нибудь умирал, и оставалась вдова, он шел к ней и что-нибудь выдумывал. Он вечно что-нибудь выдумывал в детстве, даже если в этом не было необходимости. И такой он был всегда славный и невинный, что, если бы вы его не знали, то обязательно бы поверили. А иногда ему верили и те, кто хорошо его знал. Вот он очаровывал и обманывал пожилых леди в их горе, и выманивал у них все, что мог. Последней, из-за которой его и поймали, было восемьдесят пять лет, она еще и болела. Он украл у нее все сбережения, больше трехсот фунтов. Говорят, что он мог потратить такие деньги за неделю. Его обвинили еще в трех таких преступлениях. Теперь понимаете, какой это был позор для его родителей?
– Понимаю.
Меня охватило сильное сомнение. Говорить ли ей, что Ивэн Макей уже приходил ко мне? Можно ли предположить, что его интерес к Мойле возник потому, что он прочитал в газетах о смерти миссис Хэмилтон. Он сидел в тюрьме, когда это произошло. Освободившись, он немедленно поехал на Мойлу. И до последнего – правда ли это? – не знал, что родители его уехали, и полагал, что едет домой. И что? Тут нет старой вдовы, которую можно обокрасть, но есть пустой дом, который он хорошо знает. Возможно, пусть даже случайно, ему стало известно, что ценного имеется в доме. Следовательно, обманывать никого не обязательно. Остается простое ограбление. Но ему не повезло. Новый владелец – не старая леди, а вполне здоровый молодой человек. Который его еще и знает.
Нейл же, в свою очередь, знает, что, как только на Мойле станет известно о его приезде, об этом узнает и Ивэн Макей. Поэтому Нейл решил на время притаиться и выяснить, что нужно Ивэну. Нет, миссис Макдугал я не могу рассказать о ночном визите Ивэна. Если я попытаюсь успокоить ее, сообщив ей о том, что Нейл здесь и следит, может случиться так, что она станет настаивать на моем переезде в деревню. Или пошлет кого-нибудь сторожить Бухту Выдр и пустой дом.
Сначала надо переговорить с Нейлом. Завтра. Сегодня я должна узнать, как там Криспин. Снова поблагодарив миссис Макдугал, я пошла звонить.
В больнице мне сообщили отрадные новости. По всей вероятности, брат скоро будет у меня. Он уехал утром к друзьям в Глазго. И, да, он оставил телефон в Глазго, чтобы я позвонила, если захочу.
Я позвонила, и Криспин ответил таким веселым голосом, что я поняла, что все хорошо.
– Да, завтра отправляюсь. Мы остановимся в гостинице «Коламба», а в понедельник сядем на паром.
– Мы?
– Да, мой попутчик едет в Обан, мы вместе попали в крушение. Он поедет тем же поездом. Честно говоря, я рад, что он помогает мне. Хотя я и могу передвигаться, но чемодан и камера мне пока не под силу.
– Л нога точно заживает?
– Да. Денек-другой, и я буду скакать по холмам, как баран. Естественно, все зависит от того, что ты там мне приготовила. Новости есть?
– Только несколько сотен тысяч чаек и бакланов и тому подобное. И еще я видела в заливе черных кайр. По-моему, они гнездятся на валунах.
– Звучит соблазнительно. А добраться туда можно?
– По воде. Лодка имеется. Не забудь бинокль.
– Он нужен? Что еще привезти? Местный супермаркет теперь и по воскресеньям работает, и Лаура говорит, что собирается туда утром.
– Ничего, если только какой-нибудь потрясающий сыр. Здесь его нет. Да, и сливки. В понедельник тебя ждет клубника на ужин.
– Святые Небеса! Тут продается лишь калифорнийская, и она совершенно безвкусная. Что происходит с Гебридами? Превратились в теплицы?
– Нет. У нас тут гидропоника. Мне пора. Еще предстоит долгий путь домой в одиночестве. Спокойной ночи, Крис.
– Спокойной ночи. Береги себя, и hasta la vista[2]2
До встречи (нем.).
[Закрыть].
И мы повесили трубки.
Почти десять часов, но все еще светло. По пути домой никого не встретила. Единственным врагом оказалась мошка.
Глава 13
На следующее утро я проснулась позже, чем обычно. Часы около кровати показывали половину десятого. По окну одна за другой мчались дождевые капли. Когда я позавтракала и сделала уборку по дому, было уже начало двенадцатого, и, хотя дождь уже был не сильным, снаружи было так мокро, что тому, кому выходить нет надобности, приходится сидеть дома.
Я решила, что мне выходить нет надобности. Рассудив, я пришла к выводу, что Нейл прекрасно знает, что представляет собой Ивэн Макей, и он, наверняка, следит за домом. Если Нейл решил оставить дом днем без присмотра и изучать скалы на острове с башней, значит, я могу оставаться дома с чистой совестью и ждать, когда пройдет гроза.
Я села за работу, то есть достала бумагу и записи, а потом стала тоскливо на них смотреть. Мне казалось, что прошла целая жизнь, но на самом деле миновало лишь двадцать минут. Слова, которые я написала и почти тут же забыла, были бессмысленными и смешными. В записях было указано, что должно происходить дальше, но мои мозги понятия не имели, как развивать сюжет. Тупик. Полный тупик. Я сидела, уставившись на бумагу, и пыталась забыть о реальности и перенестись в мой роман: в воображаемое будущее, подальше от сомнений и дурных предчувствий.
Я знала, что необходимо предпринимать в подобных случаях. Писать. Писать все, что угодно. Плохие предложения, бессмысленные предложения, любую ерунду только для того, что бы занять мозги и забыть о мире «реальном». Писать до тех пор, пока слова не станут обретать смысл. Заработает мотор, закрутятся колеса, машина дернется со скрипом и поедет, и поедет, и тогда, если повезет, раздражение исчезнет, и начнется настоящий роман. Но стоит только лишь раз отвлечься, встать из-за стола, чтобы приготовить чай или кофе или подбросить дров в камин, или просто поднять голову и глянуть в окно, можно тут же откладывать работу до следующего дня. А то и навсегда.
Выручил меня дождь. Я даже в окно не могла глянуть: все стекло было залито дождем. Поэтому мне оставалось только сидеть и писать.
И я писала. Когда прошел год, а, может быть, и час, я скомкала четыре листа бумаги и швырнула их на пол. Потом снова начала сначала. И еще через год или два я перешла словесный барьер, и внезапно наступило мгновение – прекрасное мгновение – когда я сумела оказаться в моем воображаемом мире и осознать то, что сочинила бессознательно; услышать, как разговаривают люди; увидеть, как они двигаются, причем совершенно независимо от меня.
Когда я пришла в себя, окно было чистым, сияло солнце, а тяжелые тучи катились прочь, открывая голубое яркое небо. Кричали чайки, тихо мурлыкало море. Часы показывали двадцать минут второго.
Привычная яичница и кофе. Затем я налила в термос чай, положила его в карман плаща вместе с пачкой печенья и отправилась в путь по тропе между скал.
К дому Хэмилтонов я подошла в половине третьего. Черный вход все еще был закрыт. Я постучала. В ответ раздалось эхо, которое нарушило тишину этого, несомненно, пустого дома. Наверное, он опять на острове. Я обошла дом и, пройдя по заросшей мхом террасе, заглянула в окна гостиной. Никого, естественно, не было. Все оставалось, как и было. Если он все-таки живет в доме, он, разумеется, приложил все усилия, чтобы не оставлять следов своего пребывания. Каким-то образом меня осенило. Он был прав, подумала я. Не смотря на то, что рассказали мне девушки и миссис Макдугал, в этой «тайне» было нечто неприятное и настораживающее. Чего бы ни было нужно Ивэну Макею это едва ли важно. Не должно быть важно. Он больше не имеет отношения к этому месту. Да и никогда не имел. Ребенок, подброшенный эльфами из старой сказки, навязанный добрым людям, чтобы отплатить злом за добро. Все его намеки на якобы незаконную связь с семьей Хэмилтонов являлись типичным враньем, дабы поразить собеседника. Еще один Мыс Горн. Интересно, кто были его настоящие родители, и существует ли на самом деле такое понятие, как воздаяние за грехи родителей. Сейчас принято не придерживаться подобных идей, но существуют люди, к которым такое понятие применимо. Например…
Я заставила себя прекратить думать об этом. Здесь не место для подобных мыслей. Мойла так прекрасна, и моя башня из слоновой кости стоит целая и по сю пору. У меня отпуск, завтра приедет брат, и все опять войдет в свою колею.
Лодочный сарай снова был пустой, ворота в море были закрыты. Я дошла до конца пирса и посмотрела на остров. Никаких признаков жизни, за исключением птиц да закрытой палатки Нейла. Я взглянула на часы. Был отлив, у меня есть еще три часа. Я стала перебираться на тот берег.
Я поднялась по склону к тому укрытию, где стояла палатка Нейла. Самого его не было. Я прислушалась. Звук молотка ниоткуда не раздавался. Летали с криками чайки, но главную колонию я не потревожила. Я подумала, что услышала бы его, если бы он работал в скалах на северно-западном берегу. Подождав еще пару минут, я отправилась к башне, а затем вверх по ступенькам к той площадке, на которой вчера стояли девушки.
Ступени казались хрупкими; лежащие поперек каменные плиты одними концами были встроены в сложенную без раствора стену, а с другой стороны просто висели в воздухе без всякой опоры. Но винтовая лестница была целая и вела к разрушенной верхней части стены, где и находилась большая плита, откуда открывался прекрасный вид. Как я и надеялась, оттуда мне стало видно то место на берегу, где собирался работать Нейл. Если он бродит совсем рядом со скалами, мне его не увидеть, но я сумела разглядеть большую часть берега, лодки там не было. Сама туда спуститься я побоялась, да в этом и не было необходимости. Поразмыслив еще, я осторожно спустилась вниз по лестнице с намерением посидеть на солнышке у подножия стены и попить чайку. Но там оказалось душно, а незнакомый аромат мускуса, который источали растения, торчащие из стены, был сильнее, чем обычно. Тут еще и мошка прилетела. Оставив башню, я двинулась вверх, стараясь не пугать птиц, а потом направилась к южному концу острова, где земля постепенно спускалась к морю длинными, ровными, каменными террасами. Я нашла укрытие на крохотной лужайке. Ветерок в этом месте прогнал мошку. И я села.
Тишина… крики птиц и шум моря вдобавок к тишине создают настроение, какое недоступно в современном шумном мире… колыхание воздуха, аромат тимьяна и вереска, и согретого солнцем орляка, все вместе создают что-то очень важное. Именно та минута, и то место, когда может возникнуть мысль, и из покоя и красоты начнут слагаться стихи. Но истинное чувство… солнечное тепло, запах воздуха, земное наслаждение чаем и печеньем… простое ощущение жизни настолько переполняли меня, что я была в состоянии только чувствовать, а не думать. Взглянув на море, я поняла, что идет еще отлив, но скоро его, предположительно, сменит прилив Часы показывали всего лишь десять минут шестого. Я легла на спину, закрыла глаза и стала греться на солнышке.
Постепенно порывы ветерка стали доносить до меня странные тихие звуки. Они наполняли воздух. Будто шумит прибой, но это был не прибой. Будто гудит ветер, но это был не ветер. Словно море вместе с ветром пели похоронную песнь, скорбя не человеческим голосом. Голос воды отзывался эхом морских глубин, странный, неземной.
Я открыла глаза и села, прислушиваясь. Кожа у меня на руках покрылась мурашками.
«Научите, как выдержать пение русалок…»
Литература замечательна тем, что одним стихом можно выразить любые мысль или чувство.
Стихи Донна все еще звучали у меня в голове, а я уже вычислила место, откуда доносился звук. Нейл мне кое-что рассказал об острове. Это же Эйлеан-на-Роин, Тюлений Остров. На берег вышли серые тюлени: покормиться и понежиться на солнышке. И теперь, может быть потому, что наступал вечерний прилив, тюлени пели.
Не удивительно, что старые моряки, услышав эти странные звуки, доносившиеся из тумана, приписывали их русалкам или сиренам, или неизвестным существам морских глубин. Этот крик подобен музыке, он почти человеческий, но всегда не спокойный. Словно кто-то играет на ветру. Будто эту бездушную музыку исполняют не на деревянном или металлическом инструменте, а на теплой дышащей ткани. И это волшебное, непреодолимое чудо. Для меня это была завершающая точка великолепного дня. Я прекрасно поработала, и я услышала пение русалок.
Медленно-медленно, стараясь не попадаться тюленям на глаза, я поползла на пение. Добравшись до начала подъема, я увидела внизу ряд ровных камней. И, да, «русалки» были на месте. Они сушились на солнце и довольные лежали вразвалку с закрытыми глазами, наслаждаясь тишиной точно так, как только что делала я. Жирная серая «русалка» похлопала ластами и перевернулась на спину, открыв на обозрение свой белый в пятнах живот. Из моря выбралась еще одна и поползла к своему детенышу. Тот радостно уткнулся в нее и начал сосать. Неподалеку от меня еще один малыш лежал явно довольный и сытый. Он заметил меня, и огромные глаза с любопытством уставились на меня, но без страха. Это был Эйлеан-на-Роин, а я же всего лишь прохожий.
Было пора идти. Неохотно я поползла назад, чтобы не потревожить спящих обитателей детской комнаты, и встала. Посмотрела на часы. Десять минут шестого.
Десять минут шестого?
Когда я в последний раз глядела на часы, было тоже десять минут шестого.
Я приложила часы к уху. Они были на батарейках, но легкое тиканье должно было быть слышным. Ни звука. И только теперь я поняла, сколько я потратила времени на путь от коттеджа и на ленивое времяпрепровождение на острове. Может быть, я вышла из дома вообще не в два часа? Часы постепенно замедляли ход весь день.
Я побежала.
Я видела дамбу. И скалу, которую мне показывал Нейл. Вода достигала ее середины. Осталось сбежать вниз до дамбы, дорога ровная. Я успею.
Но я забыла о другом, о чем говорил мне Нейл.
«Прилив, – сказал он, – наступает рысью».
И так оно и было. Несмотря на то, что в то время, когда я начала свой бег, вода доходила всего до середины камня, вся каменная запруда да и верхняя часть дамбы были залиты водой. И пока я мчалась, вода все понималась и поднималась.
Я в нерешимости остановилась. Я, возможно, и сумела бы перебраться на ту сторону, но, как я уже и говорила, дамба была покрыта водорослями, и идти по ней было опасно даже во время отлива. И хотя плавала я хорошо, прилив кружил таким страшным водоворотом, что мне совсем не захотелось плыть.
И, конечно, из-за растерянности и тревоги момент был упущен. Еще волна, и камень-ориентир исчез под водой. Что ж, что случилось, то случилось. А самая высокая точка прилива когда? В полночь?
На некоторое время меня охватила ярость, ярость и одновременно стыд за свою собственную глупость, банальность ситуации, воспоминание о моем коттедже, ужине и уютном очаге. Потом ярость стихла. Ее сменили другие образы: палатка Нейла у склона и возможность, вероятно и не худшая, провести в ней ночь. К тому же, отличное место, откуда можно увидеть Нейла на лодке, когда он будет возвращаться. Можно будет его позвать, и он, конечно, заберет меня с собой.
Я потащилась снова к лагерю и обнаружила, что мне даже не придется собирать дрова для костра. Внутри пузатой маленькой палатки имелась походная газовая плитка. Вдобавок к ней были чайник, котелок, спички, чайные пакетики и сухое молоко. Изучая запасы Нейла, я обнаружила консервы с бобами, сардинами, ветчиной и галеты. Мне не на что было жаловаться, как и швейцарской семье Робинзонов. И, разумеется, отличный спальный мешок. Я лишь надеялась по мере того, как садилось солнце и ветер становился холоднее, что мне не придется им воспользоваться.
Тюлени пели до захода, потом смолкли.
Становилось темно, начали пропадать птицы. Постепенно они тоже замолчали. Один лишь полный поднимающийся прилив заполнял полусветлую ночь Нагорья своим холодным звуком. Я уже не могла разглядеть дом. Да и лодочный сарай, находящийся ближе к берегу, тоже исчез в темноте. Но лодка так и не появилась.
Задолго до того, как небо потускнело и появились звезды, я зажгла плитку и разогрела бобы, которые и съела с бумажной тарелки. Закончила я свой ужин чаем с печеньем. Потом я забралась в спальный мешок.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.