Текст книги "Эхо чужих желаний"

– Подожди, скоро все узнают об этом, – веселился Том О’Брайен. – Тогда мало кто посмеет глядеть на нас косо.

– Если я получу стипендию.

– Ты ее получишь. Агнес, проследи, чтобы девочка не работала по дому, слышишь меня?

– Я как раз хотела попросить, чтобы ты не заставлял ее выкладывать на полки товар и разносить твои сообщения.

Родители радостно препиралась у кастрюли с бараньими костями, а Джим и Бен наблюдали за происходящим.

Дверь открылась, и вошла Крисси в забрызганном кровью фартуке.

– Боже, на улице мороз, а в лавке дверь нараспашку. Я чуть не откромсала себе руку, когда рубила мясо для мисс Маккормак и приходского священника.

– Клэр пойдет в среднюю школу! – крикнул Джим.

– Она будет учиться много лет, и это бесплатно, – подхватил Бен.

– Я никуда не иду, – запротестовала Клэр. – Я участвую в конкурсе на стипендию. Если ты разгадаешь в газете кроссворд, ты же не скажешь, что выиграл конкурс кроссвордов?

Но Клэр никто не услышал.

– Представь себе, твою младшую сестру выбрали для участия в конкурсе на стипендию, – торжествовала Агнес.

– Кто бы мог подумать! – воскликнул Том О’Брайен.

Для Крисси это был перебор. Она провела долгий тяжелый день, работая в холодной лавке, вернулась домой к чаю и должна слушать, как все превозносят Клэр, мерзкую проныру Клэр, которая вечно плетет интриги исподтишка.

– Ты будешь жить в пансионе? – спросила Крисси.

– Если выиграю конкурс. Но если мне не повезет, я никогда туда не попаду.

– О, ты добьешься своего. Ты всегда получаешь то, чего хочешь, – с горечью заметила Крисси.

– Вовсе нет! – крикнула Клэр. – Я никогда ничего не получаю.

– Ну конечно. Все только и говорят о святоше Клэр. Что ж, надеюсь, ты поступишь в пансион. Тогда у меня на время появится своя комната, а святая Клэр перестанет шпионить за мной и превращать мою жизнь в кошмар.

– Крисси, прекрати немедленно! – велела мать, глядя на красную от злости дочь в грязной мясницкой куртке. – Порадуйся за сестру!

– У Двайера к тебе будут лучше относиться, если твоя сестра поступит в среднюю школу, – с энтузиазмом предположил Том.

– О, им все равно, сиди она хоть в окружной тюрьме, – усмехнулась Крисси. – Но я рада, правда рада, что в доме наконец-то наступит покой.

Она хлопнула дверью и поднялась по лестнице, так что надежда Клэр сделать домашнее задание в спальне испарилась.

– Не обращай на нее внимания, – сказала мать. – На самом деле Крисси в восторге.

Наверху Крисси бросилась на кровать. Это было слишком. Особенно сегодня, когда Джерри зашел в лавку купить полфунта фарша. Крисси, как всегда, пошутила: мол, как так вышло, что он, парень с двумя женщинами в доме, сам ходит по магазинам? Джерри улыбнулся и ничего не ответил. Тогда Крисси, пытаясь проявить любезность, учтиво поинтересовалась, как поживает мать Джерри. Она по-прежнему боится выходить из дома? Джерри внезапно рассвирепел. Тихим голосом, чтобы его не услышали покупатели, он назвал Крисси болтуньей. Он произнес это слово несколько раз. У болтуньи Крисси язык без костей, никому от нее покоя нет, она не понимает, что иногда лучше промолчать. Настоящее трепло. Крисси опешила. Что она такого сказала? Она ведь только поинтересовалась у Джерри здоровьем матери. Но Джерри не улыбался. Он заявил, что Крисси следует держать свой длинный язык за зубами и не обсуждать чужие дела публично.

Крисси испуганно спросила, увидит ли она Джерри вечером в кино, куда они обычно ходили по пятницам всей гурьбой. «Может, увидишь, а может, и нет», – ответил Джерри. Он больше не злился, но вел себя холодно. Крисси поняла, что из-за вежливого вопроса о глупой старой миссис Дойл, которую, если вдуматься, Крисси не встречала уже несколько месяцев, она навсегда потеряла Джерри Дойла.

А теперь, Господь всемогущий, приходится терпеть переполох из-за Клэр. Почему беда не приходит одна? Сперва поднялся шум из-за того, что Томми и Нед бросили жилье, которое снимали в Лондоне. Это выяснилось, когда мама написала домовладелице и поинтересовалась, почему сыновья ей не отвечают. Хозяйка прислала слезливое письмо, где говорилось, что парни исчезли, не заплатив за три недели. Папа очень расстроился и чуть не плакал. Родители отправили домовладелице почтовый перевод вместе с извинениями.

Оказалось, что старшие братья семейства О’Брайен уволились и работали с другой бригадой. Домовладелица подобрела, получив плату, с которой давным-давно распрощалась, и рассказала родителям, что их сыновья примкнули к каким-то грубым парням, не внушавшим симпатии. Она сообщила, что в пятницу вечером в пабе выдают зарплату и, если написать туда, Том и Нед получат письмо. Вскоре пришли известия от братьев. Нед сожалел, что они не написали раньше, и ссылался на трудные времена. Братья сменили работу и жилье. У них было мало денег, и они надеялись, что мама с папой их поймут правильно. Родители не хотели никаких денег. Они умоляли детей оставаться на связи. Тогда Том и Нед прислали странную открытку. Никому в Каслбее не нравилось получать открытки, ведь миссис Конуэй имела полное право комментировать их содержание. Агнес О’Брайен отправила Неду фунтовую банкноту в конверте на адрес паба с просьбой купить конверты и марки. Мать не желала, чтобы весь Каслбей знал о том, что происходит в семействе О’Брайен. Кстати, почему Томми до сих пор не написал ни строчки? Что ж, Томми, как известно, был не силен в грамоте, но он в полном порядке и отлично справляется.

Том О’Брайен поинтересовался, все ли расходы покроет стипендия, если Клэр действительно выиграет конкурс.

– Да, – решительно подтвердила Клэр.

Она не знала наверняка, но не собиралась пока ничего обсуждать. Мисс О’Хара советовала исходить из того, что она выиграет конкурс и уедет из дома, иначе ей придется потратить драгоценное время, беспокоясь о том, на что она не может повлиять.

Доктор Пауэр обещал отвезти Клэр в город в день конкурса. Он заявил, что все равно должен появляться в городе раз в месяц, так что день конкурса ему вполне подойдет. Нет, конечно, для него это не слишком рано. Анджела попросила его помочь, поскольку автобус приходил в город слишком поздно. Доктор Пауэр сказал, что почтет за честь забрать девочку вечером. Он надеялся сыграть свою роль в судьбе ребенка, который прославит Каслбей. Родителей Клэр слова доктора обескуражили. Они не воспринимали участие дочери в конкурсе как честь и видели в нем очередную проблему.

До конкурса оставалось еще шесть недель. Клэр по-прежнему приходила к мисс О’Харе домой дважды в неделю. Иногда мисс О’Хара просто давала ей тему эссе, а сама готовила еду для матери или наводила порядок на кухне. Затем она просматривала работу, не скупясь на похвалу и замечания, обсуждая спорные моменты и полемизируя. Клэр ни разу не показалось, что она написала плохое эссе, однако она поняла, как написать сочинение, достойное наивысших похвал. Ей следовало относиться к предстоящему конкурсу как к пробе на роль. Это был ее единственный шанс. Другого не представится.

Клэр писала эссе на тему «Сельская жизнь в сравнении с городской», которая несколько лет назад упоминалась среди тем конкурса на стипендию, когда мисс О’Хара в волнении встрепенулась. Клэр подняла глаза и увидела, что учительница читает письмо. Старая миссис О’Хара тоже вскинула голову, ожидая вместе с Клэр объяснений.

– Это Эмер, – воскликнула Анджела. – Они с Кевином устали от суеты вокруг свадьбы. Знаете, что они собираются сделать? Они хотят пожениться в Риме и уже обо всем договорились. Венчание состоится в приделе собора Святого Петра в Светлый понедельник. У Кевина есть друг – священник, он учится в аспирантуре…

Анджела зачитала отрывок из письма:

– «Он сказал, что проблем нет. Мы выслали документы и поженимся в Святом городе. Теперь нам никто не помешает. Даже ужасные кузены Кевина лишились дара речи, потому что осуждать нас все равно что критиковать папу римского. Ехать в Рим слишком дорого и далеко, поэтому родня останется дома. Я надену на свадьбу то, что нравится мне, а не сестрам, и мы сможем совершить свадебное путешествие по Италии. Не понимаю, почему мы не подумали об этом раньше».

От удовольствия Анджела обхватила себя руками за плечи.

– Разве это не великолепно? – спросила она у старушки и девочки, которые потрясенно на нее смотрели.

– Но ведь ты не сможешь поехать, – заметила мать.

– Почему? Я собиралась в Дублин, а вместо этого поеду в Рим.

Анджела откинулась на спинку кресла и улыбнулась, глядя в потолок:

– Теперь я не сомневаюсь, что чудеса случаются.

Эмер не верила собственным ушам.

– И ты будешь подружкой невесты?

– Почему бы и нет? Римляне видели, как львы поедают христиан. Наверное, престарелых подружек невесты они также видели.

Анджела позвонила подруге из отеля Диллона – миссис Конуэй пришлось бы устанавливать прослушку, чтобы быть в курсе.

– Мы отлично проведем время. Ты же останешься с нами на несколько дней? Тебе не придется спешить домой сразу после свадьбы?

– Нет, я возьму свои лучшие ночные рубашки и халат с рюшами и заберусь к вам с Кевином в постель. Это будет здорово.

– Анджела, это самая лучшая новость. Подумать только – ты готова проделать весь этот путь до Рима! Ты замечательная подруга. Даже не знаю, как отблагодарить тебя.

– Когда я соберусь замуж, то устрою венчание в Иерусалиме. Тогда и проверим, на что готова ты.

Эмер рассмеялась:

– Не думаю, что у тебя много шансов закрутить роман с шафером, но кто знает!

– Кто знает! Итальянская музыка и вино настраивают на романтический лад.

– Анджела, это чудесно! Я снова чувствую себя юной девушкой.

– Говоря по правде, я тоже.

Вскоре все узнали, что она едет в Рим. Дик Диллон, который бросил пить и поэтому ходил злой как собака, пригласил ее в отель и показал множество рекламных проспектов.

По словам Дика, из-за обилия паломников выгоднее всего было отправиться в Рим, приобретя тур системы «все включено». Ей забронируют место в гостинице, и с ней рядом всегда кто-то будет. Анджела была благодарна Дику за дельный совет. Она боялась, что самолет обойдется слишком дорого. Разумеется, Дик Диллон был прав. Оказалось, что все гости Эмер едут в Рим по этой же схеме.

Дик Диллон сказал, что бывал в Риме и бросил монету в фонтан, чтобы снова вернуться туда, но так и не вернулся. Он мрачно покачал головой.

Анджела заявила, что ничто не мешает поехать в любое время. Дик возразил, что она его не понимает: теперь, когда он бросил пить, нет смысла куда-либо ехать. Быть в Италии и не выпить вина? А граппа? О боже, граппа – изумительный напиток, он прямо-таки обжигал глотку. Нет, ехать в Рим и пить молоко – бессмысленно.

Они перешли к менее душераздирающим темам. Анджела порадовалась, что Джози в следующем году поступает в финансовый колледж, в последнее время она явно делает успехи. Дик Диллон согласился: Джози была когда-то откровенной и жалкой тупицей, но взялась за ум. Это хорошо для нее, она не останется в стороне, когда ее ловкие братья и сестры приберут отель к рукам. Ей не придется прозябать без должности и статуса, просаживая печень, как это случилось с Диком.

– Но теперь с тобой все в порядке, Дик, – нетерпеливо заспорила Анджела. – Почему ты не можешь вернуть себе свою долю, взять ситуацию под контроль, побороться за свои права – или чего бы ты хотел?

– Наверное, я сам не знаю, чего бы я хотел. В этом-то и проблема, – помрачнел Дик Диллон.

– Поезжай со мной в Рим, – предложила Анджела.

– Я мог бы, но компаньон из меня неважный. Мы не смогли бы пойти туда, где подают выпивку, – ответил Дик, восприняв приглашение всерьез.

– Тогда оставайся дома, а я пришлю тебе открытку с твоим фонтаном.

Дэвид Пауэр пришел в ярость, узнав, что Анджела едет в Рим.

– Я хотел предложить вам оплату и еще раз пройтись вместе по курсу истории. Ваша версия событий звучит более разумно, как будто все эти деятели были нормальными людьми.

– Они в большинстве своем нормальными не были, так что, похоже, я ошибаюсь.

Дэвид испытывал сильную тревогу за себя и свое будущее.

– Все будет в порядке, Дэвид, ты очень умный и много работал. После стольких лет усердной учебы это всего лишь нервы. У тебя впереди еще несколько недель, чтобы разобраться с тем, в чем ты не уверен. Посмотри на Клэр О’Брайен. Ее действительно стоит пожалеть. У нее один-единственный шанс получить достойное образование. Твой отец очень добрый человек, он обещал отвезти ее на конкурс на будущей неделе. Если Клэр не получит стипендию – на образовании придется поставить крест, а ведь она безумно хочет учиться.

– Держу пари, она в бешенстве из-за того, что вы уезжаете в Рим, когда вы так ей нужны, – не сдавался Дэвид.

Ему даже в голову не приходило, что у мисс О’Хары могут быть иные интересы, помимо преподавания.

– Как ни странно, Клэр очень рада за меня, но, как известно, женщины более отзывчивы и великодушны, чем мужчины.

Дэвид улыбнулся, к нему вернулось хорошее настроение.

– Надеюсь, она получит стипендию.

– Я тоже очень на это надеюсь. Помню, как семнадцать лет тому назад – наверное, в тот самый год, когда ты родился, – я тоже поехала в город, чтобы участвовать в конкурсе, и понятия не имела, сколько фермерских дочерей составит мне конкуренцию. Недостаточно было оказаться самой умной в Каслбее, на конкурс съехались девочки со всего графства.

– Наверное, когда вы получили стипендию, это было здорово?

– Не совсем. Мой отец напился и вел себя грубо. Не из-за стипендии. По крайней мере, сначала он о стипендии не вспоминал. А потом расстроился и заявил, что дочь Динни О’Хары живет на чужие подачки. Нет, тот день был не из приятных, – рассказала Анджела и оживилась. – Зато потом все было здорово… Как поживает Джеймс Нолан?

– Тоскует по Фионе Дойл. Боюсь, не он в этом виноват.

– А его сестра? Тоже тоскует?

– Она справилась со своим горем. Женщины более непостоянны, чем мужчины.

Анджела проигнорировала колкость и спросила:

– Кэролайн снова переключилась на тебя?

– Она попыталась, но я пресек все попытки, сославшись на экзамены, – загордился собой Дэвид. – Меня непросто прибрать к рукам.

– Хорошо, что мы с тобой не ровесники. Ты бы разбил мое сердце вдребезги.

– Вы помолитесь за меня в Риме, мисс О’Хара?

– Конечно, Клэр. В соборе Святого Петра в Пасхальное воскресенье и на венчании в понедельник, а во вторник – в день конкурса – я пойду куда-нибудь на мессу и тоже помолюсь за тебя.

– Это должно сработать. – Клэр прикидывала что-то в уме. – Ни за кого не будут столько молиться. Но все же жалко, что вы уезжаете.

– Будь я рядом, тебе могло быть только хуже. Ты бы слишком волновалась. Наверное, в такое время лучше быть одному.

Клэр засомневалась:

– Мне не с кем поговорить.

– Почему же? Доктор Пауэр заедет за тобой на машине. А еще Джози – ей до смерти захочется все разузнать. И твои родители. Непременно расскажи им. Тебе может показаться, что они не проявляют интереса, но это не так.

Анджела пыталась припомнить побольше людей, с которыми Клэр могла бы поговорить. Задача была не из легких. Клэр стоило держаться подальше от монастыря: матушка Иммакулата ввергла бы девочку в отчаяние нотациями о том, как она должна была ответить и что сказать.

– И ты всегда можешь поговорить с Дэвидом Пауэром.

– Я бы не стала, мисс О’Хара. Он немного заносчив.

– Нет, это не так. Его мать – да, но Дэвид – нет, вовсе нет. Хотя поступай как знаешь. Подожди, пока я не вернусь. Я приеду в субботу поздно вечером – слишком поздно для тебя. Оставь у меня дома записку и приходи после утренней мессы. Мы позавтракаем, и ты подробно расскажешь мне, как выиграла конкурс, размахивая флажками в честь Каслбея.

Клэр внезапно обняла мисс О’Хару прямо на обочине дороги, которая разбегалась в трех направлениях: в сторону гольф-клуба, Клифф-роуд и Черч-стрит. Вокруг не было никого, кроме проезжавшего мимо велосипедиста и его бегущей собаки.

– Вы так добры. Никто бы не смог подготовить меня лучше. Даже не знаю, как вас благодарить.

Анджела смутилась. Она быстро обняла девочку и сразу отпустила:

– Все в порядке. Впереди самое трудное – долгие недели ожидания.

«Кевин очень мил», – подумала Анджела.

Он встретил ее вместе с Эмер на вокзале Кингсбридж, когда она приехала вечером в Дублин. Кевин подбежал, подхватил чемодан и поздоровался. Его лицо в обрамлении рыжеватых волос покрывали веснушки. Он так радовался обществу Эмер, словно она была подарком, который для него сняли с рождественской елки.

Подруга совсем не изменилась за семь лет, прошедших с тех пор, как Анджела с ней познакомилась. На Эмер был коричневый вельветовый сарафан и белая блузка; с сумкой через плечо она вполне могла сойти за студентку. Анджела невольно прикоснулась к своему лицу, задаваясь вопросом, как сказались на ней годы жизни на ветру, под дождем и морскими брызгами, уход за матерью-калекой и преподавание в бедной сельской школе? Она, должно быть, выглядела намного старше Эмер, хотя на самом деле была моложе больше чем на год. Ее одежда была бесцветной и старой. Анджела перегладила и аккуратно упаковала свой лучший гардероб, но теперь ей хотелось потерять чемодан, который нес Кевин, пока они шли по платформе к автобусу. Эмер взяла ее за руку, и лишние годы унеслись прочь.

– Знаешь, я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты согласилась, – сказала Эмер с сияющими глазами. – С тобой все выглядит более правильным. Не таким чудаковатым, если ты понимаешь, о чем я.

Кевин с жаром кивал:

– Ты замечательная подруга, Анджела. Словами не передать, как мы обрадовались. После твоего звонка Эмер пустилась в пляс. Это бесподобно с твоей стороны.

– Письма идут слишком медленно, я решила не ждать и позвонила, – призналась Анджела.

– Мать тоже довольна, а ведь она, господи боже, уже давно ничему не радуется. Она помнит, как ты приходила к нам в гости, и уверена, что ты гораздо надежнее и солиднее всех моих подруг.

– С какой стати она считает меня надежной? Я бы ни за что на свете не захотела быть солидной, – возмутилась Анджела.

– Ну, ты же осталась в Каслбее ухаживать за больной матерью. Кто теперь сравнится с тобой в глазах чужой матери? Ты, безусловно, превзошла всех дочерей в мире.

Они рассмеялись так, словно никогда не расставались и обе с рождения знали Кевина. Когда они вскочили в автобус, а затем легко взбежали по лестнице, чтобы покурить, Анджела впервые ощутила укол зависти к Эмер. Разве не прекрасно предвкушать будущую жизнь бок о бок с этим добродушным, веселым парнем? В автобусе молодые рассказывали о купленном ими доме. В нем многое придется переделать, зато в результате дом будет потрясающим. Друзья повели Анджелу в ресторан, которого не существовало в те времена, когда она жила в Дублине. Там были свечи в винных бутылках, а за столиком прислуживал иностранец, словно они уже оказались за границей.

Миссис Келли ждала их у дверей.

– Наконец-то ты здесь, Анджела, – сурово сказала она. – О чем она думала, продержав тебя так долго на улице? Почему, черт возьми, тебя не привезли домой прямо с вокзала? Я приготовила сэндвичи.

– Новость о свадьбе просто чудесная! Венчание в Риме! Кто бы мог поверить?

Анджела виртуозно владела искусством переводить разговор с пожилыми женщинами на более приятные темы. Мало кому удавалось провернуть подобную операцию за один прием.

– Ну да, конечно, но Рим так далеко, к тому же семья… Я не уверена, стоит ли…

Анджела захлопала в ладоши, как веселая школьница:

– Вы все просто замечательные, миссис Келли. Я бы поступила точно так же и дала собственной дочери шанс увидеть его святейшество и встретить Пасху в Риме. Обвенчаться в Дублине может любой. Будь это мой выбор, я бы предпочла, чтобы мой ребенок испытал нечто необыкновенное. К тому же на память останутся фотографии.

Анджела подобрала правильные слова. Она ввела в игру новый козырь: возможность превзойти остальных. Миссис Келли оценила ее слова так высоко, что даже предложила подругам по стаканчику шерри на ночь.

Эмер хотела отказаться, но Анджела прошипела:

– Последняя ночь под этой крышей.

Они сели и поговорили о том, какое впечатление произведут на знакомых фотографии из Рима. Миссис Келли спросила Анджелу, какую шляпку она наденет. Анджела сроду не носила шляпок и замешкалась с ответом.

Эмер пришла подруге на помощь:

– Мы выберем завтра утром.

Поднимаясь в спальню, Эмер заявила, что выбор шляпки – отличный предлог смыться из дома на час или два, пока сюда не заявится родня, чтобы помахать рукой на прощание и вывести их из себя.

В комнате Эмер стоял раскладной диван, на котором сидели, когда в доме никто не гостил, однако в случае надобности диван легко раскладывался в запасную кровать. Именно на нем предстояло спать Анджеле. Но подруги просидели на диване два часа, болтая обо всем подряд. Потом они сообразили, что у них впереди еще долгие дни в Риме и что Анджела отныне может ежегодно приезжать в Дублин к Эмер и Кевину домой, где никто не устроит ей с порога допрос.

– Я никогда не говорила с тобой о деньгах, – сказала Эмер, забираясь в постель. – Кевин просил рассказать тебе, что жених дарит подружке невесты подарок. Он хотел, чтобы я тактично выяснила, не лучше ли вручить подарок деньгами, чтобы оплатить тебе дорогу. Он советовал не спрашивать в лоб, но я не знаю, как еще об этом спросить.

– Кевин очень добр. Тебе так повезло, Эмер.

– Я знаю, – кивнула Эмер и обхватила колени, как школьница. – Я сама с трудом верю своей удаче. Так что ему передать?

– Скажи, что я тронута до глубины души, но предпочитаю подарок. Ты же знаешь, в Каслбее я живу дома и траты у меня небольшие. Я почти никуда не хожу. Каждую неделю откладываю немного на почте и столько же прячу в коробку под кроватью, как сумасшедшая старуха.

– Почему, ради всего святого, ты не относишь все на почту? – удивилась Эмер.

– Потому что я не хочу, чтобы эта чертова миссис Конуэй знала, сколько мне удалось скопить за эти годы. Честное слово, Эмер, у меня правда есть деньги. Большое спасибо тебе и Кевину, но я не трачусь на одежду, поэтому все в порядке. Я всегда надеялась, что у меня будет шанс куда-нибудь выбраться.

Эмер моргнула, стряхивая слезы с ресниц. Было так грустно смотреть на Анджелу, которая лежала на диван-кровати, опершись на локоть. Ее длинные каштановые волосы были расчесаны и прихвачены сзади резинкой, на бледном лице читалась тревога. Эмер чувствовала себя виноватой: жизнь подруги была несладкой, а теперь она тратила свои сбережения на поездку в Рим. Но Анджела с самого начала не сомневалась в своем решении. Казалось, она искала предлог, чтобы оказаться в Риме, и ей подвернулся хороший шанс. Энтузиазм Анджелы вдохновлял, особенно когда все вокруг постоянно хандрили и жаловались. Эмер счастливо заснула, не догадываясь, что Анджела выкурила пять сигарет, в надежде, что к ней придет сон, а когда этого не произошло, она приняла полтаблетки снотворного, запив глотком воды.

Молодые встречались с шафером в Риме, поэтому самолетом летели Мария, кузина Кевина, сотрудница авиакомпании «Аэр Лингус», имевшая право на льготный билет, и Дэвид, дядя Эмер. Он вроде был художником и раз в год ездил на континент рисовать. Баланс был рассчитан очень тонко. По одному родственнику с каждой стороны, но при этом ни матерей, ни отцов, ни сестер, ни братьев, никаких священников и монахинь. От Эмер в церемонии принимала участие подружка невесты, а шафер, который ехал в Рим поездом, был другом Кевина и преподавал в той же школе.

Прения о том, стоит ли родителям приезжать на венчание, длились целый день. Кевин и Эмер, для вида поддержав идею, старательно перечислили все мыслимые контраргументы. Это сработало. Молодые прошли через турникеты в Дублинском аэропорту в компании Анджелы, дяди Дэвида и кузины Марии. Их свадебное путешествие началось.

Он ждал ее у входа в отель. Анджела запретила ему приходить, потому что в гостинице жили ирландские паломники. Он должен был передать записку с указанием места встречи.

Такси, которое отец Флинн вызвал для дяди Дэвида, кузины Марии и Анджелы, притормозило у дверей. Шон нетерпеливо подскочил к автомобилю, но Анджела сердитым жестом отослала его прочь. В первую очередь ее шокировал синий костюм брата в сочетании с бледно-голубой рубашкой, расстегнутой у ворота. Ей не приходило в голову, что Шон больше не одевается как священник.

Анджела потратила целую вечность, уверяя Дэвида и Марию, что она справится, что паспорт, который вскоре понадобится, у нее при себе и что ее ждут на стойке регистрации. Потом они несколько раз повторили друг другу, где именно встретятся завтра перед ланчем: у подножия Испанской лестницы, на нижней ступеньке, чтобы никто не заблудился.

Заметив, что Шон жадно прислушивается к разговору, Анджела напряглась. Она хотела отгородиться от брата, чтобы их жизни не пересекались. Она ненавидела Шона за то, что он молча стоял в стороне, горя желанием присоединиться к их компании. И ненавидела себя за то, что удержала брата на расстоянии одним взмахом руки.

Наконец Дэвид и Мария снова уселись в такси и отправились в отель, куда уехали отец Флинн и счастливая пара. Туда тем же вечером должен был приехать шафер. Эмер расстроилась, узнав, что Анджела не может и даже не попыталась изменить свои планы и перебраться к ним в отель. Но Анджела настояла на том, чтобы остаться в забронированной гостинице. Они и так будут часто видеться, ведь отели находились всего в десяти минутах ходьбы друг от друга.

Анджеле выдали ключ от номера и указали на опасный с виду лифт.

Шон подошел к сестре.

– Они уехали? – боязливо спросил он.

– Да.

– Ох, Анджела. Анджела! Спасибо тебе, и благослови тебя Бог! Спасибо, что ты здесь. Я признателен тебе всем сердцем. Сюя просила поблагодарить тебя от ее имени, она хотела, чтобы ты знала об этом.

Шон положил руки на плечи сестры, и его лицо исказилось помимо воли.

– Не надо… – начала она.

– Ты не представляешь, что это значит для меня.

Шон покачал головой из стороны в сторону. В его глазах действительно стояли слезы, Анджела не ошиблась.

– Пожалуйста… я просто пойду и…

Она хотела дать брату время, чтобы он взял себя в руки, прекратил заискивать и проливать слезы. Это поведение было так не похоже на уверенного в себе священника, который всегда был безукоризненно прав, знал, что следует и чего не следует делать, чтил долг и не сомневался в том, что кто-то обязан остаться в Каслбее и всю жизнь ухаживать за матерью.

– Я пойду с тобой, – сказал Шон, поднимая чемодан.

– Нет, ни за что. Что о нас подумают? – яростно прошипела Анджела ему в лицо.

На простом итальянском Шон объяснился с низкорослым толстяком за стойкой. Коротышка кивнул: «Да-да».

«Отец Шон по-прежнему умеет очаровать», – с горечью отметила про себя Анджела.

В опасном лифте едва хватало места, чтобы сделать вдох. Анджела затаила дыхание, пока лифт со стоном полз вверх, минуя пролеты. Шон открыл дверь крошечной комнаты. Внутри стояли односпальная кровать, туалетный столик и стул. На стене висело пять крючков с вешалками. Такая роскошь, как шкаф или умывальник, в одноместных номерах отсутствовала. В коридоре брат и сестра прошли мимо комнат с табличками «I Bagno» и «I Gabinetto»[12]12
  «Ванная» и «Уборная» (ит.).


[Закрыть].

Анджела огляделась вокруг. Она хотела встретиться с братом иначе. Она собиралась войти в номер, прилечь и собраться с мыслями, а затем принять ванну и переодеться, развесив и разложив праздничный наряд и новую шляпку, купленную утром у Клери. Неужели еще утром они блуждали в толпе по О’Коннелл-стрит? Анджела надеялась, что Шон оставит записку с предложением встретиться в ближайшем кафе. Она бы прогулялась, наслаждаясь вечерней прохладой, и они бы поговорили за уединенным столиком. Анджела была готова говорить часами, если потребуется. Патетическая, нервная и неловкая встреча ей совсем не понравилась.

Шон поставил чемодан на пол и аккуратно разместил объемную сумку со свадебной шляпкой на туалетном столике рядом с большим ключом от номера. Анджела стояла, полностью утратив контроль над ситуацией и гадая, что произойдет дальше. Она впервые в жизни покинула пределы Ирландии, оказалась в отеле и встретилась с единственным братом, который отказался от сана. В этот миг Шон обнял сестру, положил голову ей на плечо и расплакался, как младенец. Анджела стояла с сухими глазами, гадая, бывает ли что-то хуже, чем это. Шон не бубнил о том, как ему жаль, и не винил себя за то, что испортил всем жизнь. Вместо этого он сбивчиво рассказывал о процедуре лишения сана и о том, сколько времени она занимает. Шон бормотал, что рад видеть Анджелу, потому что, прочтя ее письма, испугался, поверив, будто сестра запрещает ему возвращаться в Каслбей.

Все легко отыскали Испанскую лестницу. Мария, сотрудница «Аэр Лингус», бывала в Риме несколько раз, а Дэвид, художник среднего возраста, приезжал сюда много лет назад. Эмер и Кевин нашли бы планету Марс, будь она местом встречи, – их переполняли энтузиазм и энергия. Отец Флинн тоже испытывал радостное волнение. Это был его праздник и его город, поэтому он наслаждался каждой минутой, исполняя роль организатора. Анджела пришла последней, но опоздала всего на пару минут. Она хотела купить темные очки, однако ей попадались магазины, где очки стоили целое состояние. В конце концов она и выложила за покупку целое состояние, а продавщица восхищенно заявила, что теперь у нее bella figura.

Компания рассмеялась, увидев Анджелу в новом образе. Друзья заявили, что она быстро освоилась, и в шутку предположили, что подруга накануне вечером перебрала местного вина. Пока все обсуждали, где бы перекусить, Эмер с беспокойством спросила ее, что она делала накануне.

– Заблудилась, – ответила Анджела. – Ты меня знаешь: люблю бродить, почти не соображая, где нахожусь и что творю. Это такой прекрасный город.

Эмер успокоилась. Много лет назад в Дублине Анджела любила подолгу гулять вдоль канала или в Дублинских горах, преодолевая милю за милей. Видимо, в Риме она делала то же самое. Эмер вернулась к спору о ланче. Идею отправиться в чайную «Бабингтон» – заведение в английском стиле, расположенное поблизости, – зарубили на корню. Они не пробыли в Риме и суток – явно недостаточно, чтобы затосковать по привычному чаю с булочками. Все дружно направились к месту, которое посоветовал отец Флинн.

– Я не тратил здесь попусту время только на молитвы и учебу, – радостно поведал он. – Я сделал кое-что полезное – например, выяснил, где можно поесть и выпить.

В ресторане мужчина в кремовом пиджаке с эффектным носовым платком в нагрудном кармане заигрывал с Анджелой, вскакивая из-за столика, чтобы проверить, есть ли у нее пепельница, и испробовав на ней свой жалкий запас английских слов.