Текст книги "Лексика русской разведки. История разведки в терминах"

А вот письмо от Бургана Азовского: «Присылалъ еси въ Азовской городъ пытати про государя нашего вѣстей, и государь нашъ Салимшагъ салтанъ умеръ, а сынъ его Сюилеменьшагъ на отцовѣ государствѣ сѣлъ, и сѣдши на отца своего столѣ, всехъ добрыхъ своихъ людей своимъ жалованьемъ призрѣлъ [оказал милость, помощь]… и ты бъ къ нему своего посла съ добрымъ прошениемъ и съ поминки [с подарками в знак внимания] и на государствѣ здоровати послалъ, и тебѣ бы и твоей землѣ отъ того много помочи было… и государь нашъ нынѣ въ своей землѣ, на своемъ государствѣ, а хочетъ идти на Литовскаую землю, и тебе бы послати посла своего ранѣе, чтобъ его засталъ у себя во государствѣ»¹⁸⁵.

Правитель Кафы, рекомендуя направить «поминки» новому султану, прерасно знал о подарках, которые поступали из Москвы крымским ханам¹⁸⁶. На получение подарков рассчитывал и сам санджак Кафы.

В начале XVI века встречается слово в значении ‘разведчик’ – лазука, производное от лазити в значении ‘лазить, влезать, пробираться ползком, согнувшись’¹⁸⁷. В августе 1521 г. диздерь азовский и рязанец Занков Зудов, проживавший в Азове, писали в Москву, сообщая о миссии Ивашки Лазарева: «Государю великому князю Василью Ивановичу всеа Русии слуга твой, государь, Азовский челом бьет, да и холопъ твой, государь, Занка Зудовъ челомъ бьетъ. Что еси, государь, къ намъ присылалъ своихъ людей въ Азовъ Иванка Лазарева, да Мишку Тверитина, и мы, государь, Мишку отпустили къ тебе на третий день, какъ къ намъ приехалъ къ Азову, а къ тебе есмя, государь, отписали о всехъ вестехъ о отманскихъ, и о крымскихъ и о азстороканскихъ, и о казанскихъ, что государь, посылали х крымскому царю просити салтана на царство на Казань, а Лазарева есмя, государь, посылали в Кафу лазукою, описавъ грамоту безделную [недозволенную, противозаконную] къ Санчаку»¹⁸⁸. Как следует из этого текста, правитель Азова, направив Ивашку Лазарева с грамотой к санджаку Кафы, не сомневался, что последний окажет содействие, что и произошло в действительности.

Во времена Ивана III послы обычно сообщали о своих делах и наблюдениях с помощью грамот, присылавшихся ими из-за границы. Заключительные отчеты о посольствах, так называемые «статейные списки» русских послов, появляются позже, с созданием в 1549 г. Посольского приказа, куда эти списки направлялись.

6 мая 1492 г. послал великий князь Иван III къ Максимилиану, королю римскому, своих послов Юрья Траханиота Грека¹⁸⁹, прибывшего в Москву в 1472 году в свите Софьи Палеолог, да Михаила Кляпика¹⁹⁰. В одной из своих грамот (далеко не первой), которую «привезъ от Юрьа и Кляпика Юрьевъ человекъ Тимоха», русские послы писали: «А Турской государь, скажутъ, под Белымъ-городомъ стоитъ въ Угорской земле, а войска Турского кажутъ 200 тысячь, да 60 тысячь; а Владиславъ король, кажутъ, противъ его стоитъ, а войска Угорского скажутъ 60 тысячь; а слухъ, государь, сдесе, что Владиславъ король Чешский, управяся съ Турскимъ, да хочетъ доставати и Ляцкие коруны, а брату своему Ольбрехту не хочетъ ступитися, а миру ему съ братомъ нетъ. А что есмя, государь, къ тебе писали съ Федькомъ съ Ларевымъ о Угорском миру королю Максимьяну съ Владиславомъ королемъ, и ныне намъ государь правые [достоверные, не вызывающие сомнения¹⁹¹] вести пришли, что помирился Максимьянъ съ Владиславомъ на томъ, что ныне Владиславу королю держати Угорская коруна [венгерская корона]… А мы тебе, государю своему, холопи твои, челомъ бьемъ. А писана месяца августа въ 25 день»¹⁹².

Большая часть информации основана на слухах – «скажут», «кажут», «а слух, государь, сдесе». Однако политическая и военная обстановка в Европе в тот период была чрезвычайно сложной. Владислав II Ягеллон родился в семье Казимира IV, короля Польши и великого князя Литовского (из династии Ягеллонов) и Елизаветы Австрийской, дочери Альбрехта II Габсбургского. Коронован был как король Чехии под именем Владислава II в 1471 г. После смерти в начале 1490 г. Матьяша Хуньяди, короля Венгрии, на престол Венгрии было выдвинуто несколько кандидатур. Наиболее сильную правовую основу для своих претензий на венгерскую корону имел Максимилиан, король Римской империи. Набрав ландскнехтов, Максимилиан вторгся в Венгрию, намереваясь занять опустевший венгерский трон, но тут взбунтовались его наёмники. Венгерские же дворяне пожелали видеть королем Владислава II Ягеллона. Максимилиану удалось лишь добиться признания Габсбургов наследниками чешского и венгерского тронов, если у Владислава не будет детей.

Вся информация (и даже «правые вести»), собранная русскими послами Юрием Траханиотом Греком и Михаилом Кляпиком в 1492 году, оказалась устаревшей. Русским послам и членам посольств еще предстояло овладеть языками, усвоить обычаи стран, куда они направлялись, «обрасти» нужными связями в западных и восточных столицах, а для этого требовалось обладать определенными навыками и умениями, проявлять известную сообразительность и ловкость.

Разведывательную информацию собирали и гонцы [гонец – ‘посланный со специальным поручением, нарочный’¹⁹³], направляемые к западным и восточным правителям. Информация собиралась ими по пути следования. Гонцы отправлялись для выполнения текущих дипломатических задач, так как снаряжение по каждому поводу посольств было делом хлопотным, дорогостоящим и занимало много времени. Гонцы не имели права вести словесные переговоры, не могли требовать личного представления у государей, а должны были отвезти грамоты государю, если он изволит принять их, или его ближним людям. Случались исключения, когда гонцам поручали вести переговоры по текущим вопросам внешней политики: обмен и выкуп пленных, выяснение предварительных условий предстоящих переговоров, пропуск посольств в другие страны и т. д. Как послам и посланникам, гонцам в ряде случаев давался наказ, в котором перечислялись необходимые для выяснения сведения. Гонец отправлялся в дорогу, как правило, один и статейный список он обязан был составлять не всегда. В этом случае по прибытии в Москву в Посольском приказе его ожидал «расспрос».

В 1534 г. король польский и великий князь литовский Сигизмунд I Старый решил воспользоваться малолетством великого князя Ивана IV, чтобы вернуть себе Смоленск с прилегавшими к нему землями, и развязал военные действия, продолжавшиеся четыре года. Войска Сигизмунда сначала имели успех, но затем перевес перешёл на сторону русских. Уже в 1535 г. воюющие стороны стали «прощупывать» возможность заключения мирного договора. Были установлены и в последующем развивались отношения (обмен грамотами, направляемыми с гонцами) государева конюшего, князя Ивана Федоровича Овчины Телепнева-Оболенского¹⁹⁴ с великим гетманом литовским, «воеводой [каштеляном] виленским» «Юрием Николаевичем Радивиломъ» (Юрием Радзивиллом, «Геркулесом»). Князь И. Ф. Оболенский был одним из способных и отважных воевод своего времени и, будучи фаворитом регентши Елены Глинской (матери Ивана IV), оказывал влияние на управление государством и, как следствие, организовывал и вел разведку на государственном уровне.

Предлогом к установлению заочного знакомства с великим гетманом литовским, судя по всему, явилось обращение к нему И. Ф. Оболенского с просьбой о разрешении переписки со своим двоюродным братом, князем Фёдором Васильевичем Овчиной Телепневым-Оболенским, находившимся в то время в литовском плену. Гонцом к Радзивиллу князь И. Ф. Оболенский послал своего человека Якова Снозина. Зимой 1536 г. Я. Снозину в городе Дорогобуже, входившем в состав Русского государства на границе с Великим княжеством Литовским, был вручен следующий документ: «А се память княжь Иванову Федоровича слузе Якову Снозину. Какъ оже, дастъ Бог, приедетъ в Вилну… и Якову, пришедъ къ Юрью, отъ князя Ивана Федоровича Юрию Николаеву поклонъ правити, а молвити: Великого государя Ивана… боаринъ и конюшей и воевода князь Иванъ Федоровичь Оболенской… тобе, брату и приятелю своему Юрью Николаевичу… велелъ поклонитися… да грамоты подати… А после грамотъ поминки явити отъ князя Ивана… И нечто кто станетъ Якова вспрашивати про Казань… и Якову говорити… А нечто вспросят Якова: лето-съ крымские люди приходили ли на великого князя землю, и где воевали? И Якову говорити…»¹⁹⁵. И здесь же: «Да учнутъ Якова о томъ спрашивати, и Якову о томъ говорити; а не учнутъ Якова о томъ спрашивати, и Якову о томъ не говорити». Как видим, никаких лишних слов и никакой инициативы не допускалось в ходе приема у Радзивилла.

Одновременно Якову была направлена грамота с предписанием в ходе поездки заняться сбором разведывательных сведений: «А се грамота отъ князя Ивана Федоровича, въ Дорогобужъ, къ слузе его къ Якову къ Снозину… Да наказывалъ есми тобе: какъ, дастъ Богъ, будешь в Вилне, и до Вилны едучи, и назадъ поедешь, чтобъ еси пыталъ про тамошные дела, и доведовати бы ся тобе о тамошныхъ положеньяхъ; и ты, Бога ради, о тамошныхъ делехъ слушай, кто, что станетъ говорити, а самъ никого не пытай, чтобъ въ томъ на тобя никоторого слова не было, что ты лазучишь и пытаешь про все; а кто что станетъ тобе говорити о тамошныхъ делехъ, и ты у него слушай, да узнаешь, что онъ тобе прямитъ [говорит честно], а не отъ тобя уведати хочетъ: и ты его о чемъ повспроси маленько, чтобъ онъ что сказалъ, а прямо, однолично, не пытай; нечто пакъ гораздо узнаешь, которой человекъ любо [или] изыманъ [находится в плену] здешней, или тамо живетъ здешней [здесь находящийся] человекъ, да великому князю хочетъ служити, и нашего добра къ собе похочетъ, а станетъ что говорити, и на томъ узнаешь, что онъ безъ хитрости говоритъ: и ты сперва и у того слушай; да розговорится съ тобою гораздо о тамошнихъ делехъ и узнаешь его по речемъ, что он прямитъ, и ты съ темъ поговори, да бол<ь>шое у него слушай, а самъ въ пытанье не вплетайся, чтобъ, дал Богъ, тамошнее уведати, а на собя бы тобе которого слова не нанести: хоти чего не уведаешъ, а самъ безъ слова будешъ, ино то велми [очень, весьма] добро»¹⁹⁶.

В этой грамоте даются рекомендации по поиску возможных источников информации: «человекъ любо изыманъ здешней, или тамо живетъ здешней». Излагается и тактика сбора разведывательных сведений, предполагающая в том числе, разговорить человека, больше слушать и не проявлять чрезмерного интереса. Речь идет о необходимости соблюдения осторожности при проведении разведки. Следовало также убедиться в искренности человека, чтобы судить о достоверности полученных от него сведений. В наставлении Якову Снозину упоминались и мотивы возможного сотрудничества «здешнего человека»: идейный («великому князю хочетъ служити») и материальный («нашего добра къ собе похочетъ»). В этом документе наряду с уже упоминаемыми глаголами разведывательной лексики пытати и уведати появляется глагол доведати (‘разузнать, дознаться’¹⁹⁷) – производное от ведати, а также существительное пытанье (‘разведывание, расследование’¹⁹⁸) от глагола пытати.

По сути в этой грамоте предписывается соблюдать правила конспирации при сборе разведывательной информации. Термин конспирация – один из базовых, фундаментальных терминов в разведывательной лексике. Без соблюдения этих правил (приемов, мер) невозможна как таковая сама разведка. И как ни странно, сами слова конспирация, конспиративный (-ная) в разведывательной терминологии появляются только в начале ХХ века. Однако определение понятия конспирация так и не сформулировано. Конспирация ‘(лат. conspiratio – ‘единодушие, согласие, заговор’) в прямом смысле слова, это – соблюдение, сохранение тайны какой-либо деятельности’¹⁹⁹, – объясняет современный «Большой юридический словарь».

В широком контексте слово конспирация – это ‘сохранение в тайне разведывательной деятельности в целом’. В узком смысле слова, применительно к организации работы с определенной категорией лиц, конспирация – это ‘сохранение в тайне сотрудничества с разведкой лица – лазутчика, шпиона, агента и т. д., которое обеспечивается соблюдением особых правил как самим агентом, так и организатором разведки’.

Глава 2
Разведывательные термины Русского царства (середина XVI в. – 1721 г.)

В 1547 году Государь всея Руси и великий князь Владимирский и Московский Иван Васильевич (Иван IV Грозный) был коронован царём всея Руси, и принял полный титул: «Мы, великій государь Иван, Божиею милостию царь и великій князь всеа Русии, Владимирский, Московский, Новгородцкий, Псковский, Резанский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных стран обладатель», впоследствии добавилось «Казанский, Астараханский», «и всеа Сибирские земли повелитель».

Постепенно оформляется система центрального государственного управления – Приказы, получившие название от слова приказ в значении ‘разовое поручение’. Основные приказы создаются к 50–70-м годам XVI в. и получают развитие в XVII в. При учреждении приказов их разделяли по роду деятельности и по подведомственным территориям: в ведение каждого приказа передавались отдельные области государства, но нередко один и тот же вид деятельности осуществлялся разными приказами. Продолжительность деятельности приказов была различна и могла зависеть от времени царствования государя. Присоединение новых территорий приводило к появлению новых приказов. Отдельные приказы занимали подчиненное положение по отношению к другим и могли временно вводиться в их состав. Число приказов колебалось от 39 до 62²⁰⁰. К каждому были приписаны города и уезды, доходы с них поступали в приказ, который управлял этими территорями и был судебным органом. Так, к Посольскому приказу были приписаны города Романов, Елатьма, Касимов. Все приказы состояли в ведении царя и Боярской думы, в них сложился влиятельный слой приказных дьяков и подьячих.

Единого органа управления военным делом в XVI в. еще не было. Управление было организовано по родам войск: Разрядный приказ, Стрелецкий, Пушкарский, Оружейный, Бронный и др. Всего при Иване IV известно до 10 приказов, занимавшихся военными вопросами.

Разрядный приказ (Разряд) – орган военного управления в Русском государстве в XVI–XVII вв., ведавший служилыми людьми, военным управлением, а также южными и восточными «украинными» (пограничными) городами, – руководил военными действиями, назначением полковых и городских воевод, пограничной службой. Во время войн функции приказа расширялись: через Разряд осуществлялось руководство военными действиями.

Разведка, то есть сбор разведывательной информации, осуществлялась в рассматриваемый период целым рядом приказов: Иноземным, Казанским дворцом, Приказом Великого княжества Литовского (Литовским), Лифляндским, Малороссийским, Новгородской четью, Панским, Полоняничным, Посольским, Разрядным, Сибирским, Смоленским, Стрелецким, Тайных дел, – имевшими свои собственные силы и средства и в той или иной степени вступавшими в контакт с зарубежьем²⁰¹.

В части, касающейся разведки, среди прочих приказов выделяются Разрядный и Посольский приказы.

Делопроизводство в Разрядном приказе велось по столам²⁰². По части сбора разведывательных сведений следует выделить столы Приказной и Московский. Последний выполнял работу экстерриториальную: вел переписку с воеводами подведомственных Разряду городов. Приказной стол ведал делами вернувшихся из иноземного плена русских воинов, а также захваченных в плен иностранцев. Именно сюда направлялись разведывательные сведения из других государственных органов.

Посольским приказом, образованным в 1549 г., осуществлялось общее руководство внешней политикой страны, он ведал всей текущей дипломатией, а также сбором разведывательной информации и в какой-то степени организацией и ведением разведки. Сведения о государствах, с которыми Россия поддерживала дипломатические отношения, распределялись по повытьям (отделениям)²⁰³.

Во 2-й половине XVII в. в подчинении Посольского приказа находились Малороссийский приказ, Приказ Великого княжества Литовского, Смоленский приказ, куда поступала информация из подведомственных этим приказам «порубежных» городов: Новгорода, Пскова, Смоленска и из ряда городов Левобережной Украины.

В отличие от Посольского приказа Разряд ведал разведкой только в порубежных государствах.

Приказы управляли подведомственными территориями через глав местных администраций – наместников и с середины XVI в. годовых, а позже городовых воевод в отличие от ратных или полковых воевод. Появление городовых воевод «было вызвано построением со стратегическими целями городов на окраинах, где военные задачи выступали на первый план, почему и само население их являлось почти сплошь обязанным службою, а также присоединением новых населенных инородцами областей, где все отрасли управления сосредоточивались в военных руках»²⁰⁴.

Городовые воеводы возглавляли управление города с прилегающей к нему территорией – уездом. В обязанности их входило в том числе «принятие предупредительных мер относительно нападения неприятеля и в собирании войск и в командовании ими»²⁰⁵. Эти меры предполагали и ведение разведки потенциального неприятеля с опорой на местных жителей.

Постоянная угроза набегов степняков вынуждала укреплять юго-восточную границу. Возникла линия сплошных оборонительных укреплений, так называемая «засечная черта»²⁰⁶. Городовой воевода руководил укреплением и обороной «засечной черты», проходившей через подведомственный ему город и уезд. С начала XVII в. эта категория воевод была введена не только в пограничных, но и во всех других городах. Городовым воеводам, а также дьякам и подьячим, бывшим в их подчинении, из приказов направлялись «наказы», «указы» и «государевы грамоты». В ответ на эти директивные документы в приказы поступали с мест «отписки», в них обязательно пересказывалось содержание запроса, на который составлялся ответ.

Соседние государства также были заинтересованы в получении сведений о России. Так, в 1578 г. Генрих Штаден, служивший несколько лет опричником у Ивана IV, представил императору Священной Римской империи Рудольфу II записки, включавшие в себя «План обращения Московии в имперскую провинцию». При этом наблюдательный автор, бывший наемник, указал на опасность утечки информации, связав ее с московскими купцами: «Покорнейшая моя просьба: оставить это мое послание при вашем римско-кесарском величестве, а мой проект хорошо обдумать и выполнить его, не упустив благоприятных обстоятельств. Но только – чтобы это мое описание не переписывалось и не стало общеизвестным! Причина: великий князь [Иван IV] не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть связи при императорском, королевских и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все [возможные] обстоятельства и предотвратить опасность»²⁰⁷.

Оценка информированности Ивана IV и имевшихся у Московского государства возможностей здесь явно завышена. Тем не менее, создание первых органов центрального управления, в обязанности которых входил сбор сведений о положении в других государствах, приводил к улучшению информированности руководства страны о замыслах и намерениях возможного противника, а также к появлению новых разведывательных терминов и отказу от используемых ранее. Так, в описании событий 1564–1565 гг. в «Казанской истории» еще употребляется существительное прелагатайство в значении ‘предательство, измена’²⁰⁸. Но в XVIII в. слова прелагатай, просок и ряд других постепенно исчезали из русского языка или встречались редко, что вынуждало авторов, употреблявших их, прибегать к пояснениям. Так, В. К. Тредиаковский в одном из сюжетов поэмы «Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева», изданной в 1766 г., рассказывает о давианском царе Адрасте, который имел в стане неприятеля своего человека, по имени Евримах, присылавшего ему прелагатаев с «извещеньми»: «Но познать обман сей удобно было не можно: ибо те прелагатаи писем с собой не имели; если в беге, когда они пойманы были, то ничто Евримаха в измене не обличало»²⁰⁹. Видимо, современникам Тредиаковского слово прелагатай было незнакомо, и он снабдил его пояснением в подстрочном примечании: прелагатай – лазутчик.

Вместе с тем в XVI–XVII вв. продолжают сохраняться некоторые слова с разведывательной семантикой, известные в предыдущие столетия. Среди них – существительное сторужа, все еще широко встречающееся в официальных документах, в которых затрагиваются вопросы не только об охране, но и о сборе необходимых сведений. Широко известно существительное станица и новый термин станичник в значении ‘всадник из разведывательного отряда, несущего дозорно-вестовую службу на степных границах Русского государства’²¹⁰. Положение здесь было особенно тревожным. За восемнадцать лет (1552–1570 гг.) войска крымского хана Девлет-Гирея (Девлет Герая) совершили девять крупных походов на Русь, в каждом из которых принимало участие от нескольких тысяч до десятков тысяч воинов. Весной 1570 г. Девлет-Гирей организовал очередной поход на русские владения. Войско в 50–60 тысяч человек под предводительством царевичей Мехмеда Герая и Адиля Герая (это были наследники престола, первые лица после хана, по-татарски – калги) опустошило рязанские и каширские места.

В конце лета 1570 г. с юга многократно поступали «вести» о том, что крымский хан с большими силами двигается к «украине» Руси. Иван IV решил «искать прямого дела», хотел разбить крымцев в решительном сражении, и пришел в Серпухов. Время шло, а крымские татары не появлялись. А тут еще путивльский наместник Петр Татев прислал «грамоту», что по его поручению сторожевые казаки ездили в Дикое поле и не обнаружили следов крымской конницы: «Сент. в 14 [день] писал к государю в Слободу кН<язь>. Ив<ан> Бельской и все бояре, что идут на Дедилов и на Тулу царь и царевичи, и по тем вестем государь с сыном своим с царевичем Иваном пошел из Слободы сент. в 16 [день] против недруга… и пришел в Серпухов. И писал из Путивля наместник: приехал станич<ный> голова, а сказал, что до усть Айдара доезжал и сакмы никаковой не наезживал… И сент<ября> в 22 [день] приговорили [бояре с государем], что станичники во всех местах, где сказали видели людей и по сакме смечали до 30 000, то солгали»²¹¹.

[В этом и последующих цитируемых текстах буквы ять (ѣ), фита (f), и десятеричное (i) заменены современными е, з, ф, и; также снят твердый знак (ер, ъ) после твёрдого согласного в конце слов²¹²].

Сакма (сокма) – ‘дорога (первоначально – о путях передвижения татар); протоптанный след; путь, по которому прошли конные или пешие’²¹³. Глагол смечати означает ‘количественно оценивать; делать подсчет; рассчитывать’²¹⁴.

Этот случай был признан чрезвычайным, и отнеслись к нему со всей серьезностью. Было ясно, что сторожевая служба не справилась со своей задачей, требовалась ее коренная реорганизация. «Лета 7079 [1571 г.] генваря 1-го д. приказал государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии боярину своему князю Михаилу Ивановичю Воротынскому²¹⁵» «ведати станицы, сторожи и всякие свои государевы полские [полевые] службы»²¹⁶, – сообщает документ Московского стола Разрядного приказа, опубликованный в Актах Московского государства²¹⁷. Воротынский начал с того, что «велел доискатись станичных прежних списков» воинских людей, «которые преж сего езживали лет за десять или за пятнадцать», и созвать в Москву всех лиц, имевших отношение к этой службе: «станичных голов, и станичников, и вожей [проводников, провожатых] и сторожей». Были вызваны и старые, и увечные, и те, которые «в полону были, а ныне из полону вышли». После полуторамесячного обсуждения 16 февраля 1571 г. документ был принят под названием «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе»²¹⁸. Во вводной части «Приговора» были сформулированы задачи этой службы: «Боярин, князь Михаило Иванович Воротынской приговорил с детми боярскими, с станичными головами и с станичники о путивльских, и о тульских, и о рязанских, и о мещерских станицах, и о всех украинных о дальных, и о ближних, и о месячных сторожах, и о сторужех, из котораго города к которому урочищу станичником податнее и прибыльнее [удобнее] ездити, и на которых сторожах и из которых городов и по кольку человек сторожей на которой сторуже ставити, которые б сторужи были усторожливы [позволяли вовремя заметить идущие войска] от крымские и от ногайские стороны, где б было государеву делу прибыльнее и государевым украинам было бережнее, чтоб воинские люди на государевы украины войною безвестно не приходили, а станичником бы к своим урочищам [участок, отличающийся от окружающей местности (лес среди поля; болото, луг среди леса и т. п.); лесные урочища] ездити и сторожам на сторужах стояти в тех местех, которые б места были усторожливы, где б им воинских людей мочно устеречь»²¹⁹.

И станица, и сторужа – разведывательные отряды. Тактика их действий была различна. Станицы двигались в одном направлении до конечного пункта, указанного в соответствующей росписи – к «дальним урочищам» на «государевых украинах» и обратно. Продолжительность такого разъезда составляла 15 дней, учитывая обратное возвращение. За это время станичники проезжали сотни вёрст. Всего с 1 апреля по конец ноября из Путивля, Рыльска и других городов должно было высылаться восемь станиц, по две в месяц.

Служба сторуж, дальних и ближних, состояла в другом: стороже определялся конкретный участок (до нескольких десятков вёрст), в пределах которого и передвигались сторожи. В зоне службы сторуж в известных местах находились должностные лица – «головы»: «А съ головами быти людем детем боярским и казаком из разных городов по росписи»²²⁰. «Приговор» определял организацию службы сторуж по наблюдению за татарскими шляхами: «А стояти сторожем на сторожах с конь не сседая, переменяясь, и ездити по урочищам, переменяясь же, на право и на лево по два человека по наказам, каковы им наказаны дадут воеводы. А станов им не делати, а огни класти не в одном месте… а в коем месте кто полднивал, и в том месте не ночевать, а где кто ночевал, и в том месте не полднивати. А в лесех им не ставитца, а ставитца в таких местех, где б было усторожливо»²²¹. Определялась и продолжительность пребывания всадников на сторужах: «А сторожем на сторужах стояти с весны по шти [шести] недель, а в осень по месяцу, то им и с проездом»²²².

В «Приговоре» разграничивались действия станиц и сторуж в способе передачи вестей о приходящих на Русь «воинских людях»: «А будет пойдут [крымские] царь или царевич или многие воинские люди, и им [станицам] к тем головам и сторожем по тому ж отсылати, а велети им ехати на тое ж сакму и сниматись с собою часа того. А будет головы или сторужи к ним вскоре не сойдутца, и им ехати самим по сакме по наказу, не мешкая, а голов и сторожей не дожидатись. А после тех обсылок, переехав по сакме дни два или три, или больше или меньше, посмотря по делу и по их ходу, и сметя по станом и по сакме гораздо, по тому ж отсылати на спех [немедленно], а самим им ехати за людми сакмою, или где и не сакмою, которыми местами пригоже, покиня сакму по праву или по леву, и ездити бережно и усторожливо и того беречи накрепко. На которые государевы украины воинские люди пойдут, и им про то розведав гораздо, самим с вестми с подлинными спешити к тем городом, на которые места воинские люди пойдут»²²³.

Только после того, как станичники, разведав гораздо, проведав подлинно, «на которые государевы украины воинские люди пойдут», они должны были спешить в города, чтобы предупредить о нависшей опасности: «А которые станичники подозрят людей на дальних урочищах и им чинити отсылки три или четыре, или сколько будет пригоже, посмотря по людям и по делу, от которых мест пригоже, а не от одного места, к которым украинам ближе, а не к Путивлю и не к Рыльску, чтоб проведав подлинно про люди, на которые места придут, спешите наскоро в те ж городы, на которые места они пойдут»²²⁴.

В «Приговоре» определялись обязанности сторужей: «А сторужем подозрив людей, отсылать с вестми своих товарищев в те городы, из которого города кто на которую сторужу ездит, а достольным [остальным] сторужем ездити на сакмы, и сакмы переезжати и люди смечати, а сметив людей, спешите в те городы, к которой украйне те воинские люди пойдут»²²⁵. Такой порядок действий станиц и сторож призван был обеспечивать своевременное получение властями необходимых данных о неприятеле.

Особенное внимание уделялось достоверности передаваемых сведений и устанавливалась ответственность сторужей за нарушения порубежной службы: «А не быв на сакме, и не сметив людей, и не довелося допрямо [узнать], на которые места воинские люди пойдут, станичником и сторожем с ложными вестми не ездити и, не дождався на сторужах сторожем собе перемены, с сторож не съезжати»²²⁶. За нарушение данного требования и если «в те поры государевым украинам от воинских людей учинитца война», «тем сторожем от государя, царя и великаго князя быти кажненым смертью… А которых станичников или сторожей воеводы или головы кого пошлют дозирати на урочищах и на сторужахъ, изъедут [объезжая увидят], что они стоят небережно и неусторожливо и до урочищ не доезжают, а хотя приходу воинских людей и не будет, и тех станичников и сторожей за то бити кнутьем»²²⁷.

«Боярский приговор о станичной и сторожевой службе», по существу, был первым известным в настоящее время законодательным актом Русского государства, регламентирующим ратную порубежную службу с элементами разведки. К катастрофическому по своим последствиям походу Девлет-Гирея в мае 1571 г. результаты преобразований ещё не успели сказаться положительно. Крымский хан совместно с турецкими янычарами совершил набег на Москву, закончившийся сожжением посада и слобод. Это случилось из-за того, что основные военные силы Руси были задействованы на западе – шла тяжелейшая и затяжная Ливонская война. Но уже в следующем году станичная и сторожевая служба сыграла решающую роль в успехе действий русских войск, завершившихся победой в битве при Молодях – крупном сражении, произошедшим между 29 июля и 2 августа 1572 г. в 50 верстах южнее Москвы.

В «Приговоре» отразился новый этап процесса формирования русской разведывательной терминологии. Здесь появляются глаголы несовершенного вида, производные от «зрети» в значении ‘смотреть, видеть’, например, дозирати ‘производить осмотр, обследовать; осматривать; высматривать; нести сторожевую службу’²²⁸. Однокоренными с дозирати являются глаголы подозрити и подзирати в значениях ‘наблюдая из засады, увидеть, заметить; подстеречь, выследить’²²⁹ и ‘подстерегать, выслеживать; тайком наблюдать за кем-л.’²³⁰ соответственно.