Текст книги "Операция «Тайфун»: Капкан для «Тайфуна». Стилет для «Тайфуна»"

Выстрел! Снаряд разорвался между орудиями, опрокинув левое и поразив расчет правого. В этот момент Ремезов утвердился во мнении, что не зря он здесь. По его команде танк выдвинулся вперед, прикрыв броней экипаж разувшегося ИС-2, уже приступившего к ремонту машины. Дальше Ремезов не пошел. Он знал, что удар, который они наносили, ограниченный и во времени, и в пространстве. Их задача – нанести противнику максимальные потери, лишить его темпа и дать возможность сегодня ночью дивизиям 16-й Армии оторваться и отступить в район Хватова Завода, где для них саперами уже подготовлены позиции. А танкисты и артиллеристы 20-й должны прикрыть этот отход. Его батальоны вернулись через час, доложив об уничтожении восьмидесяти шести немецких танков и потере своих шести гусениц. После чего взводы разошлись по заранее намеченным позициям, перекрыв перекрестки дорог, удобные для наступления лощины и поля. Теперь им нужно было продержаться так до темноты. И они это сделали. Противник в этот день больше не проявил себя на этом участке. И вечером, свернувшись сначала во взводные, а затем в ротные и батальонные колонны, его бригада, обходя Вязьму с востока по железнодорожной насыпи, двинулась в район сбора. Именно в этот момент и пересел Ремезов в свою КШМ.

А комбриг Мельников целый день мотался на своей такой удобной КШМке по позициям дивизионов, наблюдая за работой штабов и расчетов на огневых. Бывшие морячки, сейчас одетые в армейские ватники, но щеголяющие распахнутыми воротами, в которых виднелись их «морские души» – тельняшки, слаженно работали у своих стотридцаток, сопровождая почти каждый залп забористым матом со вставками морского жаргона. Потому что после каждого залпа на огневые приходила информация о результативности огня. И эта информация радовала. Немцев достали на такой дистанции, где они никак не ожидали артобстрела. И поднимались в небо склады с боеприпасами, взлетали бревна перекрытий штабов, исчезали в огне разрывов узлы связи. Все это через камеру коптера видел командир дивизиона и комбриг. То же самое было и в других дивизионах. Мельников с особым интересом посмотрел на работу минометного дивизиона. Все же новое и мощное оружие. Минометчики громили в ближайшем немецком тылу скрытые на обратных склонах артиллерийские и минометные позиции, скопления пехоты в блиндажах и укрытиях. И получалось это у них очень хорошо!

Дивизионы его бригады пять раз сменили позиции и уже в темноте двинулись к месту постоянной дислокации. Эта мобильность была обеспечена артиллерийскими тягачами АТ-С и полноприводными машинами. И это радовало комбрига не меньше, чем результаты стрельбы. Завтра в бригаде день обслуживания техники, оружия и подведение итогов с командным составом. А далее… какой поступит приказ. Но Мельников был уверен – его бригада готова выполнить любой. Люди поверили в себя и свое оружие.

Особый район

Колонна штаба 16-й Армии подъезжала к доселе никому не известной деревеньке Хватов Завод. Странное название в глубинке Смоленщины. Почему Хватов? Кто такой Хватов? И почему Завод, если таковым здесь даже и не пахнет? Но все это было неважно! Важно было то, что его армия сделала все что могла и продержалась три недели, обороняясь в окрестностях Вязьмы. И сейчас, выполняя приказ Ставки, отходила в район, где, Рокоссовский был уверен в этом, перегруппируется, пополнит с помощью союзников запасы, и снова будет сражаться. А по-другому и быть не могло!

Штаб свернулся и покинул свое расположение после обеда. Когда стало ясно, что контрудар удался. Немцы отброшены ударами частей 20-й Армии и его дивизий на пять – десять километров, и сегодня они точно не смогут идти по пятам за его отступающими войсками.

Колонна уже преодолела второй мост через реку Вязьму в районе местечка под названием Русятка, когда Рокоссовский попросил остановить машину. Водитель прижал автомобиль к обочине, и Рокоссовский, выйдя из машины, закурил. Внизу, под уже белым заснеженным берегом, медленно текла темная вода реки, повернувшей с южного направления на северо-западное. Отсюда самого города не было видно. Вдоль дороги, по которой они только что выехали из города, стояли избы деревни Ямской. На северо-востоке, там, где деревня смыкалась с городом, виднелась колокольня церкви на Ямской площади, левее – на севере – еще одна, на Екатерининском кладбище. Колонна прошла, и наступила тишина, нарушаемая лишь звуком работающего двигателя броневика охраны, остановившегося немного дальше. А с утра гремело со всех сторон! Немцы посчитали возможным именно сегодня разгромить надоевшую им армию – и просчитались! Русские снова смогли преподнести им сюрприз! Поэтому сейчас стоит тишина.

Рокоссовский чувствовал, что в его жизни заканчивается очень важный для него этап. И он очень надеялся, что этот этап пройден им с честью. Может, кто-то и мог бы сделать лучше то, что сделал он и его армия, но в этом у него были большие сомнения. Хотя следует признать в качестве заслуги Рокоссовского, состав его нынешней армии значительно превосходил типичные советские армии осени 1941 года и, соответственно, требовал более серьезных организаторских качеств и от него, и от его штаба. По факту его армия состояла из остатков четырех армий. И времени на утряску всех организационных неурядиц и проблем немцы ему не давали. И тем не менее они справились.

Рокоссовский докурил, выбросил окурок в медленно текущую реку, сел на свое место и, захлопнув дверь, коротко бросил водителю: «Поехали!»

И вот через полтора часа езды по разбитым проселочным дорогам Рокоссовский, оставив колонну штаба у КПП и подобрав ждущего их сопровождающего, въехал на территорию Особого района. Тут кипела жизнь! На дорогах встречались в основном громадные грузовики – порожние и груженые. По железной дороге куда-то в окрестные леса локомотив заталкивал эшелон с крытыми вагонами. По торчащим из-под сетей антеннам можно было определить замаскированные радиостанции или узлы связи. Но особенно бросался в глаза контраст между типичными улочками деревни Хватов Завод и тем, что возводилось неподалеку. Там рос городок, уже сейчас по размерам превышающий деревеньку. Надо сказать, интересный городок. Спланированный сугубо по-военному квадратно-перпендикулярным манером, он отличался от всех виденных ранее Рокоссовским типом зданий. Сопровождающий подсказал, что это модули. Союзники строят военный городок для штабов Особого района и дивизии НКВД, которая формируется и будет расположена тут для охраны района. Строят из материалов и по проектам, принятым у них. Большинство модулей временные. Когда все будет построено, их уберут. В качестве временных помещений модули гораздо удобней палаток. Кроме необычного вида их отличает простота установки. Их привозят на машинах, устанавливают краном на заранее подготовленную площадку, подключают электричество для освещения и отопления, и модуль готов к использованию. Примерно то же самое происходит и с другой стороны портала.

К одному из таких модулей и подъехала машина Рокоссовского. Его ждали – охрана беспрепятственно пропустила его. В помещении, за достаточно большим столом, на котором стояли аппараты, подобные тем, что он видел у командира особой группы союзников, сидела младший лейтенант ГБ и, глядя в стоящий перед ней экран, что-то быстро печатала. Увидев вошедшего, поднялась и, поздоровавшись, указала на другую дверь.

– Вас ждут, товарищ генерал-лейтенант!

Рокоссовский прошел влево и открыл дверь. В кресле за столом сидел комиссар ГБ Цанава.

– Здравствуй, Константин Константинович! – поднявшись из-за стола, протянул ему навстречу руку комиссар. – Раздевайся, садись, разговор будет долгий. Времени у тебя теперь много.

Рокоссовский ответил на рукопожатие и, сняв шинель, повесил ее на вешалку в углу комнаты.

– Не надевай портупею. Расслабься. Мы сейчас с тобой чай будем пить!

Действительно, буквально секунды спустя, без стука открыв дверь, в комнату вошла младший лейтенант с подносом, на котором стояли два стакана чая в подстаканниках, сахарница и порезанный лимон.

– Как доехал, не спрашиваю. Ты здесь – значит, все нормально. Да и Ершаков, судя по докладам, помог спокойно уйти из Вязьмы. Но глядя на твое лицо, вижу невысказанные вопросы и мучительные раздумья. Очень надеюсь, что это не типично русские вопросы «что делать» и «кто виноват». Но мы ведь с тобой не совсем русские. Хотя… как говорит Ракутин, «русский – это не происхождение, а состояние души и принадлежность к цивилизации». Вот! Набрался там у союзников. Попахивает это… как-то… Но точно не интернационализмом. Так вот по этому определению мы с тобой как раз русские. Как и Пушкин, и Багратион, и товарищ Сталин. Но не будем отвлекаться! Лимончик у нас имеется. Значит, есть основательный повод чай усугубить коньяком. Надеюсь, ты не против?

Рокоссовский, усевшийся в удобное кресло и начинающий ощущать тепло помещения, кивнул.

Цанава, достав из стола початую бутылку незнакомого генералу коньяка, два пузатых фужера, плеснул в них янтарную жидкость и протянул один Рокоссовскому.

– Союзники снабжают. Импортный. Говорят, дорогой жутко! Но что характерно, клопами не пахнет. А по вкусу – наш не хуже. Ну! За Победу!

Выпили. Съели по дольке лимона.

– Ну, давай, Константин Константинович! Что у тебя на душе, что наболело? – спрашивая, Цанава кинул в чай по дольке лимона и по паре ложек сахара, протянул стакан генералу.

Рокоссовский усмехнулся и, протянув руки, принял из рук комиссара стакан.

– Да все просто, Лаврентий Фомич. Что дальше? Вижу, что здесь все строится капитально. Понимаю, что есть твердая уверенность, что немцев здесь не будет. Понимаю также, что войскам, отступившим сюда, применение найдут. Еще понимаю, что все события за последний месяц кем-то спланированы, и следовательно, где-то лежат заготовленные решения на дальнейшее время. Вот мне и хочется их услышать.

– Все так, Константин Константинович! Кроме двух моментов. Не месяц, а три недели. Вот все, в чем ты участвовал с момента прибытия в Вязьму, и все, что ты видишь вокруг, это результат действий за три недели. Начало этому положено действительно месяц назад. Но неделя, почти неделя, ушла на то, чтобы провернуть колеса военной бюрократии. Нашей и союзников. Второй момент! Как бы ни планировались операции такого масштаба, очень многое зависит от исполнителя. И ты с этой ролью прекрасно справился. Это мнение и союзников, и Ставки. Никто не смог бы сделать больше, чем ты. По мнению союзников, может быть большего смог бы добиться Жуков, но это не его уровень. И это всего лишь предположение. Жуков сейчас готовит войска к обороне Москвы. И ты, генерал-лейтенант Рокоссовский, обеспечил ему три недели передышки. А ведь ему пришлось собирать и распределять войска поротно и побатарейно. На фронте от Калинина до Тулы на момент, когда немцы замкнули колечко, в составе Западного фронта было менее двадцати тысяч бойцов. Поэтому время ему было нужно как воздух!

Но кроме этого, твои войска повыбивали зубы немцам. Формально – они победили! Вязьму взяли. Но и им, и нам понятно, что это Пиррова победа! Ты и твоя армия похоронили остатки их надежды на победу в этой войне. Им теперь атаковать Жукова придется пехотой. Танки их здесь, стоят грудами металла в полях под Вязьмой. Да! Сколько-то они отремонтируют, сколько-то подвезут из Европы. Но опять-таки это время! И не набрать им столько танков, сколько было их под Вязьмой. И еще – они вынуждены будут оставить сколько-то сил на окружение Особого района. Как только немцы уткнутся в оборону Особого района, они окончательно осознают, что попали в капкан. Наверняка многие из тех, кто находится здесь, под Вязьмой, это уже понимают. А через неделю это осознают и в Берлине, когда перед вермахтом встанет вопрос, как наступать на Москву, имея в ближайшем тылу, угрожающей близости от ключевых коммуникаций, крупную группировку Красной Армии. Возможно, они даже предпримут попытку штурмовать Особый район. Что нам только на руку. Чем больше мы их здесь убьем, тем меньше их останется. А к Жукову уже подходят эшелоны дальневосточных и сибирских дивизий. Союзники считают маловероятным, что немцам удастся преодолеть рубеж Волоколамск – Можайск – район Малоярославца. Победа в Московской битве добыта тобой и твоими дивизиями здесь, под Вязьмой. Они планировали «Тайфун», а получили капкан. О твоих заслугах в этом и твоих бойцов я уже сказал.

– Лестно слышать. И за Георгия Константиновича тоже рад. Но хотелось бы знать дальнейшие действия. Ну, кроме очевидного – защищать Особый район.

– Всегда пожалуйста! Ты же неспроста эти вопросы задаешь – чувствуешь, что решения будут не те, что лежат на поверхности. И правильно думаешь! По приказу Ставки войска 16-й Армии передаются Ершакову. То есть в 20-ю Армию.

– Так и думал, что не просто так Филипп Афанасьевич уехал в эту деревеньку. Хотя о чем я? Эта деревенька теперь на уровне Кремля! Просто еще мало кому это известно.

– Мы стараемся, чтобы так и продолжалось. Хотя немцы не заметить очевидного не могли. Но пока, по нашим сведениям, в плане определения, с чем они столкнулись под Вязьмой, у них понимания нет. Поэтому на данный момент их планы не претерпели изменений. Только сроки операций переносятся. И Гитлер истерит на совещаниях. Но союзники, с одной стороны, помогают нам держать все в секрете. По мере возможности. А с другой – уверены, что мы в любом случае с их помощью переформатируем послевоенный мир в более благоприятный для нас. Набрался я у них словечек! У них бзик – как можно сильнее насолить англосаксам. Ради этого они готовы пойти на мирный договор даже с Германией. Но, безусловно, без фашистов. Поэтому они не особенно боятся засветиться. Им важнее сохранить эту тайну в их мире. Вот там они прилагают для этого максимум сил. Мы в их раскладах в их мире – козырная карта. И они ее хотят разыграть в наиболее подходящий момент. А здесь и сейчас просто нужно подождать, когда в этот район снова придет Красная Армия, и тогда начнется полноценное сотрудничество. Во всех сферах.

– Но ведь Российская Федерация – буржуазная страна.

– Это так! Но и СССР, и РФ в данный момент крайне нуждаются друг в друге. Мы же сотрудничаем и с США, и Англией, а уж они нам такие союзники! Спиной поворачиваться к ним нельзя ни в коем случае. И тем не менее! С Россией точек соприкосновения гораздо больше! И мы по факту являемся практически единственным их союзником. Из всех возможных и вероятных в их мире. Знаешь, кто у них там как бы являются союзниками? Не поверишь! Китай и Иран! И все прекрасно понимают, что у каждого свои интересы и в любой момент союзник может стать соперником. Они сейчас в том мире – как мы в этом! В одиночестве стоят против всех! Только их меньше, чем нас. Но они могущественней! Вторая держава по военной мощи. Единственная, которая может уничтожить гегемона их мира – США. Но основа их могущества произведена именно нами! И они это понимают. Поэтому я убежден в необходимости и полезности нашего сотрудничества.

– Понял! Спасибо за политинформацию! На приказ можно взглянуть?

– Держи!

Комиссар протянул Рокоссовскому запечатанный конверт.

На некоторое время повисла тишина. Наконец генерал оторвался от текста и, подойдя к вешалке, убрал приказ в командирскую сумку.

Вернулся к столу и, расписавшись в получении, снова занял свое место в кресле.

– Что значит в настоящий момент «в распоряжение Ставки»? Тоже самолетом в тыл?

– Нет! Управление 16-й Армии и штабы нескольких дивизий – вопрос, каких именно, еще на согласовании, остаются в Особом районе. Задача, как говорил вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, учиться военному делу настоящим образом!

– Как Ершаков? И чему здесь учат?

– Учат хорошим манерам на поле боя. Но у тебя, Константин Константинович, будет несколько другая задача. Хотя и схожая. Но это уже товарищ Сталин тебе расскажет.

– Товарищ Сталин?

– Совершенно верно! Обожди немного. – Цанава поднял трубку телефона. – Соедините с приемной товарища Сталина.

Повисла пауза.

– Александр Николаевич, это Цанава. Товарищ Сталин просил сообщить, как прибудет генерал Рокоссовский. Доложите о прибытии. – И положил трубку. – Ну, ждем!

Ждать пришлось не долго. Через минуту телефон разразился приятной на слух трелью звонка. Цанава поднял трубку.

– Да, товарищ Сталин! Прибыл минут десять назад. Ввожу его в курс дела. Одну секунду! – И комиссар протянул трубку стоявшему рядом Рокоссовскому.

– Здравствуйте, товарищ Сталин!

– Здравствуйте, товарищ Рокоссовский! Ну, как у вас настроение? Каково вообще моральное состояние бойцов и командиров вашей армии?

– Боевое, товарищ Сталин! Готовы выполнить любой приказ командования. Только… армия теперь не моя. Согласно приказу.

– Это хорошо, товарищ Рокоссовский, что настроение и у вас, и у подчиненных боевое. А насчет армии – вы как были командующим 16-й Армией, так им и остаетесь. Просто войск у вас какое-то время не будет. Вы расстроены?

– В некоторой степени, товарищ Сталин.

– Это поправимо, товарищ Рокоссовский! Ваша армия дралась мужественно и умело! Хорошо дралась! Есть мнение о присвоении командарму 16-й Армии звания Героя Советского Союза. И не ему одному. Но это уже ваша забота. Прошу по итогам боев под Вязьмой подготовить списки для награждения отличившихся. И некоторые дивизии, опять же на ваше усмотрение, представить на звание гвардейских. Но это, так сказать, подведение итогов проделанной работы. Для вас лично, управления 16-й Армией и штабов дивизий есть очень ответственная задача.

Первое. Вы должны пройти необходимое обучение у наших союзников.

Второе. Товарищ Ракутин, как военный представитель Рабоче-Крестьянской Красной Армии при руководстве Российской Федерации, проделал очень большую работу по отбору и подготовке техники и оружия, которое мы покупаем у наших союзников для вооружения и оснащения 16-й Армии генерал-лейтенанта Рокоссовского. Так вот вы должны научиться наиболее эффективно применять и использовать это оружие и снаряжение. Когда Красная Армия освободит район Вязьмы, вы получите личный состав, который мы уже начали готовить для формирования дивизий 16-й Армии. Я думаю, у вас не так много времени – два-три месяца, поэтому отнеситесь к этому со всей большевистской ответственностью. Воздушный мост с Особым районом действует успешно, и часть наиболее важных специалистов мы будем вам присылать.

Как говорит товарищ Ракутин, техника, которой будет вооружена ваша армия, гораздо эффективней даже той, что имеется в 20-й Армии Ершакова. Но и задачи будут стоять перед вами наиважнейшие.

Эта техника поможет нам сократить время войны и уменьшить потери советского народа. И это ответственное дело партия возлагает на вас. Как теперь у вас с настроением?

– Спасибо, товарищ Сталин, за доверие! Шестнадцатая армия и я лично вас не подведем!

– Мы знаем это! Поэтому и доверяем вам. До свидания, товарищ Рокоссовский.

Генерал передал замолчавшую трубку Цанаве и перевел дух. Не часто получается беседовать с Вождем.

– Ну, вопросы еще есть? – Цанава, так и не присевший во время разговора, положил трубку на аппарат и занял свое кресло.

– Вот интересная у нас тут компания собралась!

– В смысле?

– В прямом! Генерал Ракутин – должен был погибнуть при отступлении в район Семлева. Теперь военный атташе, а по сути на данный момент посол СССР в России. По крайней мере, пока Москва не назначила… в Москву посла. Коллизия – Москва в Москву!

Ершаков – погиб в плену в 1942 году, попав в плен как раз тут под Вязьмой. Теперь командарм самой мощной армии в РККА. Несмотря на то что армия состоит из четырех дивизий.

Генерал Рокоссовский – по факту сбежал из Вязьмы, не выполнив приказ. В мемуарах описал этот момент, сославшись на слова коменданта города генерала Никитина «В Вязьме войск нет, и защищать ее нечем».

– Товарищ комиссар!

– Подожди! Произносил ли эти слова Никитин, или вы, Константин Константинович, вложили эту фразу в его уста в своих мемуарах – неизвестно. На момент выхода мемуаров Никитин уже умер. Факт остается фактом – приказ был не выполнен. И от трибунала вас спас Жуков. Тем самым дал вам шанс и сохранил для страны маршала под номером четыре в рейтинге лучших военачальников Красной Армии.

А кроме вас троих есть еще Лукин, командарм-19, формирующий под Москвой новую армию. В той истории попавший в плен и давший волю своему языку на допросах. И генерал Вишневский, аналогично Лукину, формирующий армию, погибший при прорыве под Богородицким. Это всего лишь немногое, что изменилось на фоне событий на всем фронте. И в начале всего этого было несколько человек из 2016 года и старшина во главе команды выздоравливающих, который сохранил трезвый ум и не расстрелял этих странных людей. Кто они все в масштабах мировой бойни? Пыль! Песок на жерновах истории! Но песок, который сломал эти жернова!

Так что гордись, Константин Константинович, что ты и твоя армия устроили этот капкан. Они сами шли сюда, но ты сделал так, что собрал под Вязьму всю ударную мощь. Просто не все еще это об этом знают, и еще меньше тех, кто понял это. А насчет упоминания неприятного для тебя случая – это чтобы ты помнил! И сделал выводы. Ты же их сделал – в той жизни! Поэтому и стал маршалом.

Давай допьем, что ли, коньяк? Сегодня такой день – сегодня можно!

2 ноября 1941 г.

Особый район

Степан Гришин вышел из модуля командира дивизии. Был легкий морозец, безветренно, и солнце уже клонилось к закату. Вдохнув морозный воздух полной грудью, Степан даже захмелел. Или это от табачного дыма, который висел ватным одеялом под потолком модуля комдива? Его вызвали в штаб по двум причинам. Их роты в Сергеево сменила пехота бывшей 16-й, а ныне 20-й Армии. Рота Гришина прибыла в расположение полка для пополнения и отдыха. И тут пришел приказ о присвоении Гришину внеочередного воинского звания «капитан» и награждении орденом Красной Звезды. Обычно и присвоение, и награждение осуществлялось в батальоне, максимум в штабе полка. Но полковник Красноштанов – бывший комдив 244-й стрелковой дивизии, ставший командиром формируемой дивизии НКВД, решил заодно с награждением и присвоением звания познакомиться с отличившимся командиром роты. После награждения комдив расспросил Гришина о его жизни с 22 июня. В ходе разговора выяснилось, что сам комдив тоже пограничник. В душе Гришин этому обрадовался. Не то чтобы он недолюбливал начальников-армейцев, но свой есть свой! Пограничники всегда дорожили своей общностью независимо от званий и должностей!

Но вот это все закончилось, и Гришин с легким сердцем направился в расположение роты, когда краем глаза заметил на дороге, идущей к порталу, женскую фигуру. Заметил, наверно, потому, что на женщине было пальто светло-бежевого цвета, крайне непривычного на фоне расцветок военной формы. Это так определило его сознание. Но с этим не согласилось сердце. Оно внезапно замерло, а потом застучало, резво погнав кровь по венам. Степан, уже отвернувшийся, внимательно вгляделся в то, что вызвало такую реакцию. Женщина была еще далеко, напрямую метров триста, не меньше. А по дороге, по которой она шла – еще дальше. Лица ее было не разглядеть, но сердце почему-то настойчиво твердило, что он ее знает! Сознание отказывалось верить, приводя множество аргументов в пользу того, что этого не могло быть! Но сердце настойчиво стучало, и стук этот доходил уже до головы. Это Вера! Его Вера!

– Не может быть! – прошептал Степан, старательно щурясь и всматриваясь в фигурку далекой женщины.

А ноги уже свернули с дорожки, шедшей в сторону расположения роты, и несли его по дороге навстречу той, к которой был прикован его взор. Он с трудом удерживал себя, чтобы не побежать. И все же, когда расстояние между ними сократилось настолько, что он уже мог разглядеть лицо – сознание сдалось. Она была одета в незнакомое и, наверное, модное, короткое пальто, красивую шапку, сапоги и юбку чуть ниже колен. Но это была Вера! Вера! Его Вера!

Он побежал. Она, наоборот, остановилась. На ее лице было написано удивление и немного испуг. Однако удивление стало сменяться узнаванием, потом неверием в то, что это возможно, и, наконец, радостью. Но бежать она не могла, обессиленно стояла, уронив сумку на снег, смотрела на бегущего к ней Степана, и по лицу ее текли слезы.

– М-да… Любовь – страшная сила! Ты заметил, подполковник, что этот… наверно, лейтенант чуть не снес тебя, даже не заметив?

– Воистину страшная… Так я увернулся! Обратил внимание, как умело? Раз! И убрал корпус!

– О! Настоящий тореадор! По ходу, сегодня я подниму тост за лучшего знакомого тореадора.

– Да! Наверняка дойдем и до тореадоров! Только вот лейтенанта жалко! Да и Веру тоже. Им эти тосты – до одного места. Именно до того, о котором они и будут думать. Так что умерь свои желания.

– Прежде чем перейти к желаниям, в том числе и моим, нам необходимо заняться организационными вопросами. Вопрос первый! Нужно организовать лейтенанту увольнительную, или как оно тут называется. Факт, минимум на сутки. Второе. Я думаю, не будет возражений, что мероприятие будет организовано на моей территории?

– Почему? У меня, если ты заметил, дом побольше твоего.

– Заметил, но в данном случае этот аргумент не является решающим. Потому как и у меня четыре спальни и два санузла. Кровати не скрипят. Так что неудобств не предвидится. Хотя… если привлекать Гладкого и Дегтярева, а им сообщить придется… Мы все принимали участие в судьбе Веры, и принцип ответственности за тех, кого мы приручили, распространяется и на них тоже. К тому же не факт, что наших погон хватит на организацию побывки лейтенанта. Но есть еще один решающий аргумент, который бьет все возражения сразу.

– Это какой же?

– С вершины своих прожитых лет…

– Гы-гы-гы!

– …я точно знаю, что мужчина, подчеркиваю – молодой мужчина, созревает как отец к рождению второго ребенка. У лейтенанта и Веры как раз двое!

– Они двойняшки!

– Зато война! Он, может, в душе их всех несколько раз уже похоронил, когда видел убитых детей и представлял своих на их месте. В общем, я уверен, встреча с детьми пройдет не менее эмоционально, чем эта.

– Ладно, уговорил! Гладкого и Дегтярева возьму к себе.

– Окей! Я, кстати, заметил, откуда выходил лейтенант. Это модуль комдива НКВД. А из этого следует два вывода! Первый. Я пообщаюсь с комдивом по поводу мужа Веры. Как пограничник с пограничником, я думаю, мы найдем общий язык.

– Еврей ты! То ты офицер правительственной связи, то пограничник!

– Ну, ты же знаешь, у меня богатая на события биография! Там еще и спецназ КГБ СССР в послужном списке отметился. И участие в событиях августа 1991 года. Причем на правильной стороне!

– Это бригада твоя была на правильной стороне!

– А я как один из лучших офицеров бригады принимал участие исключительно сознательно. И уволился сразу, не ожидая, пока бригада сменит сторону. Ладно, это все лирика. Второе – если не получится с Красноштановым, придется задействовать главный калибр – Гладкого и Дегтярева.

– Ладно! Давай дуй к комдиву. Вон, Вера уже пришла в себя – ведет мужа сюда. Я ими пока тут займусь. Иди.

И один из двух стоявших у джипов мужчин в цифровом камуфляже двинулся в сторону штаба дивизии НКВД, а второй остался ожидать подходивших к нему двух счастливых людей.