Текст книги "Операция «Тайфун»: Капкан для «Тайфуна». Стилет для «Тайфуна»"

– Ну, здравствуй, Алексей Федорович! Рассказывай, какие ты тут подвиги совершил за время моего отсутствия?

Трофимов обернулся. Позади него в траншее стоял комиссар Зириков.

– Здравствуй, Михаил Андреевич! – ответил по-простому Алексей и протянул тому руку. – А ты как тут?

– Как там в вашем культовом фильме? Стреляли!

– А серьезно?

– В штабе дивизии ходит слух, что в рядах нашей прославленной дивизии растет Наполеон. Ну, Гинденбург на крайний случай. Вот решил примазаться к славе будущего полководца. Прямо с самых истоков!

– Не смешно.

– Ладно! Извини! Это, наверно, что-то нервное. Не спал уже двое суток. Просто и на вашем участке стало жарко. Вот решил посетить полк. А там узнал, что ты ротой командуешь. Причем ни в полку, ни в батальоне претензий к тебе как ротному нет. Поэтому решил вот посетить передний край на участке твоей роты.

– Насчет поспать – доведут мою землянку до минимально приемлемых условий – ложись.

– А сам как? Слышал, ночью рубеж меняли.

– Ничего! Успею пару часов перехватить. Саперы здесь почти линию Мажино устроили. Так что неожиданностей не жду.

– Понял! Воспользуюсь приглашением.

В этот момент появился боец, доложивший, что в землянке все готово.

– Ну, пошли, Михаил Андреевич, отметим новоселье.

В землянке пахло сырым деревом, землей и дымом от только что растопленной буржуйки. В остальном все как обычно – в сполохах огня из приоткрытой печурки и «летучей мыши» на столе проглядывались несколько двухъярусных лежаков, стол из неотесанных досок и странно выглядевшие тут три стула с вычурными спинками.

– Ничего! Просохнет – все нормально будет! – оглядев землянку, подытожил вошедший первым комиссар. – А стулья так вообще! Это отцы-командиры тебя побаиваются. Был бы ты обычным ротным, они бы уже в штабе батальона стояли. А то и повыше.

– Чего меня бояться? – усмехнулся Алексей, раскладывая на столе нехитрый паек и разливая чай по кружкам.

– Ну да! Командир роты – майор! С таким званием командиры полков – не редкость. А то и комдивы. Тот же Утвенко пример. Плюс образование – такое, что опять же не у всех комдивов сегодня. Особенно из запасников. Покрепче чая ничего нет?

– Есть. Тебе налью, но сам не буду.

– Тогда я тоже чай. Пить в одиночку – это уже алкоголизм.

– Привычка с юности, – пояснил Алексей свой отказ. – Перед серьезными делами лучше трезвую голову на плечах иметь. Опять же – спиртное меня расслабляет, и я становлюсь ленивым. А расслабляться сейчас нельзя, иначе… Ответь лучше на вопрос: чего ж не сменят меня, если я такой неудобный?

– Ну, тут причин, на мой взгляд, много. Первая – ты вполне справляешься. Вторая – хрен тебя знает, в каких ты отношениях с командованием дивизии. Вот видишь, с комиссаром дивизии чаи гоняешь. И не только чаи. А комбат у тебя – всего лишь капитан. Двадцати двух лет от роду. И я тебе скажу по секрету – он тебя побаивается. Не потому, что ты такой страшный. Просто не знает, как себя с тобой вести. Ты-то – союзник! Из самого штаба Особого района! Поэтому, наслышан я, твоя рота снабжается в первую очередь. Ну, и в-третьих, подозреваю, хочется многим посмотреть, как союзник без своих привычных артефактов воевать будет. Есть еще четвертая причина, но это лично моя и комдива. Мы-то знаем, что пехота – не твоя специальность.

– Я напомню. Я закончил пограничное училище. Да, специальность у меня другая. Но отличие от пограничников состояло всего лишь в нескольких предметах. У них основным специальным предметом был СТПВ – служба-тактика пограничных войск. Это кстати, тоже специфическое отличие от простой пехоты. А у нашего факультета – средства связи и применение войск Правительственной связи в операциях. Дисциплины, такие как «Общевойсковая тактика», давались нам одними и теми же преподавателями. Объемы, правда, были разные. Но в целом готовились и мы, и пограничники как офицеры звена «взвод – батальон». Так что рота – это как раз то, чему учили.

– Ну и как тебе твоя рота?

– Моя рота! – усмехнулся про себя Алексей. – В девяносто втором ушел в запас с должности замполита роты. Не прошло и тридцати лет, как стал ротным! Вот это карьера! Карьерист, блин! Как же это все давно было! Да что так далеко в память забираться? Я тут всего лишь несколько дней, а кажется, что мирная жизнь была когда-то в прошлой жизни. Жалею? Наверное, нет. Чтобы ценить мир, нужно знать, какой бывает война. Надо ли мне это было? Не знаю. Но когда-то пошел в армию, чтобы понять, кто я есть на самом деле. Соответствую своим представлениям о самом себе или нет? Прошло столько лет с тех пор, а эта дурацкая юношеская черта осталась. Что я себе доказываю? Соответствие погонам, которые Родина возложила на твои плечи вместе с ответственностью, и которые, если ты офицер, остаются на них до конца, даже если ты одет в гражданку? Офицер – он либо есть, либо его нет. Да и не было. Был просто мундир с погонами, существо в котором ему не соответствовало. А может, судьба? Она ведь у каждого своя, и никто ее не знает. Для чего я рожден? Для чего дожил до этих лет? Может, как раз для этого? Может и так! И тогда все предопределено. И та поездка за грибами, и то, что я здесь. Значит, нужно делать то, что должно. И пусть будет, что будет. Поэтому я горжусь своей ротой! Каждым бойцом! Никто не трусил, не паниковал, все исполняли в бою приказы и распоряжения бегом. Сейчас четверть оставшихся бойцов роты имеют легкие ранения, но в тыл не ушли. Да что я тебе рассказываю? Сам наверняка все знаешь. Моя рота – совсем не исключение. Везде так!

Все, кто хотел сбежать, сдаться, сделали это еще в начале октября. Здесь остались те, кто умрет, но с рубежа без приказа не уйдет! Вот это по-нашему!

Знаешь, в нашем времени у десантников есть девиз – «Никто, кроме нас!» Хороший девиз! А у пограничников другой – «Ни шагу назад!» Вот сейчас бойцы моей роты, батальона, полка, дивизии и, я уверен, всей Двадцатой армии соответствуют обоим этим девизам.

– М-да… действительно, замполит. Давай, пей чай, а то остынет.

Аэродром «Дебрево».

Особый район

Захаров закрыл фонарь и с удовольствием осмотрелся. Новый объемный фонарь из прозрачного плексигласа давал отличный обзор и освобождал от необходимости надевать очки и тем более меховые маски, без которых полет в открытой кабине зимой был попросту невозможен.

Неплохие парни работают в ПАРМе у союзников! ПАРМ был организован в момент, когда через портал от союзников пошли самолеты. Это они так называли ПАРМ, а с точки зрения Захарова и его дивизионных инженеров это был маленький авиаремонтный заводик с уникальным для их времени оборудованием. Познакомил со специалистами ПАРМа Захарова все тот же инженер-полковник, работавший в его дивизии. Потому как после выполнения своих прямых обязанностей по сборке самолетов и подготовки их к перелету в Москву ПАРМ должен был свернуться и убыть обратно в Россию. Но, опять же по совету того же полковника, Захаров пробился на прием к Цанаве и попросил его посодействовать, чтобы этот заводик поработал на его дивизию. Захарову было неведомо, с кем Цанава решал этот вопрос и чего ему лично или стране это стоило. Ему был важен результат, потому как перспективы полковник рисовал просто радужные. Даже в сравнении с тем, что сделала его группа.

И вот он, результат! После того как на всех самолетах сняли ШКАСы, поменяли ШВАКи на НР-23, установили прицелы и радиостанции, в ПАРМе продолжили работу над «ишачками» его и ведомого. В итоге И-16 тип 28 стали не похожи сами на себя!

Заменили перкаль синтетикой – более легкой и прочной. Переделали кабины под новые фонари, использовавшиеся на каком-то спортивном самолете в их времени. Пообещали позже поставить лобовые бронестекла. Поставили электродвигатель на лебедку уборки-выпуска шасси. Нажал клавишу на панели, и через секунды загорелись три красных лампочки – шасси убрано. Снова нажал, загорелись три зеленых – шасси выпущено. И не нужно делать сорок четыре оборота ручной лебедкой. Поменяли часть приборов на более современные и дооборудовали «родные» подсветкой. Установили новую более мощную аккумуляторную батарею и новый, тоже более мощный, электрогенератор, обеспечивающий энергией не только радиостанцию, как старый, а всю электросхему самолета. Заменили бронеспинку кресла летчика на более толстую титановую – при том же весе. Захаров, начитавшись материалов о развитии двигателестроения, мечтал о впрыске, но тут его ждало огорчение. Оказалось, что на данный момент просто не существовало подходящего топливного насоса для системы впрыска. На резонный вопрос, а как тогда летают поршневые самолеты у них, он получил ответ, что их уже практически не существует. Даже в гражданской авиации. Исключение АН-2 и нескольких Ил-14, доживших до XXI столетия. Еще на поршневых двигателях летают спортивно-пилотажные самолеты. Например, как тот же Су-26, фонарь которого они сумели приспособить на его И-16. Но мощность двигателя там всего лишь 260 лошадок. Плюс компьютеризированная система управления двигателем. Поэтому придется ждать, пока советская промышленность освоит АШ-82ФН. Но их будут ставить на Ла-5 и Ла-7, а не на старичка И-16. Единственное, что можно было сделать с двигателем И-16 – залить синтетическое масло, значительно повышавшее моторесурс двигателя. Но и здесь все оказалось непросто – масло сразу же потекло изо всех щелей. Пришлось мотористам полностью перебирать двигатель, меняя сальники и прокладки. Но самое проблемное, что невозможно было изменить на самолете, было крыло. Когда-то передовое, ведь И-16 был первым в мире истребителем-монопланом, толстое в сечении, теперь стало тормозом для самолета.

– Все, Георгий Захарович! Финита ля комедия! Больше для твоего коня ничего не сделать. По правде говоря, и то, что мы сделали, усилило «ишачка» незначительно. Исчерпан ресурс схемы для его модернизации. Так что тут больше понтов, нежели пользы.

– Не скажи, Владимир Петрович! Тут каждый километр скорости, каждый метр в скороподъемности важны! Мне понятно, что главное – это летчик в кабине самолета, его подготовка, мотивация, однако и техническая часть не менее важна. И если в подготовке пилотов мои ветераны практически не уступают немцам – все же с июня в боях, то в матчасти мы отстаем, и отстаем серьезно. Все это понимают, но изменить быстро это невозможно. Поэтому огромное спасибо и тебе, и твоим инженерам и механикам. Стол – с меня!

Плотно в ПАРМе занимались пока что только их двумя самолетами. На очереди стояли Як-1 его резервной группы. Планировалось уменьшить количество топливных баков и заменить перкаль на синтетику. Эти переделки давали надежду, что «як» перешагнет рубеж в 500 км/ч у земли.

А далее, если ничего не изменится, подобным образом будут модернизированы все самолеты дивизии.

Кстати, специалисты из ПАРМа интересовались – почему командир дивизии предпочитает устаревший «ишачок» более новым и совершенным «якам»? Захаров ответ для себя сформулировал еще в конце лета 41-го, попробовав и «як», и «лагг», и даже МиГ. Хотя последний стоял как бы в стороне. Он ведь сразу проектировался как высотный истребитель ПВО, в отличие от «яков» и «лаггов» – фронтовых истребителей. И со своими задачами на высоте от пяти тысяч в целом справлялся. А вот про «яки» и «лагги» такого Захаров сказать не мог. Оба самолета уступали «мессершмитту» практически во всех элементах воздушного боя и победить врага советский пилот мог лишь либо за счет своего мастерства, либо поймав противника на ошибке. Ну, или в свалке массового боя. Ошибались немцы нечасто, а почуяв опасность, всегда могли спастись бегством. Ни один советский истребитель догнать «мессера» не мог. «Ишачок» тоже не мог, но зато он превосходил противника в горизонтальном маневре. Это был единственный плюс, но он был! «Яки» и «лагги» и этим похвастаться не могли. Немцы об этом знали и поэтому всегда старались перевести бой с И-16 на вертикаль, сразу же лишая его преимущества. Хотя и тут «ишачок» был не безнадежен – тип 28 «Эмиля» на вертикали делал! В отличие от «яков» и «лаггов». Правда «Эмили» уже давно не попадались – основным самолетом у немцев был «Фридрих». Но вот теперь, после какого-то матерного «апгрейда», Захарову хотелось попробовать свою машину в реальном бою. И вот этот случай представился.

Фрицы догадались, что русские своими страшными беспощадными ракетами стреляют по относительно крупным группам самолетов. Примерно от восьми и больше. И уж точно не стреляют по четверкам и парам. Конечно, для бомбардировщиков это было критично. Особенно с учетом значительно возросшей эффективности русской ПВО. А вот для истребителей это было не столь существенно. Главное, до завязки боя не собираться группой. А уж в ходе боя ракет можно было не опасаться. И спокойно мстить иванам за погибших товарищей. К тому же на этот участок фронта немцы перебросили подкрепление. У бомбардировщиков и штурмовиков дивизии Захарова появились проблемы. Захаров считал разумным в таких условиях техническое превосходство противника компенсировать численным. Однако и немцы могли очень быстро наращивать силы. Ведь район действий бомбардировщиков и штурмовиков его дивизии был протяженностью менее ста километров. И в эту минуту завязывался бой восьмерки «ишачков» против восьмерки «мессеров». Сейчас в бой должна была вступить следовавшая в стороне и выше резервная четверка «яков», но с обзорной сообщили, что и к «мессерам» идет шестерка подкрепления.

Итого четырнадцать против двенадцати. Разница по количеству невелика. Но И-16 связаны необходимостью сопровождать бомбардировщики и вынуждены обороняться. Вот и хотел он преподнести врагу сюрприз в виде еще двенадцати «яков». Да и двух «ишачков» – своего и ведомого, в такой свалке сбрасывать со счетов не стоило.

Когда подошли к месту боя, «петляковы» уже отработали и, сбивая плотный строй, ложились на обратный курс. «Ишачки» сопровождения с трудом, но еще сдерживали атаки пар и четверок «мессершмиттов» на две шестерки «петляковых». К этому моменту счет был три – три, причем третьего «мессера» завалили стрелки «петляковых» уже на глазах Захарова. Три четверки резерва, эшелонированные по высоте, сразу включились в бой. Не связанные необходимостью защищать «пешки», они могли диктовать свои условия. Захаров с ведомым барражировали в стороне, занимаясь каждый своим делом – комдив по рации управлял боем, а ведомый обеспечивал его безопасность. Внезапно на волне зазвучал голос обзорной, предупреждая, что на подходе еще группа вражеских самолетов. Определив направление их подхода, пара Захарова заняла позицию, чтобы перехватить их первую, самую опасную атаку. Заметил он их, лишь когда четверка «мессеров» начала набор высоты с бреющего. Если бы не локатор, атака действительно могла быть неожиданной. Развернувшись им навстречу, пара «ишаков» пошла в лобовую, разгоняясь на пикировании. Немцы отвернули, разойдясь парами влево и вправо. Захаров ушел на правый боевой разворот, набирая потерянную высоту и пытаясь зайти в хвост правой паре. Когда он его закончил, атакуемая пара «мессеров» продолжала набор высоты с правым пологим виражом, приближаясь к месту боя. «Ишачки» имели перед ней небольшое преимущество в высоте. Вторая пара заканчивала вираж и выходила в заднюю сферу пары Захарова. По команде комдива ее сверху атаковала пара «яков», связав боем. Дав полный газ, Захаров пошел на сближение с первой парой, надеясь на то, что под атакой немцы поступят стандартно. Так оно и произошло – поняв, что подставить «ишачков» под атаку второй пары не удалось, «мессеры» полезли круто вверх. Рассчитывая на это, Захаров сумел срезать угол и выиграть дистанцию. На вертикали немцы ожидаемо стали отрываться. Но не так быстро, как обычно. Они вообще, видимо, удивились, увидев, что И-16-ые пошли за ними на вертикаль. Ведомый немецкой пары уходил от Захарова, но очень медленно, дымя неновым мотором. Пушки и прицел у Захарова были пристреляны на двести метров. И сейчас силуэт «мессершмитта» полностью поместился в овал прицела. Захаров нажал гашетку, выпустив по десятку снарядов из пушек. И попал! Штук пять снарядов разорвалось на правой плоскости и в хвосте «мессера». Разрывы 23-мм снарядов впечатлили. У «мессера» практически оторвало хвост и половину плоскости. Захаров прекратил преследование, переведя самолет в горизонт. Сбитый «мессер», кувыркаясь, падал. От него отделилась точка покинувшего обреченный самолет летчика. Захаров огляделся. Бой заканчивался. Охраняемые «петляковы» уже приближались к району аэродрома. «Мессеры», не желая попадать под необычайно точный огонь зенитной артиллерии Особого района, уходили на бреющем на запад. Счет группового боя был пять – четыре в пользу летчиков 43-й дивизии. При этом главная задача – защита бомбардировщиков была выполнена на сто процентов. Результат внушал оптимизм. И главное – Захаров был крайне доволен модернизацией своего самолета. И надеялся на такой же результат модернизации «яков». Еще больше его порадовало, что все четверо сбитых его летчиков выжили, сумев приземлиться в расположении своих войск.

31 декабря 1941 г.

Особый район

Телефонный аппарат на столе запел голосом Кобзона, предлагая не думать о секундах свысока, и на экране высветилось имя звонившего. Цанава протянул руку и, нажав соединение, приложил телефон сотовой связи к уху. Ему нравился этот прибор. Союзники на территории Особого района поставили несколько вышек и создали сеть мобильной связи, раздав телефонные трубки всем согласно утвержденному обеими сторонами списку. А музыку поставили по его просьбе после просмотра фильма о самом знаменитом советском разведчике. Очень нравились ему и песня, и фильм, и эта связь. Очень удобно! Связь всегда под рукой, и любого человека можно найти буквально за секунды. Если, конечно, он находится в этих самых списках и на территории Особого района. Как утверждали союзники, немцам расшифровать разговоры по этой связи физически невозможно. Он выпросил еще один такой телефон и отправил в Москву на исследование. Но увы! Привлеченные инженеры и ученые просто развели руками, не в силах разобраться с этим устройством. Информация через наркома НКВД дошла до Сталина. И теперь Воистинов там, в России, зондирует почву насчет возможности закупки, монтажа и наладки такой системы для членов советского правительства и ответственных сотрудников в пределах Москвы.

«Надо же! Коллега желает пообщаться. Последнее время встречаемся не часто. Всю работу ведут подчиненные», – отметил про себя комиссар, поднимая трубку.

– Здравствуйте, Александр Викторович! Только сейчас подумал – редко стали общаться. Нужно как-то исправлять.

– Исправим! Но позже. Лаврентий Фомич, требуется ваше присутствие в штабе. Машину за вами выслал.

Голос представителя президента России был напряжен.

Уловив это, Цанава также перешел на деловой тон.

– Спасибо! Я – на своей.

– Хорошо! Ждем вас!

На другом конце провода положили трубку.

Цанава нажал кнопку связи с секретарем и коротко бросил в нее:

– Машину и охрану! Срочно!

И стал надевать портупею.

Войдя в штаб Объединенной группировки войск, он ощутил царившую в атмосфере тревогу. Мысленно прогнав в голове информацию по сегодняшнему дню, Цанава не обнаружил ничего из ряда вон выходящего. По крайней мере того, что касалось зоны его ответственности. Встретивший его дежурный проводил его не в кабинет представителя президента, а в оперативный центр, оборудованный союзниками по последнему слову их техники. Это было рабочее место оперативного дежурного, в подчинении которого целый штат подчиненных круглосуточно принимал, собирал, систематизировал и анализировал информацию обо всем происходящем вокруг Особого района и в нем самом. Цанава уже был тут, когда началась операция армии Ершакова. Его тогда поразил огромный экран, на котором отображалась вся обстановка вокруг Особого района до границ дальности технических средств разведки союзников. И вот на этом экране медленно ползли по обозначенным на карте дорогам красные извилистые червяки дивизионных колонн армии. На пути у них и вокруг появлялись синие точки вражеских подразделений, угасающие по мере уничтожения артиллерией или боевыми подразделениями дивизий. Это была завораживающая картина! Тогда тут было многолюдно – присутствовало командование с обеих сторон плюс штаб 20-й армии. Хотя обычно в этом помещении людей немного – в основном все вопросы решаются по связи. Но сегодня явно был необычный день. Войдя внутрь Центра, Цанава обнаружил почти все руководство союзников. Уже за комиссаром в дверь вошли командир вертолетного подразделения и командир подразделения ФСО, отвечающего за охрану и оборону Портала со стороны Российской Федерации. Увидев комиссара, представитель президента России, стоявший в окружении военных, поспешил ему навстречу и, еще пожимая руку, перешел к делу:

– Еще раз здравствуй, Лаврентий Фомич! Коротко, время очень дорого! Оператор дрона при стандартном облете немецких позиций вокруг Особого района заснял вот это! Запись! Быстро!

Повинуясь его команде, через секунды на экране вместо карты пошли кадры съемки видеокамеры дрона – проселочная дорога, перелески, на дороге группа людей под охраной. Камера приближает изображение, группа – это гражданские. Женщины, дети всех возрастов – от грудных до подростков, и старики. Ведут их, судя по форме, эсэсовцы. Пара стариков – видимо, муж с женой – отстают. Помогать им немецкие солдаты не позволяют. Старик падает от изнеможения. Женщина пытается его поднять. Офицер, наблюдающий за этой сценой, машет рукой, и автоматчик перечеркивает обоих одной очередью. Остальных гонят дальше. Еще кадры. Другая колонна. Здесь обходится без стрельбы, хотя идущие сзади солдаты пинками подгоняют отстающих. Еще колонна. И еще.

– Что это?

Голос комиссара проскрипел металлом.

– Их ведут вот сюда!

Снова возникла карта.

– Деревня Двоевка. У нас есть серьезные основания считать, что это акция наподобие плана «Буффель». Данных радиоперехвата на эту тему у нас нет. Но немцы стали гораздо осторожней в радиопереговорах. В любом случае нам нужно действовать, и немедленно!

– Я готов предоставить все, чем располагаю. Я так понимаю, у вас уже есть варианты?

За разговором они переместились к столу оперативного дежурного, и все находившиеся в Центре начальники служб, отделов и командиры подразделений собрались вокруг них.

– Наметки, сделанные, можно сказать, на ходу или на коленке. Но это лучше, чем ничего. Итак. По прямой туда тридцать километров. По дороге – все пятьдесят наберутся. Поэтому мы можем успеть только воздухом. Официально нам запрещено использовать вертолеты днем – опасно! Но других вариантов нет. Ответственность я беру на себя. Как говорят военные, меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют. Если что, Лаврентий Фомич, на войну возьмешь?

Александр Викторович нервно хохотнул.

– Извини! На нервах. Разное бывало, но чтобы вот так! Чтобы от меня напрямую зависело столько жизней – ни разу. В общем, мысль такова. Вертолетами забрасываем спецназовцев в Двоевку. Задача – отбить гражданских и продержаться до подхода основных сил. Но! Первое «но». Вертолетов четыре штуки. Экипажи сейчас готовятся к вылету. Командиру вертолетчиков ставится задача. Поднять они могут семьдесят бойцов. Даже если я отдам всех свободных от смены из подразделения охраны Портала – людей не хватит.

– Половина! Половина – моих, тридцать пять человек пойдут.

– Годится. Далее! Нужно чем-то прорываться к Двоевке. Чтобы поднять мотострелковую бригаду на той стороне и пропихнуть ее через портал, понадобится не один час. Далеко не один. Спецназовцы столько не продержатся, а с гражданскими уйти не смогут. Вся надежда на тебя.

– Минуту! Звоню. Красноштанов! Пулей в оперативный центр! Я жду!

Далее Цанава поднял по тревоге подразделение осназа НКВД, охранявшего Портал со стороны СССР, и вызвал его командира. План начал обрастать деталями. Пока ждали вызванных, появилась мысль прикрыть вертолеты авиацией Захарова. Вызвали и его. И тут же по предполагаемому маршруту отправились дроны – разведывать, на огневые позиции начали выдвигаться батареи артиллерии и РСЗО – давить разведанные потенциальные опасности в пределах их дальности. Конкретные задачи ставил седой генерал из Генштаба РФ. Цанава просто подтверждал его полномочия.

Прибывшему комдиву НКВД был задан простой и прямой вопрос: сколько экипажей освоило Т-55 и боеспособен ли мотострелковый батальон на БМП? Для уточнения был вызван командир танкового полка дивизии. По прибытии он же был назначен командиром батальонной тактической группы – БТГ – в составе танковой роты из десяти Т-55АМВ и мотострелкового батальона на БМП-1. Союзники добавили одну машину разграждения ИМР-3М и почти два десятка бронированных автомобилей «Тайфун», планировавшихся для вывоза спасенных. Готовность выхода БТГ – два часа. Вертолеты должны были быть в готовности подняться через тридцать минут. По данным с дронов, примерно к этому времени немцы должны были пригнать людей в Двоевку. В ней, кстати, полицаи в школе досками заколачивали окна. А в колхозном амбаре, стоявшем с раскрытыми воротами, окон не было изначально.

Старшина был нелюдим. Таким он был всегда – сколько помнил себя. А помнил себя самое раннее беспризорником. Это отчетливо. Отца не помнил совсем. Был ли он? Отрывками – какая-то женщина, наверное, мать, они куда-то едут, торопятся. Потом какой-то сарай или заброшенный дом, она лежит на каком-то тряпье, красная, вся горячая, что-то бормочет в бреду. Он рядом, под боком. Острое чувство голода и страха. Потом она затихла, стала белой и холодной. Он плакал, но не отходил от нее. Пришли какие-то подростки и увели его с собой. Так он стал беспризорником. Уже там он отличался молчаливостью. Даже когда с остервенением бился за свою долю при дележе украденного – бился молча. Когда облава ОГПУ накрыла их – молчал на допросах. Правда, их не били. Просто опросили, кого смогли, и отправили в детдом. Там он глянулся человеку от ОГПУ, курирующему их учреждение. Так он попал в ряды чекистов, пройдя весь путь от рядового бойца спецподразделения до командира группы – старшины ГУГБ НКВД. Специализация – разведывательная и диверсионная деятельность. Официально подразделения не существовало – профиль управления, к которому оно было приписано, был совершенно другим, но с началом войны навыки и умения бойцов стали востребованы. Группу старшины прикрепили к комиссару ГБ Цанаве.

Старшиной он был не только по званию – таким был его позывной. Но привычке детства не изменил – оставался все таким же нелюдимым. Точнее, для своих – немногословным. Это мягко сказано. Даже бойцы его группы знали о нем лишь то, что он счел возможным им сказать. И сначала работала его группа по профилю – и в Белоруссии, и на западной Смоленщине. Пока не появились эти чертовы попаданцы. Нет, сначала все шло как обычно. Повоевали под одной деревней, вывели из окружения батарею «Катюш». Задачи были не ахти какие сложные и опасные, но все ж движуха! А потом из них, волков, сделали охранных собак! Посадили охранять этот чертов Портал! Ладно, хоть сообразили вахтеров из них не сделать! Поэтому посадили в силовое прикрытие объекта. Конкретно группа Старшины – пять бойцов с ним – несли службу в доте, прикрывавшем подступы к Порталу. И это длилось изо дня в день, неделя за неделей уже два месяца. Тоска! Отдушиной была возможность упражняться на полигоне подразделения ФСО на российской стороне. Коллеги, как-никак! И ведь польза была обоюдная. Одни были подготовлены как волки, другие – как волкодавы. Старшина и его бойцы делились знаниями и опытом работы в поле, а фэсэошники – в зданиях и в условиях городского боя. Правда, минер группы ничем удивить союзников не мог. Наука убивать с помощью мин и изощренного минирования за эти десятилетия шагнула далеко вперед. Поэтому минер кропотливо усваивал эту науку. Плюс оружия перепробовали за эти недели уйму. Этого добра у союзников водилось не просто много, а очень много. Еще не большая, но радость – недели три назад поменяли им оружие. Вместо ППСов, снайперских СВТ и РПД перевооружили охрану портала на АКМСы, СВД и ПКМы. Это само по себе было приятной новостью, хотя и о ППС и РПД они ничего плохого сказать не могли. Даже более того – еще не успели толком раскушать-распробовать. Осознали лишь, что они качественно лучше того, чем была вооружена РККА и другие части НКВД. И тут еще один подарок! Снайпер только лишь не спал с СВД, а пулеметчик уже затер ПКМ до блеска на солнце. Что в корне неправильно! А вот Старшина, получив АКМС, нашел себе занятие. Посмотрев обвес на «калашниковых» союзников, загорелся мыслью приобрести себе такой же. Официально сделать это он не мог. Тот же ПБС начсклада мог выдать лишь по заявке командования на время проведения операции. А какая это операция – сидение в доте? Коллеги с той стороны могли помочь, но не безвозмездно. Деньги, понятное дело, их не интересовали. Им нужны были сувениры. Конкретно ПБС ему достался за «люгер». Как и где Старшина достал «люгер», неизвестно. Все же война! В довесок к ПБСу коллега подогнал за литр спирта барабанный магазин от РПК на 75 патронов. За коллиматор просили маузер. С кобурой. А еще нужна была планка Пикатинни, регулируемый приклад. Да и оптика не помешала бы. В общем, задача была понятна, оставалось ее решить. А как ее решишь, сидя в доте?

Поэтому, когда свободные смены подняли по тревоге, Старшина в душе обрадовался. Настроение его, хотя внешне это никак не проявилось, улучшилось. Его даже не смогла испортить информация, которую озвучил короткими фразами командир. Дот ему опротивел до смерти. Экипировались несколько необычно – взяв минимум сухпая и набив вещмешки боеприпасами.

Когда тридцать пять бойцов, похожие на красноармейцев лишь касками, уже занимали места в приземлившихся у портала вертолетах, подъехали два тентованных «Урала» с таким же количеством бойцов союзников. Выглядели коллеги посолидней – в мощных бронежилетах, сферах, и тоже с максимальным боезапасом. И как энкавэдэшники – все в масккостюмах. Группа Старшины разместилась в грузовой кабине МИ-24. Минуту спустя к ним добавились три бойца союзников, и почти сразу вертолет пошел на взлет. Никакого согласования или планирования не было. На него попросту не оставалось времени. Предстояло действовать по ситуации. Перед взлетом один из пилотов сунул им в руки бумажные пакеты с непонятной целью. Для Старшины это был первый полет на вертолете. И это было самое страшное из того, что ему пришлось пережить. Ну, может быть, только дот был страшнее. Его кидало из стороны в сторону, вверх-вниз. Только железная воля не позволила ему выплеснуть завтрак в тот самый, теперь уже понятный, пакет. Надо сказать, блевали не только его бойцы, но и союзники. Они неслись в брюхе железной боевой птицы, ничего не видя, хотя в кабине были иллюминаторы, и мечтая о том, чтобы это поскорей закончилось. Они не видели, как вертолеты мчались буквально в метрах над верхушками деревьев, снижаясь в прогалины полей и снова взмывая над лесами. А сверху, слева и справа, впереди в сотнях и десятках метров от них так же мчались «илы». Они не видели, как, подчиняясь командам невидимого командира из оперативного центра, делали «горку» передние пары штурмовиков и с пикирования залпами НУРСов сметали опасность для охраняемых вертолетов. После атаки пары уходили в тыл, а их место занимали следующие пары. Они не видели, как где-то там, выше них, кружили дроны, выискивая эти самые опасности. Каждый делал свое дело и близился момент, когда должен был наступить их черед.