Электронная библиотека » Михаил Алпатов » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Вадимка"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 23:07


Автор книги: Михаил Алпатов


Жанр: Детская проза, Детские книги


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 4
«НЕ ТРОНЬ ПАРНЯ!»

Так хорошо на душе у Вадимки бывало только дома. Будто и впрямь он уже вернулся на хутор и теперь ему захотелось пожаловаться доброй хозяйке на свои беды, как, бывало, жаловался матери. Когда сели завтракать, гость без умолку говорил о том, что выпало ему на долю в порту и в городе. Чуть не расплакался, когда речь у него пошла о Гнедом и Резвом. Вот самое большое горе, которое причинили ему люди в тот страшный день. Хозяйка слушала молча, Вадимка все время ощущал на себе её пристальный, сочувствующий взгляд, и это прибавляло ему охоты рассказывать. Неожиданно хозяйка сказала:

– Поживи у меня хоть денёчек… Отдохнёшь… Отоспишься… Народ немного схлынет. А?

Вадимка умолк. Он привык видеть, как все устали от постоев чужих людей.

– А я ж вам мешать буду.

– Ты будешь не мешать, а утешать, – вздохнула она. – …У меня муж и сын на этой самой войне… Хоть на тебя порадуюсь в своей хате.

– А у кого они служат? У белых или у красных?

– Слава богу, у красных. Теперь, может быть, домой заскочат.

– А я ж, тётенька… белый, – сконфузился Вадимка.

Хозяйка улыбнулась.

– А ты, сынок, не белый и не красный. Ты ещё зелёнка… Ну так погостишь?

– Ага, – согласился гость.

– Ну, вот и ладно, милый… Война-то, слава богу, кончилась. Для всех людей радость, а для матерей особенно.

…Не привыкший дома сидеть без дела, Вадимка целый день провёл в хлопотах, помогал по хозяйству. Первый раз в своей жизни он понял, как неутолимо может изголодаться человек по работе, находил в ней большое душевное успокоение.

– Ты бы отдохнул, сынок, – пробовала советовать хозяйка, – в работники я тебя, кажись, не нанимала.

– А я нынче, тётенька, здорово отдыхаю!

Хозяйка улыбалась. Вадимка от души был благодарен этой женщине. Он чувствовал – в её улыбке жила радость матери: её сыну сегодня хорошо.

Незаметно пролетел день. Когда наступило новое утро, гость поднялся на рассвете. Хозяйка тоже уже встала.

– Что так рано? – спросила она.

– Дома-то мать ждёт, – признался Вадимка.

– Ну, добрый путь тебе, мальчик. Неси мой поклон твоей матушке… Дом-то далеко?

– Там… на Дону… Между Ростовом и Воронежем.

– Пешком ты, милый, туда не дойдёшь. Ног не хватит… Тут скоро будет станция, разузнай, не пойдут ли какие поезда?.. Ну-ка, примерь вот эту рубашку. Пинжачишко тоже примерь… А то простудишься.

Вадимке хотелось отказаться – она же отдаёт одёжку своего сына! Но парнишка промолчал – вспомнил, как холодно ему было в дороге.

Завтракали молча. Гость чувствовал себя в неоплатном долгу перед хозяйкой. Уж очень щедрым и неожиданным был подарок! Надо поблагодарить добрую женщину. Вадимка старался вспомнить, что говорили на его хуторе взрослые, когда благодарили друг друга. Ему хотелось найти слова, которые вместили бы то, что переполняло его сердце. Но уже встали из-за стола, а слова все не приходили.

– Вот в этой торбочке тебе харчи на дорогу, – сказала хозяйка, протягивая ему сумку, которую носят на спине, как школьный ранец. – Несколько дней продержишься. А там… бог не без милости… Сироте тоже бывает счастье… – Голос её оборвался.

Вадимка взял сумку. Настала минута благодарить хозяйку, а слов у него не было. И будто не он, а кто-то другой за него вдруг сказал:

– Спасибо тебе, родненькая! За все, за все спасибо!.. Я тебе в ножки поклонюсь.

Но сделать это ему не удалось – его крепко обняла хозяйка. Сам не зная почему, Вадимка вырвался и кинулся в дверь.

…По колее железной дороги уныло брели пленные, нынче их стало меньше. Вадимка, глядя на них, остановился и долго стоял, не двигаясь. Он только что был под мирным, домашним кровом. Как много такой кров значит для человека! Как ему, Вадимке, не хотелось снова становиться бездомным и гонимым, будто совершил он какое-то огромное преступление, но вины своей мальчик не понимал. Он крепился, чтобы не расплакаться, – жаловаться не на кого и некому. Эх, был бы дядя Василь! Хорошо, что не видит маманя, как ему нынче трудно на свете!

Вместе со всеми Вадимка пошёл по железнодорожному полотну. Станицы уже не было видно за горкой. Людской поток снова потащил его с собой. Двигались молча.

…Пришли на станцию. Она была забита брошенными пассажирскими и товарными составами, стояли остывшие паровозы. На перроне вокруг железнодорожника сгрудилась большая толпа пленных. Вадимка втиснулся в неё, стал слушать – будут ли ходить поезда? Железнодорожник говорил, что поезда по ходят, а что будет дальше, он не знает.

– Ну, не нынче, так, может быть, завтра али послезавтра?

– Не надо было мост взрывать у Екатеринодара… через Кубань… Теперь вот и сидим тут в ловушке… Ишь ты, подай им поезда!

– Да нам уж как-нибудь… на крыше, на буфере…

– Ни так и ни этак… С деревянным кондуктором да по шпалам! Вот как!

– А чего вы тут торчите тогда? Как репа в огороде! – наседала толпа.

– Телеграф и телефон работают, бросить нельзя.

Стоявший рядом с Вадимкой пожилой казак сказал:

– Дело дохлое! Пошли, братцы, на своих на двоих… Сделаем один шаг – всё-таки ближе к дому… Бедная пехота ногами промерила тыщи вёрст. И ничего – от этого не помирали… Давайте снова как бывало – ать-два левой!

Вадимка долго стоял на перроне, смотрел в ту сторону, где за невысокими горами осталась станица. Ему хотелось пожаловаться той старой женщине, которая была ему теперь как мать. Никаких поездов не будет! Пойду насколько хватит сил… А ты не горюй… я постараюсь… Прощай, родненькая!

Пожилой казак не сказал ничего нового. По шпалам продолжал непрерывно катиться поток пленных. Он снова понёс с собой и Вадимку.

…От Новороссийска до Екатеринодара Вадимка прошёл пешком. С этих пор парнишка накрепко уверовал, что если бы на свете не было чудес – не жить человеку. Многого из того, что с ним происходило, он не мог понять иначе. По узкой полосе, где между горами шла железная дорога, двигались тысячи бесприютных людей. На ночь они заполняли встретившуюся станицу. Казалось, в станичные хаты никак не могла втиснуться такая громада. Но приходило время ночлега, и никто не оставался на улице. Разве это не было чудом?

По этой же полосе земли недавно прошли две армии. Казалось, тут ничего не могло остаться, чем можно накормить человека. Теперь по этому же месту шли новые тысячи голодных людей. Чем они могли кормиться? Откуда же тут мог взяться кусок хлеба? И всё-таки никто из них не умер с голоду Разве это не чудо?

Люди шли целые дни. И так повторялось без конца. Силы уже кончались, а люди шли и шли. Казалось, ноги идут сами без твоего участия, ты давно перестал их чувствовать. А ноги несут человека. И это разве не чудо? Вспомнил Вадимка и другое чудо! Однажды, долго бредя по дороге в поисках ночлега под проливным дождём, Вадимка вконец продрог и почувствовал если ему не удастся согреться, он жестоко захворает, а хворать нельзя: его бросят – кто станет возиться с больным!

Невдалеке можно было различить дом – большой, кирпичный, наверно, принадлежащий железной дороге. К нему манил тусклый свет в окнах. На этот свет и побрёл Вадимка. Дом оказался нежилой – в нём были только стены да окна. Какая-то добрая душа поставила на подоконник керосиновую лампу Каждый вершок пола был занят спящими вповалку людьми. Надежды найти себе место не было никакой. Ставя ноги между спавшими, Вадимка вошёл в коридор – тут тебя хоть не поливает дождь! Правда, дышать было совсем нечем Неужели так придётся стоять до самого рассвета? Но и на этот раз на глазах Вадимки совершилось чудо. Один из спавших неподалёку вдруг замычал и повернулся на бок, он потревожил соседа, тот почесался и тоже повернулся на бок. Между ними образовалось узкое пространство, сюда-то и удалось втиснуться Вадимке. В такой трудный час он согрелся и заснул. И как знать – может быть, это чудо спасло ему жизнь!

Малолетка Вадимку было нетрудно обидеть, но как раз потому-то находились люди, которые брали его под защиту. Вадимка видел не раз, как над его головой сталкивались добро и зло. Ему запомнился случай на одной станции. В тот день у Вадимки оставался последний кусок хлеба из того запаса, который он бережно нёс в сумке, – его дала та добрая хозяйка. Жалко было доедать её хлеб. Вадимка уселся на краю перрона, рядом с другими пленными. Он достал из сумки свой последний ломоть хлеба и последний кусочек сала.

– А ну, дай сюда! – послышалось вдруг.

Это сказал сидевший рядом оборванец. Он был грязный, заросший, глаза смотрели дико. Озверевший от голода солдат попытался вырвать у парнишки хлеб.

– А как же я? – растерялся Вадимка.

– А черт с тобой!

Оставалось надеяться только на чудо, и оно явилось.

– Не тронь парня! – донеслось сзади.

Это сказал проходивший по перрону красноармеец – наверное, дежурный. Чтобы подтвердить своё приказание, он поправил на плече ремень винтовки.

И сосед отстал.

– Спасибо, дяденька! – обернулся Вадимка. – Давайте пополам? А? – протянул он еду своему защитнику.

Красноармеец улыбнулся.

– Не надо… Ешь сам, а то тебя, не ровен час, самого сожрут… вот такие, – кивнул он на соседа. – Мне, парень, каждый день каптёр выдаёт хлеб, а вот тебе какой каптёр даст – не знаю.

Дежурный зашагал дальше.

…Вадимка не считал дни, он считал станции – они запомнились ему ещё при отступлении. По станциям можно было судить, много ли осталось до Екатеринодара? Наконец, такой день настал – показалась река Кубань, а за ней Екатеринодар. Вадимка дошёл до разъезда Эйнем, неподалёку от берега реки. И разъезд и все вокруг него было заполнено народом – перед тем, как перебираться на городскую сторону, каждый старался отыскать тут место, чтобы отдохнуть. Вадимке вместе со многими удалось устроиться на куче старых шпал. День был весенний, солнечный, на душе у Вадимки повеселело – закончилась, наверно, самая тяжёлая часть его трудной дороги к дому!

Парнишка с большим любопытством смотрел на город. Наверно, плохо жить в таком месте. Все надо покупать на базаре. Когда у них на хуторе говорили, что такой-то человек кормится с базара, хотели сказать – дела у этого человека совсем незавидные. Как можно жить без своего хлеба, без степи, без коней! Ни восхода, ни захода солнышка в городе из-за домов как следует не увидишь. То ли дело зелёная травка да привольная донская степь! А в городе один булыжник! То ли дело душистый ветерок в поле! А в городе, наверно, всегда воняет гарью из труб. Ни за что не согласился бы здесь жить!

И, будто прочитав его мысли, один из сидевших рядом с ним пленных сказал:

– В станице нет-нет да и протянет кто-нибудь кусок хлеба нашему брату. А вот придём в город, тут известное дело. Живём не горюем, хлеба не купуем, с базара кормимся… А на базаре нынче только собаки гоняются за кошками… Поскорей бы выбраться из этого гиблого места.

Перед разъездом лежала мрачная равнина, слышался глухой шум реки, вселявший тревогу. Впереди была неизвестность, но Вадимка знал: он должен туда идти. Соседи Вадимки поднимались со шпал и брели к берегу Кубани. Вместе с ними медленно пошёл и Вадимка.

На берегу собралась уйма пленных – не каждый рисковал начинать переправу, не оглядевшись, не прикинув, как лучше. Вадимка испуганно смотрел на широкую, бурную реку. Грязная, рыжая вода кипела страшными бурунами, грозя поглотить в своей пучине все живое и мёртвое, и стремительно неслась неизвестно куда.

– Наш Дон – тихий, а Кубань – река бешеная… Как бы тут не переправиться на тот свет, – вздохнул кто-то.

– Дон-то наш тихий, а вот на Дону тихо не бывает, – ответил пожилой казак.

Вадимка старался не слушать разговоров – от них становилось ещё страшней. Он стал приглядываться, как переправлялись другие. Была взорвана лишь часть моста у берега, противоположного городу. Эту часть называли тут фермой. Один конец этой фермы лежал на «быке», другой упал в воду, недалеко от берега, а с берега до упавшего конца фермы положили доски. По ним смельчаки и начинали переправу, отчаянно балансируя руками. Вадимка решил пуститься в путь: долго размышлять – больше оробеешь! И он пошёл по доскам. Доски прогибались до самой воды и раскачивались, а внизу бурлила рыжая пучина. Вадимка старался смотреть на доски, чтобы не видеть мчавшуюся под ними реку. Боялся, что закружится голова. И она закружилась… Ему хотелось ухватиться за что-нибудь, он покачнулся, но тут кто-то схватил его самого сзади за воротник.

– Эге, так не годится, герой! А то нырнёшь и не вынырнешь! – услышал он чей-то простуженный голос.

И сильная рука, держа его за воротник, довела до железных переплётов фермы. Вадимка так испугался, что забыл сказать дяденьке спасибо. Да он и не знал, кому говорить. Но как только он почувствовал, что держится за холодное, надёжное железо, он сразу пришёл в себя, отдышался и стал пробираться дальше.

Оказалось, что лазить по железным переплётам куда легче, чем по деревьям, – тут есть и за что ухватиться, и куда ногу поставить. Взрослым казакам пробираться по остаткам моста было куда труднее.

– Отвык, пропади ты пропадом, по вербам за грачиными яйцами забираться, – ворчал кто-то, стараясь достать ногой до нужного ему переплёта. – Сколько лет пришлось провисеть в седле, разучился, понимаешь.

До «быка» Вадимка добрался быстро. Дальше шла сохранившаяся часть моста, по ней парнишке было идти уже просто.

«И всё-таки добрых людей на свете больше, чем злых! – не выходило у него из головы. – Ей-богу, больше!»

Глава 5
«ПОМОГАЙ ТЕБЕ БОГ, СИРОТИНКА!»

На екатеринодарском вокзале в тесноте трудно повернуться. Все забито пленными. Больше всего сгрудилось здесь донцов, кубанцы разошлись по своим станицам. Отсюда уже ходили поезда, люди надеялись уцепиться за какой-нибудь товарный состав. С тревогой говорили, что где-то впереди мост тоже взорван, придётся ехать куда-то в объезд, часто упоминали станции Кавказскую и Тихорецкую.

«Куда все, туда и я, – думалось Вадимке. – Доберусь как-нибудь до Ростова, а там дорога одна, не собьёшься».

После переправы Вадимка очень устал. На станциях он привык отдыхать, усевшись на край перрона. Но тут все было занято, пришлось сесть у самой стены вокзала, прислонившись к ней спиной. Подняться на ноги уже не хватало сил. Равнодушно смотрел казачонок на серую массу людей в обшарпанных, грязных шинелях – все они были заросшие, взгляд угрюмый, насторожённый, опасливый. «Наверно, и я гляжу не дюже весело», – подумал Вадимка. Он уже знал – пока эти люди не вошли под свой кров, пока они не стали равноправными, они будут чувствовать себя затравленными волками.

Взгляд Вадимки упал на соседа. Это был красноармеец с русой бородой, а всех, у кого росла борода, Вадимка считал стариками. Сразу бросалась в глаза красная звезда на его шлеме и три красных косых полосы на груди, пролегавших по шинели. Сидел он на вещевом мешке, был страшно худ и бледен, слегка пошатывался, то закрывая, то открывая глаза, тяжело дышал, в руках держал изрядный кусок хлебного каравая. Красноармеец вяло отщипывал от него хлеб и ел его медленно, с явной неохотой.

«Тифозный!» – решил Вадимка. Вспомнил – когда он в прошлом году заболел тифом, как ему противна была еда.

Парнишка не привык побираться, но нестерпимый голод мучил его. – Вадимка уже третий день ничего не ел.

– Отломите и мне кусочек! – робко попросил он бородача.

Тот остановил на нём свой взгляд.

– А заболеть сыпняком не боишься?

– Не-е! Я своё уже отдежурил. Теперь, говорят, я больше не захвораю.

Сосед протянул Вадимке весь свой хлеб.

– Да мне только кусочек. Вы весь не отдавайте. Начнёте выздоравливать, ох и есть захочется!

Бородач молча положил хлеб Вадимке на колени.

– Ну, спасибо… Дай вам бог здоровья! – поблагодарил Вадимка.

Ему хотелось сказать соседу что-то доброе, поделиться с ним чем-нибудь. Но нашлось лишь одно – его горький опыт тифозного больного:

– …А вы не робейте! Сначала, помню, казалось, что день ото дня мне становится лучше и лучше, а я помирал, а потом стало мерещиться, что мне все хуже и хуже, а я поправлялся… Ежели вам под конец болезни будет казаться, что становится все хуже, знайте, на самом деле вы выздоравливаете.

– А ты в эту кашу как попал? – неожиданно спросил красноармеец.

– Да в подводы забрали! – с неохотой ответил казачонок. – А теперь вот… коней потерял… На чём работать?..

Голос у Вадимки дрогнул.

– Да ты сам-то не робей, – подобрел сосед. – Жив остался, и ладно… Считай это за главную свою удачу.

– Конечно… жить на свете самое главное! – воспрянул духом Вадимка. Он был уверен, что его слова должны понравиться бородачу.

Но тот почему-то замолчал. Вадимка знал, как тяжело говорить при такой болезни. Вот человек и молчит. Вдруг бородач заговорил снова:

– Жить на свете, парень, не всегда самое главное… Есть вещи куда важнее нашей жизни…

– Мой дед говорил, что главное жить, остальное приложится… – пробовал возразить Вадимка.

– Чтобы это приложилось, приходится иногда жизнь отдавать, – говорил красноармеец, закрывая глаза. – В России победила революция, и сила, какая может нас одолеть, на всем свете не сыщется – вот что главное, парнишка… Сколько чудесных людей пало за эту победу… А разве им не хотелось жить?..

Сосед то замолкал, то распалялся все больше и больше. В его словах Вадимке послышалось что-то созвучное с тем, что он видел в станице Хомутовской. А видел он там, как умирали коммунисты. Они шли босыми ногами по снегу навстречу смерти, в суровом молчании, и никто из них тогда не дрогнул.

«Наверно, коммунист!» – подумал Вадимка, пристально глядя на соседа.

– …А вот мне повезло – я дожил до победы! – говорил тот, успокаиваясь. – Не знаю – удастся ли победить тиф… Было бы уж очень глупо умирать после победы…

– Да что вы! – вскочил на ноги Вадимка. – От тифа не обязательно умирают. Я вот и то выжил!.. А вы вон какой крепкий… И больше моего понимаете…

Пришли два красноармейца, сказали, что из госпиталя пригнали санитарную повозку. Помогли больному встать.

– Ну, парень, счастливой тебе дороги… Едешь ты из одного мира в другой… Жалко, что ехать придётся без плацкарты, да что поделаешь! А твои советы я запомнил… Вспоминай и ты про мои…

– Обязательно! – крикнул Вадимка. Стараясь помочь поднять больного, он подал бородачу его вещевой мешок, осторожно стряхнул с него грязь. Больной красноармеец со своими провожатыми вскоре затерялся в толпе, но Вадимка ещё долго смотрел ему вслед.

…Товарный поезд еле тащился; дряхлый паровоз, пыхтя и отдуваясь, старался отдышаться от своего непосильного труда. Под стать ему были вагоны. Многие из них изрешетили пули. На некоторых зияли большие дыры – где от старости, где от осколков снарядов. Теперь этих ветеранов снова выстроили в шеренгу и заставили работать из последних сил. Они скрипели и покачивались.

Когда поезд подошёл к вокзалу, он был переполнен: все теплушки были туго набиты пленными, вагонные крыши и буфера сплошь усеяны людьми. Железнодорожники говорили, что поезд пойдёт до самого Ростова.

Вадимке удалось устроиться на крыше. Тут можно лежать, не боясь, что тебя затопчут, тут можно и дышать, не боясь задохнуться. Днём уже припекало солнце, здания на станциях укрылись под прозрачной зеленью деревьев. Легче становилось на душе. Но стоило только закатиться солнцу, как начинал пронизывать холодный ветер, особенно свирепевший, когда поезд быстро шёл под горку. Свернувшийся калачиком Вадимка дрожал, дожидаясь утра. Спать приходилось днём. Вадимка очень экономил хлеб. От каравая, подаренного больным красноармейцем, он отламывал очередной кусочек с таким расчётом, чтобы хватило на неделю, а за эту неделю он надеялся на поездах добраться до дому. У кого кончался хлеб, те сходили на какой-нибудь станции и рассеивались по окрестным посёлкам христарадничать. Вадимка решил не задерживаться. Да и попрошайничать уж очень не хотелось.

Целыми днями его соседи вели бесконечные разговоры. Больше всего тужили, что весной, в золотое время, когда день кормит год, приходится болтаться на этой крыше. Вадимка не мог оторвать взгляда от ровной, как стол, зелёной кубанской степи. Хлеба зазеленели, они занимали почти сплошь всю равнину. Такое лихое время, а хлеб люди всё-таки ухитрились посеять! И только кое-где попадались зараставшие сорняками необработанные загоны. Наверно, они принадлежат семьям, где никого не осталось в живых.

«А как теперь моя мамка? Без коней-то небось не посеяла? – невесело размышлял Вадимка. Он чувствовал перед матерью свою незамолимую вину за потерю Гнедого и Резвого. – Что я ей скажу?» До сих пор он старался уверить себя, что главное – добраться до дому, а кони – дело наживное! Теперь же, когда он слышал со всех сторон разговоры о весне, ему стало казаться, что потеря коней для них с матерью – беда непоправимая. Если они не посеяли, то останутся нищими, а значит, им придётся идти побираться. Он с ужасом вспоминал, как к ним в курень приходили нищие. Были они из «расейских» губерний. Одни просили «на погорелое», другие «на неурожай», а третьи на вопрос: «Почему христарадничаете?» – отвечали: «А что нам, безлошадным, остаётся делать?» Вот теперь они с матерью стали безлошадными.

Но у Вадимки на вагонной крыше нашлось занятие, которое отвлекало его от невесёлых мыслей. Его интересовал один человек. Это был сотник Карташов. В Новороссийске Вадимка видел, как сотника окликнул его товарищ, служивший у красных. Потом он потерял Карташова из виду; но на екатеринодарском вокзале снова увидел его среди пленных, стал держаться ближе к нему; на крышу полез вслед за сотником. Теперь среди унылых жалоб казаков Вадимке хотелось услышать, что же скажет Карташов, этот умный и добрый человек. Тот ехал с приятелем, видать, тоже офицером. Но господа офицеры были задумчивы и помалкивали. И только однажды Вадимке очень повезло – они разговорились. Карташов лежал, уставившись в небо, его приятель, облокотившись о крышу, смотрел в степь.

– Встретил в Новороссийске своего лучшего друга, – вздохнул Карташов. – Учились мы с ним на одном курсе в Новочеркасском политехническом институте… Мечтали… Служение обществу, служение человечеству. Пути наши разошлись, друг мой оказался у красных, я – у белых… А теперь вот мы встретились… Он – победитель, я – побеждённый… Кто же из нас прав? Друг считает, что история решила дело в его пользу, предлагал даже вступить в сапёрную часть, которой он командует… Пробыли мы вместе два дня и все время спорили. Речь шла о будущем. Мой друг уверен, что в человеке в конечном счёте победит доброе начало, а я в это перестал что-то верить.

– И нашли о чём спорить! – усмехнулся приятель Карташова. – О человеке двадцать первого века! Какое нам дело до него? Сейчас речь идёт о нашей шкуре. Вступали бы в эту сапёрную часть – для инженера место вполне подходящее. Я теперь хочу только одного – забиться в какую-нибудь щель и сопеть в две дырочки. Не троньте меня, и я вас не трону… Я слишком устал… И все мы устали…

– Сопеть в две дырочки? Этого мало… Надо ещё знать – зачем ты сопишь? Кому от этого польза?..

– Полагаю, что решение вашего спора будет более простым, чем вы думаете. Запад не сможет примириться с потерей России.

– Ну, это уж дудки! Просчитаются! – уверенно сказал Карташов. – Россию победить нельзя… Если на нас поднимется какая-нибудь держава, я отложу мои споры с другом и сам вступлю в его сапёрную часть!

Поезд остановился на какой-то станции. Началась обычная суета. Люди слезали с вагонов. Одни – чтобы напиться и запастись водой, другие уходили за хлебом. Но народу в поезде не убавлялось – на место ушедших приходили те, кто дня два назад слезал тут с поезда, а нынче они вернулись.

Когда двинулись дальше, господа офицеры не возвращались к своему разговору. Да так оно и лучше. Вадимку огорчили и раздосадовали слова Карташова. Неужели у нас добро не победит? Как же так? Вадимка так верил в то, о чём говорил ему дядя Василь… А ведь сотник Карташов – офицер, учёный человек, он куда больше понимает, чем простой казак.

А Вадимке так не хотелось расставаться с мечтой о доброте, которую вселил в него Алёшин. Теперь они с матерью станут нищими, им так нужна будет людская помощь.

Мечта эта пришла к Вадимке в ту страшную ночь на новороссийской пристани, она помогла ему пережить трудную дорогу от моря до Кубани. А как же теперь? И только ночью – а она была опять холодной и бессонной – он придумал себе утешение. У них на хуторе в таких случаях говорили: «Поживём – увидим. Толкач муку покажет!»

…Уже неделю Вадимка был в дороге. За это время он надеялся добраться до дому, но не доехал даже до Ростова – поезд двигался медленно. Целыми днями простаивал на станциях и разъездах. Вадимка уже сутки пробыл без хлеба и очень ослабел. Ещё немного – и он сляжет! Ему очень не хотелось прерывать свою дорогу, но другого выхода мальчик не видел. Следующая станция Кущевка – последняя станция на Кубани. Вадимка знал, что за ней Батайск, а там Ростов. Ни в Батайске, ни в Ростове хлеба уже не достанешь. К тому же в Ростове надо будет искать другой поезд, а это может затянуться. Захворать в Ростове он очень боялся – этот город представлялся ему чем-то вроде бездонного водоворота, где неминуючи пропадёшь. Получалось, что сходить надо в Кущевке, рядом станица – тут можно раздобыть хлеба, а потом уже пробиваться домой через Ростов.

Хотелось попрощаться с сотником Карташовым, сказать, что насчёт доброты надо ещё посмотреть. Если сотник начнёт спорить, Вадимка приготовил ответ: «Ну, ладно. Поживём – увидим. Толкач муку покажет». Но вот поезд остановился в Кущевке, а Вадимка так и не решился заговорить с сотником. Он пошморгал носом и, насупленный, недовольный собою, слез с крыши.

…Был разгар солнечного дня, дул тёплый ветерок. В станице стояли лужи, по непролазной грязи пройти можно только около заборов и плетней. Вадимка пошёл вдоль дворов по первой же улице, он долго не решался войти в какой-нибудь дом и попросить хлеба. Стыдился смотреть в глаза встречным. Но тащить ноги по грязи было так трудно, кружилась голова, он боялся упасть. Идти дальше нет сил, пришлось завернуть в ближайшую калитку, она своим уютным домашним видом словно сама приглашала войти.

Хозяин дома с сыном поменьше Вадимки и двумя молодыми женщинами обедал за низким круглым столом.

«Этот стол у кубанцев называется сырно», – вспомнил Вадимка, а вслух сказал:

– Здорово дневали, добрые люди!

– Здорово, здорово, молодец! – ответил хозяин. – Раздевайся, гостем будешь!.. Гость на гость – хозяину радость.

Не ожидавший такого приглашения, Вадимка очень смутился.

– Да я-то… спасибо за хлеб за соль.

– Ты сначала-то руки помой, – хозяин кивнул на чугун с водой, стоявший рядом с дверью. – Ну, как? Много там ещё двигается пленного люда?

– Да до пасхи, наверно, хватит.

– Такой молодой… Ну, садись, садись.

Одна из женщин встала из-за стола, чтобы помочь гостю помыть руки. Вместо мыла была зола с песком.

Хозяева уже заканчивали обед, но из-за стола не вставали. Они с любопытством рассматривали гостя, хозяин не переставал расспрашивать его, как происходила сдача белой армии в Новороссийске, не чинят ли красные расправы над пленными, рассуждал о том, что же будет дальше. Долго говорил, что новая власть мужику не подходит, потому что мужик не любит, когда считают деньги в его кармане.

Перед гостем поставили глубокую глиняную миску с украинским борщом. Парнишка почувствовал страшный приступ голода, однако постарался не показать виду – он сам не любил смотреть на человека, который ест с жадностью. На вопросы Вадимка отвечал с большой неохотой, надеялся, что от него отстанут.

Но разговор продолжался. Хозяин стал надоедливо расспрашивать, а кто ждёт Вадимку дома. Потом вдруг сказал:

– Послушай-ка, молодец… А что ты будешь делать дома? Тягла у вас с матерью теперь нету, всё равно придётся наниматься к добрым людям в работники… Я тебе подыщу хорошую хозяйку. Вот погляди на неё, чем плоха?..

И он показал на одну из женщин.

Вадимка чуть не поперхнулся кашей. Мысль, что ему с матерью придётся идти побираться, постоянно мучила его. Теперь же его нанимают в батраки, а это ничуть не лучше. Вадимка готов был заплакать.

– …Напиши матери, нехай приезжает… Будете вместе, – откуда-то издалека доносился до него голос хозяина.

– Работа для тебя нетрудная, – говорила одна из женщин, – будешь пасти скот недалеко от усадьбы…

Вадимка молчал. Он ехал домой. Это должно быть понятно и другим людям… И нечего приставать к нему с пустыми разговорами! Парнишка украдкой глянул на приезжую тётку, как он понял, родственницу хозяев. Она была красивая, но глядела на него, будто покупала скотину. У Вадимки сжалось сердце. Он привык вспоминать добрые глаза старой женщины, приютившей его в первый день плена. А теперь на него уставились холодные, совсем не материнские глаза. «Зверюга, должно быть!» – подумал казачонок.

– А ты, молодец, не спеши… Подумай. Переночуешь у нас, а там видно будет…

И хозяева встали из-за стола.

…Вадимка проснулся среди ночи. Ныло все тело, как избитое, а главное, что мешало ему спать, был разговор за столом. Чужие люди хотят, чтобы они с матерью на них работали. Вадимка вздыхал и ворочался. Вчера он промолчал, вечером эта тётка с недобрыми глазами уехала домой. Теперь осталось только дождаться утра, собрать в кущевских дворах хоть немного хлеба и снова в путь.

Снова в путь! Но Вадимка подумал, что опять придётся ожидать товарный поезд, который ему никто не приготовил; на вагонной крыше встречать и провожать бессонные голодные ночи и дни; сутками ждать, когда поезд двинется с разъезда – он понял, что теперь у него на это уже не было сил. Ему надо отдохнуть – отоспаться, избавиться от изнуряющего чувства голода. Иначе он не доедет до дому. Как же тут быть?

Решение пришло к нему на рассвете. Он наймётся к этой бабе недели на две, отдохнёт, а тогда и домой можно ехать. В этом ничего зазорного для себя Вадимка не видел. Как он раньше не сообразил! В любое время могу взять расчёт и уйти. Кто меня держит?

Когда сели завтракать, он сказал хозяину:

– Ну, надумал я наняться к этой тётеньке… Недельки на две.

– Вот и хорошо… Недельки на две… а там, что бог даст, – остался доволен хозяин. – Выйдешь, молодец, из станицы, увидишь дорогу – она тут одна. Пройдёшь вёрст пять… ну, может быть, с маленьким гаком… Там в степи стоят четыре двора… в ряд. И во всех четырех живут Зинченки… Они родичи… Спросишь Полину Пантелевну. Она – вдова… Если считать от станицы – её двор предпоследний… Добрый тебе час!

Теперь Вадимка был в весёлом настроении. Приключение с наймом в работники ему казалось даже забавным. «Расскажу ребятам на хуторе. Вот будет потеха!» Только смущало то, что хозяйка все утро смотрела на него очень грустными глазами. Она пошла провожать его до калитки. А там вдруг расплакалась, сунула ему в руки горячую пышку, перекрестила и сказала, захлёбываясь слезами:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации