Текст книги "Скиталец"

Ни Димы, ни Котика, ни тети Елены дома не оказалось. По не проверенным данным они укатили в Грецию.

Солнце было в зените. Лето прошло, но на Юге днем палит еще достаточно крепко. Такси не отпускаем. Едем в хинкальную, покушаем сосиски с макаронами и чай. Надо подкрепиться. Что-то мне подсказывает, что ехать надо к границе в Сарпи. Запасаемся водой и едой.

Таксист не возражает против нашей идеи. И мы направляемся к пограничному Сарпи.

– Русские деньги у меня есть, а вот долларов – всего сто. Слышал от соседей, что если найдут доллары, то отберут, поэтому и не старались их купить, – размышлял я и спрятал их в шляпу.

Ехали не долго, всего каких-то полчаса, но возле мандариновых плантаций нас остановили вооруженные люди, похожие на тех, которые приходили ко мне домой.

– До пропускного пункта Сарпи еще с километр, – сказал таксист.

Я вышел из машины и подошел к человеку с автоматом.

– Скажи, генацвале, что за ситуация на границе?

– Гамарджеба, – ответил он, – видишь никого нет, все знают, что граница закрыта.

– А кто закрыл турки или наши?

– Наши же, конечно, наши. Турки понимают, что граница – бизнес. Печать поставил в паспорт и деньги получил. Тысячу человек пропустил, десять тысяч долларов заработал. Да и грузинские таможенники это понимают, но там что-то Абашидзе и Шеварднадзе договориться не могут.

– Так значит закрыли не на всегда?

– Нет, конечно, как договорятся.

– А когда договорятся, не знаешь?

– Откуда же мне знать, может сегодня, а может через месяц. Нам сказали, что к погранпункту пока никого не пускать. Да там пока русские погранцы командуют, хотя формально граница уже наша. В общем хотите ждите, хотите уезжайте, только за шлагбаум ни ногой!

Я договорился с таксистом, если до девяти вечера не откроют, то отвезет нас в гостиницу.

Ехать назад я не собирался просто потому, что не знал: что делать дальше.

Из машины вышли. Часа через полтора подъехали еще две легковушки.

Вася гулял среди мандариновых деревьев. Женщины – аджарки собирали урожай, стоя под деревьями или на невысоких стремянках. Небольшие корзинки висели у них на поясе, а ящики и деревянные лотки стояли в междурядье. Как только корзинки наполнялись, женщины, которые находились внизу, принимали их, взамен передавая пустые, а полные пересыпали в ящики. Работа для них привычная, поэтому наблюдать за ними было интересно. Некоторые пели заунывные песни на своем языке. Вася наелся мандаринов так, что уже отмахивался от угощений, которые протягивали ему сборщицы урожая.

Я лежал на траве, а Гарик с таксистом резались в карты, громко шлепая проигравшего колодой по носу.

Неожиданно я увидел столб пыли, движущийся со стороны таможни.

Подъехал военный козлик, из которого вышел погранец, огляделся и сказал охранявшим:

– Вот эти машины пропусти, все три, попробуем их пульнуть, кажется лед тронулся. Но пока больше не надо, должен подъехать командир.

– Вася, – крикнул я обрадованный, – скорей сюда, едем!

– Удача, кажется, сопутствует нам, – со вздохом произнес я, – похоже не напрасно сюда приехал. Длинный металлический забор с четырьмя терминалами показался впереди – это пропускной пункт, стоянка для машин была пуста. Слева и справа газоны подстриженной травы и снова забор, но уже более цивильный. За забором аккуратное одноэтажное здание, с широкими окнами и крыльцом, со ступеньками, украшенными цветным восточным орнаментом. То была уже турецкая таможня. До которой дойти уже стало непреодолимым желанием.

Мы выгрузились из машины и прошли к зданию нашей таможни. Люди, похожие на тех, что остановили нас еще у шлагбаума, стояли на первом рубеже.

– Доставайте паспорта, – сказал один из них и резко выхватил из рук, протянутые документы. Посмотрел их и куда-то ушел, хотя по всей видимости должен был передать таможеннику, сидевшему возле небольшого окошка. Мы ждали, но человек не появлялся. Там за пропускным пунктом прохаживался служащий в форме погранца или таможенника. Все кого-то ждали. Я начал беспокоиться, хотя внешне все выглядело спокойно.

– Лейтенант, – обратился я к офицеру, находящемуся там внутри, – где человек, который забрал у нас документы?

– Не знаю, – ответил тот, – они тут свой порядок устанавливают. Нам представят документы мы и оформим их, а пока ждите, не знаю куда он пошел, тут и идти-то некуда, два коридора да три комнаты.

Я заволновался еще больше, Гарик тоже.

Появился «похититель», взял меня под руку, отвел чуть поодаль и сказал: Сто долларов и счастливого пути.

– Каких сто долларов? – изумился я, – у меня всего десять.

– Как ты с десятью долларами в Турцию собрался, врешь ведь?!

– Ну есть ровно столько, сколько надо заплатить за визу, остальные – русские деньги, ей богу. У нас там родственники, они сказали: берите русские деньги, мы вам поменяем.

«Решала» постоял, постоял, похлопал документами о ладонь, потом сказал: Черт с тобой – пятьдесят рублей, и я вас пропущу.

– А может тридцать? нас ведь всего трое, а эти не наши. – стал торговаться я, хотя сразу об этом пожалел, подумав: а вдруг он отматерит и вытолкает нас, у него ведь автомат, а у меня ничего. Он выдержал паузу – ладно, давай тридцать. Я протянул ему деньги, а он документы в окошко, и пошел к нашим попутчикам.

Погранцы проверили паспорта, шлепнули в каждый печать и, открыв решетчатую дверь, пропустили нас на турецкую сторону.

Трудно передать: какое-то новое чувство овладело мной. Осязаемая волна свободы пахнула на все мое существо. Я остановился возле здания турецкой таможни, вдохнул полной грудью воздух, поставил ногу на первую ступеньку и произнес: О, аллах! чтобы я когда-нибудь переступил эту границу в обратном направлении, убей меня!

– Что вы сказали, дядя Сережа? – спросил Гарик.

– Да так, в Турцию попал и с аллахом заговорил, – пошутил я.

Надо было идти дальше в здание турецкой таможни, а я не мог сдвинуться с места.

– Папа, пошли, – потянул меня за руку сынишка, – ну пошли же пошли, чего ты стоишь?

– Подожди, сынок, подожди, дай насладиться свободой!

– Какой свободой, дядя Сережа!? – воскликнул Гарик и тоже потянул меня за рукав, – свобода там за этим зданием.

После того, как турки за три минуты оформили наши паспорта, мы двинулись к автобусной остановке. Ее видно было от самого выхода.

Человек в черном тюрбане на голове, услужливо по-русски объяснил нам, что автобусы идут на Хопа через каждые полчаса.

И вот новый мир, неизведанный, манящий, интересный. Даже горы, такие же зеленые вихрастые горы, которые являлись продолжением тех, что остались по ту сторону границы, казались какими-то другими, таинственными и чарующими. Мы вышли на остановку, и я, удобно устроившись на лавочке, всматривался в этот мир, который как-то по-другому очаровывал, втягивал меня в свою глубину. Что там ждало нас впереди? куда едем? к кому едем, практически без денег, но с надеждой.

– Сервис – так назывался маленький автобус, который катил нас вдоль моря. Сгущались сумерки, на водной глади отражались огни маяков, и редких электрических фонарей, освещавших дорогу. Кое-где вдали качались на волнах маленькие суденышки, готовые пропасть в надвигающейся ночи. Через сорок минут мы въехали в турецкий город Хопа.

Длинная, широкая улица жила полной жизнью. Лавки и небольшие магазинчики были не безлюдны. Микроавтобус остановился у центрального терминала, откуда мы должны были начать поиски ночлега. Денег у нас было мало и надо было на первый случай найти самое дешевое жилье. Яркие рекламы на английском языке через каждые пятьдесят метров, призывали туристов и приезжих в свои апартаменты. Кроме всего у каждой гостиницы крутились зазывалы и настойчиво предлагали свои услуги. Все было как-то необычно и приятно, кроме того, что наш небогатый кошелек стеснял нас и призывал к осторожности в выборе отеля. Наконец с помощью зазывалы мы взобрались по крутой деревянной лестнице на второй этаж небольшой гостиницы и предстали перед стойкой ресепшена. Неожиданно, молодой человек заговорил на русском языке, что сразу облегчило нашу задачу.

– Вы, господа, из России? – спросил приветливо он.

– Нет, первым ответил Гарик, – мы из Грузии.

– Мы беженцы из Грузии, – поправил я.

Прежде мы договорились, что будем представляться всегда и везде именно так, ведь так оно и было. А план у меня созрел еще в поезде: сделать попытку уехать в Австралию или в крайнем случае в Сирию, через представителя ООН. Это значит надо именовать себя беженцами и никак иначе. В Австралии у меня есть живой дядя и две его дочери, а в Сирии, – просто хотелось попасть в экзотическую страну. Но и туда, и туда нужны были деньги, а у нас их не было. После прохождения турецкой границы у меня осталось семьдесят долларов, и вся надежда была на то, что нам удастся выгодно продать электротовары, которые по совету ранее бывалых там знакомых, мы накупили в день отъезда в Тбилиси.

На следующий день, после завтрака, включенного в ежедневную оплату; мы, нагрузившись товаром, двинулись к рынку.

Впервые мы видели восточный базар. Начинался он фруктово – овощными рядами, киосками с разными напитками и кондитерскими изделиями, а дальше одежда и обувь и столько много, и такой разнообразной, что глаза разбегались от растерянности.

Мы изрядно устали пока нашли место, где торговали приезжие грузины, да и вообще все те, кто ранее прибыл с нашей стороны. Пока мы распаковывали свои сумки и доставали товары на продажу, нечаянно пришлось услышать, что Турцию так и не открыли, и мы оказались теми счастливчиками, которые успели проскочить в минутное разрешение, случившееся по какому-то недоразумению. Значит нам повезло, те, кто здесь уже был, скоро уедут, и у нас не останется конкурентов.

В жизни никогда ничего не продавал (стеснялся); а тут люди, совсем не знакомые, да и мне было безразлично, что обо мне подумают они. Это вселяло надежду. Вася пристроился на какой-то произвольной скамейке и сидел, чиркая на песке какие-то зигзаги, а Гарик разложил кошельки и кожаные ремни, собственного производства, на свободном столе.

Беда была только в том, что мы не знали по-турецки. Я, конечно, предусмотрел это и накануне вечером взял урок у ресепшена и выучил несколько важных слов и выражений: сколько стоит? хорошо, давай, бери. А вот счет совпал с азербайджанским, В Тбилиси на всех базарах торговали азербайджанцы из Марнеули, и я еще тогда выучил счет до ста. Эти знания сыграли большую роль в нашей успешной торговле.

Главным вопрос, который звучал из уст покупателей был: «Каш пара? что и означало – сколько стоит?». Я знал как ответить, а иногда можно было показать и на пальцах, что означало: 3-5-7-10 турецких лир, а если больше, то тогда я использовал ранее приобретенные знания в счете.

С первых минут торговля у нас пошла бойко: я продал две электробритвы, небольшой светильник, несколько лампочек накаливания и фонарик «Жучок». В моем кармане скопились турецкие лиры, я не считал их, но старался наторговать, как можно больше.

Гарик довольно часто обращался за помощью, особенно, если покупатели говорили на английском языке. Его кошельки и пояса летели, как горячие пирожки. Он улыбался успеху и за первые два часа избавился от принесенного товара. К середине дня мы продали все и, поменяв часть лир на доллары, отправились на обед.

За два американских доллара мы купили целую курицу-гриль, завернутую в большой лаваш, обмазанный аджикой, и пакетик с соленьями, две бутылочки колы, а Гарик взял себе бутылку пива. Я не одобрил его покупку: Не время сейчас и не место пить пиво, ты, конечно, сам себе хозяин, но не стоит начинать с этого, – заметил я ему.

На второй день, вооружившись остальной частью товара, мы снова пришли на рынок. Все шло, как и в прошедший день, однако неожиданно к Гарику подошел пожилой человек и стал внимательно разглядывать его изделия. Видимо искусная работа по коже его заинтересовала. Он начал было говорить с Гариком по-английски, но сразу понял, что его не понимают. Гарик плохо учился в школе и кроме – О’Кей и О-ля-ля! – ничего сказать и понять не мог. Я вступил в разговор с человеком и выяснил, что где-то под Стамбулом, у него есть кожевенный цех, который он временно прикрыл, т. к. сын его ушел в Армию воевать с курдами. А он один не в состоянии и работать, и снабжать себя сырьем.

После краткого знакомства он пригласил нас всех в маленький ресторанчик, где за обедом пообещал помочь решить наши проблемы, если мы поможем ему.

Я рассказал Гарику, что Ибрагим, так звали араба хрестьянского происхождения, берет тебя на работу в подмастерья, будет нас всех кормить, у нас будет жилье и небольшая зарплата. За это время мы оформим документы через ООН и получим разрешение вылететь в Австралию. Это займет несколько месяцев, пока не вернется его сын. Гарик от радости аж засиял.

– Я согласен, я же говорил, что пригожусь!

– Ну вот и хорошо, я договорюсь с Ибрагимом, когда поедем.

Как хорошо! – подумал я: – мы сохраним деньги, будем бесплатно жить и оформлять документы через представительство ООН в Стамбуле для эмиграции в Австралию. Так ведь бывает, что не было ни гроша и вдруг алтын.

И снова мы едем. Особенно прекрасно мчаться вдоль моря, сегодня оно с правой стороны, а слева горы. Мы едем на запад. Осень еще не наступила, но кое-где зелень подернулась яркой желтизной, а воздух, врывающейся в чуть приоткрытые окна, приносит прохладный запах моря. Вася прильнул к окну, а Ибрагим с Гариком спали, временами сваливая головы друг на друга.

Путь далекий и долгий, но я не устаю наблюдать за бегущим ландшафтом. Больше, конечно, меня покоряет море. То оно плещется разноцветными лоскутами, то искрится голубизной под палящими лучами солнца, то бурлит местами сопротивляясь набегающим потокам, падающей с гор, воды.

Ни кораблей, ни лодок, ни парусников не видно. Кое-где на волнорезах и на бетонных пирсах попадаются одинокие рыбаки, с удочками или сетями. Десятки километров ни души. Дорога отодвигала решения предстоящих задач и проблем и давала отдохнуть озабоченной голове. Едем в неизвестность, но, как говорится: Мир не без добрых людей Тем более я успел убедиться в их доброте; здесь проще и добрее и готовы прийти на помощь. Несколько раз автобус останавливался в населенных пунктах. Люди выходили и подсаживались новые, но места в автобусе оставались свободные…

На одной из остановок мы обедали в летнем кафе. Все входило в стоимость билета. Для нас это было необычно, странно, но приятно. Это был другой мир, с гладкими дорогами, чистыми улицами и приветливыми прохожими. И хотя люди здесь тоже трудились на полях, пашнях и плантациях, у них не было на лице характерной для нашего человека морщины муки, морщины злости, морщины вечной озабоченности и недовольства жизнью. Вот она азиатская страна, хотя турки причисляли себя к европейцам, да по всей видимости, они ими и были.

В Стамбул мы прибыли в полдень. Первое, что поразило мое воображение – это мост через БОСФОР, мост, соединяющий две части света. Он был похож на гигантский гамак, раскачивающийся над бирюзово-голубой водной гладью, по которой осторожно пробирались, выкрашенные по кильватерной линии черной маслянистой краской, сухогрузы и кипельно-белые пассажирские лайнеры, на фоне невысоких гор, едва виднеющихся в морском тумане, застроенных игрушечными домиками и мечетями. Невообразимо сказочная панорама, оставшаяся в моей памяти на всю жизнь.

Автобус остановился рядом с прибрежной линией, где вдоль берега качаясь на волнах, пришвартовались шаланды, много шаланд, заполненных живой рыбой; а на брегу, в длинной веренице лотков, она искрилась разноцветной чешуей, приманывая покупателей. Я никогда не видел столько рыбы. Она, порой еще живая, трепыхалась, пытаясь выскочить и снова нырнуть в голубую прибрежную воду. Покупатели в разноцветных одеждах(преимущественно домохозяйки или приезжие туристы) выбирали к своему столу или на барбекю подходящую рыбу. Продавцы на перебой предлагали свой товар, привлекая их громкими выкриками.

Ибрагим дал нам возможность полюбоваться этим неординарным зрелищем, а потом предложил нам сесть в его авто, которое было припарковано здесь же на стоянке. Не бедный, но расчетливый человек он решил, что дешевле до Хопа доехать на автобусе, чем на своей машине. А здесь оставалось каких-то тридцать километров до селенья Селим Паша, где располагался его дом и мастерская.

Преодолев небольшие заторы на дороге через час мы подъехали к двум небольшим строениям, расположенным чуть поодаль от села.

Они были похожи друг на друга своими широкими стеклянными витринами и одинаковыми металлическими дверями, в торцах по обе стороны.

Еще с улицы было заметно, что это не то мастерская, не то магазин потому, что через стеклянные витрины были видны модели верхней одежды и несколько швейных машин.

– Вот здесь мы будем жить и работать, – обратил свою речь ко мне Ибрагим, – там есть все, что надо для жизни, – продолжал он, увлекая нас за собой.

Небольшое здание, в которое мы вошли, в первой своей половине походило на жилой дом, с тремя комнатами, кухней и санузлом. Там было не прибрано и неуютно. Хозяин сразу уловил мой критический взгляд на легкий кавардак, творившийся в комнатах и поспешил сказать:

– Порядок придется наводить вам: я очень занят, а жена вот уже год живет в Швейцарии. Я последую за ней, как только сын мой придет из Армии.

– Что вы, Ибрагим, – обратился я к нему, – к вечеру вы не узнаете своей квартиры.

Все пошло своим чередом: Гарик корпел с Ибрагимом над новыми выкройками и лекалами, конструировали новую модель кожаной куртки, а я с Васей наводил порядок в квартире и готовил русский обед.

Сзади дома у Ибрагима был небольшой огород, где уже созрели разные овощи. Мы сварили борщ, сделали рагу и русский салат. Ибрагим с удовольствием обедал, приговаривая, что мы молодцы, и что он все это время питался всухомятку. В сельском магазине мне дали говяжьи косточки; обычно рубщики выбрасывали их, как отходы. А я к удивлению Ибрагима, попросил их отдать мне.

А на следующий день мы ели холодец. Ибрагиму он понравился, и он меня похвалил.

Через несколько дней освоившись я решил, что пора посетить Австралийское консульство в Стамбуле и попросить там политическое убежище. Ведь ради этого мы и приехали сюда.

– Ехать надо было всем, иначе и разговаривать не станут, – сказал Ибрагим(он оформлял себе документы в Швейцарском консульстве и имеет практический опыт).

– Я пожертвую один рабочий день, но вы мне его отработаете, – заявил он перед поездкой.

Предварительно он позвонил своему другу Абаджи, который узнал порядок приема у консула, и в один из дней мы поехали в Стамбул.

Должен отметить, что работник консульства отнесся к нам со вниманием и даже с сочувствием. Мы заполнили бланки, написали заявление (он оформил нас троих, как семью) и сказал, что подготовка документов займет сорок дней. Если все будет положительно, то по указанному адресу, я пришлю вам уведомление на прием и отъезд в Австралию. Вся процедура заняла у нас не более полутора часов. Мы ликовали!

Сорок дней – это не так много, но и не так мало. Лето давно кончилось, а потому иногда приходилось топить печку. Отопление в доме Ибрагима было индивидуальное. Печка – форсунка была основана на сгорании мазута: нагревала воду, которая шла в трубы радиаторов. Экономный Ибрагим разрешал топить ее только в ночь и не каждый день.

Кроме шитья кожаных курток, Ибрагим ремонтировал их селянам, имея от этого ежедневный доход. Меня он научил красить куртки после ремонта и пришивать пуговицы. А с Гариком они занимались более серьезной работой. У них часто возникали разногласия, которые переходили в ссоры и даже ругань. Каждый считал себя великим мастером и упрямо проталкивал свою идею. Я неоднократно предупреждал Гарика, что Ибрагим долго не будет терпеть такое поведение, и что он здесь хозяин, а ты у него работник. И он нас может просто попросить убраться.

Но упрямый и заносчивый племянник не соглашался со мной.

Однажды утром Ибрагим увел меня в соседнюю комнату и сказал: Я, Сергей, привык к тебе, мне нравится, как ты работаешь, но Гарика я больше видеть не хочу. Мне будет достаточно твоей помощи, скажи ему об этом, пусть убирается куда хочет.» Положение было катастрофическое, до приема консула оставалось еще чуть более двадцати дней. Я обо всем сказал Гарику, на что он ответил: Я сегодня же уеду.

Мы с сыном остались у Ибрагима, а Гарик (деньги у него были) куда-то уехал.

Так мы жили не тужили, ожидая приглашения Австралийского консула.

День настал. Ибрагим собрал нас в дорогу, как своих родственников. Я приготовил еду, а он подарил Васеньке кожаную куртку, которую сшил сам. Он посадил нас на проезжающий в Стамбул автобус и пожелал нам доброго пути. Мы так хорошо прожили эти сорок дней, что в момент прощания на его глазах появилась слеза.

Нас вызвали по фамилии. Мы зашли, и чиновник консульского отдела приступил к делу.

Первое, о чем он спросил – это о том, где наш третий член семьи?

– Он подойдет, – сказал я, и человек начал оформлять наши документы, складывая по отдельным конвертам.

Неожиданно дверь открылась и запыхавшийся от бега влетел Гарик.

– Я кажется опоздал? – спросил он. Я перевел его слова чиновнику.

– Нет, ничего, это не страшно, – сказал человек и попросил его паспорт. Гарик достал его с бокового кармана и передал. Чиновник взял в руки, полистал его, внимательно, осматривая каждую страницу, и вдруг лицо его приняло сурово-презрительное выражение. Он бросил паспорт на стол перед Гариком и, спешно сгребая все наши документы в один пакет сказал: Какие же, господа, вы беженцы, когда этот человек летал в СССР, в Минск, вот здесь стоит печать. Нехорошо заниматься обманом. Вот забирайте ваши документы и возвращайтесь в свою страну! Выезжать за пределы Турции вам было категорически запрещено.!

Меня будто ударило громом: все, все надежды наши рухнули. Я понял, что оправдываться, уговаривать этого человека нет смысла. Какая-то волна непреодолимого груза нахлынула на меня. Я ничего не мог сказать никому, ни Гарику, ни чиновнику. Я молча стоял в оцепенении. Глядя на меня Вася заплакал, а Гарик, как неожиданно появился, так и исчез. Нет, он не исчез, он сбежал. Сбежал от моего гнева, от ярости, которая кипела во мне!

Что делать? Возвращаться опять к Ибрагиму? Вряд ли он нас ждет. У него свои планы. Он собирался лечь в больницу.

– Вообще-то надо взять себя в руки, расслабиться и тихо покинуть свою надежду, свою не сбывшуюся мечту, которой я жил все это время: красил куртки, убирал мастерскую, готовил обеды. И вот – все опять: бери мочало и начинай сначала.

Вася сквозь слезы сочувственно смотрел на меня, не одолевая вопросами.

Мы вышли. Я глубоко вдохнул воздух, закрыл глаза и так стоял некоторое время, держась за перила лестнички, чтобы не упасть.

В этот трудный момент я вспомнил слова из любимого мною стихотворенья Константина Симонова, Сын Артиллериста: «Держись, мой мальчик, на свете, два раза не умирать!» И как-то сразу на душе стало легче. Стихи, особенно мудрые стихи, часто спасали меня от хандры и психологического провала, порой пришедшие на ум строчки меняли восприятие мироощущения, помогали мне воспрять духом. Мне нужно было найти выход и принять новое решение, но какое? я пока не знал.

– Вот что, сынок, давай – ка мы денек поживем в Стамбуле, осмотримся, а если ничего не придумаем, то вернемся к Ибрагиму, надеюсь он нас не выгонит, но это в крайнем случае. А сейчас надо снять номер в какой – нибудь недорогой гостинице, поесть,(слава богу еды у нас полная сумка), а потом видно будет. Договорились?

– Да, папа, я согласен.

Из окна второго этажа нашего номера был виден все тот же, поразивший мое воображение мост через Босфор. Я сел у окошка, подпер ладонями подбородок и так сидел наблюдая, как бесконечные вереницы машин бесшумно двигались навстречу друг другу, как муравьи, в муравейник и из муравейника, озабоченные какой-то работой. Живая панорама захватывала на какие-то мгновения, отвлекала от забот и давала отдохнуть уставшему мозгу. Вася пристроился возле меня в кресле, и, как и я, увлеченно смотрел в окно. Новый ранее не виданный мною город был настолько огромен и бесконечен, что его тоже можно было воспринимать как море. Разновысокие и разноцветные дома, мечети с минаретами, и венценосными полумесяцами; христьянские церкви, со сверкающими куполами и золотыми крестами, и утопающими в зелени улицами. Стамбул – такое емкое, мощное имя города, как удар набата, предваряет его величие даже прежде, чем ты увидишь его воочию.

– Папа, что же мы теперь будем делать?

– Пока не придумал, сынок, но обязательно придумаю. Катастрофы пока нет: ведь у нас есть немного денег, есть не проданный полотер и несколько золотых украшений, которые остались от мамы и огромное желание как-то выжить.

– А я хочу в Австралию, – жалобно проговорил Вася.

– Я тоже хочу, но теперь или начинать все это мероприятие вновь и обязательно через посольство Анкары, или… или другого варианта нет.

На следующий день мы пошли на рынок вторсырья, чтобы продать полотер, в Стамбуле в те времена, как и в Хопа, пользовались спросом наши советские электромеханические изделия, да и нам необходимо было избавиться от лишнего груза. Длинные сбитые из старых досок прилавки были завалены всяким барахлом. Народ, в основном бедный, или ремесленный искал подходящие для хозяйства вещи. У одного из прилавков собрались несколько иностранцев, которые пытались что-то объяснить продавцу. Знающих иностранный язык поблизости не нашлось, и я решил вмешаться.

– Откуда вы, господа, – обратился я к ним по – английски.

– О! о’кей, о’кей! – повернулся ко мне молодой человек в морской форме, – мы из Австралии, мы хотим купить бинокль и просим пояснить, где его найти.

За время пребывания у Ибрагима я кое-чему научился, и мог объясниться по поводу купли – продажи. Мне удалось выяснить, что такие вещи на этом рынке не продают. О чем я и сообщил австралийцам. Человек, с которым я разговаривал, познакомился со мной назвав себя Питером и объяснил мне, что один из его товарищей – матросов утратил свой бинокль во время небольшого шторма и теперь надо восстановить потерю.

– Знаешь что, дорогой друг, – сказал я ему, – есть у меня хороший армейский бинокль, который находится в гостинице, я могу тебе его подарить, а ты мне взамен расскажешь об Австралии, в которую мы с сыном пытались эмигрировать, но у нас ничего не получилось.

– Почему? наша страна принимает всех желающих и милости просим к нам!

– Это не так просто, Питер.

И пока мы гуляли с ним по базару, я рассказал ему о нашей попытке и том, что мы беженцы из Грузии.

– Забирай своего сына, багаж, если он небольшой и давай через два часа встретимся возле пункта прохода в грузовой порт.

– Кто ж нас туда пустит? – вопрошал я.

– Ты делай, что я тебе говорю, я знаю. Я старший помощник капитана и нет преступления в том, что я хочу помочь хорошему человеку, а тем более с ребенком. Давай, я жду тебя, – сказал он и поспешил присоединиться к группе.

Я был ошарашен и озадачен его предложением, понимая, что все наши действия будут незаконны.

– Вася, уже с мокрыми глазами, встретил меня упрекая в том, что я его так на долго оставил.

– Что я скажу тебе, дружок, – таинственно зашептал ему я, – мы едем в Австралию!

– Ты что шутишь? – так же таинственно произнес он, широко открыв глаза от удивления.

– Нет, на полном серьезе. – И рассказал ему о разговоре с австралийским моряком.

– Да, вот это чудо! а говорят чудес не бывает, – так же шепотом говорил Вася.

– Да, но в чем же смысл: старпом рискует своей репутацией, ради первого встречного. Мне трудно понять его душевный порыв.

– Эх, папа, – разочарованно вздохнул малыш, – что ж по-твоему на земле хорошие люди перевелись? А вот Ибрагим, например, сколько хорошего он для нас сделал!

– Да, сынок, ты прав: нельзя мерить всех по меркам плохих людей, правда ведь есть и хорошие. Давай подарим этот полотер вон тому несчастному, который продает ржавые гайки, пусть и он порадуется.

Так мы срочно покинули базар и к двум часам, как и договорились с Питером, были недалеко от проходной в грузовой порт.

Питер появился не один, еще несколько высокорослых мужчин в бело-синей форме в бескозырках весело балагуря шли со стороны города. Не останавливаясь они увлекли нас в свою компанию и, разговаривая на английском языке, ввели в заблуждение охранников порта. У всей компании в руках были специальный пропуска и охрана не всматривалась в них, а только приветствовала всех доброжелательной улыбкой. Я понял хитрость с момента их появления и вел себя соответственно, не вызвав подозрения на пропускном пункте.

– Вот мы и в Австралии, – шепнул мне на ухо Питер, – дело осталось за малым: пройти три моря и два океана и далекая – далекая страна, с высокими горами, бескрайними пустынями, и плоскогорьями, по которым скачут стада кенгуру, пасутся бизоны и буйволы. Хочешь увидеть эти чудеса мальчик? – перевел разговор моряк в его сторону.?

– Хочу! – восторженно ответил Вася.

– О! да ты тоже знаешь наш язык!? – удивился он.

– Это спасибо моему папе, он научил меня говорить по-английски.

– Вот и хорошо, трудностей не будет.

Мы шли по грузовому порту среди разноцветных пирамид контейнеров, ожидающих погрузки. Их высота порой была в три яруса и ни причала, ни судов, стоящих под погрузкой и даже на рейде, не было видно.

– Где ваш пароход? – спросил Вася у матроса, который взял его за руку и вел сквозь лабиринты контейнеров.

– Наш пароход, бой, уже на рейде, и к нему мы подойдем на шлюпке, которая ждет нас у причала.

– Я не бой, я Вася. Я смотрел в детстве фильм, «Максимка», там нехорошие английские пираты превратили в раба маленького мальчика и обращались к нему «бой». Мне это очень не нравилось, но потом русские моряки отбили его у них и дали ему имя Максимка.

– Хорошо, бой, будем звать тебя Максимка.

– Да не Максимка я, а Вася.

– О’КЕЙ, Вася, – улыбнулся матрос.

Тем временем контейнеры расступились, и мы вышли к причалу. Здесь снова открывалась панорама пролива Босфор и незабываемый мост, который как драгоценное ожерелье висел на голубой шее пролива. У берега стояла шлюпка примерно на восемнадцать мест, на корме которой развевался австралийский морской красный флаг, с четко выраженной эмблемой поперечных и диагональных синих и белых линий, пересекающих широкий крест, расположенный в левом углу флага. Несколько матросов суетились, подавая нам небольшой трап.

Какое-то новое волнение охватило все мое существо. Я понимал, что каждый новый шаг удалял нас все дальше от родной земли.