Текст книги "Скиталец"

– Все, все, он уже почувствовал, отпусти.

И Маша отпустила. Еще не оправившись от такого огромного по размерам счастья, Абдуразак кланялся и приглашал девушек к столу.

– Гарсон, официант! – крикнул он по-арабски, – кто там есть.? Прибежал официант.

– Ты, обратился он к нему, – неси шампанское, много, много шампанского, сколько есть в ресторане, люля, салаты все, все неси и быстро.

Он начал суетиться, желая им угодить.

– Успокойся (малешь по-арабски) они никуда не уйдут, ты ей понравился, а она тебе. И из ресторана ты повезешь их на виллу. Вот и все.

– Согласны девушки, обратился я к ним, даже не удосужившись познакомиться с Машиной подругой.

– Ну, во-первых, это Света, а это Сережа, – представила Маша нас друг другу.

– А это Абдуразак, поспешил я.

– Не перебивай, а теперь переведи его речь, если он хочет после ресторана в сауну, то мы согласны, для того и приехали.

Я конечно сам был удивлен ее прямолинейности и напору, но очевидно у себя дома такие крупные женщина не пользуются большим спросом, а здесь!! Но надо было преподнести ему это как-то осторожно, целомудренно. Мы выпили шампанского, и Абдуразак пригласил Машу на танец.

Маша отказалась.

– Переведи ему, пусть берет ящик шампанского и везет нас на свою виллу.

– Только уж вы, пожалуйста, без меня, – попросил я Машу, – я не предупредил сынишку, и он будет беспокоиться. Завтра увидимся, уж вы меня простите.

На следующий день Абдуразака на работе не оказалось. От его племянника Джамиля я узнал, что Абдуразак завтра уезжает в Тбилиси со своей новой женой Машей в путешествие. А нас с тобой оставляет на хозяйстве.

– Ты это о чем, Джамиль? – удивился я, – он же женат и у него трое детей.

– Это у вас одна жена, – разъяснял мне племянник, – а у нас можно четыре, вот он и объявил Машу соей женой.

– А у тебя сколько жен?

– Я еще молодой, мне и одной достаточно, время придет и у меня будет две, а может и три. У Абдуразака все время была одна. Он мне сказал, что в Машу он влюбился, он вообще любит крупных и красивых женщин. Он богатый и может и трех содержать. Вон Айман, который у нас работает мечендайзером, хотя и беден, но у него две жены и пятеро детей.

– Зачем ему так много?

– Это сколько аллаху надо, столько и даст ему.

Мне повезло, после возвращения Абдуразака из Тбилиси, он назначает меня старшим менеджером своей фирмы, определяет мне министерский оклад и полное содержание нашего с сыном быта. Дело в том, что оборот его средств до его отъезда в Тбилиси составлял чуть более двадцати тысяч лир в месяц, а ко времени возвращения один миллион лир. Когда бухгалтер Мухамед с приятной улыбкой на лице объявил ему об этом, он изумился, засомневался, попросил доказательств, а потом подбежал ко мне, обнял и озвучил его условия. Я, конечно, был несказанно рад тому, что у меня получилось.

Сирия – блистательная страна с сотнями магазинов, лавок, лотошников и коробейников. Улицы наполнены непонятными криками и голосами зазывал и продавцов. Новички теряются в этом блистательно-сияющем гомоне звуков и шумов и надо обладать не дюжим чутьем, чтобы направить покупателей в русло своего бизнеса. И реклама на русском языке сыграла в становлении нашего дела не последнюю роль.

Напротив нашего офиса и оптового склада, который располагался на четвертом этаже серого невзрачного дома, находился ресторан для русских туристов, на двери которого я повесил маленькое обращение на русском языке «ТУРИСТ, ОГЛЯНИСЬ НАЗАД!», а уже через небольшую дорогу название нашей фирмы и чем она торгует, тоже на русском языке. Больше таких надписей и плакатов по всему Алеппо не было. Этого было достаточно, чтобы затащить любопытных русских женщин и некоторых мужчин на четвертый этаж этого невзрачного здания по крутой лестнице без лифта. А уж поднявшись никто не уходил без мешка товара или заключенной сделки. Я предлагал самые выгодные условия с минимально добавочной стоимостью и брал количеством. Люди пошли. Тем более со временем я наладил своевременное выполнение любого заказа и доставку до самой Москвы. Уже через год Абдуразак купил самое дорогое здание на Теляле(сирийский Арбат) и переоборудовал его под огромный сверкающий лампами и рекламами магазин.

Нам он арендовал хорошую квартиру, куда я собирался пригласить жену.

Однажды из Тбилиси приехал человек, я ему подбирал товар, помогал упаковывать и в разговоре мы установили, что живем на одной улице. Я обрадовался и попросил его заглянуть к моей жене и отвезти сумку с товаром.

– Хорошо, дорогой, я все сделаю, – пообещал он и уехал.

Прошел месяц, я нетерпеливо ждал гонца из Тбилиси. Мне хотелось знать обо всем, что происходит там, на моей Родной земле, хотя в планах моих не было намерений о возвращении в СССР, А о событиях, происходящих там я узнавал от приезжих и со сводок радиостанции Би-Би-Си, которые я ловил на волнах транзистора. Я не верил, но все в один голос говорили об убийстве президента Грузии Звияда Гамсахурдия, об отделении от России Чечни, о войне на Кавказе.

И вот он появился.

– Знаешь, Миша, я побывал у тебя дома и нахожусь в каком-то непонятном смятении. – он замолчал.

– Да говори же, говори, – насторожился я.

– По твоим прежним рассказам, в доме твоем должна быть только женщина – жена твоя. А дверь мне открыл мужчина, в нижнем белье, как хозяин собственной квартиры. Я попросил позвать Лику, но она тут же высунула голову из-под его руки, которой он перегородил проход.

– Я Лика, а что? – спросила она, склонив голову на волосатую грудь мужчины.

– Ваш муж просил передать вам вот это, – резко отпарировал я и поставил сумку на порог, а потом небрежно пододвинул ее ногой и ушел. Терпеть не могу предательства! Я не видел ее реакции, не слышал ее голоса и не хотел слышать, хотя она что-то говорила.

Сообщение это сродни неожиданному удару в нос: искры, головокружение, туман. И только ушат холодной воды может привести человека в норму, понять, что происходит.

Так и со мной. Я стоял, как вкопанный, и не мог оценить происшедшее. Да дома не должно быть мужчин. Ни у нее, ни у меня, не было таких родственников, которые могли бы ночевать в нашем доме. Значит предательство, значит любовник, и Тимур, кажется все правильно понял.

– Прости, что я принес тебе плохую новость!

– Да нет, что ты, хорошо, что сказал.

– И что же теперь, может мне поехать навести там порядок?

– Нет, что ты, не стоит. Я как-нибудь разберусь сам.

– А как же сынишка?

– А никак, он даже рад будет, она ему не родная мать, и я постоянно чувствовал его ревность.

– Тогда проще.

– Вернусь, когда-нибудь, разберусь. Если вернусь. Теперь мне вообще там делать нечего.

– Как трудно понять этих женщин, то вертится вокруг тебя, как преданная кошка, то зашипит, выпустив коготочки. Собаки, те преданней. Они не выдадут, хозяин есть хозяин.

Но вдруг меня поразило, как электрическим током. Я вспомнил про сейф! Но без сестры моей Светы она не сможет открыть его, ведь ключ у нее, да и вряд ли она попытается проникнуть туда. А кроме того КОД. Его знаю только я, а вытащить из стены сейф – нереально. Ну даже если вытащить, только автогеном можно разрезать, тогда и деньги могут сгореть. В общем задача не из легких.

– Нет, что за спешка, что за умозаключение? Может быть все не так? Надо дозвониться до сестры, пусть сходит и все узнает. Ну даже если кого нашла, влюбилась, но ведь не такая она дура, чтобы сразу про сейф рассказывать. Ведь она даже не знает: сколько там денег и чьи?

В общем задача не из легких.

Известие было ошеломляющее, неожиданное, поражающее меня прямо в сердце.

– О, боги! – воскликнул я, – что есть на свете любовь?!! Как же так можно?!!

Но боги не ответили мне, и я проплакав в подушку всю ночь, утром попросил соотечественника по приезду в Тбилиси позвонить моей сестре, и пусть она посетит мою теперь уже бывшую жену, убедится в правоте услышанного и передаст мне письмо. Он выслушал меня и сказал: Женщины – это исчадие ада! Верить им нельзя! Они, как кошки, кто их погладит, к тому и прильнут. Сейчас не рождаются Джульетты, хотя Ромео, как вижу, еще попадаются.

Так мы с сыном опять остались сиротами, без женской заботы и ласки

Время шло, я потихоньку привыкал к арабскому образу жизни. Кое-что мне даже очень нравилось, как например: младшие почитают старших, никто не берет чужого, богатые делятся с бедными. Некоторые законы Шариата, отражали коммунистические идеи. Люди хотя и озабоченные, но приветливые и добрые, однако до тех пор, пока ты не станешь у них на пути. Но то, что я увидел однажды, ранним зимним утром заставило меня содрогнуться!!!

Серые облака закрыли солнце, но было светло. Огромная толпа мужчин, гудящая под самыми окнами гостиницы, была настроена агрессивно. И я не ошибся. Две половинки огромных, раздвижных металлических ворот, хорошо видимых с моего окна, со скрипом и неприятным скрежетом поползли в разные стороны. Во двор втаскивали какое-то деревянное строение: помост, два столба, две петли на верху и два закрытых люка в настиле.

– Что-то похожее на виселицу, – подумал я. И не ошибся. Небольшая группа военных, вооруженных автоматами, конвоировала связанных по рукам и ногам двух мужчин. На их головах были серые мешки, подвязанные под самое горло. Я ближе подошел к окну и стал всматриваться в этот ужас.

– Средневековье какое-то. А может, просто идут съемки фильма?

Да были люди с фотоаппаратами и с камерами, но они остались за воротами во двор их не пустили. Похоже все это более, чем серьезно.

Специальные люди закрепили помост кольями и веревками. Шествие остановилось. Появился палач в черном халате, с черной чалмой на голове. Руки в резиновых крагах, и серый передник завершал все его убранство. При помощи сопровождавших, преступников возвели на помост, прочитали молитву, сняли мешки; и обвинитель стал что-то читать с огромного листа бумаги. Толпа вначале просто бурлила, как смола в кипящем котле, а когда начали читать обвинение, раздались крики, ругань и символические плевки, кто в сторону осужденных, а кто и в сторону читавших. Видно не все согласны были с наказанием.

Сквозь оконное стекло до меня едва доносились какие-то звуки, но я все равно ничего не понимал, потому что пока освоил только самые обиходные слова.

Палач, дослушав до конца речь обвинителя, грубо дернул одного из осужденных, поставил его на люк и накинул на шею веревку, толстая узкая петля, сразу чуть сдавила горло виновного, палач установил второго и проделал ту же процедуру. Жертвы не сопротивлялись, понимая неотвратимость наказания. Резкий взмах был сигналом к началу казни. Люки, на которых стояли осужденные резко открылись, хлопнув створками. Казненные даже не успели вскрикнуть, как шеи их хрустнули позвонками, под тяжестью тел, и головы с наклоном повисли, едва не оторвавшись от тел. Толпа ахнула и упала ниц, обращаясь к аллаху!

Чуть позже, когда шок от увиденного ослаб, я спустился вниз и спросил у гарсона кафетерия, тыльная сторона которого так же выходит в злополучный двор.

– Что это было? За что повесили этих парней?

– Они пытались ограбить банк, а у нас ХАРАМ (НЕЛЬЗЯ).

– А суд был?

– Какой суд, если их поймали на месте преступления. Хозяин банка и повелел полиции их повесить.

Я долго не мог забыть увиденное. Это же ужас! Средневековье какое-то! Возможно эти дикие законы и помогали власти и Хафису Асаду держать народ в бедности и повиновении.

Однако были неожиданные сюрпризы и явно другого характера. Частенько после удачных сделок, а нам все чаще удавалось заключать их с хозяевами фабрик, Абдуразак тащил меня в ресторан – повеселиться. В некоторых из них между столами клиентов скользили полуголые Дианы, садились на колени и предлагали себя в качестве приза. Иногда выступали мини варьете из русских девочек. С ними тоже было не все так просто. Девушки были заложницами бизнеса, на который подписались, будучи еще у себя дома: в России, в Белоруссии, на Украине. Подробности я узнал от одной милой девушки, которая в составе группы пришла в наш магазин за покупками. Она мне понравилась, и я попытался пригласить ее к себе в гости, но она шепотом поведала мне об опасности, которая ей угрожает, если она отойдет от группы. Группу сопровождал араб, владеющий русским языком. Я сориентировался сразу, теперь уже зная их слабости я подошел к нему, предложил сто долларов (а это для них огромные деньги) и попросил его задержаться на час в магазине, а я заберу девушку домой и привезу целую и невредимую. Он согласился. За такие деньги он мог содержать семью целый месяц. Мы уехали. И пока мы общались она рассказала мне ужасные вещи.

– Ты не знаешь, Сергей, во что мы вляпались. Там дома нам обещали золотые горы, и что мы будем только танцевать в ресторанах, а оказались в плену. Хозяин наш русский, мы его группа. Он отобрал у нас паспорта и держит при себе. Мы живем в загородной гостинице, куда приезжают арабские шейхи и пользуются нами. А тех, кто пытается вырваться, сажают на сутки в клетку. Кормят и одевают нас хорошо и регулярно кладут на счета деньги, но у многих остались дома дети, а сколько нас будут держать здесь неизвестно, у нас нет возможности позвонить домой. С остальным мы смирились.

– Маша, – обратился я к ней, – (так звали мою новую знакомую,) – я постараюсь всем вам помочь, хотя сделать это будет очень трудно. Сейчас главное – вернуться ко времени, усыпить бдительность Махмуда.

Вскоре мы расстались. Поблагодарив Махмуда за услугу, я попросил его адрес, где располагался отель для проживания девушек.

– Для чего тебе? – спросил Махмуд.

– Маша мне очень понравилась, и я готов за следующее свидание заплатить тебе сто долларов.

– Это очень опасно для меня, – сказал Махмуд, – меня могут выгнать с работы, да еще и высечь. Здесь все серьезно: хозяин держит все в тайне. И нам строго запрещено пускать к ним соотечественников.

– А что он платит тебе?

– Не много, ровно столько, сколько ты мне дал за одно свидание. Другой работы нет, а у меня семья, трое детей и беременная жена, потому надо быть осторожным.

– Я могу тебе заранее позвонить.

– Хорошо.

И мы обменялись телефонами.

Так я заработал себе еще одну головную боль. Ведь вызволить девушек возможно: достаточно сходить в русское консульство к Крылову (я был с ним знаком, т. к. наши дети учились в русской школе в одном классе), но тогда пропадут их деньги, заработанные за это время. Ради них они здесь и оказались.

В своей стране после революционных событий, они были нищими.

– Может быть подключить генерала МУХАБАРАТА (так называлась организация подобная нашему КГБ) Абу Камаля – подумал я. Он в год два раза бесплатно одевался в нашем магазине, неплохо было бы познакомить Крылова и Абу Камаля. Вместе они – сила, которая сможет решить все вопросы с нашими девочками.

Несмотря на то, что СССР распался и его правопреемницей стала Россия, хорошие и добрые отношения между нашими странами сохранились, а потому задуманная мною операция, прошла успешно. Маша оказалась на свободе, а хозяин притона под давлением МУХАБАРАТА вернул девушкам все заработанное. Их самих сопроводили по домам. Хозяина притона арестовали и посадили в сирийскую тюрьму.

Маша обещала со мной связаться и записала мой номер телефона.

Так появилась у меня новая любовь. Я все время думал о ней и представлял, что мы будем вместе.

Я наладил бизнес на столько хорошо, что теперь у меня уходило меньше времени на дела. Сын учился в школе и играл в шахматы. Мои московские клиенты много не заморачивались, а привезенные доллары сразу несли мне. Я их менял на лиры, имея с каждого доллара одну лиру, тем самым сколачивал себе состояние. В хорошие дни я имел по 300 долларов. Это приближало мою мечту о собственном деле. Лиры я отправлял на фабрики с заказами. Следил, чтобы они четко исполнялись. Арабы народ необязательный и делали все медленно, спустя рукава. Я их торопил, подгонял, чтобы сроки выполнялись. В дальнейшем я четко наладил отправку товаров в Москву. Абдуразак богател, да и я не оставался в накладе. О моих успехах он не знал, иначе и долларовый бизнес прибрал бы себе. Среди обслуживающего персонала появилась молодая и красивая армянка Гаяне. Она пришла наниматься на работу продавцом. Когда Абдуразак увидел ее формы, он спросил: Что хочет эта дама?

– На работу устроиться.

– О Аллах! Вот она моя третья жена, бери, бери ее немедленно!

– Она же не знает арабского.

– Ну и что? Ей это и не нужно.

– А как же выбудете общаться?

– А как я с Галей общаюсь? Только на языке любви. Хотя она уже немного говорит по-арабски, заговорит и эта.

– Ну, во-первых, надо еще ее спросить.

– Ты посмотри, она еще ничего не понимает, но уже хочет стать моей третьей женой. Правда, женщина? – спросил он ее по-арабски. Но Гаяне ничего не поняв, закивала головой.

– Вот видишь, я же говорил, что она согласна, закончил он и полез к ней обниматься.

Гаяне жеманно скрестила руки на своей необъятной груди и опустила подбородок, как бы закрываясь от смелого кавалера, но не произнесла ни единого слова претензий и исподлобья смотрела на то, как будут развиваться события.

Абдуразак, не сумел с первого раза обнять девушку, но сказал:

– Переведи ей, что я беру ее не только на работу, но и в жены!

– Ты шутишь? – спросил я.

Какой шутишь? я давно искал третью жену.

– Ну, что, Гаяне, я тебя поздравляю.

– С чем? Извините.

– Он берет тебя на работу и в жены.

– Что-о-о!!? Удивилась она. А меня он спросил?

– А он знает, что такая женщина как, ты не сможет ему отказать.

– Это какая, такая?

– Он очень любит полных и красивых, а ты такая и есть.

Гаяне заулыбалась, все-таки приятно слышать лестные слова в свой адрес.

– Пока пусть берет на работу, а по поводу жены поговорим, потом.

– Она согласна, – схитрил я, не сказав на что.

Прошло немного времени, и сообразительная армянка заняла место у кассы. Его мог занять только особо доверенный человек, племянник Абдуразака Джамиль, а теперь вот и Гаяне. Хваткая, любви обильная женщина быстро вошла не только в суть дела, но и в семью Абдуразака. Галя неожиданно уехала в Тбилиси, передав свои семейные полномочия, новой жене.

Я заметил, что все больше и больше функций Гаяне брала на себя, и Абдуразак приветствовал это, вынашивая план полного освобождения своего бизнеса от моего влияния.

Как-то я поделился своими опасениями с Абу Камалем, который в очередной раз зашел к нам приодеться.

– Знаешь, Сергей, – похлопав меня по плечу, сказал он, – тебя знает весь бизнес Алеппо, ты сделал Абдуразака самым богатым бизнесменом. Не успеешь ты спуститься по этой лестнице, как люди, занимающиеся этим бизнесом, станут предлагать тебе возглавить их дело. Вот даже у меня появилась мысль: а не объединить ли наши усилия и открыть свое дело?

– Ну как я брошу Абдуразака?

– Будешь ждать, когда он тебя бросит. Ведь он платит тебе хорошие деньги, полностью содержит тебя и сына и платит за квартиру. Такие люди, как он умеют считать деньги. А потом любому благополучию приходит конец. Я через месяц ухожу в отставку, пока я еще действующий генерал, могу посодействовать с арендой помещения, а потом присоединюсь к тебе. Мое имя, твои деньги.

– Да, но мне надо выехать за пределы Сирии, чтобы оформить новую визу. Мы договорились с хозяином, что все это я сделаю во время отпуска.

– Хорошо, по приезду все и решим.

Дел у меня было невпроворот. Сын выиграл первенство Сирии по шахматам и предстояла поездка в Канны, на шахматный фестиваль. Но раньше предстояло поменять паспорт в России и въехать по новой визе. Паспорта пока что выдавали советские, поэтому можно было поменять в любом городе. Я выбрал Ставрополь. Приглашение на фестиваль я взял с собой.

Ставрополь – город моего детства и юности. Здесь я учился в суворовском училище, здесь впервые влюбился, здесь написал свои первые строчки о любви. Расположенный на невысоких холмах он весь утопал в зелени тополей и каштанов.

Вокруг города лиственные и смешанные леса и степи ковыли и пшеницы.

Предстояло первое свидание с Машей, поэтому я стремился уехать быстрее.

Мы созвонились. Маша встретила меня в аэропорту и привезла к себе домой. Она рассказала родителям о своих злоключениях, и что я являюсь спасителем ее и ее подруг из плена. Встретили меня с сыном хорошо. Но прохлаждаться было некогда. Мне предстояла поездка в Москву, для оформления визы. С Машей уединиться случилось только раз. Родители ушли на работу, а ее сестренку с Васей мы отправили в кино.

Давно я не ласкал любимого женского тела. Стройная, белокурая, сероглазая девчонка, впилась в мои бока своими покрашенными в сиреневый цвет коготочками, стонала и плакала, испытывая оргазм любви. Такого счастья от женской близости я не испытывал никогда ранее, хотя мне было уже далеко за сорок. Звуки, которые она издавала, сначала напугали меня, а потом я понял, что это стоны счастья, стоны наслаждения. Мужчины ликуют в себе, когда понимают, какое наслаждение они доставляют женщинам. А потом после урагана страстей нежные, тихие, поцелуи, успокаивают и расслабляют. Вдохновленный, наполненный счастьем любви, я лежал на спине и, глядя в узорчатый потолок, думал, что случайная встреча переменила всю мою жизнь и теперь стоить ее продолжать, вот так мы и договорились. Всего два дня понадобилось для того, чтобы получить новые паспорта. В кармане у меня были доллары, и это решило все. Мне нужна была скорость, а им деньги. Коррупция процветала в Сирии, там тоже все делали быстро, но за деньги. Потому-то я быстро собрался в Москву. Поехали мы с сыном. Предстояло зайти и во Французское консульство. У нас на руках было приглашение.

Французский консул Жильберт долго рассматривал нашу бумагу, переворачивал туда-сюда и наконец спросил:

А почему второй язык не русский, а арабский?

– Потому, что он, показал я на Васю, мой сын, выиграл первенство Сирии, там ему и вручили это приглашение.

– А что вы там делали?

– Жили.

– А почему?

И мне долго пришлось объяснять и рассказывать нашу историю.

Он долго смотрел на эту бумагу, переворачивал несколько раз, пытаясь найти какой-то подлог.

– Так ты шахматист? – обратился он к сыну.

– Да.

– Ну если да, то присаживайся.

Он полез в стол, вытащил ворох бумаг, потом извлек шахматную доску и фигуры.

– Поступим так, мальчик! – обратился он к сыну, – если из пяти партий, хотя бы одну я выиграю или сыграю вничью, то визу я тебе не дам. Играем блиц. И он достал шахматные часы.

– Пойдет?

– Пап, обратился Вася ко мне, – а вдруг он гроссмейстер?

– Был бы он гроссмейстер, то сидел бы в Каннах, а раз здесь, значит любитель.

– Хорошо, – согласился я, – пойдет.

Полчаса понадобилось для того, чтобы он передал документы для оформления, а к вечеру заветная бумага и виза были готовы.

На следующий день отправились в сирийское консульство.

Здесь все было проще.

– Приглашение есть? – спросил чиновник визового отдела.

– Да, есть.

Он посмотрел паспорта, они были новые, только выданные.

– Давайте ваши фото и приходите к шести часам.

– Шукран, – ответил я.

Он удивленно поднял брови и спросил: Вы бывали в Сирии?

Да, мы прожили там два года и возвращаемся с отпуска.

– Ну хорошо, салам алейкум вам.

– Алейкум салам, – ответил я, и мы счастливые отправились погулять по Москве до вечера.

Москва!!! Какое-то завораживающее слово. Мне приходилось бывать здесь. Но каждый раз я трепетал, волновался, шагая по ее улицам, скверам, площадям. Слова А. Пушкина: «Москва, Москва! Люблю тебя, как сын…» так и рвались наружу. Есть что-то в ней, в этой Москве, такое, чего нет ни в Стамбуле, ни в Каире, ни даже в Париже. И нет в этом заслуги, ни царей, ни патриархов, ни даже князей. Она сама по себе притягательная, народная, теплая, как грудь матери. Потому во все века и годы народ защищал ее и не отдавал врагу. И вот мы, счастливые и успешные шагаем по ее широким проспектам, наполняя грудь запахом цветущей сирени и каштанов.

– Должны же быть какие-то отдушины, интервалы умиротворения, заряжающие человека новой энергией для решения следующих задач.

Но праздники проходят быстро. И какой-то «Боинг» – я такого слова и не слыхивал ранее, раскачивая крыльями, нес нас в Париж. Мы в небе, а в голове суматоха: незнакомые моря и океаны, проливы и заливы, штормы и ураганы, пираты и капитаны, и чего только не произошло за это очень даже не большое время.

– Папа! – воскликнул Вася, – мы летим в Европу, в Париж, я должен остаться там, я сделаю для этого все.

Я понимал его желание, но не понимал, как это может произойти.

Париж нас встретил недружелюбно. На первой же станции парижского метро в моем кармане оказалась рука местного воришки, который пытался изъять из него энную сумму денег. Но на этот раз фортуна явно отвернулась от него, и он чуть было не оказался на рельсах, еще мгновенье не отпусти я его пойманную в кармане руку. Потом проголодавшиеся в ожидании поезда в Канны, мы за семь французских франков съели два огромных гамбургера и выпили по литру кока-колы.

Утром – лазурный берег, забитый разноцветными купальниками, зонтами, яхтами, быстроходными катерами и яркими парашютами, находящимися за решетчатым забором, отделяющим берег от железнодорожного полотна. Огромный сверкающий мишурой Гранд отель манил своим великолепием и солидностью. Здесь, в этом богатом и, на первый взгляд, недоступном дворце и предстояло играть участникам всемирного шахматного фестиваля. Здесь же находился и оргкомитет, который возглавлял Дамир Лукон, по происхождению югослав, являвшийся директором Каннского шахматного клуба «КОРОЛЬ». Он выдал нам специальный жетон, по которому мы заселились в отель и пригласил в клуб на вечернюю разминку.

Дамир прекрасно говорил по – английски, да и на русском обходился без переводчика. После организованного комитетом ужина, желающие пошли в шахматный клуб на разминку.

– Ой, папа, у меня мандраж, как я сяду играть вот с тем, с бородой; он, наверное, очень умный?

– Да не дурак, раз получил приглашение, но играть, то ты будешь ни с его бородой, а с головой, голубчик. И мы невольно одновременно улыбнулись. В основном незнакомые люди приветливо улыбались, пожимали друг другу руки и жестом приглашали на блиц. Знакомились, если находили язык общения, а он в основном был английский.

Дамир, заметив самого юного участника фестиваля, а это был Вася, ему только через несколько дней должно было исполниться четырнадцать лет, сам подошел к нам, улыбнулся и сказал: Давай – ка, юное дарование, сразимся, не против?

– Нет, от чего же, – ответил Вася, и тут же уселся за шахматный столик.

Вася удивил Дамира уменьем быстро ориентироваться в сложных позициях и принимать правильные решения. Из пяти партий Дамиру удалось выиграть только одну и одну сыграть вничью.

– Да, возможно, некоторым соперникам придется попотеть, играя с тобой, – заключил Дамир.

– У тебя есть рейтинг или какое-то звание?

– Рейтинг не знаю, а вот в Ленинграде, на турнире «Белые ночи» я вы полнил норму кандидата в мастера.

– Хорошо, ты больше не садись ни с кем играть блиц, станешь сюрпризом на турнире. А скажи, где ты учился шахматам?

– В Тбилиси.

– Это, кажется Грузия. Гаприндашвили Иоселиани – знакомые мне фамилии. Они все бывали здесь! И тренер у них мужчина, маленький лысый старичок.

– Это Отари Туркистанишвили, он и меня учил серьезным шахматам, – поведал я Дамиру.

– Я сразу почувствовал настоящую шахматную школу. – заметил он. Ну играй завтра турнир, желаю успеха.

В фойе сутолока, легкий шум, жеребьевка. Согласно вытащенным из барабана жетонам, участники рассаживались за игровые столики. Каждому давалось два часа на сорок ходов. В следующем туре победители играли с победителями, тоже по жребию. И так обычно первые доски занимали победители. Вася в первом туре оказался на первой доске по жребию. И неожиданно обыграв известного гроссмейстера Басова, во втором – также остался на первой доске. Одержав победу над мастером Решетниковым, он опять остался на первой доске. И в третьем туре не оставил шансов французскому мастеру, даже на ничью. И возглавил в числе пяти спортсменов турнирную таблицу. И вот тогда, после третьего тура, известный читателю Дамир, подошел ко мне и кротко и шепотом спросил:

– А не хотели бы вы, дорогой Сергей, оставить своего сына здесь, в Каннах, в спортивном колледже, учиться и играть за наш шахматный клуб?

Это известие для меня не стало неожиданным, но я переадресовал его сыну.

– А спросите у него.

И умышленно отошел подальше от Дамира. Но потому, как подпрыгнул от радости Вася, я понял, что они договорились.

Я не стану описывать подробности, но с того момента Франция стала для него второй родиной.

В Сирии меня ждал бизнес, а в Ставрополе любимая. Мы только начали свое дело с Абу Камалем и думать о поездке я не смел.

Московские ребята, теперь не ходили в Березку, а шли ко мне, и это очень раздражало Абдуразака. Через людей я узнал, что он высказывал мысль о том, чтобы выслать меня из Сирии, да бы не мешать его бизнесу. Я поделился своими опасениями с Камалем, но тот успокаивал меня, боясь потерять вложенные мною в бизнес деньги.

– Здесь я имею большее влияние на Мухабарад, чем Абдуразак, так что будь спокоен.

Но я не верил ему и чувствовал, что в нужный момент могу остаться без денег. Ну скажут мне завтра: «Выметайся», и что я стану делать?

Он и так уже успел часть денег передать на фабрики. А остальные держал в сейфе. А ключ был и у него, и у меня, но на кассе у сейфа сидел его сын и взять их самостоятельно я не мог. В один из дней мне прислали уведомление об окончании срока пребывания. Я показал его Камалю, на что он ответил: Сейчас не могу вернуть, приедешь заново и заберешь. Я понял, он решил меня кинуть. Ведь и он мог сделать так, чтобы меня больше не впустили в Сирию. Но я старался не выдать свои опасения. Посоветоваться было не с кем. Но план возврата денег родился сам собой. Обычно мои клиенты приносили доллары мне в руки, получали расписку с печатью и ожидали выполнения заказа.

Группа моих москвичей приезжала в отель Альбустан в обед. Я, как обычно, взял квитанции с печатями, бланки заказов и пошел их встречать. Заключив договор на сто тысяч долларов, я попросил сына Камаля положить деньги и расписки в сейф. Мы не имели привычки считать и сверять квитанции, просто на следующий день разносили заказы по фабрикам, а если надо, то платили и аванс. Из ста тысяч долларов, полученных мною, тридцать я положил в сейф, а семьдесят отнес домой.

Был четверг, а в пятницу в Сирии выходной, и вряд ли раньше субботы, кто-то понесет заказ по фабрикам. Тем более это делал всегда я.

В ночь я решил срочно покинуть Сирию. Я волновался. Надо было дождаться конца рабочего дня, и чтобы, чего доброго, Камаль не вздумал посчитать деньги.