Текст книги "Красная река, зеленый дракон"

На кухне было светло. Большие окна темнели на стене, занавески Лиза еще не задернула. Старый, оставшийся еще от тетки календарь, пятилетней давности, все так же висел над столом. Фотография желтых берез над синим озером, в котором отражалось небо и облака. Обведенное число – 17 апреля, с пометкой: «Заправить газовый баллон». Лиза сняла чайник с огня. В соседнем доме кто-то зажег свет. Вечернее небо было ясным, на малиновом горизонте появились первые искры звезд, и Лизе почти что удалось убедить себя в том, что все произошедшее, действительно, не более чем случайность. Она просто слишком боялась, что в дом мог проникнуть кто-то из воров. Хотя и окна были целы, и двери заперты. Воровать у нее, конечно, было особо нечего. Пока квартира в Гатчине достраивалась, а кредит нужно было выплачивать с зарплаты магазинного продавца (хорошо, что процент был небольшим, Лиза успела проскочить в какую-то из программ по совету матери, работавшей в школе), денег у нее дома почти что не было. Но само присутствие рядом кого-то чужого, из местных, не очень радовало. Тем более Лиза все-таки помнила, что Карташевская – это временное явление. Скоро она переберется отсюда. И начнет уже жить у себя, в своей собственной квартире, в городе.

Что-то звякнуло в шкафу. Раздался скрип дверцы. Металлическая кастрюля со звоном вывалилась с верхней полки, и глухо ударившись о деревянный пол, покатилась к ногам Лизы. Лиза вскрикнула, опрокинула чайник, обожгла запястье. Выбежала из кухни, не включая свет, и не спала почти до трех часов ночи, прислушиваясь к звукам, которые могли донестись из глубины дома. Но дом молчал.

После этого случая Лиза работала в магазине с перебинтованной рукой. И каждый раз возвращалась домой со страхом. Ей казалось, что предметы следят за ней, меняют свои места. В углу комнаты, граничившей с летней кухней, в которой стоял грязный велосипед, образовалась куча хлама. Нет, там не были навалены вещи. Там не было мусора, но по какому-то странному стечению обстоятельств все, что падало на пол неминуемо катилось именно туда. Случайно свалившаяся со стула футболка, словно подгоняемая ветром, оказывалась именно около той стены. Упавшую на пол ложку, словно речной волной, прибивало к плинтусу именно в том углу. Даже прилетевшие с улицы сухие листья несло именно на летнюю кухню, к велосипеду, темневшему на фоне больших окон облепленным глиной остовом какого-то животного, поднятым из болота. Ночью дом скрипел, шуршал и вздрагивал. Вздрагивал так же, как Лиза от этих скрипов и шорохов.

Звуки в стенах слышались то в одной, то в другой комнате. Может быть, это мыши устраивались на зимовку? А через два дня после того, как кипяток обварил ей руку, Лиза в первый раз увидела, что чашка медленно ползет по столу.

Начиналось движение чашки после десяти вечера. Вне зависимости от того, пустой она была, или нет, чашка, если ее оставить на столе, подползала к середине стола и останавливалась. Больше не двигалась, замерев белым пятном на желтой, выструганной древесине. Стояла так до тех пор, пока ее не убирали или не передвигали на прежнее место. В последнем случае она снова начинала ползти к стола середине. Ползти медленно, едва заметно, шурша фарфоровым дном. Но каждый раз расстояние до противоположного края стола, казалось, становилось все меньше. Кружка останавливалась в центре столешницы, все ближе и ближе к стене, у которой стол стоял. За стеной была летняя кухня. На контрой был велосипед. Кружку можно было оставить до утра на том месте, до которого она доползла, и тогда ничего не происходило. Лиза могла спокойно спать, если не трогала кружку. Но если кружка оставалась на краю столешницы, то она всю ночь с едва слышным шорохом перемещалась, мешая спать. От этого звука казалось, что что-то неуловимо меняется вокруг, что сам воздух меняет свою структуру, скручивается в какие-то плотные потоки, водоворотами уходившие на летнюю веранду, освещенную холодным звездным светом темного неба осени. И с каждый вечер это ощущение усиливалось. Даже если ничего не предпринимать, не мешать происходящему, не ставить кружку на стол и не обращать внимание на предметы, в отсутствие Лизы словно сами собой подползавшие к стене летней кухни.

Порой в моменты движения кружки из-за стены раздавался металлический скрип велосипеда, заглушавший шорох кружки.

И сейчас происходило то же самое.

Потоки, как говорила Лиза сама себе, усилились. И чашка перемещалась. Лиза сидела в кресле. По телевизору шла программа новостей. Лиза, изредка поглядывая в экран, писала обо всем происходившем Федотовой. Кто еще мог все это объяснить, если не бывший библиотекарь, перебравшийся в Карташевскую из-за «мистического», по ее мнению, названия улицы? Конечно, первые дни Лиза была по-настоящему зла на Марию Павловну, но пенсионерка, судя по всему, даже не могла предположить, какие последствия повлечет за собой ее предложение оставить велосипед у Лизы:

– Лизоноька, прости меня. Я не знала.

– Я тоже. Вообще никогда в это не верила.

– Это точно велосипед виноват, как думаешь?

– Я не знаю, но его надо убрать. Как только его привезла, все началось.

– Ок. Я завтра с Пивоваровым поговорю. Придумаем что-нибудь. Он все равно своих цыган пропавших ищет. Еще говорят и курьер с Сиверской у нас пропал. Может это его велосипед?

Лиза прочитала последнее сообщение от Федотовой, но отвечать не стала, а просто положила телефон на пол и с ногами забралась в кресло. Если велосипед мертвеца стоит в этом доме, то что тогда? Ни Лиза, ни ее тетка никогда бы не разрешили кому-то притащить в дом такое. Только кто здесь будет Лизу слушать? Здесь она чужая, хоть и прожила в поселке уже несколько лет. Трудно было отказать. Вот и досоглашалась, на собственную голову. И сидела теперь, дрожала, смотрела про «Зарядье» и биржевые индексы, пока белая фарфоровая кружка, купленная в хозяйственном, соседнем с продуктовым, магазине, перемещалась по столу. Еще на несколько миллиметров приблизившись к стене.

Лиза уже не пыталась найти происходящему какое-то объяснение. Страх, вот то единственное, что окружало ее теперь в то время, пока она одна находилась дома. Возвращаясь с работы, она все чаще подумывала о том, чтобы бросить все и уехать из Карташевки. В конце концов, здесь ее ничего не держало. Она почему-то была уверена, что «барабашка», как она называло все это движение внутри комнат, не последует за ней. Уверенность в том, что происходящее неким образом связано именно с велосипедом, и с Федотовой, нашедшей его в тот злополучный день в магазин, а может быть – и с пропавшим курьером (Лиза не хотела называть его мертвецом) была полной. Но почему такая уверенность укоренилась в ней, Лиза понять не могла. И желания понимать не было. Хотелось просто хотя бы один раз за неделю выспаться, и чтобы вся эта чертовщина прекратилась. Тем более, что утром, когда она шла на работу, и стояла у прилавка, все как-то забывалась.

– Лиза, ты не молчи только. Может к батюшке завтра вместе сходим? – Федотова снова начала писать в мессенджере, чтобы, видимо, подержать Лизу. – Или хочешь, я к тебе приду. Я знаю, как с этим справиться. Читала.

– Нет, спасибо, не надо больше. – Ее только тут еще не хватало!

– Лиза, смотри, ты ни в коем случае не пропадай со связи. Отписывайся каждые двадцать минут, что там у тебя происходит. И если что мне или Пивоварову звони.

– А он что, умеет с барабашками бороться, наряд вызовет?

– Лиза ты как-то все сейчас не так воспринимаешь.

– Хорошо, Мария Павловна. Если что я буду писать.

Лиза снова отложила телефон, уже привычно взяла ползучую кружку со стола (каждый раз, когда та уползала от нее, Лизе казалось, что вот сейчас она ощутит что-то, напоминающее сопротивление от магнита, притягивающего кружку к стене, но ничего подобного не было), и отправилась на кухню. Налила чай, открыла старенький дребезжащий холодильник, доставшийся от тетки вместе с домом, отрезала колбасы, сделала бутерброд, вернулась к телевизору, и продолжила смотреть передачу. Губернатор открывал новый детский сад. Авиасообщение с Колумбией восстановили.

Вечер тянулся медленно. Никаких сверхъестественных происшествий больше не происходило, и, обнаружив, что на часах уже пол-одиннадцатого, Лиза решила, что пора отправляться спать. На этот раз она не стала оставлять кружку на столе, а отнесла ее в раковину. Вымыла посуду, проверила сумку – все ли собрано для того, чтобы завтра, проснувшись, сразу же отправиться на работу, выключила свет на кухне и отправилась разбирать постель.

Спальня находилась слева от входа в большую комнату, за печью, которую Лиза всю зиму исправно топила дровами, оставшимися еще от тетки и лежавшем в сарае на дворе. Она почти заснула, когда услышала звон. Резкий звук наполнил дом, сопровождаемый глухими, долгими ударами. А потом – треск и скрежет.

Лиза соскочила с кровать, включила фонарик телефона. Неужели цыгане?

– Кто там? – Крикнула она в темноту не чтобы услышать ответ, а скорее для того, чтобы дать понять ворам, если таковые здесь есть, что дом не пустой. Но сразу же замолчала. Допустим, они узнают, что она здесь, и что тогда? Уйдут что ли?

Ответа не было. Включив свет в спальне, Лиза накинула на плечи олимпийку, натянула джинсы и, стоя перед черным проемом неосвещенного коридора, прислушалась. Звук доносился с веранды, из летней кухни. Звон не прекращался, и скрип стал сильнее.

– Там что, этот велик сраный летать что ли начал теперь?.. – Тихо проговорила Лиза и, посветив фонариком, высунулась в коридор. На часах было почти два ночи. Конечно, самое время звонить участковому или Федотовой. Мария Павловна трубку не брала, отделение полиции тоже. Молчал и телефон Пивоварова. Поэтому Лиза решила хотя бы посмотреть на то, что происходит в доме перед тем, как уйти из него. На помощь можно было, конечно, позвать Мурата, владевшего продуктовым, но скорее всего, спит, как и все прочие.

Она осторожно открыла окно спальни. Вторые рамы, сохранявшие тепло на зиму, в окно вставлены еще не были, поэтому сделать это было нетрудно. Спрыгнула на холодную землю и принялась осторожно обходить дом, включив видео на телефоне. Кто бы сейчас не ломился на летнюю кухню, его можно было бы снять, чтобы потом предъявить видео как доказательство. Ведь рано или поздно кто-то в отделении полиции все равно, снимет трубку.

Звон бьющегося стекла становился слышен все отчетливее. За спиной остался, постепенно исчезая, свет от лампочки под потолком спальни, пробивавшийся через открытое окно. Еще несколько шагов, и его, света, вообще нет, а есть только темнота. Лиза старалась идти как можно тише. Звуки же впереди становились громче. И вот, обогнув бочку для дождевой воды, ржавые столбы между, которыми была натянута веревка для сушки белья, кусты смородины, уже два года приносившие не больше двух-трех кружек мелких кислых ягод, и пустую грядку с зеленью, на которой летом росли кинза и укроп, Лиза оказалась около угла летней кухни. Остановилась там, где большие окна остекления с белыми, облупившимися рамами поблескивали во мраке. Пригляделась. Окна дрожали. Их кто-то ломал.

В темноте через мутные, запыленные стекла трудно было что-то разглядеть. Неясная, темная фигура ворочалась на летней веранде как раз там, где находился велосипед. На земле, в бурьяне, валялись осколки стекол и деревянные плашки от рам. Кто-то просто выломал одно из окон, выбил его и забрался на кухню. Лиза пригнулась, присела на землю, подняла телефон над головой так, чтобы камера могла заснять происходившее. Но на экране вообще ничего разглядеть было нельзя. Поэтому она подошла к разбитому окну ближе, оперлась одной рукой на обломки стула, выброшенного с летней кухни неизвестным, и заглянула внутрь.

Трудно было понять, кто орудует сейчас внутри дома. Но этот кто-то был один. Фигура то поднималась с пола, то снова опускалась на него, вставая, кажется, даже на четвереньки. Лизе даже на какое-то время подумалось, что это вообще не человек, а может быть, медведь. Или обезьяна. Хотя, откуда обезьяна в Карташевке? По слухам, кто-то держал в одном из коттеджей каракала. Но каракал это не обезьяна, а вроде бы кошка, да и обезьяны совершенно точно не носят одежду. Даже если они живут в поселке. А на того, кто разносил сейчас летнюю кухню, был надет какой-то плащ или дождевик – когда незнакомец натыкался на стену или предмет, а хлама на летней кухне накопилось немало, полы плаща поднимались в воздух. Наверное, все-таки дождевик, из обычного полиэтилена. Цыган – и в дождевике? Возможно. Или какой-то наркоман, может быть даже приехавший из города. В последнее время их много, говорят.

Незнакомец прошел совсем рядом с разбитым окном, задев его боком. В отблеске молодого месяца, поднявшегося из-за деревьев, Лиза различила даже цвет плаща – зеленый, а на рукаве надпись большими белыми буквами: «Курьерская служба Искорка».

Твою же мать.

Дура Федотова принесла ей вещдок, но у себя не оставила. Такая ли она дура? Может и нет. Лиза дура, это точно, как тогда старая цыганка и говорила. Значит, действительно велосипед принадлежал раньше курьеру. Причем совершенно точно, курьер не по доброй воле расстался с ним. Может быть даже тот, кто у него забрал этот велосипед курьера в итоге и убил. И забрал его одежду. Так вполне могло быть. И теперь этот убийца пришел за велосипедом. Скрыть улики. Кто его знает, может там отпечатки пальцев, или еще что, ДНК какое-нибудь. Лиза слабо представляла, как ДНК могла бы помочь Пивоварову в поиске предполагаемого убийцы курьера, и вообще, искал ли участковый пропавшего работника доставки. Но если кто-то в зеленой курьерской куртке пришел в ее дом, и теперь бродит по летней кухне, разбрасывая вокруг дома вещи, вылетающие в окна – то это значит, что пришел он именно за велосипедом. Лиза пока не решила, как появление незнакомца связано с непонятным движением чашки по столу и прыжками кастрюли по полу. Сейчас это вообще не имело значения. Гораздо важнее было то, что от дома нужно уходить. И уходить как можно более тихо, чтобы неадекват в зеленой ветровке не понял, что она здесь. Хорошо, что он не услышал ее крика, когда выламывал окно. Может быть он сейчас вообще под чем-то, и тогда дела совсем плохи. Да что он там вообще делает, велосипед же около самого окна стоял, сразу видно же?

Лиза начала отползать от летней веранды, с которой все еще доносились грохот и звон. Она решила добраться до сарая, за которым начинался забор, а после уже выбежать со двора через калитку. На середине пути Лиза ощутила, что ее телефон в кармане джинсов вибрирует. Не разгибаясь, она попыталась выключить вибрацию, нащупала трубку, но палец скользнул по экрану, и громкая связь мессенджера включилась от неловкого нажатия. Через секунду над огородом раздался истошный заспанный голос Федотовой:

– Лизонька, что случилось у тебя, чашка опять поползла?

За забором залаяла проснувшаяся собака. Лиза бросила мерцающий телефон в траву, прикрыла динамик рукой и выключила трубку, надолго прижав палец к боковой кнопке. Федотова и здесь смогла навести суматоху. Лиза замерла. Теперь она старалась даже не дышать, вглядываясь в темноту за своей спиной. Явно ведь услышал. Кто бы там ни был. Даже если соседский пес проснулся, и теперь заливался лаем за забором, бренчал цепью и рвался с привязи, то тому, кто пробрался в эту ночь на летнюю кухню крик бывшего библиотекаря из Гатчины тоже ведь должен был быть хорошо слышен? Однако, незнакомец не погнался за ней, не побежал во след. Лиза не увидела погони, зато ее взору предстало нечто другое.

Похоже, грабитель наконец-то нашел то, что искал. Это действительно был велосипед. В проеме разбитого окна показалось первое колесо. Погнутое, так же, как и рама. Конечно, месяц не очень хорошо освещал дом и огород, но даже в полумраке можно было с легкостью различить, что велосипед теперь сломан. Вслед за велосипедом, выброшенным из окна, появился и тот, кто вломился в дом Лизы. На нем действительно был зеленый непромокаемый плащ, такой, который обычно носили курьеры. Человек был невероятно сутул. Или просто держал голову обращенной лицом к земле. На фоне квадратных стекол веранды видны были только его плечи, узкая спина, руки. Покинувший дом переминался с ноги на ногу, никак не разгибая шеи – все смотрел и смотрел зачем-то на землю… И тут Лиза наконец-то поняла, в чем дело.

У выбравшегося с летней кухни человек не было головы.

Безголовый начал медленно и упорно шарить руками по земле. Он снова искал велосипед, лежавший совсем рядом. Лизе стало понятно, почему незнакомец не услышал ни крика Федотовой, ни ее слов, продолжая разносить веранду в поисках велосипеда. Ему просто нечем было слышать. Конечно, и видеть он ничего не мог. Добраться до велосипеда он был способен только на ощупь, и, найдя его, опершись на раму, облокотился теперь спиной на стену веранды. Собака за оградой замолчала.

Безголовый все неподвижно стоял около ее дома, словно чего-то ждал. В бледном, зыбком свете месяца он походил на статую велосипедиста, у которой кто-то из деревенских хулиганов отколол голову. И если бы не полы плаща, чуть заметно развивавшиеся на поднимающемся холодном ветру, его действительно модно было бы принять за памятник, который кто-то по старой деревенской традиции брать все то, что плохо лежит – притащил к себе на дачу из какого-нибудь заброшенного пионерлагеря. И поставил вместо пугала, в устрашение воронам.

Лиза дрожала. То ли от холода, то ли от страха – пока что она не понимала. Увиденное не заставило ее кричать или бежать. Но привело к оцепенению, схожему с тем неподвижным состоянием, что было у безголового. Так и стояли они, почти друг напротив друга. Не более чем в двух десятках шагов один от другого. И неясно было, понял ли жуткий велосипедист, что она где-то рядом, или нет. Девушка не стала дождаться его реакции. А продолжила движение к сараю, поминутно оглядываясь. Но безголовый все еще не двигался, словно давая ей возможность уйти. Хотя Лиза и была уверена, что он, этот странный человек, это странное существо – торс на двух ногах с руками, лишенный головы, просто не подозревает о ее присутствии. Неизвестно еще, как бы он поступил, узнав, что кто-то есть рядом.

Так – Лиза очутилась за сараем, в промежутке между дощатой стеной и забором, за которым жалобно поскуливала и подвывала соседская собака, совсем недавно еще лаявшая во весь дух. И неподвижными, остекленевшими глазами уставилась на безголового незнакомца в зеленом плаще.

А тот, наконец, зашевелился. Ноги его остались неподвижны, но грудь изогнулась, повернувшись в сторону калитки так, будто в поясе у него находился какой-то механический шарнир. Дернулись руки, плащ вспорхнул на ветру полупрозрачным, мутно-зеленым пятном. А после и ноги стали поворачиваться вслед за туловищем, прокручиваясь на пятках. Так же медленно, тягуче, как и тело, будто бы человек без головы двигался не в воздухе. А плыл в чем-то вязком, напоминающем клей или мед. И каждое движение давалось ему с трудом, ему приходилось преодолевать сопротивление того, что окружает безголовых мертвецов. Лиза, увидев странные, противоестественные движения существа, четко осознала, что это вовсе не живой человек, а просто мертвые мышцы и кости. «Потоки мешают. Потоки препятствуют. Те самые, что двигали чашку, но не воздуха, а чего-то еще. Потоки самого мира…» – промелькнуло у Лизы в голове. Отчего ей в голову пришли такие фразы, она не знала.

Мертвец направился к калитке. Он шагал, зная направление. Изредка отклоняясь торсом то вправо, то влево, покачиваясь на шарнире-пояснице, когда ноги ровно стояли на земле. В такие моменты руки его безвольно болтались вдоль тела. Видел он, или нет то, что было перед ним, Лиза не знала. Наверное, чувствовал, ощущал, толкая перед собой поскрипывавший велосипед. Безголовый, медленно бредущий по тропинке, даже не заметил, как заднее колесо велосипеда отвалилось от оси. Ощутив, что велосипед едет плохо, теперь он просто нес его в руках, иногда опуская на землю, чтобы проехать теперь уже единственным, передним, колесом, не более метра или двух. В ночной тишине еле слышались скрип спиц и редкий скрежет велосипедной цепи.

Жуткий незнакомец вышел из калитки и направился мимо забора на Красную улицу. Через пару минут он уже исчез из виду, оставив после себя разбитые стекла веранды, открытую калитку и одиноко лежавшее на огородной дорожке колесо от велосипеда.

Пес на соседском участке, за спиной Лизы, завизжал и принялся молча рваться с цепи – так, будто хотел последовать за мертвецом или, наоборот, убежать от его как можно дальше. Лиза услышала, как с шумом открылась дверь на крыльце участка за забором, и сосед прокричал псу заспанным голосом:

– Чижик, едрить твою мать, ты чего там разорался?

Чижик не ответил, загремев цепью, скрылся в своей будке, продолжая повизгивать от страха. Зато, услышав голос соседа Лиза, словно глотнув воздух, вырвавшись из-под воды, набрала полные легкие и закричала. Лизу трясло. Что-то исчезло вместе с безголовым, пропало оцепенение. А вместе с его исчезновением пришел ужас:

– Дядя Валера, это я! Тут мертвец, дядя Валера, мертвец на участке, безголовый!..