Текст книги "Очерки по истории политических учреждений России"

Нужно ли говорить, что подобное применение системы административной юрисдикции, системы, еще процветающей во Франции, совершенно недостаточно для того, чтобы обеспечить в России господство закона? Мыслимо ли, чтобы эта маленькая группа бывших чиновников нашла время для серьезного рассмотрения огромного числа жалоб, ежедневно посылаемых и частными лицами, и городскими думами, и губернскими и уездными земствами? Можно ли ожидать точного соблюдения форм судопроизводства со стороны людей, не получивших юридического образования и воспитавшихся на прежней своей административной службе на сознании безответственности исполнительной власти? Если прибавить, что это высшее административное судилище решает дела не в апелляционной, а в первой инстанции, то нетрудно будет заключить, что в юрисдикции административного департамента сената русские подданные имеют лишь зародыш будущего правильного административного суда.

Хотя в принципе русские министры являются чиновниками с одною лишь исполнительной властью, но в действительности им принадлежат и некоторые законодательные и судебные функции. Так, министр внутренних дел имеет право вводить карантин в той или иной местности, а также налагать известные ограничения и обязательства не только на своих подчиненных, но и на частных лиц. Таким же образом и министр путей сообщения издает циркуляры, которым обязаны подчиняться частные железные дороги, а министр народного просвещения регулирует административный механизм частных учебных заведений. Чтобы обеспечить выполнение своих приказаний, министры могут налагать штрафы на частных лиц. Закон признает за ними право издания обязательных постановлений и толкования существующих законов; одного этого факта достаточно, чтобы показать, что они пользуются некоторыми законодательными полномочиями, которые в других странах, например во Франции, принадлежат Государственному совету. В силу этого, именно, общего правила министр внутренних дел, например, имеет в России право регламентировать открытие частных больниц или способ приготовления искусственных минеральных вод.

Еще одно слово о законодательных правах наших министров. Хотя основные законы объявляют, что никакой министр не имеет права разбирать тяжбы, но в действительности в случаях нарушения таможенных уставов соответствующие решения постановляет не кто иной, как министр финансов, а в случаях нарушения правил, относящихся к сельскому хозяйству – министр земледелия и государственных имуществ.

Мы видели, что одной из причин ожесточенной оппозиции, встретившей введение министерства, по крайней мере, в некоторых высших официальных сферах, было то, что вместо коллективного обсуждения административных вопросов членами одного высшего совета система министерств вводила право министра разрешать их по личному усмотрению. Чтобы ответить на это требование коллективного обсуждения, закон 1811 года учредил при каждом министерстве «совет министерства». Он состоит из лиц, назначаемых самим министром, и, вероятно, по этой причине остается на деле одной лишь фикцией. Гораздо большее значение следует придать комитетам, составленным из специалистов, как статистический комитет при Министерстве финансов и технический при Министерстве народного просвещения; на обязанности последнего лежит, между прочим, рассмотрение и одобрение учебников и руководств, предназначенных к употреблению в средних и низших школах. Некоторые комитеты, как например промышленности и торговли, заключают в себе, кроме чиновников, известное число частных экспертов, назначаемых министром финансов из выдающихся промышленников и крупных коммерсантов. Иные советы, как железнодорожный, учрежденный в 1885 году, или тарифный причислены не к одному только министерству, а к нескольким.

Каждый министр имеет, по крайней мере, одного товарища, выбираемого самим министром, но назначаемого государем. Товарищ заменяет министра в его отсутствии и исполняет различные поручения, данные ему его начальником.

Так как количество работы, лежащей на одном министре, слишком велико, то нет ничего удивительного, что эта работа распределяется между несколькими департаментами, подчиненными каждый одному директору и нескольким вице-директорам. Если толкование закона не вызывает никаких сомнений, то обыкновенно решение постановляется соответствующим департаментом и его директором. И лишь в случае возникновения некоторых затруднений в применении законов и указов к спорному вопросу дело поступает к самому министру. Кроме департаментов, в каждом министерстве имеется секретариат или канцелярия, которая обыкновенно занимается делами, не подведомственными какому-нибудь особому департаменту или же не подлежащими оглашению. Число министерств, которых по закону 1802 года было восемь, впоследствии было увеличено. Некоторые известны под именем «главных управлений» и иные были недавно, если не учреждены, то, по крайней мере, реформированы, как например Министерство земледелия и государственных имуществ, сменившее Министерство государственных имуществ; другие находятся на пути к образованию, как например Департамент торговли, состоящий под управлением особого товарища министра финансов. Вот список министерств и главных управлений: Министерство иностранных дел, Министерства внутренних дел, юстиции, финансов, путей сообщения, земледелия и государственных имуществ, Министерство Двора и уделов, военное, морское и народного просвещения. Что касается учреждения, которое соответствовало бы французскому министерству культов, то его компетенция распределена между обер-прокурором Святейшего синода и министром внутренних дел. Последний ведает всеми сектами и религиями, за исключением православия. Специальное высшее управление занимается государственным коннозаводством. Государственный контролер, которому подведомственна вся государственная отчетность, образует со своими подчиненными особое министерство. Существует также высшее управление женских учебных заведений. Это ведомство до сих пор носит имя императрицы Марии Феодоровны, матери Александра I, стоявшей во главе этих школ.

На этом мы закончим обзор министерств и тех методов, с помощью которых бюрократия овладела всем административным механизмом империи. В следующих главах мы увидим, в какой мере сфера ее деятельности была ограничена реформами Александра II, и познакомимся с той своеобразной постоянной открытой войной, которую, начиная с этого момента, ведет бюрократия с созданными этим императором местными представительными учреждениями.

Глава VII
Реформы Александра II. – Освобождение крепостных. – Сельское самоуправление

Царствование Александра II занимает такое же место в истории русских местных учреждений, какое в отношении центральной политической организации принадлежит правлению Александра I. Между этими двумя государями мы находим Николая I, человека с внешностью и характером прусского полковника. И, однако, Николай приобрел репутацию истинно русского монарха. Его царствование началось жестокой реакцией против либеральных принципов, лежавших в основании реформ Александра I. Главной целью Николая стало – предупредить повторение революционных волнений, вроде имевших место 14 декабря 1825 года. Строго следуя консервативному плану, выработанному на различных конгрессах, созванных Священным союзом, Николай I сделался поборником той политики, главным вдохновителем которой был не кто иной, как Меттерних. Тремя столбами этой политики в России всегда были самодержавие, православие и то национальное единство, которое предполагает господство в империи значительнейшего племени – великороссов.

Николай понимал первый из этих принципов самодержавия на совершенно военный лад. Его власть опиралась на многочисленное и чрезвычайно дисциплинированное войско. С помощью генерал-губернаторов на местах, облеченных властью, не ниже по размерам его собственной, управлял он миллионами порабощенных подданных. Эти рабы были распределены между частными собственниками, которые вместе составляли дворянство или первое сословие в государстве. Каждый дворянин пользовался в пределах своей земли или поместья правами высшего полицейского, судебного и финансового чиновника; финансового в том смысле, что он являлся ответственным перед казною в поступлении податей с его крепостных, тогда как сам он в силу своих привилегий был свободен от платежа личных налогов. Дворянство каждой губернии составляло самоуправляющуюся единицу, принимавшую участие в общем управлении выбором некоторых полицейских и судебных должностных лиц. Всемогущее по отношению к низшим сословиям дворянство было лишено всяких политических прав и даже той ограниченной независимости, без которой немыслимы ни свобода личности, ни свобода совести и мнения. Одна англичанка, посетившая Россию в первой четверти XIX столетия, мисс Екатерина Уильмот, отмечает факт полного уничижения всякого дворянина перед лицом верховной власти и ее агентами. В Москве нет джентльменов, – говорит она, – каждый считает себя великим или малым в зависимости от расположения императора. Она очень тонко вскрывает ту тесную связь, которая существовала между этим добровольным рабством и крепостной системой. Каждый русский крепостник казался звеном обширной цепи, связывавшей государство. Повелители своих собственных рабов они сами являлись в собственном представлении рабами одного деспота.

Для обуздания вольнодумцев, всяких последователей лжеосвободительных учений Запада существовало особое учреждение – Третье отделение собственной Его Величества канцелярии с его многочисленными агентами в различных частях государства. После ночного обыска и осмотра частных бумаг предполагаемого заговорщика последний исчезал в одной из камер государственной тюрьмы святых апостолов Петра и Павла. После некоторого подобия судебного разбирательства он приговаривался своими преследователями к ссылке на много лет в какой-нибудь заброшенный уголок империи под испытующим полицейским оком или, в случае рецидива, к лишению всех прав и либо к смертной казни, либо к ссылке в Сибирь. Ссылка постигла одно время величайшего русского поэта, Пушкина, все преступление которого заключалось в том, что он написал либеральное стихотворение. Что касается смертной казни, то она была произнесена над весьма известным русским беллетристом, автором «Преступления и наказания» Достоевским. Он был осужден за то, что несколько раз посетил армейского офицера Петрашевского, который будучи последователем учения Фурье мечтал о проведении этого учения в жизнь. Автор настоящей книги сам слышал рассказ об этом деле из уст поэта Алексея Плещеева, замешанного в том же воображаемом заговоре. Он рассказал, как осужденные были одеты в саваны и затем поставлены в ряд перед линией солдат. Последним уже было приказано целиться и лишь ожидалась команда: «пли!», как вдруг царский гонец остановил казнь. Этот момент так сильно потряс великого Достоевского, что он упал на площади в страшном припадке эпилепсии. Эта болезнь мучила его всю остальную жизнь как в Сибири, где он провел долгие годы ссылки, так и в Петербурге, куда он возвратился по воцарении Александра II, чтобы стать редактором влиятельного журнала и автором всемирно известных романов. Между тем эти чрезвычайные меры поддержания порядка не только не смягчились, но становились все более и более суровыми, особенно начиная с 1848 года, когда национальные восстания и социально-политические революции одержали, казалось, верх над всеми правительствами Европы. Был увеличен налог на тех, кто желал ехать за границу, а многим лицам не выдавали паспортов. Бессмысленнейшая цензура была установлена не только над политическими писателями, но и над романистами и поэтами. В то же время было до крайней степени затруднено выражение независимых идей с университетских кафедр. Несмотря на все это, «высшее начальство, – употребляем выражение Николая, сказанное им на смертном одре своему сыну и наследнику, – было далеко от надлежащего успеха». Русские войска в Севастополе должны были отступить не перед численным превосходством неприятеля, но потому, что французы и англичане были лучше вооружены и находились под лучшим командованием. Лихоимство было в России в эту эпоху всеобщим как на военной, так и на гражданской службе. Возможность составить себе состояние путем вымогательства взяток представлялась своего рода вознаграждением за низкое раболепство перед волей царя. Не будучи в состоянии дольше выносить незаконные поборы и дурное обращение некоторых помещиков, крепостные либо восставали, либо были готовы восстать; и это достигло таких размеров, что умирающий император, за несколько лет до того учредивший комиссию для изыскания способов к улучшению их положения, счел необходимым посоветовать своему наследнику полное освобождение крепостных.

Александр II не забыл этих слов, и как только парижский мир положил конец Крымской войне, он весь отдался трудной задаче разорвать крепостные цепи. Уже в 1856 году, принимая во время своего короткого пребывания в старой столице представителей московского дворянства, он произнес такие многообещающие слова: «Существующий способ владения душами не может оставаться неизменным; лучше отменить крепостное право сверху, чем ждать того момента, когда начнется возмущение снизу. Прошу вас подумать над теми путями, какими это может быть осуществлено».

Проникнутый этой идеей император решил воспользоваться празднествами, устроенными по случаю его коронования, чтобы внушить высшим слоям собравшегося дворянства мысль о принятии ими на себя инициативы в намеченной им реформе; но они не поддались, притворившись, будто не знают, на каких началах может быть проведена эта реформа. Тогда с целью выработки этих принципов был учрежден частный комитет, составленный из председателя государственного совета князя Орлова, министра внутренних дел Ланского и нескольких других министров и высших сановников. Между последними нужно особо отметить генерал-адъютанта Ростовцева, который играл видную роль в проведении этой великой реформы. Император лично председательствовал в первом заседании этой комиссии 3 января 1857 года и определил цель ее учреждения, сказав, что она должна рассмотреть вопрос об отмене крепостной зависимости со всех точек зрения и составить предположения о способе ее осуществления. Главная трудность этого вопроса была с принципиальной стороны хорошо изложена в докладе секретаря Левшина. Она заключалась в определении дальнейшей участи земли, занятой крепостными: следовало ли вернуть ее помещику, или же она должна была остаться в руках крестьянина и на каких условиях – в полной ли собственности или в арендном владении? как и кем должна быть возмещена собственнику в первом случае потеря им того, что он считал своей собственностью?

Прежде чем войти в детальное рассмотрение трудов, завершившихся знаменитым актом девятнадцатого февраля 1861 года, познакомимся с теми разнообразными решениями, которые поставленный выше вопрос мог получить и которые он действительно получил в различных странах света. Самым легким и простым способом снять те путы, которыми крестьянин был наследственно прикреплен к обрабатывавшейся им земле, было объявить его свободным идти, куда пожелает, или – по символическому выражению первой половины средних веков – «показать ему три дороги». В результате освобождения по указанной формуле, что весьма часто практиковалось во Франции, в Англии и в Германии вплоть до XI, XII и XIII веков, земля, прежде находившаяся во владении крепостного, неизменно возвращалась помещику. Поэтому добровольный отказ от всяких притязаний на землю был для крепостных первым и необходимым условием их освобождения.

Естественно, что все то, что увеличивало ценность земли, и, прежде всего, рост народонаселения, благоприятствовало и освобождению, так как земельным собственникам было выгодно давать свободу в обмен на землю. Нечего поэтому удивляться, что в течение XIII века, когда Европа, по новейшим исследованиям, достигла плотности населения большей, чем в три последующих столетия, отпущение на свободу в обмен на землю и с уплатой собственнику крепостных понесенных им убытков, стало явлением весьма частым. Освобожденный раб не имел другого выбора, как сделаться обычным арендатором или copy-holder; он получал тот же или какой-нибудь другой участок земли у освободившего его владельца, которому затем и сам он и его наследники вносили арендную плату деньгами или натурою в течение всей своей жизни. Такая практика, весьма распространенная во второй половине средних веков, указывала несколько иной способ для разрешения вопроса об эмансипации крепостных в России. Вместо того, чтобы обратить освобожденных крепостных в нищих, государство могло обязать помещиков оставить их на своих землях не в качестве свободных собственников, а в качестве наследственных арендаторов. Преимущественное распространение оброчной системы, т. е. системы участков, сданных в аренду за определенную из поколения в поколение вносимую арендную плату, как во Франции, так и в Польше, где эти участки до сих пор известны под названием «чинша», являлось для русского правительства поощрением к испробованию той же системы.

Но задолго до французской революции маленькая европейская страна – герцогство Савойское – убежденная доводами французских экономистов XVIII столетия в пользу освобождения крестьян с наделением их небольшими участками в собственность с успехом вмешалась в упрочение за освобожденными крепостными участков земли, которые они занимали до освобождения. Савойское правительство установило цену этих участков, по окончательной уплате которой к исходу известного числа лет последние поступали в полную собственность освобожденных крепостных. Для приобретения же средств, необходимых для этой покупки земли, крестьянам было разрешено совершать денежные займы или продавать часть их общих лугов или неразделенные земли. Дальше этого правительственное вмешательство не шло. И размер суммы, вносимой землевладельцу, как и размер причитавшихся ему процентов, устанавливались частным соглашением. Введенная в 1771 году савойская реформа дала такие блестящие результаты, что французские писатели последней четверти восемнадцатого столетия рекомендовали применение подобной же системы во Франции. И хорошо, конечно, известно, что французская революция приняла в известной мере те же принципы, объявив, что только так называемые сервитутные права, в противность правам личным или правам на личность крепостного, должны быть выкуплены заинтересованной стороной – освобожденными крестьянами. Но если такова была теория, то практика оказалась совершенно иной. Конфискация имений дворян, поддерживавших королевскую власть, и не присягнувшего духовенства и массовая эмиграция помещиков и владельцев крепостных допустили во Франции прекращение всяких платежей со стороны освобожденных крестьян, что и сделало возможным прямое превращение наследственной аренды крепостного в частную собственность мелкого землевладельца.

Нам незачем продолжать это общее рассмотрение различных решений вопроса об отмене крепостного права, ибо как вполне установлено Дониалем освободительные акты на всем Европейском континенте более или менее точно воспроизводили французский образец. Что особенно поражает социолога при общем обозрении всей медленной эволюции данного вопроса, – это полное отсутствие какой бы то ни было системы участия государства в выкупе крестьянами земель. Можно было бы, конечно, отметить некоторые исключения из этого правила, как например Болонью и Флоренцию, которые в XIII веке выкупили за свой собственный счет рабов, крепостных и наследственных арендаторов – fumanti и fideles живших на усадебных землях ленного владельца. Но размеры территории и число выкупных людей было в обоих случаях так ограничено, что эти города не могли служить образцом для чрезвычайно обширного плана, ждавшего своего осуществления в России. Итак, мы имеем право сказать, что опыт прошлого был, вообще, не в пользу ассигнования государством необходимых сумм для выкупа у собственника и его прав на крепостные земли, занятой последними.

Однако задолго до реформы 1861 года некоторые деятели уже подготовили общественное мнение к той мысли, что в России никакой освободительный план не удастся, если только крестьянин не сохранит занятой им земли. Они действовали так успешно, что император Николай сам проникся этим убеждением и на сей раз вполне правильным, что реформа не обещает удачи, если только за крестьянами не будет сохранена земля. И, действительно, могло ли быть иначе, раз эти люди жили в течение долгих веков в том наивном убеждении, которое выражалось в пресловутом: «мы вами» – то есть принадлежим дворянам – «а земля наша»? Плохие результаты, достигнутые эмансипацией крестьян в балтийских губерниях, где, благодаря полному отсутствию всякого плана выкупа участков, находившихся во владении бывших крепостных, был создан земледельческий пролетариат, не могли, конечно, благоприятствовать мнению тех, кто объявлял себя сторонником простого и личного освобождения без земли. При таких обстоятельствах нет ничего удивительного, что задача казалась чрезвычайно трудной и встречала оппозицию со всех сторон.

Перед теми, кто искренно желал скорого разрешения вопроса, стояла такая дилемма: или искусственно создать класс безземельных, вроде английских земледельцев, или же обременить государство огромнейшим долгом в размере сумм, выданных на выкуп земли крепостными. Первая перспектива была тем тревожнее, что, как мы это сейчас увидим, крестьяне во время крепостного права уже владели своими землями сообща, миром. Таким образом, правительству следовало ожидать сопротивления целых деревень в том случае, если бы земля отошла к дворянину. Второй же план казался довольно эмпирическим, если принять во внимание плохое состояние русских финансов, вызванное Крымской войной, и отсутствие всякой уверенности в скором возвращении в казну денег, выданных на выкуп крестьянами участков земли. Нечего поэтому удивляться, что правительство думало вначале выбрать такое среднее между двумя этими крайностями решение: выкупить лишь усадьбу крепостного с прилегающим к ней огородом, а разрешение вопроса о земле предоставить частному соглашению. Ввиду этого, 25 июля 1857 года в частный комитет поступило от министра внутренних дел Ланского предложение дать крепостным личную свободу без всякого вознаграждения помещиков и с выкупом лишь усадебной земли. Последняя операция должна была совершаться безо всякого вмешательства казны, путем ежегодных взносов в течение десяти или пятнадцатилетнего периода, лишь по окончании которого крепостной получал свободу.

Провинциальное дворянство не выражало желания пойти по пути добровольных уступок даже и так недалеко, как предлагал Ланской. Различные адреса, полученные императором Александром в 1857 и 1858 годах, высказывались, главным образом, за одно личное освобождение крепостных. Первый из таких адресов был представлен дворянством нескольких западных губерний польского происхождения, а, именно, виленским, ковенским и гродненским. Этот адрес требовал сохранения всех помещичьих прав на землю. Тщетно напрягало правительство все свои усилия, чтобы добиться больших уступок в следующих адресах, прибывших из Нижнего Новгорода, Петербурга и Москвы. Помещики упорно твердили о неотчуждаемости прав дворянства на наследственные имения. Я привожу эти факты, чтобы показать, что новое направление, которое вопрос о раскрепощении получил в следующие годы, не исходило ни от правительства, ни от дворянства. Его происхождение кроется в произведениях некоторых мыслителей, частные записки которых долгое время циркулировали в писаном виде, прежде чем было разрешено их напечатать. Профессор Московского университета по истории права Кавелин был первым из этих мыслителей, посоветовавшим предоставить крестьянину тот участок земли, которым он уже владел. Приглашенный великой княгиней Еленой выработать план освобождения ее крепостных он ввел в свой проект принцип двойного освобождения – освобождения личности и земли. Его взгляды были восприняты группой молодых людей, ставших вскоре известными своими славянофильскими чувствами. Юрий Самарин и князь Черкасский были наиболее ярыми. Они нашли в Центральном комитете человека, который вполне разделял их убеждения и в то же время обладал силой воли, глубиною мысли и талантом убеждения, необходимыми для влияния на своих коллег и начальников. Это был Николай Милютин, брат будущего военного министра, один из редких русских чиновников, действительно заслуживающих названия государственных людей. Сначала Милютин попытался убедить министра Ланского в необходимости оставить землю во владении крепостных. И именно его влиянию должна, главным образом, приписать Россия энергичное поведение в этом вопросе министра внутренних дел, несколько раз навлекавшее на него неприятные замечания со стороны царя. Вторым лицом, которое необходимо было убедить, был председатель главного комитета, учрежденного 8 января 1858 года для рассмотрения различных проектов освобождения. Это был Ростовцев, и прошлое его не позволяло думать, что он может стать реформатором; его доносу приписывали, между прочим, декабристы неудачу своего предприятия. Новейшие историки утверждают, будто своим поведением в качестве председателя вновь назначенной комиссии он хотел загладить свою роль в деле раскрытия либерального заговора. Но как бы то ни было, несомненно верно, что Ростовцев употребил все свои усилия, чтобы раздвинуть рамки прений, сделать их возможно более свободными и воспользоваться, поскольку он мог, тою критикой, с какою русская пресса как внутри империи, так и вне ее, обращалась к лицам, занимавшимся подготовлением реформы. В своего рода дневнике, который вел один из членов комитета, несколько раз отмечено, что председатель вместо того, чтобы протестовать, был счастлив согласиться с мыслями, высказанными издателем известного революционного журнала «Колокол», который выходил в то время в Лондоне и главным редактором которого был знаменитый Герцен. И, благодаря такому внимательному отношению к прессе членов главного комитета, журналы и газеты, которым вначале было запрещено печатать что бы то ни было об освобождении, начали пространно обсуждать этот вопрос. Постановлением цензурного комитета от 22 апреля 1858 года было объявлено, что периодические издания не должны помещать статей, в которых бы требовалась отмена личной зависимости крепостного от помещика, поскольку такая зависимость проявляется в административной власти последнего над первым. Это же предписание относилось равным образом и к статьям, требовавшим оставления земли за крестьянином на условии выкупа.

Несмотря на все эти предписания, большая часть либеральной прессы продолжала настаивать на необходимости введения в предполагавшуюся реформу двух, столь решительно осужденных принципов. Только молчаливым согласием главного комитета и можно объяснить ту свободу, с какою подобные мнения постоянно высказывались на страницах «Современника» такими писателями, как Чернышевский. Таким образом, пресса стала руководить и поддерживать наиболее передовых членов комитета и позволила им с успехом бороться против представителей реакционной партии, которые не желали дать крестьянину ничего, кроме личной свободы. Неожиданным препятствием в тот момент, когда дело комитета было почти закончено, явилась смерть главного человека, способного защитить эти принципы перед лицом государя и в новом собрании делегатов провинциального дворянства, которым предстояло, главным образом, определить количество земли, долженствовавшей отойти к крестьянам в различных частях государства. Когда по смерти Ростовцева его заместителем сделался граф Панин, человек явно нерасположенный в пользу подготавливаемой реформы, Милютин почти ежедневно должен был входить в столкновения с председателем, чтобы спасти основные начала выработанного проекта. Предстояло еще разрешить важный вопрос о той единице, какая должна быть принята при наделении крепостных землею.

В председательство Ростовцева комитет высказался, между прочим, за то, чтобы по общему правилу за крестьянами были оставлены те самые участки, которые уже обрабатывались ими за свой счет. Но ввиду того, что некоторые помещики предоставили своим крепостным за определенную арендную плату всю свою землю, было признано необходимым установить две единицы – большую и малую.

Со времени перехода председательства к Панину возражения провинциальных депутатов против такого решения стали выслушиваться благосклонно. Реакционной партии удалось провести предложение, в силу которого дворянин, отказывавшийся от всякого вознаграждения за свою землю, мог дать крепостному лишь четверть занятого последним участка. Новые уступки должны были быть сделаны реакционной партии в вопросе о пастбищах и лесах, никакая часть которых не отходила к крестьянам, хотя бы во время крепостного права эти земли и составляли часть общинных владений. Другим крупным отрицательным изменением было повышение размера платежей, требуемых с крепостного в казну за выкуп земли. В недавнем открытом письме к царю граф Толстой с полным правом настаивает на том, что крестьяне целиком уже выплатили внесенную за них правительством сумму денег, так что простая справедливость требует прекращения дальнейших взысканий за них.

Но, признавая эти недостатки проекта, выработанного комитетом и принятого почти без оппозиции Государственным советом под председательством великого князя Константина, необходимо также отметить и положительные стороны реформы. Первой из них по важности является сохранение в полном соответствии с прошлым системы общинного владения землею, некогда известной и в Англии под названием «системы сельских общин». Автор тем более охотно одобряет эту, в сущности, консервативную меру, что он принципиальный противник всякого внезапного изменения способов владения землею. Новейшие исследования показали, что в России в этой области совершается развитие, вполне соответствующее народному духу: в то время, как в некоторых губерниях система периодических переделов с каждым годом все более и более выходит из употребления, ее начинают принимать новые территории, прекращающие этим путем старый способ занятия девственной почвы в полное и неограниченное владение, способ, который не может быть удержан рядом с быстрым увеличением населения. Законом 19 февраля 1861 года принята также мера, дозволяющая естественное распущение сельской общины путем немедленного выкупа крестьянами их доли при условии досрочной уплаты всей суммы. Этим способом они приобретали полное право собственности на свою землю. Другое решение того же рода также не было утеряно из виду. Оно состоит в том, что сельский сход большинством двух третей решает окончательный переход от общинного владения к частному. И только недавно, в царствование Александра III, были приняты меры к ослаблению все растущей тенденции к индивидуализации земельной собственности с целью сохранения принципа, по которому государство является главным владельцем земли. В силу новых законов, изданных под прямым влиянием Победоносцева и косвенным влиянием разделяемых последним теорий Леплея, даже выкупленная земля может находиться в наследственном владении лишь у крестьянина.