Текст книги "Очерки по истории политических учреждений России"

Глава X
Положение Польши в Российской империи

В предыдущих главах автор старался дать общее представление о социально-политическом положении большей части Российской империи. Его задачей было определить права и обязанности русского подданного – техническое выражение, заменяемое в странах с большей политической свободой именем – гражданин. Однако некоторые части империи пользуются своими особыми преимуществами или, наоборот, стеснениями, имеющими своими источниками либо признание за ними старинных прав, либо же возмездие за политические обиды, которым подверглась Россия свыше сорока лет тому назад и которые она до сих пор считает заслуживающими особого наказания. Некоторые из этих изъятий, которые могут быть квалифицированы латинским прилагательным odiosa, произошли от того, что благодаря случайности войны и политическим комбинациям, в состав империи вошло довольно большое число независимых государств. Во времена царя Алексея, отца Петра Великого, от Польского королевства отделилось значительное число провинций после победоносного восстания казаков под начальством Богдана Хмельницкого. Попытавшись было устроить полунезависимое государство под номинальным суверенитетом Оттоманской империи, Хмельницкий обратил свои взоры к России. Общность религии и вмешательство православного духовенства в значительной мере способствовали объединению обеих Россий – Малой и Великой, но ни сам Хмельницкий, ни его преемники по управлению некогда принадлежавшими Польше провинциями никогда не думали отказаться от своей политической независимости. В договоре, заключенном в 1653 году в городе Переяславле, царь Алексей через посредство отправленных в качестве послов бояр согласился, как передает в своих записках некий Зорка, не только защищать Малороссию с помощью всего казацкого войска, но и сохранять ее старые законы и старинные привилегии [8]8
  Летопись Велички – том I, стр. 73; цитировано Костомаровым во II т. его сочи нений. С. 408.


[Закрыть]. В грамоте, пожалованной царем Алексеем Богдану и всему казацкому войску, сказано, что по просьбе о признании за ними их прав и привилегий в той форме, в какой они были им даны русскими князьями и польскими королями, царь предоставляет им право избирать гетмана и судиться выборными старшинами по их древним законам [9]9
  См. текст этой грамоты во втором томе сочинений Костомарова. Второе издание. С. 428–429.


[Закрыть].

Если несколько лет спустя при гетмане Выговском казаки проявили желание расторгнуть недавно заключенный союз, то это произошло оттого, что как это сказал сам гетман послу крымских татар, московский царь, вопреки своему обещанию, назначил воевод в казацкие города; гетман не хотел быть под властью воевод; он желал владеть этими городами так же, как владел ими его предшественник Богдан Хмельницкий. «Я больше не хочу быть вашим гетманом, – сказал тот же самый Выговский казацким полковникам, собравшимся в Корсуни 11 октября 1685 года, – потому что царь отнимает у нас наши вольности; и я не имею желания оставаться в рабстве». Возвращая ему эмблему его верховной власти, знаменитую булаву, полковники заявили: «Мы поднимемся как один человек на защиту наших вольностей». Но под влиянием православного духовенства и низших классов населения, опасавшихся и возвращения католического господства, и образования из казацких старшин новой аристократии, образовалась партия, основное стремление которой может быть выражено словами священника Максима Филимонова: «Мы желаем единого Бога на небе и единого царя на земле» [10]10
  См. Историю России Соловьева. Т. XI. Глава I.


[Закрыть]. Ничего нет удивительного, что столкновение между теми, кто желал сохранить политическую автономию с помощью возвращения под власть поляков, и теми, кто всему предпочитал недавно заключенный союз с империей православного царя, – что это столкновение окончилось в пользу последних.

Таким образом, Малороссия не пошла на предприятие Выговского, стремившегося возобновить старую зависимость от польской короны, и осталась под московским господством. Но это не мешало ей преследовать с большим или меньшим успехом прежние стремления к сохранению остатков былой независимости, пока последней не был положен конец после известного восстания Мазепы в царствование Петра Великого. Следуя старой казацкой политике – искать у шведов, как и у татар, защиты от притеснений своего законного государя – польского ли короля или московского царя, Мазепа попытался вернуть своей стране политическую независимость с помощью тесного союза с Карлом XII. Полтавская битва положила конец и шведскому преобладанию на северо-западе Европы, и политическим мечтам Малороссии. Сменилось несколько поколений, и от права казаков избирать себе гетмана не осталось ничего. Хотя Петр i и не вымещал на них вины Мазепы и за несколько месяцев до знаменитой битвы казаками был избран новый гетман, Скоропадский, но дальнейшие выборы были признаны опасными. Разумовский, известный фаворит Елизаветы, был уже гетманом по назначению, а при Екатерине II составлявшие Малороссию области были организованы в социально-политическом отношении совершенно так же, как и остальные русские губернии. Единственным остатком старинных законов и привилегий являются – в области гражданского права – особые законы о праве наследования для дочерей и вдов в трех губерниях – Киевской, Полтавской и Черниговской. В силу гражданского уложения местные обычаи этих губерний имеют во время процесса преимущество перед общим законодательством страны.

Та же участь постигла политические права и привилегии, некогда дарованные императором Александром i Царству Польскому, созданному Венским конгрессом из великого герцогства Варшавского. Мы не станем разбирать здесь вопрос об единственном в своем роде политическом преступлении, совершенном в конце XVIII века тремя соседними государствами над слабой и беззащитной Польской Республикой – Речью Посполитой. Претензии Екатерины II возвратить России некогда принадлежавшие ей провинции имеют не большую ценность, чем циничное заявление князя Бисмарка по поводу присоединения Эльзас-Лотарингии: «Нам нужно воевать с Людовиком XIV». Некогда эта страна, известная под названием «Западный край», действительно находилась под властью выборных русских князей из Рюриковой династии. Но после татарского нашествия значительная часть русского населения бежала на северо-запад, и малонаселенная страна стала вскоре добычей литовской династии Гедемина. По соединении Литвы с Польшей старые русские провинции вошли в последнюю в качестве составной ее части и оставались таковыми вплоть до первого раздела Польши в 1772 году. Пока все внимание западных держав было занято французской революцией, Пруссия, Австрия и Россия спокойно произвели два последовательных раздела территории этого свободного государства и окончательно его уничтожили.

Но насколько такой акт казался несправедливым в глазах тех, кому он должен был приносить выгоду, ясно видно из той решительной позиции, которую с самого начала своего царствования занял в польском вопросе внук Екатерины II, Александр I. Как передает в своих записках одно из наиболее приближенных к нему лиц граф Адам Чарторыйский, молодой император считал раздел Польши противным всем понятиям о справедливости и международному праву и решил признать за нею, если не политическую независимость, то, по крайней мере, право на либеральное и представительное правление. После падения Наполеона Александр I получил возможность сдержать данное Чарторыйскому и его сторонникам обещание и восстановить хотя бы часть прежней Польской Республики под именем царства. С этой целью ему предстояло отобрать у саксонского герцога часть польских провинций, уступленных ему Наполеоном. Такое его намерение встретило решительную оппозицию со стороны Меттерниха, всемогущего члена Венского конгресса, руководившего европейской дипломатией. Неожиданное возвращение Наполеона с острова Эльбы помогло успешному окончанию дебатов по этому, как и по многим другим вопросам. Какова была ближайшая цель Александра в создании этого нового Польского королевства – видно из следующего письма, написанного им в мае 1815 года президенту польского сената, графу Островскому: «Если высшие интересы всеобщего мира помешали объединению всех поляков под одним скипетром, я постарался, по крайней мере, смягчить, насколько возможно, горечь их разделения и признать за ними повсюду их национальные права». В манифесте к жителям новообразованного царства Александр I давал им конституцию, систему местного самоуправления, свободу печати и право иметь особую армию. Торжественное восстановление Польского королевства происходило в Варшаве 21 июня. В католическом соборе в присутствии властей был прочитан текст новой конституции; Государственный совет, сенат, высшие должностные лица и население присягнули на верность Александру как польскому царю и конституции. Что касается последней, то окончательный текст ее должен был быть составлен комитетом из польских сановников, под председательством графа Островского. Пришедшей его приветствовать в Париже польской депутации Александр сказал: «Передайте польской нации от моего имени, что я хочу возродить ее. Объединяя поляков с народом того же славянского происхождения, я обеспечиваю на долгие времена их благосостояние и мирное существование».

Как известно, Александр не думал ограничиться в своих конституционных реформах одной Польшей. Он ясно выразил свои желания во французской речи, произнесенной им 27 марта 1818 года по случаю открытия первого польского парламента. Приглашая собрание доказать, что свободные учреждения не следует смешивать с разрушительными учениями, он выразил уверенность в возможности распространить благотворное влияние этих учреждений на все страны, волею Провидения порученные его заботам. Быстрое торжество политической реакции во всех европейских странах и, в частности, в России помешало исполнению его желаний, но польская конституция сохранилась, и заседания варшавского парламента пользовались полной свободой обсуждения.

Два восстания – в 1830 и в 1863 году были сочтены русскими монархами совершенно освобождающими их от всех прежних обязательств по отношению к польской нации и поставили поляков в положение неблагонадежных подданных; они были лишены возможности увеличивать свое материальное благосостояние приобретением новых земель и расширять свои духовные богатства свободным исповедованием национальной религии и употреблением национального языка. Странно сказать: движение, по отношению к которому большинство населения осталось, если не индифферентно, то, по крайней мере, нейтрально, становится отправным пунктом политики третирования всей польской нации целиком в качестве врага, постоянно требующего для своего обуздания предупредительных мер и строжайшего контроля. Чтобы разделить эту нацию на две неравные партии, партию высших сословий и партию крестьян, правительство прибегло к самому лукавому маккиавелизму. Приняв сторону последних при разрешении вопроса об освобождении крепостных в Польше и проведя это освобождение на более широких основаниях и с большими преимуществами для низшего слоя населения, императорское правительство сумело создать себе из него верного союзника для преследования своей антинациональной политики, пока применение того же самого маккиавелизма в вопросах о религиозных верованиях и народном образовании не превратило этих новых союзников во врагов и не восстановило старого союза всех классов Польши, внушив всеобщую ненависть к русскому управлению.

Едва ли можно порицать таких людей, как Николай Милютин, которые воспользовались воинственными планами русского правительства по отношению к польской знати, чтобы обеспечить лучшую участь польским крестьянам. В конце концов, эти люди лишь применили к Польше ту систему эмансипации, которую они сначала выработали, надеясь применить ее в России. Однако в последней она была принята с многочисленными частичными поправками в пользу дворянства, тогда как в Польше, благодаря нерасположению правительства к высшему сословию, она не встретила никаких возражений. По этой именно причине польским крестьянам было предоставлено преимущество сохранить в своем владении всю ту землю, которую они обрабатывали ранее будучи крепостными. Равным образом им дано было право пользования общинными землями, пастбищами и лесами. Бывшие крепостные были освобождены от всяких частных платежей своим господам, так как всю заботу о вознаграждении дворянства за понесенные им материальные убытки правительство взяло на себя. Таким образом, польский крестьянин не вынужден был удовлетвориться небольшими клочками земли, с помощью которых русскому дворянину удалось избавиться от всяких более серьезных посягательств на его материальные интересы. Он не был, подобно русскому крестьянину, лишен права общинного владения пастбищами и лесами. А так как в Польше не существовало сельских общин, то освобожденные крепостные стали вскоре полными собственниками отмежеванной им земли. С другой стороны, крупные землевладельцы вынуждены были согласиться на признание за крестьянами сервитутных прав на их помещичьи земли со всеми невыгодами подобной системы с точки зрения рационального хозяйства. Неудивительно поэтому, что они всегда восставали и восстают еще и до сих пор против указанной системы, с помощью которой был разрешен в России жгучий вопрос об определении взаимных отношений между бывшим господином и его бывшим крепостным. Тем не менее вопрос решен, по-видимому, бесповоротно как для тех, кто от этого выигрывает, так и для тех, кто теряет. Возникли новые поводы для жалоб, оставившие далеко позади себя вопрос о якобы грабеже, которому подверглось польское дворянство в 1864 году.

Желая ослабить польский элемент в землевладении и земельной аренде и усилить русский элемент, правительство приняло в 1865 году следующую меру: лицам польского происхождения было запрещено приобретать новые земли в так называемом Западном крае, центром которого является город Вильна и который сыграл такую активную роль в восстании 1863 года. Что же следовало понимать под термином польское происхождение? В течение долгого времени правительство считало обыкновенно отличительным признаком одну национальность, а не религию, но уже в 1869 и 1870 годах генерал-губернаторы этого края отказали в праве приобретения земель лютеранам, женатым на католичках, на том основании, что по смерти родителей имение может перейти к их детям католического исповедания[11]11
  Граф Селива, взявший на себя труд собрать все эти более или менее тайные административные меры, вполне справедливо настаивает на явном их противоречии с утвержденным императором постановлением Комитета министров от 14 июня 1868 года, в силу которого лица русского происхождения, православные или лютеране, могут приобретать земли в Западном крае даже и в том случае, если они женаты на польках или католичках.


[Закрыть]. Если же эта самая мера не применена к русским, женатым на польках, то причина этого заключается в том, что по закону дети обязательно становятся православными, если один из родителей принадлежит к этому исповеданию.

В течение долгого времени мера, принятая против расширения польского землевладения, ограничивалась исключительно сельскими имениями и лицами, принадлежавшими к дворянству и среднему классу; но вскоре это запрещение было распространено на городскую собственность и на крестьян, желавших приобрести участок земли размером больше того, какой они могли обрабатывать собственным трудом без посторонней помощи. В 1884 году новым законом было объявлено, что на сельское имущество лиц польского происхождения не может быть заключена никакая ипотека. В то же время эти лица были изъяты из числа тех, кто мог снимать в аренду земли вблизи городов и местечек, безразлично частные или государственные. Нечего удивляться, что вскоре одержала верх практика не заключать никаких земельных договоров без письменного разрешения генерал-губернатора – практика, признанная законной постановлением Комитета министров от 1 ноября 1886 года. С этого времени генерал-губернаторы самым фантастическим образом толковали естественное право приобретения земель сообразно со своими действительными или предполагаемыми нуждами. Они объявили, например, что крестьянин-католик не может приобрести более шестидесяти десятин земли и то лишь в том случае, если он отвечает следующим условиям: он должен быть крестьянского происхождения, жить жизнью крестьянина, употреблять постоянно русский язык, не владеть никакой другой землей и быть в состоянии обрабатывать ее собственным трудом без помощи наемных рабочих. Богатая изобретательность высших чиновников, внезапно возведенных в сан законодателей, блещет равным блеском в предписаниях следующего рода: в силу циркуляра от 19 мая 1887 года, посланного виленским генерал-губернатором подчиненному ему губернатору, крестьяне, состоявшие членами приходского братства и действовавшие в качестве посредников между приходским священником и населением, не могли быть допущены к приобретению новых земель. Что же касается тех из них, кто принял православие, то простой факт неаккуратного посещения церкви, факт, единственным судьей которого является приходской священник, признавался достаточным, чтобы лишить их такого разрешения. Несколько меньшие, хотя и не последние, проявления этого же административного произвола мы находим в двух актах 1891 и 1892 годов., которыми виленский генерал-губернатор вопреки всем законам запретил прибывшим из Польши крестьянам-католикам приобретать земли в Западном крае. Это же правило было применено и к крестьянам двух приходов Гродненской губернии – Следзяново и Граново за оказанное некоторыми из них сопротивление уничтожению их приходской церкви – и это в конце XIX века!

В то же время мы с радостью упомянем о том, что недавно принятыми мерами было отменено другое непостижимое правило, в силу которого через тридцать лет после восстания крупные польские землевладельцы должны были еще вносить в казну десятую часть своих доходов в виде штрафа за их действительное или предполагаемое участие в повстанческом движении. Чтобы найти нечто подобное этой мере в летописях прошлого, нужно вернуться к генерал-майорам Кромвеля, требовавшим такого же штрафа с роялистов. Хотя эта мера была распространена, по крайней мере вначале, на всех землевладельцев без различия национальности и вероисповедания и считалась чем-то вроде сбора на расходы по поддержанию порядка, однако для русских и немецких собственников этот штраф обыкновенно уменьшался наполовину, и разницу уплачивали польские собственники. Вначале эти правила считались временными; они стали постоянными в 1870 году, когда начали освобождать от всяких платежей земли, перешедшие в собственность русских. Эта система вышла из употребления лишь в царствование Николая II.

Переходя к результатам этой аграрной политики, мы прежде всего отметим, что она лишила русское правительство симпатий того класса, на котором оно рассчитывало основать свое будущее господство в Польше – класса крестьян. Тридцать лет, протекшие со времени их освобождения, создали среди них новую нужду в земле, нужду, которую польские землевладельцы охотно бы удовлетворили путем продажи или сдачи в аренду, если бы этому не препятствовали закон и административные предписания. Ожидавшееся увеличение числа русских собственников не осуществилось, по крайней мере в крупных размерах. Недостаток в капиталах, возможность получения таких же и даже больших барышей с имений, купленных в центральных, южных и восточных губерниях России, не говоря уже о промышленности и торговле, и трудность устоять перед общественным остракизмом, которому каждый русский пришелец рискует подвергнуться со стороны польских собственников, оказали свое действие: лучшие представители русского общества воздерживаются от приобретения земель в Западном крае. И поступая таким образом, они следуют примеру бывшего канцлера Александра II князя Горчакова, который отказался от вознаграждения за оказанные им во время польского восстания дипломатические услуги пожалованием земель, полученных путем конфискации. Поэтому неудивительно, что при таких условиях главную массу новых приобретателей земель составляют русские чиновники, служащие в Польше или в Западном крае. Число таких чиновников здесь гораздо больше, чем даже в чисто русских губерниях, благодаря полному отсутствию какого бы то ни было губернского, уездного и городского самоуправления. Дворянство Привислянского края – так называется теперь Западный край и Царство Польское не имеет даже права избирать своих предводителей, и последние назначаются правительством, как и прочие чиновники, получают определенное жалованье. Но одного того факта, что лица, соглашающиеся служить в этой завоеванной стране, привлечены туда благодаря некоторым денежным преимуществам, каковы повышенное содержание или уменьшение числа лет службы, дающих право на пенсию, одного этого факта достаточно, чтобы показать, что в данном случае Россия не имеет дела с классом капиталистов, всегда готовых увеличить размеры своих земельных владений. И таким образом, ослабив рвение и преданность в своих естественных союзниках-крестьянах, Россия не сумела добиться действительной русификации страны, подобной германизации Познанской провинции по плану, рекомендованному Бисмарком. Последнее, впрочем, еще не вполне достигнуто прусским юнкерством, хотя оно и составляет значительно более богатый класс, нежели тот, от которого ожидалась подобная же услуга в пользу России.

Но кроме этих тщетных усилий создать и укрепить благоприятный для себя элемент, Россия добивалась той же химерической цели с помощью драконовских законов против польского языка и польской религии – католицизма. Этим она вступила в прямой конфликт с интимными чувствами народа и отреклась от принципов свободы со всеми, ею же первой провозглашенных в законодательстве и, в частности, в обещаниях, данных жителям завоеванных областей в конце XVIII и начале XIX столетий. И в самом деле – католическая религия не пользуется одинаковым покровительством закона в большей части коренных русских губерний и в губерниях польских. Мы уже указывали на это обстоятельство; поэтому нам достаточно будет лишь вкратце отметить здесь разницу между положением католиков в Польше и в Западной области и положением, в котором находятся их собратья в других частях империи. С целью воспрепятствования распространению католичества русские власти запретили всякие религиозные процессии с крестом во главе. Подобные шествия допускаются лишь в самой церкви или, по крайней мере, внутри церковной ограды. Эта мера была принята в 1867 году и находится в силе до настоящего времени, несмотря на оппозицию некоторых более умеренных генерал-губернаторов, как, например, Альбединского. Число праздников, во время которых такие религиозные процессии могут иметь место, ограничено строгим предписанием; и весьма часто запрещение совершенно не соответствует велениям католической церкви. Такому же мелочному ограничению подвергнуто и право воздвигать на больших дорогах поминальные кресты – из опасения, чтобы эти кресты не связывались как-нибудь с теми или другими политическими событиями.

Перейдем теперь к положению католического духовенства в польских губерниях. Прежде всего следует обратить внимание на то обстоятельство, что вопреки церковным канонам поступление молодых людей в католические семинарии утверждается не епископом, а губернатором, который, во всяком случае, имеет право воспрепятствовать такому поступлению, если, по его мнению, оно не согласно закону. Католические епископы назначаются государем по предварительному соглашению с папой, но они не могут отправлять одну из своих прямых функций – объезд их округа без предварительного разрешения губернатора. Когда, однажды, виленский епископ Гриневский позволил себе ответить, что он может подчиняться лишь тем распоряжениям правительства, которые не противоречат правилам католической церкви, министр внутренних дел граф Дмитрий Толстой счел нужным обратить внимание епископа на то, что в России могут исполняться только те предписания католической церкви, которые не противоречат законам Российской империи – великолепный ответ, чрезвычайно похожий на тот, который получил знаменитый однофамилец министра от одного русского гвардейца, бившего какого-то нищего за то, что он просил подаяния. «Читал ли ты Евангелие?» – спросил его автор «Воскресения». – «А ты, знаешь ли ты устав военной службы?» – ответил солдат.

Русский полицейский устав ставится на одну доску с канонами католической или какой бы то ни было другой церкви и даже имеет перед ними преимущество: такова точка зрения русских чиновников всех рангов на свободу совести и на взаимные отношения власти духовной и светской. Ничего нет удивительного, что генерал-губернаторы обнаруживают такую же бесцеремонность по отношению к приходским священникам при исполнении последними своих официальных обязанностей. Вот, например, содержание одного документа, относящегося к 1881 году; это официальный перечень различных проступков, которые может совершить приходской священник и за которые по постановлению виленского генерал-губернатора графа Тотлебена полагается штраф: 1) поездка в соседний приход для совершения церковной службы без предварительного разрешения гражданских властей; 2) произнесение проповеди собственного сочинения, не получившей разрешения цензора; 3) сбор денег среди прихожан на неизвестные местным властям или неразрешенные ими цели; 4) несообщение прихожанам в надлежащее время дня годовщины рождения государя и других членов Императорского дома или каких-либо других официальных праздников; неотправление в такие дни церковной службы или совершение обедни в слишком ранний час; 5) совершение религиозных процессий вне церковной ограды или в дни, не обозначенные в официальном списке. За подобные якобы проступки приходские священники подвергаются штрафу в сумме от трех до четырехсот рублей.

Если принять во внимание, что эти штрафы обыкновенно выплачиваются путем подписки среди прихожан, то будет понятно, в какой степени увеличивают они ту антипатию, которую польские крестьяне питают к своим «благодетелям». Такое же действие производит строгое соблюдение правила, в силу которого все ученики, даже католического исповедания, обязаны присутствовать на церковных службах в дни официальных праздников. По церковным же католическим правилам присутствие на церковной службе схизматиков считается грехом. И таким образом, одиннадцати-двенадцатилетнее дитя попадает в альтернативу – или быть уволенным из школы за неподчинение официальным требованиям, или получить выговор от своих родителей и духовника.

Чтобы не останавливаться дальше на бесконечном перечне этих глупых и тиранических предписаний, достаточно будет указать на тот факт, что попечители учебных округов, желая проявить свое усердие в деле обращения польского юношества в православное и русское, воспользовались циркуляром министра народного просвещения от 1879 года и совсем почти исключили духовенство из числа преподавателей катехизиса в средних школах. Недавние статистические исследования показывают, что в 1892 году из двух тысяч восьмисот шестидесяти трех существовавших в Царстве Польском средних школ только в ста пятидесяти четырех катехизис преподавали лица духовного звания. Это раннее освобождение молодых умов от всякого религиозного контроля в значительной мере объясняет, не говоря уже о других результатах, быстрые успехи социалистической пропаганды. Несомненно, что в Польше эта пропаганда имела больший успех, чем в какой-либо другой части империи. Этому содействовали многие причины: быстрое развитие промышленности; значительное число немецких рабочих, членов социал-демократической партии в лодзинских и сосновицких промышленных предприятиях; наконец – и это не наименее важная причина – ослабление естественного противодействия, которое встречала теория классовой борьбы в учении церкви о подчинении властям. Грядущая социальная революция сделала значительные завоевания в умах польских рабочих, но кто решится утверждать, что это выгодно для русского господства?

Не более действительными в этих попытках обрусения Польши оказались и меры, направленные к искоренению польского языка и к замене его русским. Не только все науки в Варшавском университете, в гимназиях и в других средних школах должны были преподаваться на русском языке (исключение делалось только для катехизиса), но обязательность последнего была так же точно распространена и на низшие школы, клубы, общественные собрания, театры, магазины (все торговые объявления) и, особенно, на всякую официальную переписку. Большая часть этих мер была принята генерал-губернаторами в 1866 и 1868 годах и явилась источником курьезнейших фактов: много лиц было присуждено к штрафу за то, что сказали по-польски какому-нибудь окружному казначею фразу вроде: «Я дам вам два рубля мелкой монетой». Однако эти предписания были подтверждены и впоследствии, а именно в 1881 и 1893 годах. Приведем один из сотни примеров этого рода: знаменитая примадонна Зембрих была присуждена к штрафу в сто рублей только за то, что на одном концерте спела польскую песню без предварительного разрешения.

Вот каковы польские priVIlegia odiosa, ненавистные как и самому непосредственно заинтересованному польскому народу, так и русским патриотам, с отчаянием спрашивающим себя: чем станет союз славян, если главная ветвь его будет третироваться таким чудовищно бессмысленным образом? И это происходит в то время, когда безостановочное движение немцев на восток путем так называемого мирного завоевания представляет серьезную опасность для славянского будущего; когда всемогущие экономические интересы и, именно, возможность для поляков продавать свои товары на всем обширном пространстве Российской империи благоприятствуют доброму согласию между поляками и русскими. И в это-то время Россия делает все, чтобы убедить своих соплеменников, что даже под управлением немцев, как, например, Австрии, их религиозные и национальные интересы имеют больше шансов на защиту, чем под ее собственным господством. Сравните положение Галиции, где поляки имеют университеты, средние и низшие польские школы и где они пользуются не только местным самоуправлением, но даже правом обсуждения общих интересов Цислейтании и участием в назначении федерального министерства и представительства, сравните, говорю я, это положение с теми условиями, в какие поставило поляков родственное им по племени правительство в России и в Западной области. Путем такого сравнения мы легко поймем, почему со стороны славян нельзя ожидать движения, подобного тому, которое создало федерацию из немецких королевств и республик, пока политика подозрения и постоянных репрессий не сменится политикой доброго согласия, основанной на взаимном признании прав на личное и на национальное существование. Если бы Польша была объединена с Россией одной общей династией, но имела бы свое собственное местное и центральное самоуправление, то могущество империи не только не уменьшилось бы от этого, но даже в значительной степени усилилось бы, не говоря уже о том, что все славянские народы стали бы прибегать к покровительству России и к ее политическому руководству.