Текст книги "Корпорация «Русь»"

Глава 7

17 февраля 1239 года. Москва-река

Несмотря на полный разгром монгольского корпуса под Москвой, Георгий не прекратил военную операцию. Как прекрасно отметили наблюдатели – несколько сотен всадников в доспехах смогли уйти. Поэтому вечером того же дня по следам беглецов выдвинулась рота легионеров.

Всего одна рота. Князь посчитал, что ее должно хватить.

Но ведь ушла неполная тысяча! Да еще не общинников, а дружинников. Разве сотни бойцов с арбалетами достаточно?

Ловушка, которую штаб Московского княжества продумывал и планировал пару лет, со смачным хрустом захлопнулась. Конечно, Георгий планировал, что под его стены придут не два потрепанных тумена, а один. Но принципиально это ничего не меняло. Кроме расходов на боеприпасы. Само собой, попытка бегства степняков была ожидаема и к ней готовились.

Как?

Очень просто. Дело в том, что, узнав о падении Владимира, Георгий приказал начать возводить заграждения на южных подступах к Москве. Полыньи и козлы – мелочи. Главное – хаотичное поле лунок с вмороженными в них палками. Получилось знатно. Причем палки совали в лунки не всякие, а со скошенным комлем. Так что падать на них было очень неприятно.

Кавалерия чисто теоретически могла пройти по этому полю чудес, только медленным шагом да под уздцы. Но и в таком случае имелся нехилый шанс случайных травм. Очень уж густо все это было понатыкано. Больше месяца люди старались!

Конечно, никакой особенной надобности в преследовании не имелось. Поубивались там степняки – туда им дорога. Но уходили ведь дружинники в доспехах. А природный хомяк не позволял относиться столь расточительно к таким недешевым трофеям. Кольчуги, сабли, луки… Да и люди не поймут.

Вот сотня арбалетчиков на санях и отправилась следом. Проконтролировать. Заодно и князю доложить, сколько конкретно степняков на этом чудном поле пало, переломавшись. Именно по этой причине легионеры не спешили. Зачем им сталкиваться с основными силами врага? Им трофеи нужно собрать. Тихо, спокойно и аккуратно. Ну, может быть, изредка постреливая из арбалетов да добивая раненых клинками. Рутина.

На самом деле князю ужасно хотелось отправиться в погоню и убить или захватить в плен Субэдэя, который, как оказалось, сбежал. Как-никак – легенда. Но это мальчишество он в себе задушил. Хоть и с трудом. Ибо он был нужен в Москве, которую все еще трясло от напряжения. Люди никак не могли отойти от осознания того, что все кончилось. Они устояли. Мало того – победили! ОНИ ПОБЕДИЛИ!

Глава 8

18 февраля 1239 года. Москва

Георгий вошел в штабной кабинет и обвел всех хмурым взглядом. Этому очень удивились. Победа ведь! Удивились и напряглись.

– Текущая зимняя кампания завершилась, – начал князь, не вытягивая театральную паузу. – Но не закончилась война.

– Как же так? – удивился Рихард. – Какой разгром! Разве степняки теперь сунутся под стены Москвы?

– Монголы – это не простые степняки. Последние полвека они строят свою державу, наступая от дальнего моря, до которого от здешних мест идти на восток до полугода. И все эти земли они уже завоевали. Вы представляете, сколько это? Прямо сейчас монголы ведут войну против Персии, индийских княжеств, арабских эмиров и державы Сун. Той самой Сун, в которой выращивают шелк. А теперь один из улусов начал вторжение в Европу. Подмяли под себя половцев, булгар, хазар, алан и прочих. Начали завоевывать Русь. Вторглись к словенам[58]58
  В XIII веке Псков и Новгород называли себя словенами, а княжеские земли юга – Русью.


[Закрыть]. Захватят все здесь – двинутся дальше. В Польшу, Венгрию, Священную Римскую империю. Мечта основателя державы монголов захватить весь мир, объединив его под своей дланью.

– Кхм… – поперхнулся Рихард. Француз тоже неприятно удивился услышанному, но промолчал.

– Хан Бату правит улусом Джучи. Улус – это провинция. Она простирается от Уральского камня на востоке до дунайских половцев на западе, от Персии на юге до нас на севере. Представляете себе масштаб провинции? Вот то-то же. Отряд, который мы разгромили, был всего лишь отрядом.

– Но откуда у них столько воинов? – удивился француз.

– Это особенность степного нашествия. Завоевывая какое-нибудь племя, они используют его для захвата следующего. И так далее. Получается что-то в духе снежного кома, когда чем дальше катишь снежный шарик, тем крупнее он становится.

– А воины? Откуда они берут воинов? – не унимался француз.

– Основную силу монголов составляют не воины, а ополчение, словно во времена древних королевств. Когда все здоровые мужчины рода выступают в поход. Сами понимаете – бестолковые воины. Но их много, очень много. Нередко эти толпы одним своим видом одерживают победы. Не каждый готов сражаться один против десятка. Чтобы управлять этой толпой, а иначе такое воинство не назовешь, монголы среди завоеванных племен вводят суровые законы – за практически любую провинность полагается смерть. А чтобы законы исполнялись, используют круговую поруку и коллективную ответственность. Конечно, лучше это воинов не делает, да и снаряжением с вооружением достойным их не одаривает, но управляемая толпа – это сила, которую сложно игнорировать.

– Эти пятнадцать тысяч, что пришли под стены Москвы, как раз и были так собраны? – спросил Рихард.

– Да. Их набирали из числа половцев. Перед тем как подчинить, монголы воевали с ними. Долго. Больше десяти лет. Сколько сейчас орд осталось точно, я не скажу. Но восемь-девять должно было под их руку уйти. Орда – это что-то вроде кочевого племени. Княжества. В каждом – от двадцати до сорока тысяч человек. Всего. И мужчин, и женщин, и детей, и стариков. То есть совокупно они способны… были способны выставить тысяч сорок пять мужчин, способных держать в руках оружие. Из них около двух с половиной тысяч – дружинники, остальные ополченцы-общинники. Согласитесь – солидно.

– Пятнадцать тысяч мы уже вырезали, – ехидно заметил особист Иван.

– Меньше. Тысяча у нас в плену. Тысячи полторы-две вырвалось. Кто-то по льду ушел, и сколько их там побилось, пока не ясно. Кто-то в лес сбежал, и сколько их там останется, тоже непонятно. Остается около тридцати тысяч общинников и двух тысяч дружинников.

– М-да… – хмуро отметил Рихард. – Это ведь вдвое больше, чем было тут.

– Именно так, – кивнул Георгий. – Кроме того, в распоряжении хана Бату есть отряд тяжелой кавалерии из Хорезма. Вы, наверное, знакомы с клибанариями. Вот это они и есть. Точнее, те, кому в далекие времена римляне подражали. Прикрыты броней из чешуи или вязаных пластин, как сами, так и их кони. Поэтому весьма сильны. Хотя лошади серьезно уступают дестриэ. Сколько у хана этих всадников, я не знаю. Думаю, что сотен пять. Вряд ли больше.

– Ого! – ахнул сэр Лион. – Да во всей Франции пятьсот рыцарей даже король не соберет.

– Они не рыцари. К счастью. Но все равно все это выглядит очень опасно и серьезно. Кроме хорезмской конницы, у хана Бату под рукой какие-то войска, выставляемые аланами, хазарами, булгарами и иными союзниками. Сколько их? Понятия не имею. Булгары много не выставят, а аланы с хазарами так же малочисленны, поэтому совокупно, я думаю, можно рассчитывать еще дружинников на пятьсот и тысяч на восемь общинников.

– Пять сотен тяжелой кавалерии, две с половиной тысячи дружинников и тридцать восемь тысяч общинников, – подвел итог Иван. – Плюс мастера из империи Сун, Хорезма и прочих довольно развитых стран, которые позволяют монголам строить осадную технику и применять иные хитрости.

– И это – только улус Джучи, – усмехнулся Георгий. – Теперь вы понимаете, что до окончания войны еще очень далеко?

– Да… – как-то подавленно произнес Рихард, а француз же просто кивнул, задумавшись о чем-то своем.

– Но самое страшное не это. Сейчас все эти орды преимущественно язычники разных мастей. Но это сейчас. Потому что на них оказывает огромное влияние исламский мир, находящийся с этими язычниками в самом тесном контакте. И довольно давно. Вы понимаете, чем это грозит? Ислам каким-то чудом находит отклик в простых кочевых сердцах. Сейчас мы имеем большие проблемы с египетскими мамлюками, испанскими маврами и малоазиатскими сельджуками. А завтра к ним присоединится это необъятное чудовище.

– И как ты собираешься поступить? – после долгой и какой-то вязкой паузы поинтересовался Рихард. Очень уж ни германцу, ни французу эта новость не понравилась. Но оно и хорошо. Георгий планировал отчетливо обозначить свои интересы в курии и при дворах европейских монархов. Ведь тень вторжения мавров была свежа, и все прекрасно понимали ужас исламской угрозы. Шла борьба цивилизаций, культур, мировоззрений, которая плавно обретала новый виток. Ну, князь хотел именно на этом внимание и акцентировать. Попытаться.

– Сражаться. Георгий Победоносец вручил мне свои дары, поставив четкую и ясную задачу – сдержать натиск монголов на христианский мир. Ибо у них есть все шансы дойти до Вены и Берлина. А то и дальше.

– Но как это возможно? Твое войско – это капля в море по сравнению с ними!

– Монголы обладают огромным количеством войск, но они все сразу применить могут только в степи. Да и то после предварительной подготовки. Обычно они используют намного меньшие силы, ведь кто-то из мужчин должен обеспечивать им прокорм – пасти скот. Хотя если хан решит со мной покончить, то уже ближайшей зимой он нахлынет и опустошит все мое княжество. Город, скорее всего, я удержу, а вот крестьян мне перебьют всех. Да, они сидят ныне по укрепленным деревням. Но они слабы. Особой сложности взять нет. Были бы желание и время.

– И вы так спокойно об этом говорите? – удивился француз. – Это ведь конец!

– Это возможный конец. Однако, я полагаю, хан Бату не станет проявлять подобное упорство. У него под боком есть более доступные цели. Черниговское, Киевское и Галицко-Волынское княжества лежат практически полностью в степи. Там можно спокойно осадить их и взять. Укрепить войско. Подготовить новых дружинников, закупив доспехи и оружие на вырученные деньги. А потом наведаться ко мне. Или еще лучше – дожать Смоленск и отрезать меня от связи с соседями. Долгая осада и камни в песок крошит. В любом случае хан, скорее всего, не станет повторять свою ошибку. Особенно когда до него доберется Берке и поведает много интересного. Ему не доблесть воинскую показать нужно, а земли завоевать да под руку свою поставить, сломив предварительно волю к сопротивлению.

– Не радужно…

– У меня в любом случае нет выбора, – пожал плечами Георгий. Легенду об обете, данном Георгию Победоносцу, германец с французом слышали. И лишних вопросов не задавали.

– И все же. Что ты предпримешь? – не унимался Рихард. – Пойми меня правильно – я должен сказать… кхм… моему императору все как есть. Я сражался вместе с тобой и понимаю весь ужас нависшей угрозы.

– Я надеюсь на то, что мои расчеты верны и хан Бату решит продолжить завоевания, оставив меня напоследок.

– И? Неужели ты будешь сидеть в этой крепости?

– Нет, конечно, нет, – усмехнулся Георгий. – Я собираюсь выйти в поле и бить его отряды по частям. Остальные княжества Руси довольно слабы. Скорее всего, хан не станет объединять силы в кулак больше тумена. Вероятнее всего, и того меньше. А с туменом в поле я справлюсь…

Беседа продолжалась, и князь был доволен. Да, сейчас перед дипломатами он хмурился, строя из себя героя и истинного крестоносца, стоящего на страже христианской цивилизации с упорством фаталиста. Но это только для них. На самом деле он прекрасно осознавал еще там, в XXI веке, в какую петлю лезет. Но все равно пошел на это, продумав свою тактику и стратегию. Просчитав ее. Почему же он радовался? Потому что смог отразить первый натиск монголов, не засветив практически ничего из явных анахронизмов. Те же пушки. А мог. Но обошлось.

Цирк? Цирк. Но очень полезный.

На самом деле Георгий не испытывал даже тени страха перед монголами. Ведь у него в подвале лежали пушки и законсервированные бочонки с порохом. Вроде бы мелочь, но он знал, что с ними делать. В случае острой нужды полуготовые заряды в сочетании с вагенбургом позволят даже отрядом в тысячу бойцов гонять монгольское войско ссаными тряпками по степи. Просто и легко. Но Георгий не спешил воспользоваться этим преимуществом из-за опасений самому стать драконом в глазах людей. Ведь люди слабы – все новое и неизведанное кажется им чужим и опасным. Многим из них. А уж если эта новинка пахнет серой, извергает дым и громыхает…

В общем, он не спешил применять пушки. Это был его секретный козырь не только в игре против монголов, но и вообще. Он не обольщался, прекрасно понимая, что за его делами смотрят очень пристально из самых разных столиц. «Удивишь – победишь!» – говорил Суворов. Вот Георгий и планировал выдавать порции удивления дозированно, по мере усвоения. Каждый день понемногу, из-за чего всегда оказываясь на шаг-другой впереди. А то врагам станет скучно, если сразу им все вывалить.

Глава 9

28 марта 1239 года. Москва

Георгий сидел на небольшом кресле, размещенном на холме, и задумчиво смотрел на людей, что собрались вокруг. Вся Москва с окрестностями и гостями. Он был в растерянности. Одно дело понимать – да, враги. А другое дело действовать… с настолько далеко идущими последствиями, что не пересказать.

Рядом с ним, в кандалах стояли обвиняемые. Один епископ, шесть священников и два десятка людей пониже положением. Люди безмолвствовали, удивленно взирая на происходящее. Церковников узнали. И это сильно напрягало, смущало, пугало. Как так? Почему священнослужители оказались в таком положении? Тем более от руки человека, ведомого самим Георгием Победоносцем!

Иван тронул плечо князя, и тот, едва заметно вздрогнув, кивнул.

Выступление началось.

Сначала выступил один из самых уважаемых купцов города. Его все знали. Он напомнил о тех ужасах, что учинили монголы как в Рязанском княжестве, так и во Владимирском.

Потом слово взял особист и вывалил на людей обвинение. Развернуто, четко, ясно. Иван указывал на каждого конкретного человека и зачитывал список его прегрешений: от шпионажа в пользу противника до откровенных диверсий.

В частности, епископ Владимира оказался обвинен в том, что поспособствовал падению детинца через открытие штурмовой калитки. Той самой, что использовалась для вылазок. Важным моментом оказалось еще и то, что ситуация с удивительно быстрым падением детинца прояснилась только после допроса военнопленных. По их словам, епископ со своими подручными нейтрализовал уставшую и изможденную охрану у калитки и открыл ее, впуская предупрежденных монголов.

Аналогичная ситуация произошла с рядом каменных храмов, которые могли бы стоять несколько дней, а то и недель в тяжелой осаде. Но не вышло.

По мере того как Иван перебирал обвиняемых и зачитывал их дела, толпа заводилась. Под финиш так и вообще – гудела. Отдай церковников прямо сейчас – растерзали бы голыми руками.

Тут нужно пояснить важный момент.

К началу XIII века христианство на Руси находилось буквально на птичьих правах.

Своих ресурсов у церкви практически не было. На каждое княжество десяток-другой человек. Иногда больше. Никаких обширных владений нет. А редкие монастыри не обросли еще могучими стенами и тучными землями.

Какие-то позиции у православия имелись только в городах, где жила совершенно ничтожная доля населения. Причем опирались церковники прежде всего на князей и их дружину, а также на наиболее влиятельных бояр. Простой люд их не чтил сам по себе, уважая только как служителей Бога, которому молится их князь с дружиной. Тем была выгодна религия, насаждающая среди подданных смирение и послушание. А потому, в случае чего, могли и оружием поддержать «доброе слово». Оттого в открытое противостояние с церковью люди, как правило, не шли. Хотя исподтишка вредили как могли.

По селам же положение христиан было еще хуже. Ведь ведуны да знахари из вчерашних служителей Велеса, Макоши и прочих вполне себе присутствовали и чувствовали себя замечательно. Люди им доверяли. Столько столетий бок о бок. А церковников мало, да и не нужны они никому из простого люда. Кроме того, христианская вера была непонятной. Чужой. Людям очень сложно было принять постулаты идеологии, сформировавшейся в классическом рабовладельческом обществе. Большинство этих идей казались им чем-то противоестественным, враждебным.

Конечно, в те годы была обычной практика открытия ворот. Но то своему князю в рамках политической борьбы. Новый князь ведь не вырезал города после этого. Самое страшное, что можно было ждать от вот так вот вторгшихся войск: разграбят, порезвятся с женщинами да уйдут. Людей массово резать было как-то не принято. Да и глупо. А кого потом грабить? Трупы хлеба не растят.

Поэтому в глазах людей эти церковники перешли грань. Причем решительно и далеко.

Поговорили.

Пошумели.

Настало время Георгия – князя Московского.

– Кто-нибудь хочет что-то сказать в защиту обвиняемых? – произнес он и обвел всех присутствующих тяжелым взглядом. Но никто не подал за них голоса. – А вы, – обратился князь к совершенно подавленным людям. – Что вы хотите сказать в свою защиту?

– Ничего, – практически сразу ответил епископ Владимира хриплым голосом.

– Вы хотите стать мучениками? – повел бровью князь.

– Да.

– Похвально. Надеюсь, вы предательство учинили не только ради этого?

– Мы никого не предавали!

– А как быть с семьей Юрия Всеволодовича? Они разве не были преданы вами? А ведь вы служили ему.

– Мы служим Господу нашему, а не князю.

– Вы не могли служить Господу, – с нажимом бросил Георгий. – Ибо Христос жертвовал своим здоровьем и жизнью ради других. Сам. Старался облегчить им жизнь. Помочь. А вы устроили кровавое жертвоприношение. Да такое, что даже самые кровожадные боги прошлого не просили подобных зверств. Вы принесли в жертву тех, кто жил с вами бок о бок многие годы. Без разбора – христианин то или язычник. Вы принесли в жертву тех, кто защищал вас и кормил все это время. Вы – не христиане. Вы – слуги Сатаны и будете сожжены на кострах! – Георгий махнул рукой в сторону заранее подготовленных кострищ с высокими столбами по центру. – Если, конечно, вновь назначенный епископ благословит очищающий огонь для вас.

После чего кивнул Ивану, тот удалым молодцам, и осужденных тут же подхватили легионеры и потащили обратно к месту заключения. Как оказалось, церковники на деле не все были готовы к мученической смерти. Когда их проводили мимо персональных костров, многие сомлели и повисли на руках конвоя, чертя ногами борозды в дорожной грязи.

Глава 10

15 апреля 1239 года. Москва

Суд свершился. Народ взбаламучен.

Но что это принесло Георгию? Чего он добивался?

Прежде всего нужно упомянуть тот момент, что князь Московский выдвигал обвинения строго конкретным исполнителям. И строил их так, что формально как митрополит, так и патриарх оставались в стороне и вроде бы даже не при делах. Да, любой желающий мог сделать далеко идущие выводы, но в обвинениях князя ничего подобного не прозвучало.

Зачем так поступил наш герой?

Чтобы дать патриарху свободу маневра и возможность при желании выйти сухим из воды. Сжигать мосты – дело неблагодарное.

В сущности, нашему герою было нужно, чтобы православные греки сцепились с католическими латинянами. А его не трогали ни те ни другие. Ну, хоть какое-то время. Ведь было совершенно ясно, что аппарат Святого престола постарается воспользоваться ситуацией и ударит по патриарху так, что перья полетят в разные стороны. Однако для Георгия иного выхода не было. Он был врагом императора Никейской империи и, как следствие, патриарха, который, по сути, служил тому. А тяжелая борьба на идеологическом фронте – не то, к чему он стремился.

Кроме того, князь сделал еще два важных «пасса руками» на политическом поле.

Во-первых, он знал, что сэр Лион – французский посланник – действовал в интересах Рима. Ведь троюродный брат Георгия – Людовик IX – находился под очень тесной опекой курии. Поэтому осуждение еретиков, пусть и по вполне светским обвинениям, рыцарь, лично участвовавший в Альбигойском крестовом походе[59]59
  Альбигойский крестовый поход – внутренний крестовый поход в Западной Европе, проходивший в 1209–1229 годы. Боевые действия шли на юге Франции в регионе Окситания. Завершился полным успехом католичества, которое подавляло ересь, вышедшую из-под контроля.


[Закрыть], оценил очень высоко. И не скрывал того. Для сэра Лиона этот шаг стал маркером расположения к Святому престолу. Так что он убыл в Рим, ну, то есть в Париж, в отличном расположении духа.

Во-вторых, имелся граф Тиета, бывший по совместительству бастардом Фридриха II. Он в отличие от своего визави из Рима увидел в выдвинутом Георгием обвинении примат светской власти над церковью. То есть Рихард отбыл к отцу с твердой уверенностью в том, что Московский князь может стать их верным союзником.

Идя дальше и подстраховываясь, Георгий написал целую кучу писем всем более-менее влиятельным людям, вовлеченным в этот процесс. На всякий случай. Чтобы у них были не только слухи, но и официальная позиция Москвы. Само собой, в этих письмах князь не выкатывал не то что бочку, даже баллон в сторону патриарха. Напротив, сетуя на продажность и ничтожность отдельных исполнителей и не веря в то, что кто-то наверху знал о той проблеме.

А в качестве десерта наш герой отпустил принца Берке, который все это время был подле Георгия. Он видел и суд, и многие иные дела. Они много общались. Играли в шатрандж. Парень он оказался толковый, хоть и враг. Вот Жора впечатление и производил, понимая, мало ли как там повернется судьба.

Да и отпустил князь Берке не с десятком воинов, как обещал, а с полной сотней. Дружинников, конечно, там насчитывалось едва ли полтора десятка. Ну и что? Князь всем выделил по кольчуге, шлему, сабле, копью, щиту и луку, а также прочего необходимого имущества. Берке не должен выглядеть как бедный родственник, но идти по степи, как подобает принцу. Да и шальным головам меньше соблазнов. Сотня не десяток, особенно в полной сбруе.

Что он творил?

Просто участвовал в нормальной политической игре. Да, грязная. Да, отвратительная. Но – а что поделать? Святые политикой не занимаются. Задачи, которые он поставил перед собой, были весьма немалыми. А время утекало, словно вода. Требовалось спешить. Рваться. И совершать некрасивые поступки.