Текст книги "Приключения по контракту"

– Держись! Все в порядке! – сказал МИК.

Лёшка услышал эти слова. Но в эту секунду они ничего не значили. Он понимал, что падает, что ему не нужно оставаться в самом неудобном и неприспособленном для человека месте на свете – лошадином седле. И упасть-то с такой высоты совсем не страшно, и нет тут никаких камней – только листья, откуда выскочила белка.

Мысленно упал, зажмурился. И очень удивился, когда понял: он еще в седле и смотрит сверху на Полинку. Та стояла рядом, готовая подхватить его, подстраховать, если будет падать. Ее лицо стало тревожным и грустным, даже раздраженным. Лёшка понял: она злится на себя за неосторожное обещание про папу – «сейчас он упадет и решит, что папа не вернется».

Лёшка намотал поводья, открыл рот. Даже не понял, сказал или хотел сказать:

– Порядок. Держусь.

Полинка улыбнулась. Похлопала Аврору по морде:

– Глупышка! Сто лет в парке, а к белкам не привыкла.

Положила на ладонь кусок сахару, протянула. Аврора смахнула сахар языком и пошла прежним медленным, спокойным шагом.

* * *

Они покатались еще полчаса. Под конец, на ровном участке, даже прибавили скорость.

В этот момент Полинка рассказывала, как они плавали по заливу и тайно высадились на форт Константин. Лёшка заслушался и не сразу понял, что Аврора движется рысью. Даже удивился, когда кобыла сбавила скорость.

Подумал: «Не стоит ли спросить про бомбу?»

Например, с таким заходом: «Вы делали репортажи про найденные снаряды и бомбы? Откуда полиция узнавала про них? Вообще, приносят ли в полицию анонимные донесения и как на них там реагируют?»

Но не решился и сменил тему.

* * *

Когда вернулись, выяснилось, что «папа» уехал, – нашлись какие-то срочные дела.

Полинка удивленно взглянула на Лёшку:

– Даже не захотел узнать, что ты… что у тебя все в порядке?! Ну дает!

Лёшка покраснел. А еще огорчился, что велик ему не оставили.

К счастью, тотчас же к конюшне подъехал долгожданный грузовик с овсом. Лёшка помогал на разгрузке. МИК назвал это таскание «седьмым уровнем опасности» и удивился: разве Лёшка обязан этим заниматься? Лёшка шепотом ответил:

– Это физическое приключение.

Разгрузились без проблем. Алиса стала расплачиваться с экспедитором. И тут выяснилось, что корм подорожал, не хватает тысячи рублей. Точнее, девятьсот с мелочью, но от этого не легче.

– Вы когда заказ делали? – спросил экспедитор. – Месяц назад? И не оплатили. У нас же на сайте четко написано: «Возможно колебание цен».

– Какое колебание? Только повышение… – пробурчала Полинка. – Наш косяк.

Лёшка кивнул. Вряд ли пожилой директор конюшни дядя Боря изучал сайты и колебания цен.

– Точно не хватает? – спросил экспедитор. – Сейчас позвоню, узнаю, мне два мешка забирать или вообще увозить весь груз.

– А Де… папа расплатился? – спросил Лёшка.

– Конечно… – вздохнула Алиса. – Все равно не хватит. Жаль. Дешевле уже не найдем. Хотели закупить на зиму…

– У меня есть, – сказал Лёшка. Конверт с основной суммой был припрятан дома. Но он с собой взял пару тысяч. Одну разменял в кафе, зато другая сохранилась. – Возьмите.

Девчонки с удивлением взглянули на него.

Ребята, которые ездят «зайцами», в долг дают не часто.

– Можешь выручить? – спросила Алиса. – Отлично!

Лёшка отдал деньги. Подумал: «Не будет ли МИК против?» Но тот одобрил, шепнул:

– Хорошо сделал, красавиц надо радовать.

Экспедитор получил деньги и уехал. Уже темнело, начал накрапывать дождик. Оставалось дождаться сторожа – и по домам.

– Не хочешь вопросов про отца, – посоветовал МИК, – спрашивай про конюшню. А я буду помогать. Например, спроси, есть ли здесь орловские рысаки. Или ахалтекинцы.

Лёшка так и сделал. МИК подсказывал новые вопросы, проговорили почти час. И снова Лёшка думал про бомбу. Даже пробовал спросить: как скоро приносят в полицию письма-анонимки?

И опять МИК недовольно шепнул:

– Зачем? Все в порядке!» Дождались сторожа, двинулись на станцию.

Как только дошли, вдали зашумел Лёшкин поезд.

– Лёш, – сказала Алиса, – у тебя карта есть? Или, может, мы тебе на телефон деньги зачислим?

– Девчонки, – ответил Лёшка, глядя на Полинку, – а может… Может, мы встретимся и вы так вернете?

– Конечно, – улыбнулась Полинка. – Заодно у тебя интервью возьмем о преодолении гиппофобии.

– А еще, – усмехнулась Алиса, – объяснишь, почему ты лошадей боишься и столько о них знаешь. Такого уникума упускать нельзя.

– Уже поезд, – сказала Полинка. – Набирай мой номер, в поезде сохранишь.

Полинка начала диктовать спокойным тоном, потом громче, потом почти кричала – электричка влетела на станцию и остановилась с противным скрежетом.

Лёшка тронул кнопку. Из кармана Полинки раздался бодрый инструментал.

– Спасибо, – сказал Лёшка.

– Тебе спасибо – выручил! – улыбнулась Полинка и чмокнула в щеку. – Давай, сейчас закроется. Пока!

– Шестой уровень! – крикнул МИК, когда Лёшка запрыгивал в тамбур.

* * *

Игорь Михайлович опять позвонил после ужина. Расспросил Лёшку о сегодняшних приключениях. Похвалил за то, что прогулка длилась на час больше, чем по плану. Сообщил, что завтра вечером – прыжок с парашютом. Предложил самому придумать какие-нибудь дополнительные приключения.

От такой новости – обрадоваться или испугаться. Лучше всё вместе. Но Лёшка насмешил себя мыслью: «Не упал с лошади, так упаду с парашютом». Хотел поделиться шуткой с МИКом. Представил, как тот станет занудствовать: мол, никакой опасности. И не стал.

Маме о завтрашнем приключении не сказал ничего. Тут ее и МИК не успокоит.

* * *

Игорь Михайлович после разговора с Лёшкой набрал номер руководителя проекта. Говорил с ним совсем другим тоном.

– Иван Николаевич, я просмотрел вчерашнюю запись. Да, с этой дурацкой бомбой все закончилось хорошо. Я думал, МИК будет его просто отвлекать, а он уговорил написать «на деревню дедушке». Вот это было правильно.

Игорь Михайлович сделал короткую паузу, чтобы собеседник понял: что-то все равно сделано неправильно.

– Вот только… Я не понял, зачем МИК сказал про опасность минус первого уровня? Надеюсь, если Лёшенька его спросит, он не расскажет мальчику, как обязан поступить в случае такой опасности?

– Не расскажет, – торопливо и тревожно ответил Иван Николаевич. – Я уверен.

– И я был уверен, что он не скажет, что опасность минус первого уровня существует. Если бы не условия заказчика, надо бы снять прибор и проверить на сюрпризы. Но испытание должно быть непрерывным.

– Игорь Михайлович, – несмело сказал руководитель проекта, – может, нам надо предупредить его маму?

– О чем? – спросил представитель заказчика. – О том, что сын интересуется ржавыми боеприпасами?

– Об опасности минус первого уровня и действиях прибора в этом случае. Это не какие-то нюни, под договором моя подпись, а не ваша. Если что-то случится с ребе…

– Ничего ни с кем плохого не случится, – ответил Игорь Михайлович профессиональным бодрым голосом. Ваш мобильный консультант этого не допустит. Елена Юрьевна знает, что эти десять дней ее сын в большей безопасности, чем весь остальной год. Зачем ей говорить о том, чего не случится? Тем более она волновалась и подписала контракт без особой охоты. Нужны лишние нервы?

Иван Николаевич признал – не нужны.

– Вот и хорошо. Главное, удалить этот алгоритм перед передачей заказчику.

– Минус первая защита возможна только в тестовом режиме, – ответил разработчик МИКа.

– Все равно удалите.

Глава 5
Когда приходится прыгнуть

В понедельник надо было ко второму уроку. МИК все равно разбудил в семь, спросил:

– Хочешь пробежаться?

– Не, – ответил Лёшка, – я реально устал. Не знаю, как до школы дотащусь.

Действительно, даже когда лежал, тело ломило. И от вчерашней пробежки, и от непривычного велосипеда, и, наверное, от конского седла.

МИК не стал шутить и ругаться. Несколько секунд исследовал Лёшку, потом согласился:

– Сегодня можешь отдохнуть.

– Ага. Разбуди полдевятого.

Но Лёшка проснулся раньше. Еще не открыл глаза, еще не ощутил заново усталые ноги, а уже понял, в чем дело. Не будет покоя, пока не убедится, что письмо дошло и бомбу вытащили. Или убедились, что МИК ошибся.

Электронный друг задвинул какую-то старинную шанту – песню моряков, для тяжелой, ритмичной, утомляющей работы. Лёшка посмеялся, оделся и умылся – сперва слегка, потом добросовестно, не ожидая шуток МИКа.

Пришел на кухню, где уже завтракали мама с Катюшей. Вчера мама смотрела сериал. В чем там было дело, Лёшка не понял, но, судя по тому, как герои ссорились и расставались, дела у них были куда хуже, чем у мамы с папой.

Сегодня ничего подобного не показывали, поэтому мама начала расспрашивать. Лёшка успел слопать омлет, выпить чай, два раза сказать спасибо. Мама все спрашивала и спрашивала: не опасно ли было на велосипеде, не боялся ли он лошади, как звали лошадь? Лёшка отвечал второпях, а это приводило к новым вопросам. Еще пришлось врать про сегодняшний вечер – сказал, что опять поедут на конюшню. Решил: мама узнает про парашют, лишь когда приземлюсь. Или не скажу вообще.

Впервые задумался: «Ничего себе, сегодня меня сбросят с четырехкилометровой высоты!» А он не боится. Стал вспоминать все, что прежде знал про парашюты. Вроде бы прыгают с двумя парашютами, один запасной. Если от страха залип в дверях – толкают. Или даже дают пинка. Интересно, МИК убедит его выскочить без такой ускорительной процедуры?

* * *

– Э, друг, мы куда идем? – спросил МИК. – Школа прямо.

– Время есть, охота прогуляться, – задумчиво пояснил Лёшка.

Прислушался. Так и есть: далеко впереди ревел мотор. Трудилась траншейная машина.

Ноги не просто устали – их реально ломило. Все равно Лёшка бежал, как на пробежке. И уже скоро был на углу Новой и Некрасова.

– Снежок, дурачок, не бойся! Он тебя не тронет, – услышал Лёшка голос старушки. Она стояла рядом с забором и успокаивала кота, залезшего наверх. Потом крикнула рабочим возле траншейной машины: – Вы к вечеру-то управитесь?

– До обеда, мать! – гаркнул дядька в грязной спецовке, перекричав экскаватор.

Лёшка пригляделся: грунт, выкопанный сегодня, можно легко отличить от вынутого в прошлую пятницу. Хотел обратиться к МИКу, но передумал. Не нужно калькулятора, чтобы подсчитать – с такой скоростью до закопанной бомбы экскаватор дороет часа за три. Или за два.

– Ну чего встал? Пошли, – предложил МИК.

– Погоди. Там точно бомба? – спросил Лёшка.

– Ну, скорее всего, – не очень уверенно сказал МИК. – Должна быть.

Лёшка шагнул вперед, будто надеялся разглядеть своими глазами. В грунте были какие-то ржавые железяки, может недавние, а может и военной поры. Дядька в спецовке посоветовал Лёшке топать в школу, а здесь ничего интересного нет.

«Вообще-то есть, – подумал Лёшка, – но дядька не поверит. И с МИКом спорить бесполезно. Для него главное – тайна эксперимента. Ну и моя безопасность. А что, если прямо здесь остаться, и посмотрим, что он скажет через полтора часа?»

Но через полтора часа была контрольная по алгебре. И Лёшка решился. Достал мобильник.

– Ты кому звонишь? – обеспокоенно спросил МИК.

– Маме, – соврал Лёшка.

Соврать было легко. Вот позвонить – труднее. Во-первых, Лёшка не помнил телефон. То ли 01, то ли 02.

«Дойду до школы, там на стенде написано», – с трусливым облегчением подумал он.

И вспомнил урок ОБЖ. Там даже был стишок со словами: «Чтоб совсем не испугаться, наберите сто двенадцать». И на доске: «112 – звонок в полицию с любого мобильника».

Отмазки не было.

«Мальчик, откуда ты это узнал? – раздался грубый мужской голос. – Догадался? Нет уж, скажи правду. Вообще, стой на месте, мы приедем и всё выясним. Не вздумай убегать – догоним»!

«Это что, МИК меня пугает?» – подумал Лёшка. И понял, что грозный голос в голове – его фантазия. Как станет полиция выпытывать, откуда он узнал про бомбу, как арестует его и обыщет…

Экскаватор прекратил грохот. Тишина оглушала.

– Подождите минут пять. Котик спустится, тогда продолжите, – донесся голос бабки.

– Он до вечера засел, – ответил рабочий.

На одну секунду Лёшке показалось, что указательный палец выйдет из подчинения. Но он дважды ткнул единицу. А потом, чуть не соскользнув, выжал двойку.

Вот и прыжок без пинка. Или с пинком – теперь нет разницы.

Две-три секунды тишины. Потом гудки. Еще не поздно включить отбой. Или… Или они уже зафиксировали звонок и потом привлекут за ложный вызов? В смысле, не вызов, а ложный звонок…

– Оперативный дежурный Васильева, – раздался уверенный молодой голос вместо сурового дяди.

– Я хочу сообщить…

– Обманул! Это не мама! – донесся сердитый и обиженный голос МИКа. – Зачем ты звонишь в полицию?! Ты ведь послал письмо!

– О чем? – спросила оператор.

– О том, что ошибся номером! – воскликнул МИК.

Лёшка чуть было не повторил за ним, как за училкой в первом классе. Чуть не схватил язык зубами.

– Имейте в виду, разговор будет записан.

И тут заработал экскаватор. Будто завелся танк, а на нем затарахтели два пулемета.

«Она не услышит», – подумал Лёшка и разозлился.

Кинулся по улице, будто Кондраш мчался следом, чтобы отнять МИК.

– Что у вас происходит? – В голосе оператора появилась если не тревога, то интерес.

«Может, думает, что по мне стреляют из пулемета?» От этого стало проще, веселей. И сразу нашел слова для дежурной. Тем более отбежал уже метров на пятьдесят под уклон, стало тише.

– Пока ничего. Это работает экскаватор. Если он поедет дальше, то наткнется на бомбу времен Великой Отечественной войны!

– Да не наткнется! – простонал МИК.

– Адрес, – коротко спросила оператор.

Лёшка назвал, не обращая внимания на новые и новые протесты МИКа. Они стали особенно злы и настойчивы, когда оператор попросила представиться. Лёшка назвал имя, фамилию и школу. Точнее, думал, что назвал: МИК в эту секунду врубил нечто оглушающе-симфоническое. «Перепонки лопнут», – подумал Лёшка. Но стрекот экскаватора настроил его на боевой лад, а в такие минуты думается быстро. «Не лопнут: он должен меня защищать, а не вредить». Действительно, незнакомая симфония звучала на пределе терпимой громкости.

– А почему вы думаете, что там бомба? – спросила оператор.

Лёшка ощутил, будто воздушный поток втянул его в самолет. Или, наоборот, он валится с лошади. Вцепился левой рукой в куртку, как будто хотел удержаться.

– Знаете… я видел другие воронки, – сказал он. И, понимая, какая это глупость, добавил: – Если я не прав, ну, экскаватор остановится на несколько часов. А если там есть бомба, если она взорвется… Значит, я в этом виноват, значит, из-за меня погибнут…

Хотел добавить: «Еще и из-за вас», – но передумал.

– А ты знаешь, – оператор перешла на «ты», – что за ложное сообщение о заложенной бомбе существует уголовная ответственность?

– Да, кстати, знаешь?! – весело и зло спросил МИК.

– Отстань! – сказал ему Лёшка. – Ой, извините, это не вам! Честное слово, не вам!

Ошеломленная оператор замолчала. МИК молчал тоже. И Лёшка азартно продолжил:

– Если бы я хотел сорвать контрольную, я бы сказал, что заминирована школа!

– Еще раз назови адрес, – сказала оператор.

Лёшка спокойно и четко назвал адрес участка, под которым была бомба. Или бомбы там нет. Но договорил до конца.

Оператор еще раз напомнила, что разговор записан. Лёшка сказал «да» и отключился.

Оглянулся. В ушах грохотало, щеки горели. Наверное, он все же сделал несусветную глупость…

– Чего стоишь? – спокойно спросил МИК. – До урока десять минут, а школу ты не заминировал.

* * *

Все же МИК был друг что надо. Он не обижался, звонок в полицию не вспоминал, на алгебре подсказывал.

Прозвенел звонок. И тотчас же послышались сирены спецтранспорта. Класс рванулся не к двери, а к окнам. Лёшке зрительского места не досталось, однако он все же успел разглядеть – не пожарка, не скорая, а камуфлированный грузовик.

– Разминирование, – сказал кто-то, особо быстрый и зоркий. – Снаряд нашли или мину. Э, чего с тобой?

Спросили Лёшку. А он выбежал в коридор, оттуда на лестницу, встал возле окна. Чтобы никто не видел слёзы и не расслышал пару всхлипов.

– Ты же получил четверку, – удивился МИК.

Лёшка не ответил.

* * *

Уроки еще не закончились, как по классам пронесся слух: нашли не снаряд и не мину, а целую авиабомбу! На угол Некрасова и Новой пошла почти вся школа. Когда толпа разбита на компашки, одиночка идет быстрее всех. Лёшка шел, слушал разговоры о том, как в прошлом году в котловане саперы отыскали снаряд от зенитки и взорвали на месте. Кто-то выкопал кучу гильз, ржавый штык-нож и отдал в школьный музей. А кто-то вообще нашел фашистскую каску и автомат, отчистил и гулял ночью по поселку…

– Врет, – уточнил МИК.

– Ты что, еще и детектор лжи? – спросил Лёшка.

– Конечно.

Улицу Некрасова было не узнать. За пять участков до места находки начиналось оцепление. Полицейские выгружали барьеры и столбики с лентами, военный офицер показывал, где поставить. Полицейские чуть-чуть нервничали, снова и снова отодвигали зевак.

– Иди домой – мультики смотреть, – сказал Лёшке усталый и чуть охрипший полицейский, – ничего интересного не будет.

МИК попросил держаться от полиции подальше, и Лёшка отошел метров на десять. Все же успел разглядеть гору свежей земли на знакомом участке.

Посмотреть издали тоже не удалось. Раздались гудки, Лёшку оттеснили к забору, он даже застрял в кусте шиповника. Увидел сквозь толпу зевак, как по улице едет грузовик и небольшой подъемный кран. Они были непривычного темно-зеленого цвета, без рекламы и поэтому очень серьезные на вид.

– Повезло Сергеевне, – сказала пожилая тетенька другой соседке, – могли бы на месте подорвать. Говорят, взрыватель вывернули, сейчас увезут.

– И мы бы без стекол остались, – кивнула соседка в старом пальто, надетом на домашний халат.

«Вот сколько всего случилось из-за меня», – подумал Лёшка и услышал голос Кондраша:

– Чего издали зыришь? Бомбы боишься?

– Не боюсь, – с тоской ответил Лёшка. Подумал: «Неужели среди толпы будет наезжать?»

Впрочем, и толпы-то вокруг уже не было: народ, понимая, что ничего интересного не случится, отправился по домам.

– Правильно делаешь, что не боишься, – одобрительно сказал Кондраш. – Тебе только меня надо бояться.

– Угу, – подтвердил уже знакомый соратник Кондраша, полноватый парнишка, тот, что толкался в поезде.

Третий напарник, в черной шапке, надвинутой на лоб, тоже что-то хотел сказать. Но его мобильник издал веселый горский танец, и парень отошел поговорить.

– Опасность седьмого уровня, с возможным развитием в сторону четвертого и третьего, – сообщил МИК.

– Лучше скажи, что делать, – тихо и ожесточенно попросил Лёшка.

– Что делать? – переспросил Кондраш, у которого со слухом было все в порядке. – Отмаксать[4]4
  О т м а к с а́ т ь – отдать деньги (сленг).


[Закрыть] по двойному тарифу. И свободен.

– Вот он! – раздался поблизости энергичный голосок. – Клим, тебя ищут.

«Кто же может меня искать, – затравленно подумал Лёшка, – если Кондраш меня уже нашел?» И увидел одноклассницу Машку Алексееву. За Алексеевой шла высокая девушка в блестящей красной куртке, с микрофоном в руке, сзади – парень с камерой.

– Светлана Черненко, – представилась девушка, – телекомпания «Обл-ТВ». Вы Алексей Климов?

– Да, – ответил слегка растерянный Лёшка.

Парень расставил штатив, навел камеру на Лёшку и его окружение. Кондраш щелкнул пальцем и энергично кивнул – уходим. Команда поняла и исчезла в поредевшей толпе.

– А вот и главный виновник, точнее, главный герой сегодняшнего происшествия, – сказала девушка, – ученик восьмого класса Алексей Климов, сообщивший о том, что на углу улиц Новой и Некрасова находится авиабомба времен Второй мировой войны. Алексей, откуда вы узнали или как догадались, что здесь находится бомба?

– Можешь ответить, что не даешь интервью без согласия родителей, – подсказал МИК.

– Нет уж, – совсем тихо, но уже почти зло сказал Лёшка, – с этими не помог, так здесь выручай. Что мне говорить?

Сказал и сам испугался. Вдруг МИК обидится и не подскажет. Или не расслышит шепот. Как быть тогда? Может, и вправду сказать, что дает интервью только с маминого разрешения?

Но МИК слышал самый тихий шепот и не обижался.

– Повторяй, – сказал он.

И когда репортер поднесла микрофон к Лёшкиному лицу, начал подсказывать.

– Я… Я давно изучаю историю Великой Отечественной войны, особенно оборону Ораниен-баумского плацдарма, он ведь недалеко от моего дома… Я знаю, что этот сектор обороны регулярно подвергался интенсивным ударам вражеской авиации. Кроме этого, я интересовался историей разминирования территории боевых действий. Я видел воронки от взорвавшихся бомб и снарядов, а также контуры от бомб, ушедших в землю. Мне показалось, что здесь именно такой случай, и я подумал, что лучше ошибусь, чем потом буду обвинять себя за то, что испугался.

День был холодный, пасмурный. Все равно у Лёшки по лбу потекла струйка пота. Вдруг корреспондентка начнет расспрашивать, какие книги он читал, где видел воронки? Поможет ли МИК?

Но репортера такие подробности не интересовали.

– Молодец! – сказала она, отставляя микрофон. – Ты, наверное, часто на конференциях выступаешь? Будто текст держишь в руках!

– У меня память хорошая, без нее на ЕГЭ пропадешь, – ответил Лёшка. Точнее, передал ответ МИКа.

– Но ведь ты еще в восьмом классе, – удивилась журналистка, – тебе еще рано сдавать ЕГЭ.

– Я увлекаюсь военной историей, – пояснил смущенный Лёшка. – И давно понял, что к битве с серьезным, опасным и коварным противником надо готовиться заранее.

Репортеры усмехнулись, Лёшка слегка улыбнулся. МИК так вообще расхохотался:

– Зачет!

– Спасибо, Алексей, – сказала девушка, убирая микрофон. – Смотрите сегодня семичасовые новости. – И отправилась на следующее задание.

Лёшка огляделся. Кондраша и его компании не видать. Зато Алексеева, стоявшая в стороне во время интервью, подошла к Лёшке.

– Здо́рово! Ты правда военную историю знаешь?

– Выкручивайся, – ехидно посоветовал МИК, – а я отдохну.

– Ты что, ночь не спал, что ли? – возмущенно спросил Лёшка.

Но МИК и правда впал в спячку.

Терентьева удивилась. Пришлось пересказывать ей про театры боевых действий и контуры бомб. К счастью, Алексеева слушала не очень внимательно и уже скоро свернула к дому.

– Ты почему молчал? – недовольно спросил Лёшка, убедившийся, что рядом никого.

– Дружеская помощь в развитии собственных мыслительных способностей, – пояснил МИК с легкой ехидцей. – Кстати, твои эмоции неуместны. Это я должен на тебя сердиться. Ты совершил неожиданный и опасный для нас обоих поступок. Да еще и обманул меня! «Позвоню маме…»

Лёшка вздрогнул – услышал собственные слова, сказанные утром. Хорошо, что у родителей или училок нет такого диктофона. Пообещал, а они записали. И врубили на двойную громкость.

– МИК, извини, – серьезно сказал Лёшка. – А что мне было делать? Ты ведь слышал – экскаватор завелся. Наехал бы на бомбу – и что тогда?

– Тогда ты был бы на безопасном расстоянии. В школе, – уточнил МИК.

Лёшка хотел возмутиться. А еще язвительно спросить: какой в этом случае уровень опасности был бы для Сергеевны и ее кота? А какой для машиниста экскаватора – единичный или даже непонятный минус первый?

Но не спросил. Ведь МИК – друг и игрушка принца. А у принца слуг много, можно о них и не думать. Главное, чтобы в безопасности был сам принц. Ну и секретность соблюдалась.

Вот только Лёшка так не может. А ответить надо.

– Понимаешь, если бы я узнал, что бомба взорвалась и люди погибли, то испытал бы сильный стресс. Еще депрессию и шок. – Лёшка вспомнил слова, услышанные на занятиях школьного психолога. – Причем не сразу, а потом. У меня бы сформировался негативный эмоциональный фон. Короче, мне было бы фигово! Будто меня самого взрывной волной шарахнуло!

МИК замолчал на полминуты. «Обиделся», – подумал Лёшка.

– Я проверил запись твоего эмоционального состояния на девять тридцать пять сегодняшнего утра, – наконец сказал МИК. – Да, у тебя действительно было повышено давление. Предупреди меня в следующий раз, если ты увидишь угрозу своей эмоциональной стабильности.

– Замётано, – ответил Лёшка.

* * *

Мама сегодня не выходила из дома, только Катюшу в садик отвела. Все равно она как-то узнала про бомбу и расспрашивала Лёшку. Тот, как положено в детективах, говорил только правду, но не всю правду: услышал, пошел смотреть, видел издали. Рассказывал и боялся: вдруг сейчас позвонят какие-нибудь другие репортеры или просто приедут или мама включит телевизор и увидит его… Нет, это вряд ли: мама смотрит другие телеканалы. Но может зайти соседка: «Я вашего Лёшеньку по телевизору видела». Что делать тогда?

Мама между тем требовала подробностей – как реагировал прибор, что советовал. Лёшка ничего ей не говорил про уровни, поэтому отвечал:

– Он просто мне подсказывал – тут безопасно, туда лучше не ходить.

Отвечал, а сам снова вспоминал. Особенно утро, когда стоял на углу с телефоном в руках, а пальцы тянулись к зеленой клавише. Помнил и решимость, и страх, будто он на мостике и думает, прыгать или нет. Шагнул, передумал, но уже потерял равновесие – и вниз. Так и не понял, прыгнул или упал.

Еще вспоминал Кондраша. Тот сегодня обломался, но пацан упорный, не отстанет. Надо спросить МИКа, пусть подскажет…

И тут заиграл телефон. К счастью, в комнате. Лёшка помчался, по дороге думая, как отшить репортеров.

– Добрый день. Это Денис, – послышалось в трубке. – Буду через час.

– Зачем? – растерянно спросил Лёшка.

– Сегодня парашют. Погода лётная, – ответил тоже удивившийся Денис.

«Да, сегодня же еще и прыжок! Это тоже маме говорить не надо. Скажу, что еще раз на конюшню», – подумал Лёшка. Ответил Денису, что будет готов, и вернулся на кухню. Появился отличный повод прекратить разговор: надо за час «домашку» сделать.

* * *

Аэродром находился на северном берегу Финского залива. Поехали по дамбе, через Кронштадт. Погода к тому времени совсем наладилась: солнце и лишь отдельные облака. По дороге МИК веселил – рассказывал анекдоты о парашютистах. Конечно, мрачные, какие же еще могут быть?

* * *

Все пошло не так. Не так, как предполагал Лёшка.

Во-первых, он почему-то решил, что прыгать с парашютом будет один. Сядет в самолет, взлетит над облаками, и там инструктор выкинет его из пустого салона.

Но товарищей по прыжкам оказалось человек десять. И, как почти сразу понял Лёшка, прыгали они не в первый раз. Были настоящие спортсмены, были любители со стажем. А вот новичок только он.

Во-вторых, любители прыгали с инструктором. Точнее, с инструкторами – каждый со своим. Лёшкин инструктор, высокий, загорелый парень, долго рассматривал бумагу, привезенную Денисом, даже позвонил. Потом махнул рукой и велел Лёшке надеть «сбрую» – крепежную систему. Лёшка не сразу понял для чего. Потом стало ясно: прыгать они будут в тандеме.

МИК сразу же определил уровень опасности как седьмой: самолет всерьез проверяют, инструктор – мужик серьезный, не соврал, что у него двести пятьдесят прыжков в год.

Лёшка почти не слушал. Когда они подъезжали, десять раз видел одну и ту же картину: самолет взлетает, набирает нужную высоту. Дверь открыта. Свистящий ветер, он делает шаг навстречу ветру, раздвигает руки, хватается за стены. Потом делает еще один шаг. Замирает перед пустотой… Дальше – сделать главный шаг, без толчка и пинка. Надо постараться.

Теперь чего стараться? Этот инструктор вытолкнет из салона двух таких, как Лёшка. Обидно! Будто учил-учил, полночи не спал, а училка всем автоматом поставила четверки.

С такими мыслями вошел в небольшой самолет. Инструктор следил, чтобы Лёшка не оступился на лесенке. Спасибо хоть не пристегнул еще на земле.

Двигатель ревел непривычно громко. Не было ни откидных кресел, ни заботливой стюардессы. Потому-то самолет и казался настоящим.

Взлетели. МИК продолжал шутить и успокаивать: то говорил, что уровень опасности семь, то восемь. Лёшка не слушал. Было обидно: настроился, а решимость куда-то ушла. Страх ушел тоже, зато осталась унылая тревога. После очередной шутки МИКа зло спросил:

– А если будет первый или второй уровень, что прикажешь мне делать?

Инструктор посмотрел на Лёшку с удивлением.

МИК серьезно ответил:

– Объясню, как нужно правильно сгруппироваться. Чтобы было проще при опознании.

Лёшка криво улыбнулся.

* * *

Когда взлетели на полтора километра, выпрыгнули спортсмены с парашютами-котомками. В салоне сразу опустело, Лёшка почувствовал себя почти принцем. Самолет между тем поднимался, пробил облако. Стало ощутимо светлее.

В ушах покалывало. Инструктор сказал, что они взлетели на четыре километра. Потом пристегнул Лёшку и шагнул к дверце. Лёшка перебирал ногами, но все равно чувствовал, что его тащат, как мешок. Было неприятно, зато совсем нестрашно. А еще можно закрыть глаза. Прыгал бы один, не получилось бы. А сейчас…

Встали у двери, инструктор крикнул в ухо, что она называется рампа. По его команде пилот из кабины открыл дверцу, снаружи ударил ветер…

Падали вниз с непривычной бешеной скоростью. То, что кроме основного парашюта есть запасной, Лёшка уже знал. По мнению МИКа, оба исправны. Все равно стало страшно. А вдруг инструктору жить надоело? Вот если бы он, Лёшка, прыгнул один и принимал решения сам…

А еще чуть-чуть мутило. «Интересно, – подумал он, – если вытошнит, кто полетит быстрее, я или то, что из меня?»

Шутка помогла собраться с духом. Лёшка открыл глаза – и тотчас же вокруг все потемнело. Холодно и сыро, будто тонешь в бездонном сугробе. Только снежинки – мельче размолотой в порошок соли. Мелкие и колючие. «Сквозь облако пролетаем», – понял Лёшка.

Потом стало светло, но было сыро по-прежнему. «А что, если парашют намок в облаке и не раскроется?» – подумал Лёшка. Испугался внезапным, пронзительным страхом, как не боялся с минуты, когда узнал, что будет прыгать…

– Уровень опасности стабильно восьмой, – успокаивающе сказал МИК. «Он что, видит, когда я трушу?» – устыдился Лёшка.

И тут над головой раздался хлопок. Парашют был не купол, как у спортсменов, а крыло, зеленое с желтым.

Теперь Лёшка не падал, а медленно опускался. Можно было приглядеться: вот Финский залив, вот полоса дамбы. Машины на ней не видны, зато стали заметны корабли. А еще берег с пляжем, как на карте. И вечерний Питер, подернутый дымкой на востоке.

Скоро в роще, рядом с аэродромом, можно было разглядеть отдельные деревья. Чуть позже – людей, столпившихся внизу. Лёшка хотел помахать рукой. Сообразил: внизу только Денис. Может, он его сфоткает? Нет, вряд ли. Вот если бы внизу его ждала Полинка…

Тем временем инструктор напомнил: сейчас посадка. Сели на ровное поле. Лёшка читал, что парашютисты при посадках иногда подворачивают ноги, но все обошлось. Упал, медленно поднялся. Голова слегка кружилась. А вообще здо́рово! Хорошо бы спрыгнуть еще раз и совсем не бояться, глаза не закрывать.

– Судя по твоему состоянию, ты вчера больше боялся упасть с лошади, чем выпрыгнуть из самолета, – заметил МИК с легкой ехидцей.