Текст книги "Агент силовой разведки"

ГЛАВА 6
Договоренности

Москва, 15 июня, вторник

У Лугано и Крайца состоялся запланированный телефонный разговор. Виктор поставил условия:

– Ты сказал, что выбор места встречи за тобой, время назначу я.

– Я помню, – недовольным голосом отозвался поляк. – Тебя что-то не устраивает?

– Я приеду в Польшу по туристической путевке.

– Ну и...

– В смысле свободного передвижения у меня будут ограничения. Деньги не пахнут – вот все, что тебе нужно знать. Можешь думать, что мне выплатили страховку, что я нашел спонсора или съездил на Смоленскую площадь.

– Мне по барабану. Говоришь, тур насыщенный?

– Я этого не говорил. Но от группы я ни на шаг. Она – моя защита. Как и в Москве, ты будешь не один. Тебе ничто не стоит поменять правила игры.

Лугано вернулся к началу разговора:

– Условия такие. Место встречи ни за тобой, ни за мной, и это справедливо. То же самое касается и времени. Деньги я тебе передам в последний день тура. У тебя останется ровно столько времени, чтобы помахать мне рукой. Другие варианты не работают. Встретимся в музее.

– В каком именно музее?

– Передо мной проспект замка Мальборк. Этот замок имеет форму тройной крепости – с Орденом и Средним замком. Жди меня в большом хозяйственном здании. Дальше – в глубь замка – я ни ногой. Это все, что я хотел тебе сказать.

– А дату?

– Разве я не сказал?

Лугано почувствовал, что наживку, которую он закинул, Крайц заглотил. И он назвал дату:

– 24 июня, четверг, в половине второго.

– О’кей! – радостно откликнулся поляк.

Варшава, Польша

Станислав сначала выключил громкую связь, потом нажал на клавишу отбоя. Выразительно глянув на Марцина Качмарека и победно вскинув кулак, улыбнулся:

– Он наш!

– Было бы неплохо, – скупо отозвался Марцин.

Крайца до последнего мгновения не отпускали сомнения, и он не считал это проявление слабости решающим фактором. Его сомнения состояли сплошь из анализа. Станислав выискивал малейшие ошибки, дословно воспроизводя беседу с советским разведчиком. Он искал их на подготовительном этапе: те ли документы он взял за основу, те ли выдержки вывел на принтер. Держа нити разговора в своих руках, Крайц мог прочитать мысли Лугано.

Как и многие, Станислав учился на своих ошибках. Однажды его кинули с денежным переводом, и он с тех пор перешел на кэш.

В любой преступной группировке лидер, во всяком случае, имел кличку. Крайца с легкой руки Марцина Качмарека называли Стартером – ответственным за раскрутку. И сегодня он снова оправдал свое прозвище, раскрутив очередного клиента. А поначалу он обратился в Викиликс за справкой: во сколько там оценят информацию о секретном подразделении, которое функционировало в рамках советской военной разведки с 1918 года и которое провело несколько громких политических убийств? Ему назвали сумму, и она его не устроила. Крайц обозвал хозяев сайта жмотами.

Москва, 17 июня, четверг

Лугано приехал на Белорусский вокзал в десять часов ровно. Возле прицепного вагона поезда «Москва – Варшава» собралось около двадцати человек, остальные уже находились в вагоне. Менеджер турфирмы, молодой человек в темном костюме, встречал клиентов вместе с курьером. Поздоровавшись с Лугано за руку, он слегка попенял ему: «Ждем только вас. До отправления поезда осталось десять минут».

Соседкой Лугано по нижней полке оказалась полноватая женщина лет тридцати пяти.

– Первый раз в Польшу? – спросила она.

– Второй.

– Я тоже. После первой поездки перестала бояться самолетов. Полетела в Турцию, затосковала по поездам. Выпьем за Российские железные дороги?

Лугано не стал отказываться и поддержал словоохотливую соседку. Тогда как мысли его были далеко, в Варшаве...

ГЛАВА 7
«Шпион, который меня любил»

Варшава, Польша, 19 июня, суббота

«Ночь, улица, фонарь, аптека...» Строки из стихотворения Александра Блока восстали из памяти Лугано. Много лет тому назад он в такое же вечернее время стучался в дверь производственной круглосуточной аптеки, что на улице Солидарности... В девять часов вечера двери аптеки закрывались, и дежурный аптекарь открывал их по звонку. Лугано нажал на кнопку и отступил от двери, чтобы его можно было рассмотреть через ее верхнюю застекленную часть.

Внутри помещения горел «бессмысленный и тусклый свет». А витрины были подсвечены изнутри более яркими лампами, так что можно было прочитать названия и цены отдельных медицинских препаратов.

Неприметная дверца с правой стороны центрального прилавка открылась, и в холл шагнула стройная женщина в белом халате. Габриэле Склодовской в сентябре прошлого года исполнилось сорок восемь, но выглядела она лет на пять моложе и как бы не оправдывала своей маститости. Габриэла с отличием окончила медицинский институт в Москве, «доучивалась» (чтобы иметь польский диплом) в краковском институте фармакологии. Стала одной из первых, кто открыл частную аптеку, и не где-нибудь в глубинке, а в польской столице.

Она открыла дверь, хорошо разглядев позднего посетителя, и, посторонившись, поздоровалась с ним, как со старым знакомым:

– Чещчь!

Лугано ответил тем же выражением.

Склодовская нахмурила лоб. Ей показалось, она и раньше встречала этого человека. И уже через стекло витрины пристально вгляделась в посетителя.

Лугано пришел ей на помощь, назвав простой, «просроченный» пароль:

– Я пришел за аспирином для пана директора.

Склодовская ответила машинально:

– Анальгетик влияет на работу сердца.

– На сердце пан директор не жалуется. Здравствуй, Габи!

– Виктор!.. – Склодовская наглядно продемонстрировала, что бывает с человеком, который часто принимает анальгетики: схватилась за сердце. – Ты?! Я думала...

– Ты думала, о тебе забыли? Все не так просто в мире, в котором мы с тобой живем. Я вспоминаю нашу первую встречу. Тогда мы с тобой тоже разговаривали через стекло...

– Ах, да!.. Прости. – Женщина открыла дверцу, однако Лугано отказался пройти в служебное помещение, присев за низкий столик в холле. Склодовская присоединилась к нему, поправляя полу халата. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Закурить? Но он тогда увидит, как дрожат ее пальцы, держащие сигарету.

– Ты теперь заведующая аптекой?

– Как видишь, да.

– У меня в Москве есть товарищ – бармен в прямом смысле этого слова: управляет баром и не гнушается обслуживать посетителей за стойкой. Я знаю, о чем ты думаешь, Габи: о том, как мы с тобой ухлопали Вуйцека. У тебя найдется что-нибудь выпить?

– Корвалол, валокордин, валериановая настойка.

– На спирту?

Склодовская наконец-то улыбнулась. Конечно, она была взволнована, однако сегодняшний день принес ей облегчение. Габриэла узнала, что человек, с которым ее связывали по крайней мере два важных события, о которых она часто вспоминала, был жив.

Она снова улыбнулась и окунулась в воспоминания.

Ей непозволительно мало лет – двадцать. Она слышит своего советского куратора: «Ты будешь непохожа на остальных». И для нее такие слова были очень важны. Она не будет отличаться какими-то признаками от других, она и будет другой. Единственной и неповторимой? Почему бы и нет, если ее ореолом станет тайна!

Ей дали вкусить один из самых ярких, запоминающихся моментов: обмен паролями. На ее взгляд, это была вершина айсберга. Габриэла была горда и счастлива от соприкосновения с разведкой; словно отгородившись этим состоянием от остального мира, она ждала его, человека, чьим псевдонимом был Швейцарец. Она рисовала перед собой человека лет сорока, с ухоженными усиками и в черных очках, в шляпе и строгом костюме, а если на улице будет дождь, то в длинном светлом плаще. Потом она стирала из образа дурацкие усики и черные очки и прикрывала ладонью свои глаза от пронзительной синевы его глаз. Склодовская ждала своего героя, шпиона, которого она полюбила задолго до встречи с ним. Жизнь без этой мечты казалась ей серой, и она заранее испытывала удовольствие от контакта с новым миром. «Да, это любовь», – как-то раз подумала она. И эта мысль, ставшая почти навязчивой, уже не отпускала ее.

Габриэла прочитала книгу Яна Флеминга о блестяще образованном, безжалостном и смертельно опасном красавце. Ей выпала уникальная возможность взглянуть на бесстрашного «агента 007» глазами влюбленной в него молодой женщины, втянутой в жестокое противостояние разведок. Книга ей не понравилась, зато фильм, который вышел на экраны в 1977 году, сразил ее наповал.

Аптека. Ненавистная работа за прилавком, белый стерильный халат, которым можно было очаровать разве что тяжелобольного. Клиент. Лет сорока. С короткими «гитлеровскими» усиками. Роется в карманах своего плаща, вот-вот достанет шпаргалку и выразительно прочтет: «Я пришел за аспирином для пана директора». – «Нет, кончился аспирин», – была готова ответить этому типу Габриэла. Сердце, бившееся ровно, дало ей точный ответ: не он. И точно. «У вас есть грелка?» Грелка, о господи! Зачем он шарил в карманах и читал записку?.. Нет, покачала головой Габи, он достал из кармана деньги. «Да, у нас есть грелки. Трех цветов: синие, зеленые и коричневые. Возьмите синюю, мне она больше нравится. Спасибо за покупку! Следующий...»

Еще один мужчина средних лет. Без усов. Без очков. С похотливым взглядом. «Две пачки презервативов». Ну вот ты и попался. «Вам какого размера?» – «Мне?.. Ну, побольше среднего». А он молодец, достойно вышел из пикантной ситуации. И, похоже, остался доволен собой.

Следующий.

– Я пришел за аспирином для пана директора.

Бог ты мой! Как мог Директор послать за лекарством такого молодого человека? Можно сказать, юное создание... И Габриэла (неожиданно для самой себя) попробовала себя в роли строгой учительницы: «Молодой человек, а вы приходите на следующий год». И совсем строго, с ледяным взглядом, не отдавая себе отчета:

– Анальгетик. Влияет. На работу. Сердца.

– Директор на сердце не жалуется.

«А жаль... Вот и все, Мата Хари. Это он, твой «сорокалетний» шпион».

– Здравствуйте, Габи!

– День добрый!

– Вы в котором часу закрываетесь?

«Новый пароль? Или продолжение старого? Я чего-то не знаю? Ляпну не то – выведут из игры. И я стану одной из тех, что шляются по варшавским вечерним улицам».

– Мы никогда не закрываемся. Трудимся круглосуточно. Без перерыва. Там табличка на двери. – Она показала парню за спину. И дерзнула еще больше: – Могу порекомендовать отличные глазные капли.

– Да, я возьму и капли тоже. Сколько с меня вместе с аспирином?

«Сколько ему? Двадцать? Двадцать два? Не больше... двадцати трех. Чем думал Директор, давая ему такое ответственное задание?..»

Габриэла выставила на прилавок упаковку аспирина и глазные капли. Настроившись на «бывалого шпиона», она к этому «практиканту» не могла отнестись серьезно.

– Вам пипетку пробить? Или вы так, через край зальете?

Он улыбнулся. Искренне, собрав под глазами редкую сеть морщин. Такой, как у него, улыбкой можно было обезоружить кого угодно. Только чтобы еще раз увидеть ее, можно было отвлечься от варварского графика дежурства, посидеть с ним в кафе, даже просто прошвырнуться по улице, ловя взгляды пожилых поляков: «Красивая пара».

– В шесть часов вечера вас устроит?

– Отлично! Я зайду за вами в шесть часов ровно. Виктор, – представился он. – Меня зовут Виктор.

«Что же мы с тобой будем делать, Виктор?» – спросила она себя тоном опекунши: «Что же мне с тобой делать?» Габи знала свою часть задания, пусть даже она ей показалась «предварительной» и неутвержденной, что ли: доставить оружие к месту, обозначенному Швейцарцем. Он – исполнитель. Есть ли у него опыт в делах такого рода?..

«Ты знаешь, кто наша цель?»

«Да».

«Относись к этому спокойно. Симпатии, личные привязанности, убеждения засунь поглубже...»

Нет, ничего такого в их вечернем разговоре не наблюдалось. Они просто обсуждали детали предстоящей работы. Ими двигал только один мотив – выполнить задание.

– Всегда увлекательно заниматься тем, в чем поначалу ничего не понимаешь, – сказала она фразу, которую где-то читала или слышала.

Виктор ответил:

– Это быстро пройдет.

Дальше она не удержалась от вопроса:

– У тебя есть опыт в делах такого рода?

– «Виктор молодой, неопытный, но он не подведет».

– Ты что, говоришь о себе в третьем лице?

– Нет, это сказал Директор.

– Тебе?

– Не мне.

– А кому?

– А это еще одна тайна.

– Ну хотя бы намекни! – Она молитвенно сложила руки.

И он сдался:

– Директор сказал это одному очень старому и очень уважаемому человеку. Я видел его, представляешь? И говорил с ним!

– Но кто он?

– Я же сказал, что это тайна.

И с тех пор она стала загибать пальцы.

Мальборк. Север страны. Ее маршрут лежал через Плоцк, Торунь, Свеце. В Свеце она заправила полный бак бензина. Время в пути заняло больше шести часов. Спидометр ее «жигуленка» намотал 375 километров. Усталость сковала ноги, руки подрагивали, не меньше получаса ушло на то, чтобы прийти в себя.

Она была одета так, как если бы путешествовала в кабриолете: плотно завязанная косынка, солнцезащитные очки, рукава батника застегнуты. Окна машины открыты, сквозной ветер не отпускал ни на секунду.

Мальборк. Сплошное разочарование. Первое разочарование советской шпионки, которая в тот момент была похожа на кого угодно, только не на себя. Смертоносный заряд, эта адская машинка, способная огорчить руководство ЮНЕСКО и сподвижников Якуба Вуйцека, осталась не у дел. Ей показалось тогда, что это ее первое задание – последнее. И неважно, что провалилась операция не по вине Габи и ее напарника. Ей был важен результат, чтобы не разочароваться, а его-то и не было. Не весь мир, а какая-то его часть для нее рухнула. Где-то на задворках потерялась мысль, способная принести облегчение: «Мы не убили человека».

Причина провала – утечка информации? Однозначно – нет. Причина все та же: дикая осторожность Вуйцека. Если для Виктора и Габриэлы жизнь – это риск, то для Вуйцека – вечная осторожность в зоне опасности.

Вуйцек переносил запланированные встречи, чем откровенно нервировал своих партнеров. Этот страх за себя и недоверие к людям стали причиной, из-за которой сорвалось первое покушение на него в 1981 году. Наблюдение агентов военной разведки показало, что его охрана особое внимание уделяет «человеку с портфелем». «Похож на Гитлера», – сравнила Габриэла.

Накануне майских праздников военный атташе советского посольства в НРП сообщил о готовящейся встрече Вуйцека с лидером профсоюзов ФРГ Рудольфом Пиком в городке под названием Мальборк и передал сценарный план визита Пика в Польшу: график прилета, торжественная встреча, долгая поездка на север страны.

Место встречи было выбрано Вуйцеком неслучайно: замок Мальборк (по-немецки – Мариенбург), строившийся этапами с семидесятых годов XIII века, со временем стал «главным элементом крепостного комплекса в тевтонской Пруссии, стал резиденцией великих магистров Тевтонского ордена, главным центром дипломатии, военным, экономическим и религиозным центром». Он также стал известен как место торжеств, турниров, привлекающих рыцарей из стран Европы. В 1945 году хозяевами замка, почти полностью разрушенного во время войны, снова стали поляки. В сценарном плане визита Рудольфа Пика в Польшу Мальборк был упомянут как «нейтральная и примирительная территория».

Начиная с 1961 года в замке велись научные и реставрационные работы. Под видом рабочих Лугано, Мартьянов и Склодовская проникли на территорию замка. Их интересовала большая хозяйственная база – именно там, не углубляясь в Высокий и Средний замки, был запланирован обед Вуйцека и Пика. Мартьянов предложил «зашифровать покушение на Токаря за покушением на профсоюзного деятеля ФРГ, по возможности исключая «советский след».

У диверсионной группы было десять дней на подготовку. Габриэла привезла на своей машине взрывчатку, Лугано на месте собрал адскую машинку и разместил ее точно над входом, вынув из свода несколько кирпичей. Снабженная радиопередатчиком мина дожидалась своего часа; в интерпретации Габриэлы – своей головы. Виктор и Габриэла исследовали эту часть комплекса и обнаружили каменную плиту с бронзовым кольцом. Люк вел в подземелье. Лугано понадеялся, что оно простирается до Средней крепости. Однако подземелье оказалось громадным склепом: все четыре стены глухие.

Много работы, и все впустую...

Вуйцек раздосадовал Рудольфа Пика, в одностороннем порядке отменив утвержденный план. Встреча с наспех набросанным сценарным планом переносилась в польскую столицу. Ареной исторической встречи был выбран «Театр Бельки», построенный по проекту итальянского архитектора Антонио Корацци, конкретно – в крытой галерее. «Отличное место!»... Габи отметила, что эти слова Виктор произнес не без доли раздражения, что было ему несвойственно. «Пойдем со мной». Он буквально утащил девушку из аптеки. И вот они на Театральной площади, возле театра.

– Обрати внимание на его классический фасад, – ронял слова Лугано, крепко сжимая руку Габи. – Какие стройные колонны! Частокол!

Он перешел на открытый текст:

– Здесь у меня есть хорошо пристрелянная бельгийская винтовка. Отличный бой, оптический прицел, пулеметные сошки. Но даже если я найду огневую точку, – он указал за спину, – мне будет трудно попасть в цель. Колонны, тени, мельтешение людей. А боковые крылья здания? Это же настоящая колоннада! Это все равно что стрелять в кабана, мчащегося по ту сторону забора.

Он заметно нервничал. Габи обтекаемо спросила его:

– Что с тобой?

Обняла за шею и поцеловала в губы. От его слов она покрылась мурашками, будто он говорил ей слова любви:

– Завтра я убью его. Не знаю как, но убью. Ты увидишь это собственными глазами.

Ей было безразлично, кого завтра убьет Лугано, пусть даже папу римского. Главный – он, охотник, а жертва не заслуживает сочувствия. Сама находясь на нервном подъеме, Габи с трудом справилась с накатившим на нее желанием. Не сегодня. Хотя в голове билось другое: не здесь и не сейчас. Когда? После убийства. Она придет в себя, раскается в своих чувствах и мыслях, оставив нетронутым только один момент, в который она была счастлива.

– Что это?

– Детонаторы.

Они сидели в провизорской. Со стороны казалось, Лугано изготавливает таблетки по рецепту врача. Несколько детонаторов он скрепил скотчем на таком расстоянии друг от друга, чтобы во время подрыва одного поочередно сдетонировали остальные. Виктор добивался цепной реакции, частоты автоматной очереди. По краям этой цепи находились радиодетонаторы; молодой агент перестраховался на случай, если один детонатор не сработает, и отказался от традиционных пиропатронов.

Сегодня в магазине «Электроника» он купил все необходимое для изготовления радиопередающего устройства: феррит, резисторы, тороид, реле, микропереключатель, батарейки-«кроны», провода. Устройство, которое он спаял за три часа (в разведшколе на это у него уходило на час меньше), надежно работало на дистанции пятьсот метров и частоте 27 мегагерц. А с учетом сильных помех в центре города, включая радиостанции, это расстояние уменьшалось в три-четыре раза. Но ста пятидесяти метров отклика радиодетонатора на радиосигнал ему хватало за глаза.

Электросхема заняла место в плотной коробке от сигарет «БТ». Детонаторы закреплены на развороте глянцевого журнала; в сложенном виде он лишь немного топорщился, как если бы побывал под дождем, и с ним можно было безопасно пройти через охраняемую зону. О чем Лугано и сказал Габи:

– Главное, не прятать его, а держать на виду.

– Для чего все это? – спросила девушка.

– Это устройство – наш эвакуационный коридор.

«Основное оружие – это бельгийская винтовка», – была уверена Габи. Агент не раскрывает всех деталей, и правильно делает. Их отношения лежали за перспективой этой ответственной операции. Это будет завтра. Завтра все может закончиться. Он уедет. Его отзовут. Вернется ли он когда-нибудь? А вдруг «завтра не наступит никогда»? Но день сегодняшний еще не закончился. Еще полчаса до смены.

Она приглушила свет и, скинув блузку, села на кушетку...

Аптека. Улица. Фонарь.

Ночь пролетела как одно мгновенье. В половине первого кто-то позвонил – дважды, с перерывом в несколько секунд.

– Не хочешь открыть? – шепотом спросил Лугано. – Вдруг кому-нибудь с сердцем плохо?

– Твоему Директору, например. Ты ведь передал ему аспирин?

– И глазные капли тоже.

– Ну тогда он увидит нас сквозь стены.

Они были молоды. Им было простительно все, даже грядущее убийство человека.

Канун Дня независимости. 22 июля, пятница. 11 часов 45 минут. На площади много народу. До состояния «не протолкнуться» дело еще не дошло. Может быть, дойдет, когда до окраины города докатится известие о встрече лидера западногерманского профсоюза и лидера одной из восточноевропейских стран. В протоколе встречи значилось следующее: Рудольф Пик проходит через колоннаду западного крыла театра и встречается с Вуйцеком (он идет восточным крылом) в портике, точно под квадригой. Такая перспектива являлась символом слияния запада и востока Европы. По сути дела, встречался донор и реципиент, группа крови которых не совпадала. Кто знает, думала Габриэла, может быть, Вуйцек припас для приветствия западного гостя латинское jervus (рад служить)?.. Странно: твердя о независимости и свободе, Токарь попирал лозунг Великой французской революции – «Свобода, равенство, братство», считая его порождением Великой Октябрьской революции.

– Это политика, нам нет до нее никакого дела, – ответила Габи вслух на свои мысли.

Они были в центре площади. Виктор, еще раз глянув на наручные часы, подошел к урне. Расправив журнал, в середине которого хранилась обойма с детонаторами, он бросил его в урну.

– Ты выбросил наш эвакуационный коридор, – с недоумением сказала Габриэла. – Зачем ты это сделал?

Лугано ничего не стал объяснять.

– Пойдем, – он потянул девушку за собой. – Держи меня под руку и не отпускай, что бы ни случилось.

Виктор был одет в расклешенные джинсы «Леви Страусс» и тенниску с единственным карманчиком, в котором лежала пачка сигарет. Нет даже визитки, в которую можно было положить банальный пистолет или гранату. Убийца был безоружен, что шокировало Габи. Получасом раньше они, подойдя к краю площади, подверглись досмотру. Его проводили двое в полувоенной форме; несколько военных, в том числе и пара милиционеров со служебно-розыскными собаками. Лугано поднял руки, держа свернутый в трубочку журнал в правой руке. В левой была сигарета, которую он прикурил на виду у постовых и положил пачку обратно в кармашек тенниски. Охранник похлопал его по бокам, провел руками по бедрам: «Проходи». И сдвинул в сторону переносное ограждение. Очередь Габи. У нее проверили сумочку, и она присоединилась к Виктору уже на площади.

Безоружный...

Эта мысль оборвалась вместе с ропотом, зародившимся в толпе. К этой минуте Габи и Виктор сумели протиснуться к левому крылу театра. Но чаяния толпы оказались напрасными. В тень колоннады шагнул плечистый охранник и лет сорока с небольшим невзрачный мужчина в строгом костюме. Вуйцека нельзя было спутать ни с кем: под два метра, с лоснящимся лицом и не по годам седыми усами. Плюс обязательный галстук с широким узлом.

– Не отпускай меня! Держи под руку!

– Боишься потеряться? – нашла в себе силы откликнуться Габи.

Шаг, еще один. Слева колонна, справа колонна. Частокол. Сзади поджимают сверстники, с утра накачавшиеся пивом. Они жаждут увидеть Вуйцека, который скинул спецовку и повязал галстук для того, чтобы позаботиться об их пенсиях... через сорок лет. Напор толпы умело удерживают дюжие охранники в штатском. Их немного – по двое на каждую секцию, все сбалансировано.

Один из охранников впился взглядом в Габриэлу. Почему он заострил на ней свое внимание? Лицо у нее бледное и она выделяется из толпы? Виктор мигом пришел ей на помощь. Он склонился к ней и с улыбкой спросил:

– Где-то неподалеку был убит первый президент Польши? Не молчи, покажи рукой направление.

Габриэла повиновалась.

– Там. – Она ожила, прогнав мимолетное опасение охраны. – Там находится галерея Захента. Президента Нарутовича убил экстремист Невядомский.

Черт, она даже смогла вспомнить такие детали, как крайне правые взгляды убийцы, он же – критик-модернист, он же – художник. Его приговорили к смертной казни и расстреляли 31 января 1923 года. На его похоронах собралось десять тысяч человек, националисты объявили его мучеником.

– «Крест несли на груди, а револьвер в кармане...»

– Что?! – У Габи заледенела спина. Она во все глаза смотрела на Виктора. Невероятно, что он смог прочитать ее мысли. Только она подумала о польском еврее Юлиане Тувиме, написавшем обличительное стихотворение на похороны президента, как Лугано монотонно продекламировал первую строчку – о кресте на груди и револьвере в кармане.

– Ты меня пугаешь...

– «В пакте вы были с Богом, в союзе с бандитом...»

– Прекрати!

– Вот он! Видишь?

Якуб Вуйцек вырос как из-под земли. Только что в десяти шагах не было никого, и вдруг он, двухметровый гигант, с «удавкой» на шее, с широкими английскими усами. Это он казался охранником рядом с телохранителем, его лицо было потным и красным. Он шел неторопливо, бросая быстрый взгляд в толпу, между колонн этого крыла.

– Что ты делаешь?

Лугано держал и ее, и себя в напряжении. Казалось, он не мог расстаться со стихом Тувима; полный рот слов, и он выплевывал эту шелуху, наращивая темп:

– «Вы с гримасою смеха, в стыде, в содроганье, встаньте, глупые, к окнам! глядите! глядите! глядите!..»

– Прекрати!! – едва не вскрикнула Габи. Сердце ее забилось так часто и сильно, что она приложила руку к груди. Виктор продублировал ее, как будто передразнил. Его рука коснулась пачки сигарет, в которой был смонтирован радиопередатчик, и он нажал на кнопку этого пульта. Габи видела его движение. В голове промелькнула полусумасшедшая мысль, замешанная на таких же полоумных словах: «Встаньте, глупые, к окнам, глядите!» Снайпер в окне! Это он сейчас откроет огонь. На кнопку пульта можно было нажать и в двадцати, и в тридцати метрах отсюда.

Позади раздался автоматный треск. Даже Габи, отчетливо представляя, как рвутся детонаторы, услышала именно автомат.

Телохранитель Токаря резко повернул голову на звук и замер. Его подопечный, как на скачках, обошел его на корпус, чем и подписал себе смертный приговор. Виктор Лугано подтянул ногу под себя и поддернул штанину, одним отточенным движением выхватил из самодельной кобуры «Грозу»...

Американский эксперт в области стрелкового оружия Чарльз Катшоу писал о «Грозе»: «Пистолет однозначно является оружием убийцы, и именно в этой роли он применялся в Афганистане и Центральной Америке. Для этой цели «Гроза» является практически идеальным оружием. Убийце требуется только подойти к жертве достаточно близко и выстрелить. Момент выстрела не будет сопровождаться никаким звуком, поскольку газы останутся запертыми в гильзе, а пуля покинет ствол с дозвуковой скоростью. Более того, не будет даже шума скользящего взад-вперед затвора. Поскольку пуля, которую извлекут при вскрытии из тела жертвы, окажется идентичной пуле стандартного советского автомата, это создаст неразрешимую загадку: ведь звука выстрела никто не слышал... Откуда она? Как удалось произвести выстрел из автомата на людной улице средь бела дня так, чтобы никто ничего не услышал? ...Читатель может представить себе, какие возможности предоставляют эти пистолеты для убийц, а именно для них они и разрабатывались».

11-сантиметровая «Гроза» уже была на взводе и почти невидима в руке молодого агента. Виктор стрелял, отведя локоть назад и прижав пистолет к бедру, чтобы исключить захват оружия телохранителем. Он продемонстрировал широко известную, но редко используемую технику shoot from the hip – выстрел от бедра. Первая пуля попала Токарю в шею, вторая в висок. Телохранитель повалил смертельно раненного на пол и закрыл своим телом. Толпа ринулась в стороны от рокового места и с высоты птичьего полета походила на круги, разбегающиеся от брошенного в воду камня. Она смела военных и милицию, редея на прилегающих к площади улицах.

– Уходим! – Виктор потянул Габи за собой.

Девушку трясло. Она долго не могла прийти в себя. Виктор усадил ее на скамейку и присел на корточки рядом. К ним подошли двое милиционеров. Стандартный вопрос прозвучал глупо, вскрывая бессилие правоохранительных органов:

– Вы видели подозрительных лиц?

– Моей девушке плохо. Это все, что я вижу.

Они ушли.

Виктор принес пива. Они выпили по бутылке. Габи ошарашила и его, и себя:

– Ты убил его!

– Конечно.

– Уже избавился от оружия?

– Нет. Если его найдут, потянут советский след.

Он удовлетворил ее любопытство, вынув из кармана «Грозу»; та как раз уместилась у него на ладони.

– Это один из первых двуствольных пистолетов. Хотя и разработан в конце 60-х, но абсолютно бесшумен. На вооружение КГБ СССР и подразделений армейского спецназа поступил в 1972 году в качестве оружия скрытого применения.

– Ты знаешь, а это страшно, – призналась Габриэла.

...Они встретились, что принесло Габриэле облегчение. Тем не менее и другая весть – о смерти Виктора Лугано – сделала бы ее свободной. Склодовскую в течение почти трех десятилетий терзала неуверенность; жить воспоминаниями ей было тягостно.

Итак, что теперь потребует от нее военная разведка? Габи стала востребована в самые, пожалуй, напряженные времена: никогда еще отношения между Польшей и Россией не были так накалены. Не только политики, но и сам польский народ был настроен против своего соседа.

Лугано – киллер. Кто на этот раз будет его жертвой? Очередной политик? Какого рода помощь он рассчитывает получить? Впрочем, он сам расставил все по своим местам: его «помнишь» для Габриэлы прозвучало как «сделаешь». Ей так показалось.

– Где ты остановился, Виктор?

– В гостинице. Об этом не беспокойся. Мне нужна информация на одного человека.

– Он поляк?

– Да.

– На поляка в Польше трудно что-нибудь найти. У нас любые архивы, имеющие хоть какой-то интерес, отбираются Управлением национальных архивов, – объяснила Склодовская. – Например, материалы по истории Польши легче отыскать за рубежом, чем внутри страны.

– Информацию нужно будет искать среди живых людей. Человека, которым я интересуюсь, зовут Станислав Крайц. Ему двадцать шесть лет. Человек с таким именем до 2008 года работал в софтверной компании антивирусных продуктов. Этих данных, которые я нашел в открытых источниках информации, тебе для работы будет достаточно.

– Да, конечно, – покивала Склодовская.

Габриэла изначально считалась перспективным агентом. Аптекарь во все времена обладал широким кругом знакомых. Она в течение девяти лет передавала в центр информацию о состоянии здоровья некоторых видных деятелей Польши, в частности. Плюс сведения, касающиеся фармацевтического рынка в этой стране и экспорта в СССР, также имели определенную ценность.