Текст книги "Лис"
Автор книги: Михаил Нисенбаум
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
•
Посреди ночи Водовзводнов внезапно проснулся. Даже сон, который никогда прежде не подводил, оказался ненадежен. В темноте спальни фосфоресцировали точки на циферблате часов и слышалось ровное дыхание жены. Лежа с закрытыми глазами, Игорь Анисимович думал, что следует немедленно переломить ситуацию, а до тех пор он не хочет встречаться с иудой-Матросовым и подвергать себя… Неважно чему, хоть чему. Завтра с утра он возьмет больничный и встретится с Унягиным на Старой площади.
•
После пар расходились не все. Кто-то оставался на отработки, кто-то шел в библиотеку – до сдачи рефератов оставалось полторы недели, но многие зависали просто так: дома-то чего делать? У Паши Королюка, первокурсника, было с десяток причин оттягивать возвращение домой. Первая – у него не было дома. Точнее, дом – с родителям, с младшим братом Петюней – остался в Домодедово, а Паша жил с чудаком-дедом в бибиревской квартире. Контрольную он сдал, но стоило бы встретиться с будущим научным руководителем по курсовой, который консультировал как раз по вторникам. А главное – на большой перемене к нему подошла Таня Вяхирева и попросила помочь с покупкой компьютера. Могла бы подойти к любому из четырнадцати парней в группе, но подошла к нему. Даже будь это не Таня, Паша все равно бы согласился. Приходить людям на выручку он считал важной стратегией. Но попросила именно Таня, и, мотаясь между столовой и почтовым отделением, Королюк смаковал воображаемые причины Таниного выбора. Проходя мимо гардероба, он даже остановился напротив зеркала и, поправляя галстук, попытался увидеть, что именно приглянулось в нем красавице Вяхиревой. Зеркало предъявляло высокого светловолосого юношу в темно-синем деловом костюме, похожего на задумчивого клерка с Уолл-стрит. Фигура и осанка у Павла спортивные, хоть и без звона, без гвардейского куража. Серые глаза под стеклами очков, то ли невыспавшиеся, то ли заспанные, но всегда нетвердые, вопросительные. Может ли это нравиться Тане? Поди угадай. Королюк глянул в зеркало с насмешливым упреком и отправился к библиотеке, где они договорились встретиться.
•
А началось все на большой перемене. Еще много лет Павел Королюк будет помнить, как Таня подошла к нему в первый раз и как с каждой секундой менялся ее образ. Он стоял у окна в коридоре, глядя то в учебник Авакьяна, то на проходящих мимо студентов. День выдался темный, дымный, стекло расчерчивал в косую линейку нескончаемый дождь. В такое время казенные лампы в помещениях светят с космической безжизненностью, а люди напоминают изображения в цветном телевизоре. Вдруг на этом выморочном фоне улыбнулось какое-то явление – мелькнула ли волна волос? порхнул ли смешок? сплясала ль бойкая юбка? – словом, просияла радость настоящей жизни в виде Тани Вяхиревой, точно на нее одну падало совсем иное освещение, а может, от нее и исходило. Павел узнал ее, еще не успев разглядеть. Узнал – но сразу воткнул глаза в учебник, вроде не видел никого и, кроме конституционного права, в целой вселенной ничего нет и не нужно.
– Паш! Чего это ты тут грустишь один-одинешенек? – произнес русый сероглазый голос; голос этот проникал сразу на те глубины, где воля млела и не могла оказать ни малейшего сопротивления.
– Я не одинок, – отвечал Королюк, пытаясь держаться независимо и иронически. – Я вращаюсь в обществе лучших умов. В данный момент в обществе господина Авакьяна.
Он глядел ей в глаза, видел инопланетно-хрустальные подробности вокруг зрачка и не мог понять, что такое творится у него внутри. Из какой материи состоит этот прямой строго-веселый взгляд, если в его горле, в сердце, в животе все разбегается на юркие ртутные капли?
– Ты, конечно, вращайся, а мне вот после пар надо купить компьютер и доставить его домой. Требуется мужское плечо. Подставишь?
– Подставлю.
– Плечо или меня? – Таня не смеялась, смотрела не отводя глаз.
Королюк любовался этой сценой как бы со стороны, глазами брата Петюни, глазами домодедовских друзей и зачем-то Аниными. Хотя уж Анины глаза здесь точно лишние.
•
Павел Королюк следует своим обыкновениям. Он не изменяет привычкам, и дело не в душевной инерции и не в косности ума. Дело в верности. Сменить рюкзак – значит изменить верной вещи, предать друга. Желтый кассетный плеер Walkman, привезенный отцом из Штатов, служит Паше пятый год, хотя все давно перешли на круглые CD-плееры. Кроссовки, подаренные друзьями на пятнадцатый день рождения, у другого давно отправились бы на помойку, а Паша их не бросает, играет в них на даче в футбол. То же происходит со старыми роликами, с галстуком, джинсами и футболками. Королюк не бросает верных друзей, потому что и сам верен. Что уж говорить о девушках. Бросить девушку – кому такое в голову придет? Только не Паше. Королюк верен до конца. Конец же никогда не наступает по его вине.
Сначала он встречался с Аней Шамовой из родного Домодедово. По существу, это был не столько роман, сколько дружба земляков, одновременно потерявших родину, так что верность Ане соединилась с верностью покинутому городу. После пар они гуляли то вокруг Главного корпуса МГУ, то на Фрунзенской, то неподалеку от высотки МИДа. Сталинские постройки пришлись Паше по душе больше прочих московских сооружений. В них было величие без помпезности, уверенность в будущем, гражданственная просветленность. По дороге Королюк не пропускал ни одной таблички, ни одной мемориальной доски, подходил, читал, заучивал, что весьма раздражало его спутницу, ценившую в прогулках самозабвенную плавность.
Ане быстро наскучило тихое и монотонное резонерство бойфренда, а также уменьшительно-ласкательные суффиксы, которыми он украшал обращение лично к ней. Казалось, этой умилительностью Паша пытается что-то завуалировать. Через два месяца Аня сообщила, что ценит дружбу с Пашей превыше всего и в будущем предлагает дружбой ограничиться. Королюк в ухаживаниях был до того рыцарски нетороплив, что могло показаться, что, кроме дружбы, ему ничего не нужно. Не исключено, что и впрямь не нужно, но почему она решила без него? Вдруг это была любовь? Ну то есть она же не могла этого исключить наверняка? Какое право она имела растоптать вполне вероятную любовь, не спросив у него? Павел продолжал в одиночестве совершать вечерние прогулки по любимым местам, где прежде они гуляли со странной Аней, потому что должно же быть в мире хоть что-то устойчивое.
Потом вроде была Вита из спортзала. То есть неизвестно, понимала ли она, что теперь они пара, или считала, что они просто прогуливаются. На главном корпусе МГУ ремонтировали часы, ворота университетского сада были скручены цепью. Осень утратила нарядность и таскалась в сырой затрапезе. Тоскливыми казались и эти прогулки, и прежние. Но маршрутов Королюк не менял.
А после зимних каникул в их группу перевели с вечерки Таню Вяхиреву. В школе новичков представляет классу учитель, в институте о появлении Тани узнали на перекличке, да и то не все. Росту Таня была маленького, так что разглядели ее только ближайшие соседи.
Таня Вяхирева – светлый человек, особенно на людях. И чем больше вокруг зрителей, тем приятней ее характер. В кругу однокашников Таня была бойкой, смешливой, покладистой, походила на девчат-заводил из старых советских фильмов. Перезнакомившись со всеми за два дня, она тут же принялась придумывать поездки, вечеринки, тематические прогулки, добыла у методистки полный список дней рождения курса. Неуемность Тани Вяхиревой никого не раздражала, вот что удивительно. Пятнадцать человек из двадцати четырех согласились ехать в Поленово на арендованном автобусе. Королюк не ездил – у отца был юбилей. Половина группы уже побывала у Тани в гостях. Каждый получал от нее перед парой кто конфету, кто ластик жвачки, кто смешную открытку, кто значок.
Новенькая нравилась бы Паше куда больше, не будь она так популярна. Конечно, он справедлив и не отвернется от человека просто потому, что тот нравится большинству. Королюк и себя считал общим любимцем. Хорошо, может, не любимцем, это сильно сказано. Скажем, человеком, пользующимся общей симпатией. Ему приятно было думать, что собственное обаяние есть род власти над окружающими. То, что эта власть почти незаметна, ему особенно нравилось. Но рядом с солнечным Таниным сиянием Пашино влияние меркло до полной незримости. Дело было не в красоте, хотя Вяхирева красива.
Наблюдательный Королюк заметил, что именно посторонние люди вызывают в Тане искреннее инстинктивное желание удружить, услужить, устроить праздник. Чужие люди выводили на свет лучшие Танины свойства, и ее человеколюбие являлось перед ними, точно артист перед зрительным залом. Почему же именно чужие? Это Королюк тоже разгадал не враз. Впрочем, он был не только наблюдателен, но и умен. Родных людей не нужно завоевывать – они уже свои и никуда не денутся. А посторонние – вот область, которую важно покорить, и тем самым снова и снова чувствовать свою силу. Стоило завоевать другого человека бесповоротно, превратив его в своего, и он становился Тане почти неинтересен.
Бо́льшая часть группы была от Вяхиревой в восторге. То с одной, то с другой компанией Таня носилась в кино, в боулинг, добывала билеты в театр или просто фотографировалась. Паша Королюк дружески здоровался с новенькой, мог запросто обменяться парой слов насчет расписания или домашки, но все же пока не был втянут в этот восторженный хоровод. Воздерживался, хотя любил и компании, и походы, и всяческую совместную дружескую деятельность. А может, Паша держался поодаль именно предчувствуя, что именно отчуждением добьется ее интереса? Так или иначе, в начале апреля случилось событие, изменившее Пашину жизнь.
•
– Не о том волнуетесь, Игорь Анисимович, – смеясь сказал Унягин, заместитель руководителя Администрации президента. – Караев поддержит того, кого надо поддержать.
Не успел Водовзводнов подумать, что эта формулировка допускает слишком много толкований, Унягин прибавил:
– Вам альтернативы нет, и вы нам до зарезу нужны именно в вашем качестве. Хорошо бы и в Академию наук провести вас поскорее. Дело вот какое. Сейчас создается новая партия – патриотическая, государственническая. С одной стороны, «какую страну потеряли», с другой – «закон, порядок, величие». Называться будет «Отчизна» или что-то вроде. Должен быть список лидеров: военный, директор завода, что-нибудь из металлургов, ученый. А вы не просто ученый, вы законник. Будете у Зюганова голоса оттягивать в «красном поясе».
– Про голоса понятно. Только кто же за меня, Виктор Анатольевич, голосовать станет? В Москве-то народ обо мне не знает, а уж в глубинке…
– Это дело десятое. Сегодня не знают, завтра узнают. Есть ресурс, сделаем предвыборную программу звонкую, военного найдем с усами, интервью на телевидении, плакаты, листовки, собрания на заводах. Возьмете на выборах семь-восемь процентов – и все счастливы.
Меланхолически улыбаясь, Водовзводнов глянул на большой портрет президента, висящий на стене.
– Что мне нужно делать?
– Дать согласие и сфотографироваться. Мальчикам-рекламщикам дам координаты, они сами всем займутся. Учредитесь, съезд проведете. Ваша задача – сидеть в президиуме, ну может, пару слов сказать. В целом за проект Рогаткин отвечает, ему и вожжи.
Унягин засмеялся и похлопал ректора по плечу.
– Бледный вы какой-то, Игорь Анисимович. В Таиланд слетайте. А то, хотите, в Геленджике есть наш президентский пансионат. Неплохой, знаете, турки строили. Массаж, солярий, персонал проверенный.
Водовзводнов поблагодарил и пожаловался: сердце, мол, из-за всех этих дел пошаливает. Какой уж тут Таиланд.
– Ну так лягте в Кремлевку на недельку. Обследуетесь, выспитесь. А дела сами уладятся, без ваших забот. Кстати, финансировать «Отчизну» будет ваш старый друг, Султан-ага. Ага? – Унягин опять засмеялся удачной шутке.
Выйдя из подъезда, Водовзводнов медленно зашагал по Варварке. Казалось, жизнь поставлена на паузу, перед тем как ринуться по новому руслу. Купола церквей, в которых давно никто не служит, гостиница «Россия», лет двадцать назад охваченная пожаром, вдали – башни Кремля, многократно горевшего и восставшего из пепла. Сколько у самого Водовзводнова было надежд, взлетавших до небес, сгоравших заживо и снова готовых на взлет? Игоря Анисимовича охватило странное чувство эфемерности и величия происходящего – с ним ли, со страной или со всем миром.
Он сам чуть не стал министром, едва не потерял ректорское кресло и вот-вот встанет во главе партии-однодневки. Хотя почему однодневки? Любая, даже самая сильная партия пока не достигла совершеннолетия, если не считать коммунистов. Хотя и у тех в долгожителях – только название да политбюро.
Сгорающий дотла и в ночь вырастающий город, который однажды может исчезнуть опять. Другие обитатели Старой площади, другие порядки… Полноте, в самом ли деле другие? Исчезающая реальность в России попрочнее всяких других будет.
Возможно, «Отчизне» суждена долгая жизнь и счастливая судьба. А он, Игорь Водовзводнов, все-таки идет в большую политику, и никто не может ему помешать.
•
Следующие три дня Петр Александрович провел в госпитале Бурденко. Проходил обследование по поводу шумов в голове и остывал от институтского шума. Пока он не готов к открытым стычкам. Матросову выделили отдельную палату. Спасибо зампрефекта Центрального округа, чей сын учится на третьем курсе. Одетый в домашний спортивный костюм, Петр Александрович с утра обходил кабинеты и лаборатории, потом ел больничную кашу, пил цикорий с молоком, читал в палате вчерашние газеты.
Он постановил себе пару дней не думать об институте, но из этой затеи не вышло ровно ничего. Притом что о больничном на работе знал только Никита Кожух, проректор, мать его, по общим вопросам. Секретарю сказано было, что Матросов в командировке. Первые два дня приходила только жена, обед в судках и газеты приносила, глядела грустно, качала головой. Жену Петр Александрович провожал до лестницы, целовал в щеку и возвращался в палату.
На третий день случился странный визит. Едва Петр Александрович задремал после завтрака, в дверь палаты постучали. Матросов проснулся, только когда дверь открылась. На пороге, сияя улыбкой, стоял кудрявый мужчина лет тридцати, в светлых джинсах на широченных звездно-полосатых подтяжках, в полосатой же рубашке и в щегольских нубуковых ботинках. Высокого роста, с веселыми глазами на бараньем выкате и младенчески влажными губами. Спросонья Петр Александрович не смог припомнить, где и когда видел этого молодца. Но по смутным ощущениям фигура эта, с одной стороны, вроде связана с высшими кругами, с бизнесом ли, с эстрадой ли, с правительством что ли, а с другой – как-то скандально связана.
– Мы давно знакомы, Петр Александрович, жалко, что здесь приходится встречаться. Лучше бы на шашлыках. Как здоровье ваше?
Визитер не выдержал и то ли от избытка собственного здоровья, то ли в приливе хорошего настроения хохотнул. Казалось, глядя на Петра Александровича, он не верит в саму возможность болезни для такого крепкого и прекрасного человека, как Матросов.
– Извиняюсь, не напомните?.. – пробормотал Петр Александрович, нашаривая ногами тапки под кроватью; ему неловко было встречать посторонних посетителей в своем больничном виде. – Голова ни к черту из-за всего этого.
– Привет вам от Султана Вагизовича, – захлебываясь радушием, продолжал кудрявый малый. – Золотой, говорит, человек, и дела его золотые. Большого будущего потенциал – так и сказал.
И тут Петр Александрович вспомнил: посетителя звали Максим, как его… Дороховский? Достоевский? тьфу, причем здесь… Деренковский! Адвокат, богатый человек, всеобщий знакомец, то и дело попадает в газеты и в истории. Причем никак нельзя понять, из каких он. То есть, с одной стороны, вице-премьеры, министры, деловой обед с руководством «Шелл», праздник «Пепсико», благотворительный концерт Кремера и Ростроповича – кадры новостей, фото в светской хронике, ведущая щебечет о галстуках гостей, в том числе о галстуке «знаменитого адвоката». С другой – глухие слухи о сходке в ресторане «Узбекистан», имя Деренковского в одном ряду с Серго Молотком, с Пашей Харончиком, с тамбовскими и солнцевскими. То вдруг вызван на допрос свидетелем по делу о гибели на охоте председателя правления «Ломекс-банка». И там, и здесь он как рыба в воде, повсюду свой, а в то же время как будто засланный. Словом, делец заметный, крупный, но притом сомнительный. Все это мелькнуло в голове теперь уже совершенно проснувшегося Петра Александровича, который выжидательно улыбался гостю-весельчаку.
– Слыхал, слыхал о делах ваших институтских. Знаете же, я его и оканчивал? – продолжал тем временем Деренковский. – Дался вам, прошу прощения, этот зоопарк на Зоологической.
Гость захохотал так заразительно, что и Матросов не сдержался, хихикнул, да тут же и закашлялся, как бы пряча смешок в кашле. Что еще за разговорчики? Кто его послал и зачем? Заставить отказаться от борьбы за ректорство? Кожух! Не мог ли он связаться с Водовзводновым? Конечно, мог. И теперь его, Матросова, хотят согнать по-хорошему. Ну-ну, послушаем.
– Султан говорит, ты в институте всю главную работу тянешь, – продолжал Деренковский, без предупреждения перейдя на «ты» и без приглашения усевшись на край кровати, – но в короли не пускают. Задвинули в валеты навсегда.
Петр Александрович молчал, глядя на визитера потяжелевшим взглядом. Куда лезет этот щенок?
– Короче, сейчас меняется вся макушка МВД. Кстати, Игорь ваш туда метил, да промахнулся. И не он один. Там такое кресло – сам понимаешь, как на плиту горячую садиться. Народ недоволен, всякий шухер может случиться, как уже бывало. Борис берет человека под себя, и мы уже знаем, кто это будет. Но Борис Борисом, есть и другие козыри в колоде. Под новым министром будут замы, часть назначает он лично, часть ему советуют. То есть, понимаешь, так советуют, что он под козырек берет.
Петр Александрович внимательно выслушал речь Деренковского, кашлянул и спросил:
– Ну а ты тут, мил человек, каким боком? Где министр и где ты?
Посетитель ничуть не обиделся, хохотнул опять:
– Я, Петя, там же, где и ты. Сейчас в палатке твоей двухкопеечной, через час у Султана. Россия – это тебе не гастроном. Тут не все по полочкам разложено. Тут в мясном такие конфетки случаются – ни в каком кондитерском так сладко не бывает.
– Что Султан передал? – взяв себя в руки, спросил Петр Александрович.
– Сегодня в восемь машинку за тобой пришлют. Будь готов, всегда готов, как Гагарин и Титов.
– Ты толком говори, не паясничай.
Деренковский посмотрел на Петра Александровича, как учитель озирает запыхавшегося ученика, налетевшего на него в школьном коридоре.
– Думайте до вечера, Петр Александрович. Вечером совет держать будем. Хотите институт свой продуть – сколько душе угодно. Хотите банк сорвать – машина в восемь. Не прощаюсь.
Гость легко поднялся, отряхнул воображаемые ворсинки с джинсов, щелкнул звездно-полосатой подтяжкой и исчез за дверью.
Петр же Александрович принялся взволнованно ходить взад-вперед от окна к двери, обдумывая произошедшее. Палата стала так же тесна, как кабинет в институте. Предложение Деренковского выглядело фантастическим, пожалуй, даже издевательским, – прежде всего вследствие участия самого Деренковского. Этот человек вхож в правительство, но в то же время связан и с уголовниками, вроде в качестве адвоката, но как-то слишком заметно, даже демонстративно.
Ясно, что власть в России – не одна сплоченная команда, а несколько тайно и явно борющихся партий. Раз во власти и за власть борются разные силы, кто-то может этими силами манипулировать, вести двойную, тройную игру. Понятно, на вершине усидит только тот, на чьей стороне силовые министерства. Притом что между силовиками тоже идет тихая война. А раз так, к новому министру вполне могут приставить пару заместителей, которые будут контролировать его действия и в случае чего смогут занять его кресло.
Но почему он? Неужели не нашлось кандидатуры в аппарате министерства или в регионах? Вероятно, нужен надежный человек со стороны, свободный от прошлых ведомственных связей, который будет идеально послушен покровителям, поскольку обязан назначением только им. Мелькнула мысль: ведь так его привез в Москву Водовзводнов.
Что это за люди, если с предложением прислали именно Деренковского? Хотя он же упомянул Караева. Караев – респектабельный бизнесмен, не шпана какая-нибудь. Петр Александрович почувствовал, что от сложности новых обстоятельств и миража новых возможностей у него кружится голова. Как странно устроен мир! Не прошло и пяти минут, как Петр Александрович уже звонил жене, упросив сестру-хозяйку оставить его одного в кастелянской.
– Галя! Духом вези сюда серый костюм. На такси, конечно. Погладь, хорошо? И галстук, сама выбери. Считай, к президенту.
Разговаривая по телефону, Матросов сам удивлялся, насколько помолодел его голос, стоило мелькнуть призраку лучшего будущего.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?