Текст книги "Цигун: покой в движении и движение в покое. Том 4: Несказочная сказка"

Философия и принципы толкающих рук

Преображение – это не чудо и не мгновенная вспышка. Это очень длительный процесс. Природе потребовались миллиарды лет, чтобы преобразить камень в человека. Теперь, будучи человеком, вы достигли той стадии, когда можете сотрудничать с этой эволюционирующей, божественной силой, ускоряя темп вашей собственной эволюции. Это и есть садхана. Вы также можете противиться или противостоять этой эволюционирующей, божественной силе. Не ожидайте, что преображение наступит через день или два. Просто работайте искренне, и забудьте обо всем, что касается результата. Люди работают на протяжении множества жизней, чтобы реализовать Бога. Не будьте такими нетерпеливыми. Нетерпение создает напряжение и задерживает ваше преображение.

Чандра Свами Удасин

Благодаря императорскому способу «проверки персонала» мне перепал совершенно неожиданный бонус. Посмотрев на мой, с позволения сказать, «поединок» с Сыном Неба и побеседовав (хорошенькая была беседа, с меня за это время семь потов сошло) со мной, Ксан решил, что я, как никто другой, подхожу на роль человека, с которым императору будет полезно тренировать толкающие руки.

– А почему я, а не кто-то из мастеров воинского искусства, которых полно во дворце? – удивился я. – Взять хотя бы наставников наследного принца, каждый из которых наверняка лучший в империи «знаток своего предмета». Кто меча, кто ножа, кто веера, кто цепи. Ведь я всего лишь философ, никак к этому делу не приспособленный.

– Ну, я бы сказал, не «лучший знаток», а лучший их тех, кого удалось заполучить, – усмехнулся Ксан. – Есть мастера и получше, только они живут скромно и не выставляют свое искусство напоказ. Есть и такие, которым не нужны суета и хлопоты дворца, есть такие, кто всегда в пути, и найти их не удалось. Хотя и искали.

А что касается «кто к какому делу приспособлен», то мне виднее. Пока скажу лишь одно. За то короткое время, когда ты пытался не потерять лицо в схватке с самим Сыном Неба, я успел заметить, что твой тренированный ум и память дают тебе возможность очень быстро преображаться. А главное, ты не застывший, ты готов к любым трансформациям, даже в ситуациях, когда времени у тебя почти нет. А это важно для такого человека, как император. Он не любит тупых людей, а здешние воинские наставники… Ну, как тебе сказать… Они умные, понимающие, опытные и умелые люди. Но они застыли в своем опыте и своем мастерстве, они не хотят меняться, иногда мне даже кажется, что изменения их пугают. А император человек весьма динамичный, и ему с ними скучно. А с тобой ему, думаю, будет интересно, с тобой можно даже поговорить. В общем, посмотрим, как пойдет.

И еще. На моей памяти ты первый, кто работал с ним всерьез. Я бы сказал: с полным уважением, но по-настоящему. Странное дело, но люди думают, что если императору поддаться во время схватки, он будет этому рад. Наоборот, это его злит, он считает, что его противник рассматривает его как слабого бойца, которому нужно, чтобы ему поддавались. А это, кстати, не так, далеко не так. Впрочем, ты сам это видел.

Однажды, чтобы быть уверенным, что противники ему не поддаются и почувствовать свою истинную силу, он решил устроить себе развлечение, для чего приказал собрать лучших бойцов из всех провинций. Еще он повелел, чтобы бойцов наместники отбирали лично. И плохо пришлось тем из них, кто выставил недостаточно подготовленных людей. Одного большого чиновника сняли с должности, а другому еще и отвесили несколько плетей за то, что он, начальствующий человек, не смог (по личной просьбе императора!) найти в своей огромной провинции ни одного настоящего мастера рукопашного боя. Он или совсем глуп, или не проявил достаточного старания. А это будет похуже глупости!

Состязания, которые устроил император, отличались двумя вещами: огромными призами за победу и тем, что все участники должны были выступать в масках и мешковатых одеждах, скрывающих фигуру.

Этот хитрец надул даже меня. Конечно, я чувствовал, что его распирают эмоции. Кроме того, он, хоть и император, но он мой ученик, я его прекрасно знаю и я понимал, что он что-то от меня скрывает. И еще он непривычно много общался с главным церемониймейстером, на которого обычно обращал внимания не больше, чем на свою дрессированную обезьяну.

Хотя на обезьяну, пожалуй, все-таки больше. Ведь это была не какая попало обезьяна, ее отбирал и обучал потомственный дрессировщик, пять поколений предков которого зарабатывали себе на жизнь тем, что выступали перед народом, показывая ученых обезьян. Мало того, его семья происходила из деревни, где все без исключения занимались ловлей и дрессировкой обезьян.

То, что он рассказывал мне про то, как нужно выбирать «правильную» обезьяну, очень напоминало подход при выборе ученика для занятий боевыми искусствами.

– У каждой обезьяны свой характер, – говорил он мне, – и если с самого начале его не угадать, потом намучаешься. Есть, например, обезьяны, которые, как их ни дрессируй, на дух не переносят выпивших людей. Представьте себе, наставник Ксан, что такую обезьяну дать императору. Она будет себя вести безупречно лишь до тех пор, пока не увидит императора выпившим. И тогда, спаси нас Небо, она может укусить или ударить Сына Неба. А зубки у нее остренькие, а рука (простите, лапка) тяжелая. Даже у самой маленькой. А есть просто зверюшки со склочным характером, чуть что не по ней, и она начинает злиться. В общем, самое главное в нашем деле подобрать обезьяну подходящего характера. Потом выяснить, что ей нравится делать, а лишь потом дрессировать и учить приличным манерам.

И надо сказать, обезьянка императора была вышколена блестяще. Он вела себя более пристойно, чем многие люди, я бы даже сказал, большинство людей. Дрессировщик сумел даже обучить ее весьма непростому трюку. Он бросал в нее ножи (самые настоящие метательные ножи), а она ловила их обеими «руками». Если ножей было больше двух, «лишние» ножи она зажимала в зубах. Когда я сказал ему, что для обучения человека этому искусству требуется намного больше времени, дрессировщик пожал плечами:

– Думаю, что примерно столько же. Тут дело в том, что человека стараются учить так, чтобы он остался цел и невредим, а обезьяна, которая плохо или медленно учится, просто погибает. Так что вам на то, чтобы обучить кого-то этому искусству, требуется больше времени, а мне – больше обезьян.

Я человек достаточно добродушный, я даже не то что не ударил его, я даже ничего ему не сказал. Ведь я понимаю, что каждый зарабатывает на жизнь, как может. И чем он, например, хуже мясника?! Мне просто стало не интересно с ним общаться. Хотя, надо сказать, его варварские методы работали (часто, увы, варварские методы самые эффективные) и обезьяну он вышколил отменно. Император даже развлекался, отрабатывая с ней искусство «обезьяньих рук»: у кого руки (или лапы) быстрее. Надо сказать, что вначале обезьяна была быстрее, потом они сравнялись, а сейчас император стал заметно ловчее и быстрее ее. Он смеется, говорит, что ему еще бы научиться прыгать, как она.

Но что именно задумал Сын Неба я, разумеется, знать не мог. Мысли, по-моему, читать не умеет даже мой учитель Бао. Хотя, честно говоря, насчет него я не поручусь, он настолько стар и мудр, что я бы не удивился. Впрочем, я особенно не задумывался. Он император – что хочет, то и делает. А что ему хотелось посмотреть на лучших мастеров империи, так это нормально, мне тоже было интересно, ведь наместникам было велено найти и уговорить приехать не только всех известных профессиональных бойцов и преподавателей рукопашного боя, но и тех, которые обучались и обучали в тиши, в дальних деревнях, в горах, в лесу. А таких было немало, Бао не раз посылал меня к ним. То в науку, то просто «проверить мастерство». И вот эти-то люди, а не площадные драчуны, не императорские гвардейцы и даже не их наставники, были носителями чистой традиции. Правда, я не слишком надеялся, что их смогут разыскать (хотя по приказу императора разыщут кого угодно), а, тем более, сумеют уговорить приехать и участвовать в соревнованиях. Но вдруг…

Однако наместники постарались на славу, их заботами прибыло около трех сотен отборных бойцов. В течение недели они дрались между собой, чтобы определить достаточный ли уровень у каждого из них, чтобы предстать перед императором. Хотя чего там «предстать», император, да и я вместе с ним, наблюдали за всем из ложи. И, надо сказать, там было на что поглядеть. Несколько человек были просто великолепны, я получал истинное наслаждение, глядя на них, такое мастерство нечасто увидишь.

В результате было отобрано шестьдесят четыре человека. Перед тем, как перейти к финальным боям, их попросили показать свое искусство на императорских гвардейцах. И чего они только ни вытворяли с этими золочеными ребятами, казавшимися себе непобедимыми. Император же только одобрительно кивал и говорил:

– Это хорошо, это их гвардейскую спесь-то поубавит. И не только ученикам, но и наставникам. А парочку наставников я точно поменяю на кого-то из новеньких, – показывал он пальцем на особо отличившихся.

Завершающая часть состязаний была великолепна, видно было, что церемониймейстер постарался на славу. Денег явно не пожалели, и подобной пышности я давно не видел, по-моему, даже иностранных послов не принимали столь помпезно. А такие танцы льва бывали лишь на Новый год. Если правда, что танец льва отпугивает злых духов, привлекает удачу и благосостояние (во что я, честно говоря, не слишком верю), то в те дни дворец был переполнен удачей, а злых духов даже в округе не осталось. Мне особенно понравился золотистый лев, который хоть и не блистал особым искусством танца, но был чрезвычайно живым и подвижным. А еще он очень забавно вилял задом. Наверное, за это ему и позволили выступать во дворце, ведь все знали, что император время от времени (когда пребывает в добром расположении духа) не прочь повеселиться.

После львиных танцев начались состязания. Оказалось, что всем участникам раздали «львиные» костюмы, только не один большой костюм на двух человек, как у танцевального льва, а по «львиной шкуре» на человека. Костюмы эти были обшиты таким количеством толстых оборок, что фигура человека в них никак не просматривалась. Мало того, за эти штуки можно было легко ухватить. Так что драться в них было очень неудобно и наверняка жарко.

Помостов было восемь, дрались сразу шестнадцать человек, так что все происходило очень быстро, как, впрочем, и должно быть в У-Шу. Сначала зрелище показалось мне непривычным: не видно ни тела, ни лица, ни даже глаз человека. Но через пару секунд я приспособился. Ведь движется не костюм, а человек в нем находящийся, а чувствовать движение (даже не начавшееся) – это часть моего искусства. В финал вышли золотой лев и коричневый. Хотя коричневый лев был так огромен, что я, скорее, назвал бы его медведем. Я даже знал, кто это, ведь всех участников я видел накануне, и такой огромный среди них был всего один. Кстати, его мастерство мне еще тогда понравилось больше всех. И это было удивительно, ведь такие большие мужчины редко бывают быстрыми и ловкими. Но этот был именно таков.

Кажется, я знал и того, кто был в «золотой шкуре». Лицо и тело можно спрятать, но любой учитель распознает технику своего ученика, даже если он нарядился львом, хоть золотым, хоть каким угодно. Тем более с самого начала состязаний императора рядом со мной не было. Впрочем, он был, только не рядом, а прямо передо мной.

Понятное дело, «золотой лев» знал, что запретить ему я ничего не могу, но стану занудствовать и всячески препятствовать ему, ведь бойцы съехались настоящие и развлечение это было весьма небезопасным. Видимо, императору не хотелось спорить со мной, и он решил аккуратненько «обойти» меня, что он и сделал в точном соответствии с «Искусством войны»:

«Война – это путь обмана. Поэтому, если ты можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; если ты близко, показывай, будто ты далеко; если ты далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него дружны воины, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает».

Император недаром слыл блестящим полководцем, ему удалось провести даже меня, хотя я знал его лучше, чем он сам себя.

Это было даже приятно, это явный признак уважения, ведь он мог просто приказать мне не вмешиваться. Хотя кто бы его после этого учил? Эти дуболомы, наставники его сына? Так он уже давно сильнее любого из них.

Но тогда мне было не до этих размышлений. Меня весьма беспокоила судьба золотого льва, уж слишком велик и грозен был его противник. А его скорость и мастерство были под стать его габаритам. Впрочем, золотой лев уже не казался таким забавным, каким был во время танца (интересно, кстати, кто был его партнером и когда он успел научиться этой премудрости). Император так лихо управлялся, что я чуть было не загордился своим учительским умением. Но радоваться я начал рано: золотой лев пропустил тяжеленный удар в голову, который буквально снес его с ног. Если коричневый рухнет на него до того, как император успеет подняться, то бой закончен, слишком велика разница в силе и весе. В такой ситуации никакой Тай-Цзи-Цюань не поможет. Тем более, что коричневый был чудо как хорош.

Однако император исхитрился и успел вывернуться из-под коричневого, который обрушился на него, как падающая скала. Но промахнулся, на помосте никого уже не было. А когда он поднимался, золотой лев, успевший обойти его сбоку, толкнул его двумя руками с такой силой, что огромный здоровяк слетел с помоста как пушинка.

Это была победа в стиле настоящего Тай-Цзи-Цюань: демонстрация огромной мощи без нанесения противнику серьезных повреждений. Хотя… Если бы толчок был коротким, то здоровяка не снесло бы с помоста, он там бы и остался. Но, видимо, у императора насчет него были другие планы.

– И что с сталось с этим человеком? – поинтересовался я.

– Нехорошо говорить такое про императора (но ты-то меня точно не сдашь, да мне и можно, я ему на занятиях и не такое говорил), но когда золотой лев снял маску, оказалось, что «морда» у него была разбита очень основательно, ведь кулачище у коричневого был величиной с два моих. Когда коричневый увидел, кого он так разукрасил, колени у него подкосились. И это не от страха (он исключительно храбр), а от сознания, что он ударил самого императора. А какие лица были у всех присутствующих…

Но император пребывал в исключительном настроении и сообщил, что первый приз достается Коричневому льву (с тех пор его иначе никто не называет), который посмел выйти на поединок с Сыном Неба. Кроме того Коричневый лев получает должность наставника наследного принца.

Традиционно философия считается наукой всех наук. Соответственно, должность наставника философии предполагает твое старшинство над всеми остальными наставниками. И это правильно, ибо ум превыше силы.

Так что теперь ты должен будешь следить за тем, как учат наследника остальные наставники. Поэтому ты скоро познакомишься с Коричневым львом, который обучает принца бою с двумя тяжелыми дубинами. Тебе он понравится, редкого добродушия человек.

У принца получается не очень (телосложение не то), так что это для него, скорее, что-то вроде упражнения с тяжестями. Камни поднимать ему неохота, а вот махать дубьем нравится. Да и с Коричневым львом принцу повезло, тот ввиду своей природной доброты не способен гонять принца, как все прочие наставники. А наш принц, само собой, этим пользуется.

Неожиданно Ксан сменил тему:

– Не так уж мало людей, знающих Туй-Шоу, некоторые из них способны использовать эту технику в рукопашном бою; есть даже такие (впрочем, этих совсем мало), которые способны передать это мастерство своим ученикам. Но вот людей, которые сумели бы описать полную структуру Туй-Шоу, насколько мне известно, нет.

Ты человек ума, твоя работа думать. Так что попробуй сделать то, чего еще никто не делал: кратко, как это принято в древних трактатах, описать, из чего должно состоять «рабочее» Туй-Шоу.

– А то есть люди, – тут всегда спокойный Ксан ни с того, ни с сего завелся, – которые превратили Туй-Шоу в игру для богатых и сытых бездельников. И благодаря им Тай-Цзи-Цюань стали называть «шелковым кулаком и парчовой ногой».

– Я слышал еще одно название, – невинным голосом добавил я, – «Старушечий кулак».

– Вот, вот. Если так дальше пойдет, то он и станет боевым искусством для старух. Хотя, – тут Ксан неожиданно перестал кипятиться, – если взять Мэйли, дочь моего учителя, которая старше моего деда… Хотел бы посмотреть на здешних воинских наставников, встреться они с ней в поединке. Она, конечно, дама добрая, но при необходимости может быть весьма строгой. Так что «старушечий кулак» – это совсем неплохое название. А вот «шелковый кулак, парчовая нога»… – начал снова заводиться Ксан. – Так что составляешь список «частей», из которых должно состоять полное, целостное, «рабочее» Туй-Шоу. Чтобы я мог посмотреть на чье-то Туй-Шоу, сравнить его с твоим списком и сказать, настоящее это Туй-Шоу или «тряпичные руки-ноги».

Через несколько дней Ксан повел меня в самую известную столичную школу Тай-Цзи-Цюань.

– Для того, чтобы тебе было с чего-то начать, полезно будет посмотреть на что-то со стороны. А эта школа, думаю, подходит для этого больше всего. Там очень красиво, тебе наверняка понравится. Это роскошное место, где занимаются высшие чиновники и их сыновья. Все знают, что император практикует Тай-Цзи-Цюань, так что не изучать этот стиль стало считаться плохим тоном. Правда, никто не видел, как и чем занимается император, но после того «состязания львов» (так его прозвала дворцовая публика) все знают только, что его воинское искусство превосходно.

Так вот, раз сам Сын Неба занимается Тай-Цзи-Цюань, то всем остальным и само Небо велело следовать его примеру. Вот важные люди и следуют. И, сам понимаешь, как только появилась потребность, тут появились и желающие эту потребность удовлетворить.

Кстати, вот мы и пришли, – и Ксан показал на изумительно красивое, совершенно новое здание.

Я не специалист в архитектуре, но мне оно понравилось больше, чем императорский дворец. Такое, конечно, никому говорить нельзя, но по-моему дворец слишком велик и слишком помпезен. В нем так много золота, что начинает слепить глаза, он так огромен, что его, пожалуй, не обойти за неделю. Ну, может, быстро обойти и можно, но внимательно осмотреть точно не получится. А этот домина похож на новехонькую ладную игрушку. Вогнутая кровля, крытая аккуратной желтой черепицей, серо-зеленые стены, красные ворота с львиными головами вместо ручек, каменные звери при входе, деревянные перила второго этажа, обильно покрытые искусной резьбой, драконы на коньке крыши. В общем, полный набор, причем без перебора.

– Так вот, – продолжал Ксан, – не так давно в столице появился мастер, готовый передавать секреты Тай-Цзи-Цюань. Но только важным людям и за очень приличные деньги. Сам понимаешь, тут не деревня, для которой один мастер – это уже счастье, тут огромный город, где много мастеров, каждый из которых (разумеется, по его собственному мнению) лучший и каждый из которых с радостью возьмется обучать богатых и важных людей. Мастеров так много, что богатых людей на всех не хватает, и потому здесь у каждого свой контингент и свой район, в котором ему позволено оказывать свои «учительские услуги», а иногда даже и покровительство рыночным торговцам.

А тут вдруг в самом лучшем районе, неподалеку от императорского дворца некто строит роскошное здание и вешает на входе роскошную вывеску. Сам видишь, как умело написано. Еще бы не умело. Писал сын придворного каллиграфа. Тот и сам бы написал, но ему не положено. Напиши он хоть одну букву без приказа или соизволения императора… Да и некогда ему, он днями и ночами переписывает императорские приказы. Император смеется, говорит, что без императора империя вполне обойдется, а вот без главного каллиграфа остановится работа всех наместников, ибо всем известен его почерк и они шагу не ступят без документа, написанного его рукой.

А его сынку можно, вот он и написал, видишь какая красота! Вот на эту красоту и слетелись местные мастера. Но тут у них вышел облом, причем не только без драки, но даже без выяснения отношений. Оказалось, что мастер, открывший школу, – это младший сын мастера Лиу, который, ни много ни мало, основал свой собственный стиль Тай-Цзи-Цюань. Так что папаша встретил пришедших лично, они сделали вид, что очень рады встрече, попили чаю и разошлись. Потом Лиу уехал, а его сын остался.

И надо сказать, что на Лиу-папаше и его младшем сыне можно демонстрировать принцип: «Когда Ян достигает максимума, он переходит в Инь». Лиу-старший действительно мастер, достигший вершин искусства, можно сказать, что он находится на вершине Ян. А его младший сын – это уже Инь, простой ремесленник. Впрочем, нужно сказать, что все, что положено, он знает и умеет, ибо папаша Лиу весьма строг и, несмотря на некоторую «ленивоватость» младшего сынка, сумел обучить его подобающим образом.

Настоящего же мастера Лиу-старший сумел сделать только из своего старшего сына. Но у того учеников почти нет, ибо характер у него суровый и учит он очень жестко, я бы даже сказал жестоко, немногие выдерживают. Средний брат немного хуже, но тоже очень даже ничего.

Впрочем, младший брат, он же хозяин этой школы, тоже мастер. Он умеет ладить с нужными людьми, он ласков со всеми, он умеет сделать обучение воинскому искусству легким, приятным и безболезненным. Он расхваливает и распространяет семейную школу и, главное, он умеет зарабатывать деньги, чего никак нельзя сказать о его отце и старших братьях. Так что в их семье главным добытчиком является, пожалуй, он.

Но как бы то ни было, это нормально, ведь прежде его семья была известна только очень немногим знатокам и жила очень скромно. А теперь они богаты, их знают и уважают в столице. А все это заслуга младшего сына.

– Вижу, вы хорошо знаете всю семью Лиу, мастер Ксан, – сказал я.

– Еще бы! – расхохотался Ксан. – Я учился у папаши, а дрался со всеми тремя братьями.

– Но ведь, насколько мне известно, вы учились у старого Бао? – осторожно спросил я.

– Да, и отправлять меня на обучение и испытание к другим мастерам было частью его методики. Так что я ездил к Лиу дважды. Первый раз посмотреть, поучиться, осознать свое ничтожество и, соответственно, получить стимул к дальнейшему и более старательному обучению. Во второй раз я ездил, проучившись у Бао лет двадцать. И задача была другой: почувствовать свою силу. Тогда я дрался со всеми тремя братьями сразу. А потом, так чтобы никто не видел (ибо зачем позорить седины основателя собственного стиля), с папашей.

– И как? – с любопытством спросил я.

– Ну, если без подробностей, – ухмыльнулся Ксан, – то они меня уважают. Я бы даже сказал, очень уважают. Впрочем, думаю, ты сейчас сам увидишь.

И я увидел. Когда мы вошли в роскошный зал, к нам уже бежал толстенный мужчина. Несмотря на свои габариты, он двигался очень легко и даже грациозно. На его широченном лице была широченная улыбка, а руки он раздвинул так широко, будто собирался обнять не Ксана, а слона. Или, по меньшей мере, бегемота.

– Мастер Ксан! – кричал он, – какая честь для нашей скромной школы.

Я подумал, что школа никак не казалась скромной, как не казались скромными шелковый расшитый халат и упитанность Лиу-младшего. Самым скромным «предметом обстановки» здесь был спокойный худощавый Ксан, одетый в темно-серый, никак не расшитый халат.

– Позвольте представить вам господина Вейжа, старшего наставника наследного принца, – невозмутимо произнес он каким-то немыслимым, я бы сказал «незаметно-вежливо-ласковым», движением ускользая от объятий толстяка.

– Какая честь! – снова вскричал толстяк, переключая внимание на меня. – Возможно, господин Вейж выразит желание заниматься в нашей школе.

Я молчал, обалдев от такого эмоционального напора. Но за меня ответил Ксан:

– Все возможно, господин Лиу, – уклончиво сказал он. – Но сначала господин Вейж хотел бы посмотреть на то, как это происходит.

– Надо же, самое время! – восторженно всплеснул руками толстяк. Как раз сейчас у нас начинается занятие. Для таких дорогих гостей я проведу его лично. Думаю, вам понравится, к нам приходят только самые уважаемые люди.

И мы перешли в другой зал, где уже начиналась тренировка. Лиу царственным жестом отпустил двух парней (видимо, старших учеников), стоявших перед группой, и сам занял их место. Надо сказать, что выглядел он царственно и делал все просто прекрасно. Широкие, «просторные» движения, прямые «выстроенные» позы, в общем классика и красота. При этом каждое положение его тела было безупречным, его можно было проверять угольником и отвесом. И нигде не нашлось бы ни малейшей ошибки. Хотя мне показалось, что в передвижениях Лиу было некое застывание, какая-то «статуарность».

Такая манера исполнения очень отличалась от манеры Ксана, который, делая форму, перетекал из одного положения в другое в какой-то «мягко-вкрадчивой» манере, напоминающей «смену волн», когда непонятно, где закончилась первая волна и где началась вторая. Мало того, каждое его движение было каким-то «расплывчатым», «размазанным» и «неоднозначным».

Поэтому, если бы меня спросили, у кого лучше начинать учиться, я бы без сомнения посоветовал Лиу, у которого все было понятно: где начало и конец движения, что это движение означает и откуда исходит сила.

Туй-Шоу, которое демонстрировал своим ученикам Лиу, было самое простое: вертикальный и горизонтальный круги. Смотреть было бы не на что, если бы Лиу не показывал все сам. От его толчков ученики летали, как птички. Правда, надо сказать, что толкал он очень аккуратно и никто из них не испытывал не то что боли, но и не малейшего неудобства. Тем более, что повсюду были расстелены толстенные ковры, падать на которые одно удовольствие. Я бы и сам на такие попадал. Очень приятно: делать ничего не нужно: тебя мягко запускают в полет или бросают (не как попало, а со страховкой!), ты падаешь на мягкую подстилку. Можно было даже полежать, потому что Лиу никого не торопил, давая человеку возможность спокойно, с удовольствием встать и поправить одежду.

Хорошее занятие, настоящий отдых для тела и души. Все смеются, веселятся, шутят. Лиу действительно был искусником, я не увидел ни одного вспотевшего, уставшего или недовольного лица. О синяках и ссадинах, неминуемых при занятиях рукопашным боем, я даже не говорю. Видимо, такие «грубости» в этой школе были недопустимы.

А когда после занятия я увидел, что ученикам подают чай… Хотел бы я посмотреть на традиционную школу, в которой чай подают кому-то кроме учителя и его гостей. Максимум, что там могут подать ученику, – так это пару дополнительных оплеух. А тут одни чашки тончайшего фарфора чего стоили! А аромат чая просто привел меня в восторг.

В общем, мне очень понравилось, сам бы так каждый день занимался.

На Ксана все это не произвело никакого впечатления. Он остался столь же вежлив, сколь и спокоен. Выпив по чашке чая, мы поблагодарили за прекрасное зрелище, за чай и откланялись.

Увиденное Ксан никак не комментировал. Он лишь попросил меня сказать, что я думаю по поводу увиденной нами техники.

– Не техники самого господина Лиу, его учил его отец, и она безупречна, – уточнил он. – По поводу двух этих кругов, все ли там есть или чего-то не хватает?

Меня долго обучали настоящие мастера и я видел, что в ней много чего не хватает. Но начал я весьма осторожно.

– Ну, если это начальный этап…

– Для кого начальный, а для кого на этом все заканчивается, – отрезал Ксан. – Так что говори просто: чего там нет и что должно быть в Туй-Шоу, чтобы оно стало полноценным инструментом для обучения рукопашному бою. Ладно, – смилостивился он, – придешь, подумаешь, напишешь. Только коротко, без столь любимой тобой философии.

Через пару дней я принес Ксану вот такую записку:

• Короткое – длинное.

• Внутреннее – внешнее.

• Левое – правое. А точнее: левое – правое, правое – левое, правое – правое и левое – левое.

• Одна (рука) против одной, одна против двух, две против одной, две против двух.

• Верхнее – нижнее.

• Плоское – объемное.

• Прямое – изогнутое в руках (прямо – по кругу).

• Поверхность – точка.

• Руки – ноги.

• Удар – бросок.

• Захват – освобождение.

• Быстрое – медленное.

• Наведение – размыкание мостов.

• На месте – с шагом.

• Прямое – изогнутое в ногах (шаги прямо – или по кругу).

• Мягкое – жесткое.

• Длинная – коротая сила.

Я понимал, что написал крайне лаконично. Но Ксан же сам просил: «коротко и без философии». Интересно, что он теперь скажет.

Ксан внимательнейшим образом прочел записку, подумал и сказал: «На удивление просто и полно. Я бы даже сказал: просто, но всеобъемлюще. Прямо как в древних трактатах: все есть, но все настолько коротко, что остается непонятным. Как все это работает, мы разберем потом, когда ты будешь отрабатывать Туй-Шоу вместе с императором».

Кстати, насчет «коротко» ты справился, а «без философии» не обошлось.

– И где тут философия? – удивился я.

– А что, «Инь-Ян» не считается? – засмеялся Ксан, складывая и пряча листок.

Надо сказать, что складывал он бумагу весьма аккуратно. Поэтому была надежда, что Ксан не выбросит листок и мы еще поговорим об этом.

Кроме того, что я (спасибо Ксану!) имел возможность общаться с императором во время занятий Тай-Цзи-Цюань, он еще регулярно приходил посмотреть, как идет обучение его сына. При этом он иногда давал уроки и мне самому. По-моему, если бы у него было бы достаточно времени, он бы и сам прекрасно сумел обучить своего сына.

Мне очень мне нравились его уроки, которые были весьма разнообразны и неожиданны (среди них был даже «лингвистический»). Сам бы я до такого никогда не додумался.

– Как ты думаешь, – однажды спросил он меня, – какое слово чаще всего усваивают первым взрослые люди, начиная изучать иностранный язык?

– Ну, не знаю… – задумался я, – всякие там «я, мне, мое, дай, делать, быть». Ну, еще «здравствуйте – прощайте», «спасибо – пожалуйста», «простите – извините».

– Это взгляд образованного и воспитанного человека, – засмеялся император, – любой же купец знает, что куда бы он ни попал, все эти сопли в виде «спасибо – пожалуйста», «простите – извините» ему вполне заменят деньги. Так что первое иностранное слово, которое узнает человек, – это название местных денег. Ну, еще числа, но опять же только для того, чтобы считать эти самые деньги. И, заметь, никто из нас не знает ни одного слова из языка окружающих нас царств, но все мы знаем, как называются тамошние деньги.