Текст книги "Мишахерезада"
Автор книги: Михаил Веллер
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Лысый кукурузник
Хрущевская эпоха началась с того, что первоклассникам не велели в стихах из «Родной речи», как назывался учебник чтения, читать строчки про Сталина. «Спасибо, нашэ́ – э любимый, за речи твои и дела». «Это здесь товарищэ́ – э дважды вел с врагами биться Красной Армии солдат: за Царицын! за Царицын! а потом: за… гм… мм… Сталинград!»
Наши родители впали в легкую растерянность. Репрессированные и гуманитарно грамотные составляли все-таки меньшинство. А большинство были нормальные лояльные граждане с промытыми мозгами и позитивными установками. Извещение о том, что любимый и великий вождь лучшего и первого в мире государства трудящихся, нашей великой и славной Родины, оказался сволочью и преступником, людей шокировало, выражаясь сегодняшним языком. Оно их не шокировало, оно их таки потрясло. Это сокрушало устои мировоззрения. Это был конец света. Если Сталину не верить – кому и чему можно тогда верить вообще???!!!
Это была дискомфортная новость. И источник этой новости был источником дискомфортности. Хрущев укрепил свою политическую власть. Провозгласил исторически необходимый новый курс и свалил грехи старого курса на предшественника. Но, запачкав грязью отца любимого и могучего – утерял тем самым психологическую возможность стать любимым и великим самому. Он облил дерьмом самую возможность любви к могучему государю, подорвал веру в возможность такого славного и мудрого государя вообще. Уж если Сталин, великий из великих, оказался негодяй и преступник, – то кому ж под силу стать «лидером нации»? А вы все где были?! Все вы твари продажные. Нет правды на свете.
Народ впал в политический нигилизм, и уже не выпадал из него вплоть до крушения Советской Власти. Мао Цзе-дун, будучи мудрее Хрущева, недаром вознегодовал по поводу низвержения иконы Сталина. Разрушение культа непогрешимого вождя – это разрушение основы развития коммунистического режима!
А теперь взгляните на Китай и на Россию – и скажите, чьи вожди умнее.
За Хрущева были все репрессированные и их родня, а также большинство людей науки и культуры. Они были не столько за Хрущева – сколько против тоталитаризма. Хрущев был прав, что убрал страх и концлагеря.
«Никита сделал святое дело. Я за него правую руку отдам!» – говорил один из моих дядей, вернувшись из Воркуты.
Но – сочетание внешности колобка, революционной патетики балтийского матроса и биографии сталинского приспешника – обеспечивало ему любви не больше, чем плановый привес обеспечит свинью апельсинами.
Величие предначертанных свершений диссонировало с образом маленького лысого толстячка, иногда неумело потрясавшего пухлым кулачком. Он выглядел пародией на собственные призывы.
Русский народ склонен к авторитаризму. Нам потребен вождь великий и могучий. Сильный и строгий. Страшный и справедливый. Чтоб милость к достойному оттенялась карой нерадивому. Мы презираем того, в ком не чувствуем силы сломать нам хребет, и его милость не имеет в наших глазах цены, ибо похожа на слабость. Иван. Петр. Великий Джо. Кто может казнить и миловать – тот люб.
Боятся – значит уважают. О, народ себя знает!
Таким образом, хрущевский хабитус и облико морале обеспечили стойкое неуважение к власти и издевательство над ее святынями.
Один из секретов восхождения Хрущева к вершине власти – он обладал талантом внушать каждому чувство превосходства над собой. И, ставя подножки, выкинул всех соратников. Однако выкинуть из страны народ он не мог. Он получил власть! Но уже не мог выйти из образа придурка! Он был создан для этого образа.
Он был умный сильный человек – но народ видел в нем клоуна без силы и без мудрости. Не уважал!
Популярностью в анекдотах с ним мог соперничать только Чапаев:
«– Как живете, товарищи? – шутливо спрашивает Никита Сергеевич, приехавший в колхоз. – Хорошо, Никита Сергеевич! – шуткой на шутку отвечают колхозники». Таков самый невинный из анекдотов.
Американцы высадились на Луну. Достали карту, размечают: – Здесь у нас будет ракетная база, здесь аэродром, здесь казармы… – Вдруг из какой-то щели выскакивает лунный житель: – Однако нету места, все занято! – Как это так?!.. – А тут уже такой маленький лысенький был, все кукурузой засеял!
Однако следует отметить: народное чувство к Хрущеву было пренебрежительным – но позитивным! С нотой самокритичного веселья. Из всех российских правителей он возбуждал более всего юмора в свой адрес, и юмор этот не был злым.
«Хрущев и Кеннеди заспорили, у кого больше пьют, и распалившийся Кеннеди хлопнул на стол маузер и пачку патронов: – Вот иди, и увидишь у нас кого пьяного – стреляй! – Вечерняя газета выходит: „Сенсация! Сенсация! Какой-то лысый гангстер в маске перестрелял все советское посольство!“»
В 1961 году закончилась колониальная система. В СССР это подавалось как победа свободолюбивых народов, хотя это была победа американской демократической экономической системы и свободной торговли: колонии стали убыточны. Длинная и многопалая советская рука протягивала помощь всем, кто объявлял любовь к социализму. Фольклор отреагировал мигом:
«Марсиане прилетают в Советский Союз, их везут в Кремль, а Хрущев в поездке. Ну, жена их встречает, расспрашивает. Ой, говорят, плохая жизнь на Марсе, урожаи плохие, тепла мало. Она пугается: вы только мужу не рассказывайте, а то он сейчас же помогать полетит!»
И однако восьмилетняя эпоха правления Хрущева, если считать с 1956 по 1964 год, была великим временем!
В 57-ом этот лысый мальчуган разбросал и выкинул в нети всю сталинскую гвардию (!): Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов и «примкнувший к ним Шепилов». В 62-ом Сталина убрали из Мавзолея. При этом:
В 57-ом СССР запустил первый спутник в космос.
В 61-ом – человек Страны Советов в Космосе!
Куба пошла по пути социализма. Соцлагерь запустил щупальце в западное полушарие, в подбрюшье США! Наш союзник, наша база!
Насер получил от Никиты Героя Советского Союза, мы построили им Асуанскую плотину, наши специалисты прошпиговали весь Египет, египетская армия вооружалась советской техникой, советские подводные лодки базировались в Средиземном море на Александрию. Сбылась двухсотлетняя мечта Российской Империи: впервые после Екатерины Великой русский флот не только вышел в Средиземку, но получил там базы! И – впервые Россия получила плацдармы на Ближнем Востоке, что не удалось ни Николаю I, ни Александру II, ни Сталину.
Да: Никита подарил президенту Сукарно 2-ю Тихоокеанскую эскадру, пришедшую с визитом дружбы. Пикантная история, цезарский жест! Морячки летели обратно во Владивосток самолетами. Но – впервые мы получили плацдарм в Южных Морях, в Индонезии, далекая Океания! Союзники, экономический обмен, политическое влияние!
Сирия наша, Вьетнам наш, шахиншах Ирана – наш лучший друг! Лысый умел выстраивать политику, в отличие от нынешних уродов.
Он порезал бомбардировщики? Да. И он был прав. Мы не так богаты, как американцы. На все нет денег. Завтрашний день – за ракетами. И пока Хрущев был жив – Королев мог делать свое, и его не съедали. И против наших ракетоносителей у американцев противоядия не было. И наши ракеты были мощнее и выносили на орбиту больший груз.
Он порезал корабли? Да. И он был прав. Завтрашний день – за ударными атомными ракетными подводными лодками. Крейсерами глубин. И подводные крейсера сходили со стапелей сериями, и загружались ракетами подводного пуска с ядерными боеголовками, и уходили на боевое дежурство в квадраты под американским берегом, и американский адмиралитет лечился от инфарктов и требовал у конгресса денег и лодок, потому что у русских их больше.
Это при Хрущеве СССР стал сверхдержавой.
И сэкономленные от оборонки средства впервые пошли в жилье для народа. В машины и текстиль для народа, в жратву и обувь, часы и косметику. Хоть все и хреновенькое, но хоть какое было счастьем.
Он отрезал у колхозников подсобные участки – но он дал им пенсии, паспорта и хоть какие деньги на трудодни. Деревня перестала быть крепостной. У деревни появились хоть какие деньги. И прошедшая отрицательную сталинскую селекцию, дегенерирующая в условиях советской плановой экономики, – деревня стала спиваться. Когда разразился неурожай 1963 года, и покупали зерно в Америке и Аргентине, и стояли очереди за хлебом с примесью гороховой и кукурузной муки, и был бунт в Новочеркасске и убитые, – от голода, однако, не умер ни один человек. А за десять лет до этого при Сталине – не забалуешь! Прикажут – подохнешь.
Это при Хрущеве появились вершины литературной эпохи – Евтушенко и Вознесенский, Аксенов и Гладилин. О, потом он орал, и матерился, и поучал, и унижал. Но никто не был исключен, осужден, репрессирован.
Может ли пепел жертв стучать в сердце палача? Все может быть в жизни. Визы всей верхушки стояли на расстрельных списках сталинской эпохи. Умер начальник лагеря, и они хотели забыть свое прошлое. Никто не лишен тяги к добру для людей.
Расстреляли валютчика Рокотова по вновь принятому закону, придав ему обратную силу. Но Рокотов, черт возьми, был потребитель, который за свою жизнь ничего не создал и никому ничего хорошего не сделал. Паразит типа нынешних биржевых спекулянтов, высасывающих страну, как пауки. Хотя расстреляли не по-честному, и не по вине кара.
Выслали за 101-й километр на два года Бродского за тунеядство. Общее пожелание сверху претворилось в конкретный суд внизу. Народ у нас – только свистни: и каждый второй записывается в лагерные вертухаи. Ну? И в результате Хрущев сделал Бродскому биографию, что справедливо отметила Ахматова.
А вообще он в старости стал добрый, Мыкыта. Он сталинские унижения помнил. Народ его не боялся – великое благо.
…После него мы прогадили все внешнеполитические достижения. Утеряли первенство в космосе. Узаконили блат – «блат» – как тогда назывались низовые формы коррупции, все делалось по знакомству, по обмену услугами. Перестали верить во что бы то ни было. И добродушная издевка над генсеком сменилась сарказмом.
Это при нем построили Братскую ГЭС. И подняли Целину. И первые студенческие стройотряды поехали летом на дальние стройки страны – не за баблом, а за смыслом жизни, который в служении великой стране. Было такое дело.
Бровеносец Потемкин
В октябре 1964 космонавты вернулись с орбиты, дни идут – а их в Кремле все еще торжественно не принимают. А была традиция. Каждый космонавт – всенародное событие. Куда делись?
О-па! Снимают Никитку. И «козмонавты» идут радостно по ковровой дорожке на Мавзолей докладывать свежей русской тройке: Брежнев, Косыгин, Подгорный.
Через полвека роль космонавтов перейдет ко взяткам. Со сменой начальника дела встают: все ждут, кому теперь заносить следует.
Народ скорее радовался. По слухам, традиционно заменяющим в России информацию, Хрущев на политбюро каялся, хотел остаться любой ценой, признавал волюнтаризм, обещал прислушиваться к партайгеноссен. Ан радостно выкинули. И приняли достойное, верное, ленинское решение: больше никогда не сосредоточивать всю власть в одних руках. Генсек отдельно, премьер отдельно, председатель Президиума Верховного Совета – отдельно. Надежный и покладистый партиец Брежнев, опытный крепкий хозяйственник Косыгин и квалифицированный бюрократ-делопроизводитель Подгорный. И они втроем стояли на Мавзолее, лучась демократизмом, справедливостью и дружелюбием друг к другу. А космонавты, как персонификация всенародной любви, встали между ними и вместе приветствовали страну.
Народ – он дурак, вечно ерничал мой приятель-однокашник Бобка Сидорков. После окончания университета мы все отправились кто куда, а Бобка стал преподавать в Академии дипломатии. Это я к тому, что народ радовался. Народ приветствовал мелкое свержение некоторого культа личности Хрущева, не соображая, что пребывает культ личности кресла – Дорогой Товарищ Генеральный Секретарь Любимой На Хрен Партии.
Но сначала новая метла недолго демонстрирует, что она умеет чисто мести и только о том и мечтает. Врет, помело с палкой!
1964–1965, первый год после снятия Хрущева, свобода стояла неслыханная. Народ аж ржал. У Райкина была реприза «Партбюрократ»: «Партия учит нас, что при нагревании газы расширяются». В телевизоре! Все балдели.
А потом, а потом, а потом посадили Даниэля и Синявского. За невинные, в сущности, книги, но опубликованные за бугром. В газетах скандально-патриотически освещался процесс над врагами. Виртуальный народ негодовал, реальный народ скорее плевал на это все, интеллигенция не могла поверить, что оттепель кончилась…
Старик Борщаговский, когда-то знаменитый «космополит № 1», с него, театрального критика, началась в прессе сталинская «борьба с космополитизмом», старик Борщаговский уже в глуховые годы брежневского конца говорил мне: «Миша, не было эпохи большего исторического оптимизма, чем начало шестидесятых. Народ искренне поверил в светлое будущее, оно было – вот!»
Исторический оптимизм народа напоролся на политический реализм Партии. Как «Титаник» на айсберг. Рваный борт уже скрежещет, а он все прет по инерции.
Шестидесятые – это перелом от веры и возможности – к безверию и невозможности. Совейский марксизьм-социализьм ортодоксировался. Не надо думать! Повторяй за Партией!
Облик правящего триумвирата изменился с незаметностью Чеширского кота, постепенно растаявшего в воздухе до состояния автономной улыбки. Глупо-готовная улыбка Подгорного исчезла первой, вместе с окружающей ее лысиной и остальными частями тела. Косыгин слинял, осел, посерел и стал малозаметным и безгласным. Их счастливые портреты исчезли из первых рядов демонстраций. Выражение наступательного восторга реинкарнировалось с хрущевских портретов на сменившие их брежневские. Плевать, чье изображение вставлять в оклад иконы! Партия, «ум, честь и совесть нашей эпохи», коллегиальным решением одаряла народ «дорогим товарищем». Во главе. И лично вам, дорогой. Под руководством нашего. Под мудрым руководством. Рапортуем вам. Обещаем вам. Клянемся.
За Леонидом Ильичом мы с полновесным кирпичом.
Полюбил я сгоряча Леонида Ильича.
С Леонидом Ильичом нам все преграды нипочем.
Все вперед к плечу плечом за Леонидом Ильичом.
Красавец-молдаванин.
А почему это мой бюст с женскими грудями. Это что, значит? Это аллегория. Левой грудью вы кормите страны социалистического лагеря. А правой? А правой – развивающиеся страны народной демократии. Да? Гм. А чем же я кормлю свой народ? Леонид Ильич, но ведь вы заказывали только бюст!
Черт. Ведь мы еще верили в коммунизм. Хотели верить. Еще Вознесенский писал поэму о Ленине (тоже внес вклад в Лениниану). Еще Евтушенко рубил воздух: «Если мы коммунизм построить хотим / трепачи на трибунах не требуются. / Коммунизм – это мой самый высший интим / а о самом интимном не треплются!»
В шестьдесят седьмом году ОАР (Объединенная Арабская Республика, Египет с Сирией, Насер главный) закрыла Акабский залив, решительно выдавила миротворцев ООН, затоварилась советским оружием и выпустила марки «Смерть Израилю» с ножом, воткнутым в карту. Израиль ударил первый, уничтожил египетскую авиацию, захватил Синайский полуостров и Голанские высоты. Шестидневная война закончилась разгромом армий Египта и Сирии. Учитывая пятидесятикратное превосходство арабов в территории, пятнадцатикратное в численности населения и четырех-семикратное в вооружениях и численности армий, наши друзья и союзники прогадили все.
Это весьма отразилось на настроениях советского общества. Газеты и лекторы говорили о гадстве израильских агрессоров. Что должно было резонировать традициям антисемитизма. Однако личико Насера воспринималось без комментариев как рожа противная. А то, что они побросали наше оружие, воспринималось с презрением. И вообще, когда маленький ловко и быстро бьет большого, это рождает невольную симпатию.
А в Израиле жили и воевали масса наших эмигрантов. В том числе ветераны Отечественной войны. А арабы во время войны сочувствовали Гитлеру. Но наши специалисты и инструкторы сейчас воюют вместе с арабами против евреев. Но арабы какие-то недоделанные.
Типичный анекдот эпохи: «Вы слышали? Вчера наши сбили семь наших самолетов!»
Постепенно включились «Три „не“ относительно евреев: не принимать, не увольнять и не повышать», – утверждала молва.
Перелом эпохи – Пражская Весна-68. Поляризация общества. Большинство: «Иначе бы ФРГ туда ввела войска! Мы не могли позволить расколоть соцлагерь! Наши солдаты спали под танками, не отвечая на оскорбления!» Откуда информация? – из газет и лекций. Меньшинство: «Позор. Оккупанты. Какие свободы?.. Не будет никому социализма с человеческим лицом».
Появились политзаключенные – узники совести.
Стали бороться с политическими анекдотами.
Политическая разрядка кончилась. Шла гонка вооружений.
Идеологическая борьба и нетерпимость к «чуждым» точкам зрения.
Ловля ведьм в искусстве. Соцреализм по форме и содержанию.
Карьеры стали медленными и трудными. Все места были прочно заняты. Новации и пертурбации хрущевской эпохи, создание отраслей и институтов, приемы чохом в опустевшие за сталинское время творческие союзы, тридцатилетние доктора наук, – все осталось в прошлом.
И одновременно – росло производство товаров и услуг! Жизнь становилась сытнее и благоустроеннее. Любой мог позволить себе тортик, или бутылку шампанского, или приличный костюм. Работай себе спокойно на месте, и если приложишь немного усилий и ума – получишь через десять лет квартиру, или запишешься в кооператив (квартирный только, конечно), или, обходясь только самым необходимым, накопишь лет через пять на машину, сумей только записаться в очередь на покупку. Это относилось ко всем, кто зарабатывал двести рублей. Меньше – тем туговатей, но тоже жили. На рубеже семидесятых перетрясли «Юность», сняли Твардовского с «Нового мира», сбежал в Англию Кузнецов. Выгнали Солженицына, съехал Гладилин, лишили гражданства Аксенова.
Брежнев – это застой. Затыкались щели, утишались волны, редактировались речи, цензурировались намерения. И над всем – это приятное, позитивное, жизнелюбивое, доброе и вполне тупое лицо. Он был близок народу – не болел духовностью.
Он любил награды. Принимал их от коллег со слезами умиления. Он ложился на операцию по расширению груди, а то звезды не помещались; была такая шутка.
Придворные лизоблюды объявили его выигрывателем войны и поднимателем Целины – как ранее Хрущева. Наемные журналисты написали трилогию – «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина». Трилогия молниеносно получила Ленинскую премию по литературе. Ублюдки из правления Союза писателей нарекли ее шедевром на уровне «Войны и мира».
Начальствующее холопство и холопствующее начальство. Отличительная черта русской государственности. При Лене – пышным цветом. Чувство собственного достоинства – архаичная метафора.
Леня был – никакой.
Он ничего не делал. Не принимал никаких решений. Ничего не создавал и не разрушал.
Дрова сгорали, котел грелся, крышка разбалтывалась, – и Леня помалу подкручивал гайки и поправлял поленья. Режим лежал на сохранении, пока не разродился катастрофой.
Если при нем затевался БАМ как всенародная стройка энтузиазма и единения патриотизмом – он кончался тихим пшиком.
А в 69-м произошла малая советско-китайская война – бои за остров Даманский, – и Китай определился как отчетливый враг, и международная напряженность выросла еще на градус.
А в 69-м американцы высадились на Луне – и в газетах об этом были две строчки внутри полосы. Мы проиграли космическое соревнование, и стали молчать. Несколько лет спустя, работая в школе, я спрашивал своих учеников – они не слышали о высадке людей на Луну. Некоторые неуверенно называли Гагарина или Титова.
В Индонезии произошел переворот, и нас оттуда выперли.
Египет прогадил войну 73-го года, и нас оттуда выперли, территориальный вопрос был улажен американцами.
Куба была нищей страной бездельников, и все это рассказывали.
Попытка социализма в Чили кончилась переворотом, и нас оттуда выперли.
Будем справедливы! – из Вьетнама выперли американцев. Но ситуацию в СССР это никак не улучшило.
А в канун Нового 1980 года мы ввели войска в Афганистан, и это стало началом конца.
В стране процветал «швейкизм»: все думали одно, говорили другое и делали третье. Официальное лицемерие достигло небывалого совершенства. Лгали о расцвете, преданности и любви со всех трибун.
Политбюро сделалось филиалом дома хроников. Они уже с трудом говорили, с трудом двигались, с трудом пытались соображать.
Миновав пик обеспеченности, граждане ловили дефицит по очередям. Исчезало масло, сахар, сыр, сигареты, носки, трусы, мука, гречка, чай и кофе, лимоны и кефир. Это в столицах «исчезали». В регионах они изредка «появлялись». Ну, это уже, конечно, преувеличение. Просто там было хуже.
«Колбасный десант» в электричках из Москвы – это же не сказка.
Торт «Леонид»: как «Наполеон», только без масла, без яиц, сахара и муки.
Товарищи, в тексте доклада слова «сосиськи сраные» следует читать «социалистическое соревнование».
М-да: «Брат мой, когда подданные говорят, что король добр, это означает, что царствование не удалось». Наполеон понимал насчет правления…
Боги мои!!! Про него нечего сказать, кроме как про дефекты речи, распад соображения и координации, любовь к охоте и быстрому вождению автомобиля; общая невредность и страсть к хоккею по телевизору, старческая сентиментальность и детское тщеславие. Отечественные сигареты «Ява» специзготовления.
Брежнев был консерватор. Он консервировал все что мог. Он верно руководствовался армейским принципом: не тронь – не сломается. Жизнь СССР продлилась без лечения и стала агонией.
Консерватизм перешел в маразм. Шутки в адрес генсека наливались презрением и бешенством. Брежнев научил презирать и ненавидеть свое государство. Мы стали ему чужими у себя дома.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.