Текст книги "Мишахерезада"

Мы пели

 
А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги.
 
 
Поезд длинный смешной чудак,
знак рисует, чертит вопрос:
Что же что же не так, не так,
что же не удалось?
 
 
Люди идут по свету.
Слова их порою грубы.
Пожалуйста, извините, —
с улыбкой они говорят.
Но тихую нежность песни
ласкают сухие губы,
и самые лучшие книги
они в рюкзаках хранят.
 
 
Опять тобой, дорога,
желанья сожжены.
Нет у меня ни бога,
ни черта, ни жены.
Чужим остался Запад,
Восток – не мой Восток.
А за спиною запах
пылающих мостов.
Сегодня вижу завтра
иначе, чем вчера:
победа, как расплата,
зависит от утрат.
А мы уходим рано,
запутавшись в долгах,
с улыбкой д’Артаньяна,
в ковбойских сапогах.
 
 
Ты у меня одна,
словно в ночи луна,
словно в степи сосна,
словно в году весна.
Нету другой такой
ни за какой рекой,
ни за туманами,
дальними странами.
 
 
В тех странах в октябре еще весна,
плывет цветов замысловатый запах.
А мне ни разу не пригрезился во снах
туманный Запад, неверный дальний Запад.
Никто меня не поджидает там,
моей вдове совсем другое снится.
А я иду по деревянным городам,
где мостовые скрипят, как половицы.
 
 
Если друг
оказался вдруг
и не друг, и не враг,
а так.
 
 
Над Канадой, над Канадой
солнце низкое садится.
Мне давно уснуть бы надо,
только что-то мне не спится.
Над Канадой небо синее,
меж берез дожди косые.
Хоть похоже на Россию,
только все же не Россия.
 
 
Идет на взлет по полосе мой друг Серега,
мой друг Серега, Серега Санин.
Сереге Санину легко под небесами,
другого парня в пекло не пошлют.
То взлет, то посадка,
то снег, то дожди.
Сырая палатка,
и писем не жди.
 

Здесь надо сделать перерыв, отложить гитару, затянуться протянутой сигаретой, здесь все молчат, и это молчание в такт, здесь горит свеча в бедной комнате общежития, или фонарь во дворе, или костер в лесу, или автомобильная покрышка в пустыне, здесь еще не решены судьбы, еще бесконечно будущее, еще огромна и могущественна страна, даже если эта мать несправедлива, здесь твоя жизнь ищет свой смысл, твоя любовь жаждет единственное обретение, здесь поколение соединяется в братстве, перед тем как врозь ринуться каждому по тропе трудов и лет, но как связка снопа, как перетяжка прутьев в ветшающей человеческой метле, за тонкой перегородкой памяти всегда здесь звучание и слова, неопределимая значимость настроения и счастливая печаль надежд и грядущих потерь: это ветер времени, воздух эпохи, этот нотный рисунок ложится на душу, как татуировка, и душа твоя томится ощущением неизбежности и непоправимости будущего, проницая грань жизни и смерти и влекомая делами и потерями ценою в жизнь. Короче, хочется выпить и добавить, хочется любви и геройства, хочется гордиться и оплакать величественную и прекрасную трагедию жизни, по возможности собственной. Звенят стаканы, летят искры, мы готовы к судьбе и согласны платить цену, потому что это и есть счастье – платить высшую цену за желанную судьбу.

 
Министры – шулера,
король – дурак,
шуты, шутя, играют в короля!
 
 
Мы мечтали о морях-океанах,
собирались прямиком на Гавайи,
и как спятивший трубач спозаранок,
уцелевших я друзей созываю!
Уходят, уходят, уходят друзья,
одни в никуда, а другие в князья.
В осенние дни и в весенние дни,
как будто в году воскресенья одни…
Уходят, уходят, уходят, уходят мои друзья.
 
 
Ах Караганда, ты Караганда,
ты уголек даешь, да на-гора года,
кому двадцать лет, кому тридцать лет,
а что с чужим живу – так своего-то нет.
Ка-ра-ганда!..
 
 
Проходит жизнь, проходит жизнь
как ветерок по полю ржи,
проходит явь, проходит сон,
любовь проходит, проходит все.
 
 
Покрепче, парень, вяжи узлы.
Беда идет по пятам.
Сегодня ветер и волны злы,
и зол как черт капитан.
Лицо укутай в холодный дым,
водой соленой омой —
и снова станешь ты молодым,
когда придем мы домой.
 

Песня – это была свобода. Мы пели только то, что не показывали по телевизору, не слышали по радио, не печатали в книжках и журналах. Если прорывался Высоцкий – это была наша победа: это от нас он пришел и к ним тоже, официальным, но не от них к нам.

 
Корабли постоят, и ложатся на курс,
но они возвращаются сквозь непогоды.
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
я коней своих нагайкою стегаю, погоняю!
 
 
Уходим под воду
в нейтральной воде.
Мы можем по году
плевать на погоду,
а если накроют
локаторы взвоют
о нашей беде!
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья!
Спасите наши души, спешите к нам!
 

Понимаете, любое время имеет свой музыкальный фон. Свой поэтический задник. И этот нестройный мелодичный гул – сумма внутренних движений народа. Скажи мне, что вы поете, – и я скажу вам, что вы за люди. Самовыражение.

 
А что за мною? Все трасса, трасса,
да осенних дорог кисель,
как мы гоним с Ростова мясо,
а из Риги завозим сельдь.
Что за мною? Доставка, до́быча,
дебит-кредит да ордера,
год тюрьмы, три года всеобуча,
пять войны, но это вчера.
Что за мною – автоколонны,
бабий крик, паровозный крик,
накладные, склады, вагоны…
Гляну в зеркальце – я старик.
 
 
Вы слышите – грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки:
вы поняли, куда они глядят.
Вы слышите – грохочет барабан:
солдат, прощайся с ней, прощайся с ней!
Уходит взвод в туман, в туман, в туман,
а прошлое ясней, ясней, ясней!
А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
А по полям жиреет воронье.
А по пятам война грохочет вслед.
 
 
Она была во всем права,
и даже в том, что сделала,
а он сидел, дышал едва,
и были губы белые,
и были черными глаза,
и были руки синими,
и были черные глаза
пустынными пустынями.
 
 
Нас разбросал людской водоворот.
Идут года, растет зеленый лед,
но все равно: сквозь память напролет
по набережной девочка идет,
она в снегу, как в голубом огне,
она спешит, она идет ко мне.
 
 
Пони девочек катает,
пони мальчиков катает,
пони бегает по кругу и круги в уме считает.
 

В этих песнях, в этих стихах с нехитрой мелодией было все, что надо: романтика и идеал, любовь и смерть, война и подвиг, юность и старость, тюрьма и родина. Иногда это была очень наивная романтика, очень жестокий надрыв и очень примитивная лиричность. Высокая поэзия мешалась с уличным самопалом, как шампанское с сивухой, но искомый эффект достигался: было хорошо.

 
Кто позабыл своих невест,
кто третий месяц рыбу ест,
кому приносит злой норд-вест
по пуду горькой соли:
Святая Дева, Южный Крест,
Святая Дева, Южный Крест,
Святая Дева, Южный Крест
и твердые мозоли!..
 
 
Спасибо вам, святители,
что плюнули да дунули,
что вдруг мои родители
зачать меня задумали
в те времена далекие,
теперь почти былинные,
когда срока огромные
брели в этапы длинные!
 

Встанем и выпьем поименно за тех, кто вкладывал не уча: что жажда жизни, тоска по счастью, притяжение великих дел и любовь к родине – это одно чувство. Галич, Городницкий, Окуджава, Визбор, Кукин, Анчаров, Клячкин, Ким. Высоцкий. И еще сто…

 
Вставайте, граф! Рассвет уже полощется,
из-за озерной выглянув воды.
И кстати, та вчерашняя молочница
уже поднялась, полная беды.
Она была робка и молчалива,
но Ваша честь, от Вас не утаю:
вы несомненно сделали счастливой
ее саму и всю ее семью.
И граф встает. Ладонью бьет в будильник.
Берет гантели. Смотрит на дома.
И безнадежно лезет в холодильник —
а там зима, пустынная зима.
 

Нет – было одно официальное исключение: пели все:

 
Ваше благородие
госпожа удача,
для кого ты добрая,
а кому иначе.
Девять граммов в сердце
постой, не зови:
не везет мне в смерти —
повезет в любви!
 

Обратные примеры были ужасны, когда юные девушки в постукивающих вагонных сумерках затягивали лирично:

 
Веселей, ребята! Выпало нам
строить путь железный, а короче – БАМ.
 

Души требовали песен, а петь можно было только то, что знали… Милых певуний хотелось заткнуть и отдать в детский дом на перевоспитание.

 
В Кейптаунском порту,
с пробоиной в борту,
«Жаннета» поправляла такелаж!
 

Вот с этого в школе и начиналось самостоятельное существование в социально-эстетическом пространстве. Что логически перетекало в крамолу:

 
А по Брежневу мы движемся вперед!
Ну а если он, того, маненечко помрет, —
то скажет всю правду нам История,
та самая, которая
ни столько, ни полстолько не соврет!
 
 
И не церковь, и не кабак,
и ничего не свято.
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!
 
 
У Геркулесовых Столбов лежит моя дорога.
Пусть южный ветер по утрам в твою стучится дверь.
Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,
И вина сладкие не пей, и женихам не верь.
 

Я хотел только сказать, что какое время, такие и песни. Что поешь – то живешь. Нет, ну классик же тоже говорил, типа: ни в чем не выражается душа народа так, как в песнях.

 
Как на Дерибасовской, угол Ришельевской,
в восемь часов вечера разнеслася весть:
как у нашей бабушки, бабушки-старушки,
четверо налетчиков отобрали честь!
 
 
На морском песочке
я Марусю встретил:
в розовых чулочках,
талия в корсете.
 
 
И вдали мелькал его челнок
с белыми, как чайка, парусами.
 
 
А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
и когда наши кони устанут степями скакать,
и когда наши девочки сменят шинельки на платьица, —
не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять.
 

Воздух календаря

– 1953 год

Похороны Сталина. Расстрел Берии.

– 1954 год

Начало освоения Целины. Призывы на комсомольские стройки.

Повесть Эренбурга «Оттепель» даст имя эпохе.

– 1955 год

Создание Варшавского договора: соцлагерь против НАТО.

– 1956 год

XX Съезд КПСС, разоблачение культа личности Сталина, осуждение террора.

Восстание в Венгрии, его подавление советскими войсками.

Суэцкая война – Египет с СССР против Израиля с Англией и Францией.

Летает первый советский реактивный лайнер Ту-104.

Начало массового жилищного строительства – «хрущевки».

Выпуск автомобиля «Москвич-402».

– 1957 год

Первый космический спутник Земли – СССР открыл космическую эру.

Антипартийная группа (Молотов, Маленков, Каганович и «примкнувший к ним Шепилов») пыталась сместить Хрущева, который в результате вычистил сталинскую гвардию из Партии.

Всемирный Фестиваль молодежи и студентов в Москве.

Спущен на воду ледокол «Ленин» – первый в мире надводный корабль с ядерным реактором.

Роман Ефремова «Туманность Андромеды».

Фильм «Летят журавли».

– 1958 год

Скандал с присуждением Нобелевской премии Пастернаку фактически за «Доктор Живаго».

Восьмилетнее школьное образование стало обязательным, в вуз можно поступать только с двухлетним трудовым стажем.

Фильм «Последний дюйм».

Выходит автомобиль «Волга», «Победа» снята с производства.

– 1959 год

Впервые человечество увидело обратную сторону Луны – снимок передан советской космической станцией.

Победа революции на Кубе – первое социалистическое государство в Западном полушарии.

Всесоюзная перепись населения – нас 209 миллионов (в 1989 г. будет 286 млн).

Урезание личных подсобных участков, запрет держать скот.

Фильм «Баллада о солдате».

– 1960 год

1 мая над Свердловском сбит американский разведывательный самолет У-2, пилот Френсис Гари Пауэрс захвачен.

Сокращение армии «миллион двести» (вместе с сокращениями 1955 и 1958 гг. это составит 3 млн 300 тыс. человек).

«Год освобождения Африки» – 17 стран обрели независимость, колониальная система ликвидируется.

– 1961 год

Полет Гагарина в космос.

Денежная реформа: укрупнение 1 за 10, маленькие купюры.

Испытания 100-мегатонной супербомбы на Новой Земле.

Президентом США становится Кеннеди.

Построена Берлинская стена.

Запущен первый агрегат Братской ГЭС – крупнейшей в стране, самой знаменитой всесоюзной стройки.

Самый многотиражный в мире литературный журнал «Юность» (выходит с 1955 г., главный редактор Валентин Катаев) печатает «Звездный билет» Аксенова. Евтушенко, Вознесенский, Аксенов и Окуджава – главные авторы молодой половины читающей страны.

XXI Съезд КПСС принимает 20-летнюю программу построения коммунизма.

Сталина выносят из Мавзолея.

– 1962 год

Карибский кризис: грань ядерной войны.

Неурожай, закупки зерна в США, хлеб с гороховой и кукурузной мукой, повышение цен на продукты.

Хрущев в Манеже на выставке современной живописи: скандал!

Фильм «Человек-амфибия».

– 1963 год

Договор о запрете ядерных испытаний в атмосфере, в воде и в космосе подписали США, СССР и Англия.

Убийство Кеннеди.

На Пленуме ЦК КПСС Хрущев громит молодых писателей.

В советском прокате – фильм «Великолепная семерка».

Наши хоккеисты – чемпионы мира!

– 1964 год

Хрущев дает Героя Советского Союза Насеру. Заполняется водохранилище Асуанской плотины, которую СССР строит Египту.

Суд дает Бродскому 5 лет трудовой ссылки.

Снятие Хрущева. Пришли Брежнев, Косыгин, Подгорный.

– 1965 год

Советская космическая станция «Венера-3» впервые достигла поверхности планеты!

Америка развернула войну во Вьетнаме, СССР помогает Вьетконгу.

– 1966 год

Смерть Королева, имя Генерального Конструктора рассекречено.

Суд над Даниэлем и Синявским (симптом конца «оттепели»).

Журнал «Москва» публикует роман Булгакова «Мастер и Маргарита».

– 1967 год

Шестидневная арабо-израильская война.

Убийство Мартина Лютера Кинга.

Солженицын завершил написание «Архипелага ГУЛАГ».

В Боливии убит Че Гевара.

– 1968 год

«Пражская весна». Советские танки в Чехословакии. Появление диссидентов.

Студенческие волнения в Париже, Германии, Италии, кампусах США: «революция цветов», «сексуальная революция», хиппи, ЛСД.

Убийство Роберта Кеннеди.

Гибель Гагарина.

– 1969 год

Советско-китайские бои за остров Даманский.

Американские астронавты высадились на Луне.

– 1970 год

Арест члена «Черных пантер» Анджелы Дэвис.

Автогигант в Тольятти выпускает «жигули» – советский «фиат».

Нобелевская премия по литературе присуждена Солженицыну.

Выходит «Белое солнце пустыни».

– 1971 год

Умер Хрущев.

При приземлении погибли космонавты Пацаев, Волков и Добровольский.

Александр Галич, бард и диссидент, исключен из Союза писателей СССР.

– 1972 год

Убийство израильских спортсменов на Мюнхенской олимпиаде.

Высылка Бродского из СССР.

Президент Садат выслал из Египта советских специалистов.

– 1973 год

Военный переворот в социалистическом Чили, убит президент Альенде.

Арабо-израильская война, советские авиация и ракетчики в египетских рядах.

В телевизоре потрясение: «Семнадцать мгновений весны».

– 1974 год

БАМ объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.

Солженицын выслан из СССР.

Барышников остался в Канаде после гастролей театра.

– 1975 год

Во Вьетнаме победили северные коммунисты, американцы эвакуируются из Сайгона.

Восстание на большом противолодочном корабле «Сторожевой».

– 1976 год

Беленко угнал в Японию свой «МиГ-25».

Эмигрировал во Францию Гладилин, родоначальник «молодежной прозы» эпохи оттепели.

– 1977 год

Принята новая Конституция СССР взамен «сталинской» 1936 года.

– 1978 год

Матч за звание чемпиона мира по шахматам в Багио между Карповым и эмигрировавшим в Швейцарию Корчным.

«Новый мир» печатает трилогию Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина».

«Метрополь», неподцензурный альманах реально ведущих писателей.

– 1979 год

Исламская революция в Иране.

Ввод советских войск в Афганистан.

– 1980 год

Московская олимпиада.

Смерть Высоцкого.

В Польше возник профсоюз «Солидарность».

Началась Ирано-Иракская война.

Арестован и сослан в Горький Сахаров.

Умер вечный брежневский предсовмина Косыгин.

– 1981 год

Да разве что съехавшего на лекции в США Аксенова лишили гражданства.

– 1982 год

Умер Брежнев. Страна затрещала в последних усилиях и спазмах.

– 1983 год

Вот на этом, собственно, и кончилась эпоха. Кончился «развитой социализм», схоронили Андропова и Черненко, сложили анекдоты о гонках на лафетах и исполнении обязанностей после тяжелой болезни не приходя в сознание.

А в пространстве долго оставалось: Юрий Власов стал чемпионом по штанге в Риме Олимпиады-1960, Попенченко нокаутировал чемпиона Великобритании на второй минуте, битлы были выше любых эталонов, еврейская эмиграция семидесятых пресеклась с Олимпиадой-80, средняя продолжительность жизни выросла до семидесяти лет, лучший концерт года по телевизору – на День милиции 9 ноября, а телевидение пришло только на рубеже шестидесятых, а в восьмидесятые стало заменяться цветным.

Сад

Вступление

Я осознал себя, только выпив шампанского. Первое детское воспоминание – радость лихого разгрома.

После войны отец еще пять лет служил в Германии. Он приехал забрать нас с мамой к новому месту службы – на Дальний Восток. Собралась родня. Гвардейский офицер показывал шик.

У наших победоносных оккупантов в логове поверженного зверя крышу снесло капитально. Капитан звенел наградами, прострелил окно из трофейного пистолета и заставил сына выпить стакан шампанского.

Легкий и радостный мир потребовал действий. Я запустил в бабушку броневиком и разбил чашку. Все подъемное полетело на стол. Гости ловили с принужденным смехом. Я командовал отдать и повторить. Мать с ужасом и восторгом взирала на вернувшегося героя. Отец трудился над бутылкой и хохотал бессердечным армейским смехом, топорща рыжие усы.

Вот с тем я двух с половиной лет от роду обрел память и был активизирован к сознательной мужской жизни. Можно сказать – вначале был праздник.

Местный поезд помнил петлюровские налеты. Вагон был сбит из узких досок. В жестяных остекленных фонарях коптили свечи. Вверху дребезжало, внизу лязгало, из окошек дуло. Специфический запах не был неприятен, но от него падало настроение. Так сквозит послевкусие гражданской войны.

Носильщики в Москве носили бляхи и холщовые фартуки. Он продевал ремень в ручки двух чемоданов и вешал их на плечо, а еще два тащил в руках. Трансляция на перроне играла «Утро красит нежным светом» и «Москва – Пекин!».

Дальше мы ехали в международном вагоне. Отец доплатил к проездным офицерские подъемные. В двухместном купе преобладал синий бархат, полированное дерево и начищенная латунь. Настольная лампа под абажуром и пепельницы на стенках довершали роскошь. Окно открывалось вращением ручки наверху. Оттуда заносило приятным дымком и пылинками сажи.

На два купе размещался душ между ними!

Курьерский поезд останавливался редко. Я требовал идти к паровозу. Он был огромен, как двухэтажный дом, чудовищно могуч и страшноват. Струйки пара били с мощным шипением. Машинист выглядывал высоко вверху. Красные колеса с вырезными дольками были выше человека.

Через неделю мы жили как дома. Все перезнакомились, подружились и ходили в гости по интересам. Играли в шахматы, в карты и домино. Чемодан, положенный на лесенку-скамеечку для залезания наверх, служил большим столом. Проводник носил чай целый день. Заходили друг за другом идти обедать в вагон-ресторан.

В Слюдянке все раскупали из корзин у бабок омуля горячего копчения.

Через тоннели над Байкалом ехали целый день: вдруг тьма, грохот, зажигается электричество, и – оп: солнце, день, море слева, скала справа, хлоп – ничего не видишь.

В какой-то момент мы распрощались со всеми, вышли, посидели в вокзале, сели в следующий поезд, ничем не примечательный, выгрузились из него ночью, внизу оказался солдат, он помог отцу погрузить вещи в «додж 3/4» и мы поехали в бесконечный лес.

Мы жили в крошечном сарайчике с застекленной отдушиной под потолком и тамбуром для тепла. Отец расплел пеньковую веревку и законопатил щели.

Когда утром он уходил на службу, на середину комнаты выходила мышь. Мы кормили ее хлебными крошками. Потом мышь исчезла, и однажды явилась с очередью сереньких горошин следом: привела знакомиться своих мышат.

Котенок пресек эту идиллию. Мурка выросла, освоила весь лес, утром провожала отца до КПП, как собака, а вечерами после кино ходила встречать нас к полковому клубу.

Мать устроилась медсестрой в полковую санчасть. Все вольнонаемные должности почище занимались офицерскими женами.

Детей постарше возили в сельскую школу на «студебеккере». Помладше болтались при матерях, играя служебными предметами. Игрушек не было. Полковая лавка не предусматривала. Игрушки копились постепенно, из отпускных и командировочных подарков.

Дежуря по полку, отец брал меня снимать пробу в столовую, – все так делали. Дежурному снимали из котла чего получше, конечно. Тогда – в отдельном полку отлично кормили! Не воровали, что ли? Правда, это были нормы, приравненные к районам Крайнего Севера.

В столовой висел плакат: наглядное пособие по прицеливанию. Мушка ставилась посреди прицельной планки верхними краями вровень, и подводилась снизу под яблочко цели. Я просил прочесть буквы: задержав дыхание на выдохе, спуск тянуть плавно. Вот этот плакат из полковой столовой остался моей стрелковой подготовкой на всю жизнь.

Весь транспорт был американский: «студебеккеры», «доджи», «виллисы» и огромные амфибии под кличкой «мотовесло». На «мотовесле» офицерские семьи ездили по воскресеньям летом за речку: гульнуть.

На второй день доставлялась окружная газета. На третий – «Красная Звезда» и «Правда». На четвертый – остальные центральные.

Журнал «Огонек» доставался нам потрепанной месячной давности. Из полковой библиотеки он брался сначала командиром полка, затем замполитом, начштаба, и далее вниз по субординации.

Слово «телевизор» было неизвестно.

Кто покультурнее – вывезли из Германии ламповые приемники, компактные, как посылочный ящик. Они ловили новости и музыку. Письмо «авиа» шло с западной Украины две недели. Раз в год отец звонил в Ленинград поздравить свою маму с днем рождения. Он накрывался с головой одеялом и командирским голосом орал в полевой телефон на весь лес:

– Обушок!!! Обушок!!! Георгин дай мне! Г-е-о-р-г-и-н!!! Да! Георгин? Георгин?!!! Я спрашиваю – георгин, это ты???!!! Стрелу дай мне! Что? А?! С-т-р-е-л-у!!! Стрелу, твою мать!!! Стрела, твоя мать!!! Да! Да!!!!! Карниз дай! Соедини меня с карнизом!! Кар-низ!! Передаю: кортик, азия, роман, николай, иван, зоя! Да! Что значит нет связи???!!! Я устрою тебе этот контакт так воткнут!!! Вот так! Кортик? Кортик?!!! Как карниз???!!! Да, да, не смей разъединять!!!!! Карниз, дай ястреба! Ястреба!!! Ты что думаешь, штрафных рот больше нет!!! Я-с-т-р-е-б!!!

Через полчаса, мокрый, он сипел без голоса:

– Ленинград? Девушка, К-1-89-90, будьте любезны! Мама, это ты? Поздравляю тебя! Нет, я здоров, нормальный голос, просто связь плохая!..

Однажды трубку дали мне. В потрескивании марсианских далей еле долетал неразличимо крошечный муравьиный голос.