Текст книги "Я люблю Америку"

Лично мне мужик – без всякого образования, из тьмутаракани – рассказывал, как надо пить тормозную жидкость. Ни один американский профессор не будет знать, как даже начать думать, чтобы додуматься до такого! А у нашего три класса образования, и он мне объясняет: «Надо взять лом – железный лом, простой. Сначала сильно его заморозить. Потом один конец лома опустить в стакан и пустить по нему струйкой сверху тормозную жидкость». Он мне говорит: «Тяжелые фракции…» Три класса образования, а он: «Тяжелые фракции»!.. Так вот: «Тяжелые фракции осядут на ломе, замерзнут, а легкие фракции, которые можно пить, стекут в стакан. Всё».

Мы – страна самородков. У русских людей необычайно пытливый ум – это видно по русским детям. Когда американскому ребенку покупают игрушку, он с ней играет, а наш – разбирает. Сразу. А куклу – раздевает. У нашего пытливый ум, ему интересно, все ли там как у него или нет. А американские дети с их «непытливостью ума» благополучно вырастают в американских взрослых.

* * *

Майами, бар в гостинице. Я сижу за стойкой бара, рядом садится молодая американка. Правда, молодая или нет, трудно определить, потому что все американки сейчас сделали себе пластическую хирургию лица. Для них это самое главное – натянуть лица, чтобы смеяться не улыбаясь, а думать не задумываясь. То есть ей по лицу лет пять, по фигуре – лет сорок восемь, по рукам – шестьдесят три. Вот такой монстр сидит рядом со мной, смотрит на красивого бармена-аргентинца, а потом не выдерживает, спрашивает:

– Вы откуда?

Тот гордо отвечает:

– Я из Аргентины.

Она радостно восклицает:

– О! Аргентина, кенгуру!

Девушка из Карелии мне рассказала, как американцы в Нью-Йорке ее спросили:

– Ты откуда?

– Из Карелии.

– Странно, ты на кореянку не похожа.

А девушке из Одессы они сказали:

– Знаем – Одесса, Кремль, Красная площадь!

* * *

Наши контрактники в Америке обожают потешаться над американцами. Они придумали, как отомстить американцам за то, что они нас, русских, считают людьми второго сорта. Так вот – наши стали ходить с видеокамерами по улицам и брать интервью у американцев. Те охотно дают интервью в надежде, что станут телезвездами. Они и не представляют, что русские будут потом смотреть все это у себя на кухне и издеваться над ними. Я видел несколько съемок. Негр с выкрашенными в рыжий цвет волосами, такой все время подтанцовывающий, как будто на шарнирах, на вопрос «Кто такой Гитлер?» ответил: «Точно не помню, давно это было, но, кажется, человек был нехороший. То ли евреев не любил, то ли негров». А пожилая пара с гордостью доложила, что этим летом они были в Европе: «Сначала в Париже», – сказала она, а он добавил: «А потом во Франции».

Я горд тем, что один сюжет мы сняли по моей идее. В Майами есть мотель с неблагозвучным для русского уха названием. Он называется «Мандалай», видимо по имени местечка какого-то рядом. На первом этаже ресторан, тоже «Мандалай». А поскольку неподалеку расположен Ки-Уэст, где жил Хемингуэй, то прямо под названием ресторана повесили огромный портрет этого писателя. Мы остановили десять прохожих американцев с одним и тем же вопросом: «Кто изображен на портрете?» Только двое честно сказали: «Не знаю». Восемь уверенно ответили: «Это Мандалай!»

Америка – страна мандалаев. Эмигранты, когда я веду подобные речи, очень обижаются на меня, говорят: «Как вам не стыдно, это неправильно». Они начинают защищать американцев. Я понимаю их, им так хочется доказать, даже не мне, а самим себе, что они правильно сделали, уехав от нас. Особенно теперь им это важно, когда оставшиеся жулики стали жить гораздо лучше, чем жулики уехавшие.

Главный аргумент нашей эмиграции: «Вы посмотрите, сколько вокруг еды! Американцы все время едят и не могут это съесть!» Вот тут они правы, американцы едят везде и всегда: в аэропортах, на улицах, в кинотеатрах и даже в туалетах. Причем они даже не просто едят, они запихивают в себя метровые булки, как дрова в топку, – заполняют пустоты организма. Едой это нельзя назвать. В их языке нет слова «кухня», у них есть только слово «фуд», оно переводится как «корм». «Макдоналдс», «Кентуки фрайд чикен» – это заправочные станции-кормежки. Подъезжает туловище, заправляется. Они скоро будут подавать корм шлангом, в горло через воронку. Да, это корм, потому что он приготовлен не поварами, а химиками-селекционерами, в нем есть все добавки, все сбалансировано – витамины, все по процентам, как для крупного рогатого скота. И словно в подтверждение моих слов, население Америки от этого корма начало расти вширь.

Во всем мире можно узнать американцев по бочкотелости. Рядом со мной в аэропорту садится на стул женщина. Жалко стул – ему нечем дышать! – она обволакивает его туловищем до самого пола. А я с ужасом думаю: «Как она полетит?» Или еще случай. В «Макдоналдс» приехала американская семья: отец и двое детишек, все как подобные треугольники, папа – большая клизма, детишки – маленькие клизмочки. У всех патриотизм в глазах, у всех флажки в руках. И только я один хохотнул, когда папа сказал: «Мне три гамбургера и одну диетическую пепси-колу».

Двадцать два сумоиста ходят по полю и пинают мяч. Такое будущее ждет мировой футбол, если его спонсором останется компания «Макдоналдс».

Я вообще часто в Америке выгляжу придурком в глазах американцев. Как-то спускаюсь в гостинице на первый этаж в бассейн. В халате (ну там так принято – можно на лифте в халате поехать в бассейн). Американка спрашивает: «Вы в гостинице остановились или пришли с улицы?» А острить в ответ бесполезно! С ними нельзя острить с серьезным лицом, они не понимают. Если ты юморист, лицо твое должно быть смешным. Они видят юмор глазами. Не так, как наши, которые сначала думают, а потом смеются.

Я с моим лицом не могу выступать на Западе, потому что их юмор – это юмор, сделанный по системе рефлексов собачек Павлова. Человек сел в торт – смешно, они хохочут, два человека сели в торт – в два раза смешнее! А если тот, кто сел в торт, встал, снял штаны и у него в креме все – эта шутка будет потом много раз пересказана на работе.

Я выступал в одном зале на две тысячи мест. Зрители – наши эмигранты. А за кулисами аборигены-американцы, которые обслуживали зал, не могли поверить, что я пойду на сцену! Человек в том же костюме, в каком он ходит по улице, с невзрачным лицом – как это так? Я понимаю, пришел бы Киркоров, «летучая мышь», – тогда ясно: этот идет на сцену. Или Боря Моисеев в боди. А я одетый пришел – чем смешить буду, непонятно совершенно. У них весь юмор ниже пояса. Они меня спрашивали: «Вы пойдете на сцену с таким лицом?» Хотелось им ответить: «Вы еще не видели лиц Трушкина с Коклюшкиным!»

* * *

А как-то со мной произошла еще одна совершенно замечательная история.

Зная, что я собираюсь в Америку, мой друг юности Юрка, который теперь живет в Нью-Йорке, попросил привезти ему пару веников для бани. Захотелось ему настоящих, с Родины. Я по-дружески проникся просьбой и положил в «дипломат» два веника, купленных у «Сандунов», не предполагая еще, что ждет меня впереди. Это было как раз то время, когда любовь к русским за победу над коммунизмом и за разрешение снести Берлинскую стену сменилась в мире настороженностью. Увидев, как трясут всех русских на таможне, заставляют открывать портфели, чемоданы, я понял, что сейчас у меня возникнут серьезные проблемы. Подходя к контролю, попытался придать своему лицу самое честное выражение. Но западные офицеры не реагируют ни на что, кроме спущенных по чиновничьей лестнице инструкций.

– Это ваш «дипломат»?

– Да.

– А что в нем?

– Ничего.

– Как ничего?

– Так, ерунда всякая.

– Откройте.

Я открыл. Мне даже стало жалко таможенника, так он напрягся, глядя на мои веники.

– Что это такое? – спросил он с паузой после каждого слова, как робот, пытающийся найти общий язык с пришельцем.

После этого вопроса напрягся я. Как ему объяснить? С чего начать? С истории строительства бань на Руси? Американцы не знают и не хотят признавать ничего из жизни других народов. Они уверены, что живут в единственно правильной стране на планете. Ответить: «Два веника»? Мой английский не настолько хорош, чтобы я мог найти в своем словаре перевод слова «веник». Да и потом, наверняка на английском «веник» означает предмет, которым подметают. Что я – такой чистюля, что прилетел со своими вениками? Вспомнил, как тот же мой друг учил меня: американцам никогда не надо говорить лишнего. Все детали, которыми грешит русская эмоциональная речь, вызывают у них головную боль и подозрение. Раз болтает – значит, запутывает. Это во-первых. Во-вторых, ответы должны в точности совпадать с тем, что американец видит. Слова с картинкой обязаны сходиться. Это для них главное – чтобы сошлось! Иначе программы, вставленные в их мозг, дают сбой. А всем, что дает сбой, занимается полиция. Вспомнив все это и указывая на веники, я ответил:

– Это два куста.

– Два куста? – недоверчиво переспросил таможенник.

– Да, два высушенных куста, – подтвердил я с максимально честным выражением лица.

Правда, тут же почувствовал, что мои слова все-таки не сошлись с его картинкой и еще с чем-то.

– Для чего же вы везете их с собой?

Я решил оставаться честным до конца:

– Для бани.

– Два куста для бани?!

Что-то в его программе разошлось окончательно. Он обратился к стоящим за мной людям:

– Очередь ко мне больше не занимайте.

Я понял, что попал надолго.

– Итак, два куста для бани? – переспросил он, напряженно пытаясь представить, как я буду в бане высаживать два высушенных куста.

– Да, для бани! – Все еще следуя советам друга, я старался не ляпнуть ни одного лишнего слова.

– А зачем вам два куста в бане? Объясните, пожалуйста!

Этим вопросом офицер был явно доволен. Словно поймал арабского террориста.

– Бить себя, – ответил я со всей честностью, на которую был способен.

– Бить себя? В бане?!

По его глазам я понял, что он стал с этого момента подозревать меня уже не в терроризме.

– Да, бить себя в бане. По спине. Вот так, – показал я жестом.

Наступила пауза. Таможенник нарушил ее первым:

– А вы в бане голый находитесь?

– Да.

– Вы что, мазохист?

– Нет. У нас в России все так делают.

– И все голые? И бьют себя?

– Именно так.

– У вас что, все мазохисты?

Я был в отчаянии. Чем точнее я пытался ему объяснить, тем больше у него «не сходилось». И я предпринял последнюю попытку на своем немощном английском, состоящем из главных слов и интернациональных жестов:

– Эти веники я привез для своего друга в Нью-Йорке. Он из русских. Построил здесь баню. Русскую баню… У нас такие бани уже тысячу лет, с вениками. – Я объяснял медленно, по слогам, как для робота. – Я его буду вот так хлестать… Холестерин понижает!

Очевидно, на этот раз я наговорил много лишнего. Зато он понял из моей тирады слово «холестерин».

– Так, значит, это ваш друг – мазохист, а вы – садист, – сделал вывод таможенник и затряс головой, как бы желая стряхнуть с нее полученную от меня ненужную ему информацию. Так собака стряхивает капли, выходя из воды. – Фу, – выдохнул он, – сейчас проверим вашего друга. Телефон есть?

Меня отвели в офицерскую. Позвонили Юре:

– Вы знаете, что вам привез ваш друг из России?

Юра помолчал. Видимо, как компьютер, пролистал возможные мои ответы, соотнес с моим скудным английским, после чего сказал:

– Два куста из веток для моей бани.

Американцы так ничего и не поняли. Но меня отпустили. Потому что, слава богу, на этот раз у них сошлось!

* * *

Знаете, почему в Америке влюбленные не встречаются у памятников поэтам? Потому что там нет памятников поэтам. Есть только памятники бизнесменам и президентам. А я не хочу встречаться с любимой девушкой у памятника Клинтону! Если только с Моникой Левински…

В Америке люди природой не умеют так наслаждаться, как наши. Они не могут, выйдя на середину реки на лодке, восхищенно материться на солнце. Они не умеют нецензурно восхищаться. Это привилегия российского мата. Их мат – это скудоумие их души: три слова без падежей, без суффиксов, без производных. Наш мат – это вязь литературная, потому что наш мат помогает нам выражать жизнь нашей души. Американцы не могут понять, почему мы ругаемся этими органами. Мы не ругаемся этими органами – мы так ощущаем жизнь. Только наш человек может кричать на середине реки: «Солнце, ё-мое!» – это его переполняет вибрация жизни души, спасительная вибрация.

Вот эта вибрация души и должна спасти мир. Может, действительно под нашим материком особая энергия бушует? Ведь совестью России всегда были поэты, писатели, философы, а совестью Америки – юристы, самое бессовестное сословие на земле. Показательно, что в истории Америки никогда не было дуэлей, у них всегда были только суды Линча, они всегда путали нравственность с решением суда. Закон заменил им честь и достоинство.

Мои знакомые как-то были в гостях у американцев, напились, говорят: «Не надо такси, мы за рулем сами поедем». Хозяева говорят: «Нельзя так ездить в Америке». Наши отвечают: «Да мы чуть-чуть выпили!» На прощание расцеловались по-американски: во все шестнадцать подбородков друг друга чмокнули, и наши поехали. Хозяева позвонили в полицию, сказали, что от них едут пьяные. Они уверены, что поступили нравственно.

Сегодня толпы юристов рассыпались по Америке, чтобы хоть кого-нибудь раскрутить в суде, они ищут новых и новых клиентов, издаются все новые законы, чтобы у юристов была возможность на них заработать. Например, по вновь изданному закону ребенок может подать в суд на родителей, если те его слишком сильно наказывают. Представляете, папаня дал сыну подзатыльник – мальчонка вызвал полицейского, его освидетельствовали, сняли отпечатки пальцев с затылка. Юрист тут как тут. И раскрутили папаню!

Друзья мои, это страна Павликов Морозовых. У нас был один такой за семьдесят лет, мы его до сих пор в анекдотах склоняем. А у американцев я давно заметил предательский симптом: они на дорогах фарами не сигналят, что за кустом полиция. Ты превышаешь скорость – тебя должны наказать. Они – за государство, а мы – всегда за Родину.

Меня часто пародируют фразой: «Какие они там, в Америке, все тупые!» Неправда, не все. В Америке есть гениальные люди, их человек восемнадцать, они организовали эту страну как единый конвейер, где каждый человек, как гайка этого конвейера, очень профессионально исполняет свою обязанность. Если врач – специалист по правой ноздре, он все знает о правой ноздре (в левой ноздре он вообще не ориентируется, ни входа, ни выхода не знает). По левой ноздре другой специалист через дорогу заседает. У них нет ухо-горло-носов, они не могут усвоить такой объем знаний.

Как врач в Америке ведет прием? Приходит пациент. «Фамилия? На что жалуетесь?» Врач нажимает на кнопку компьютера – список антибиотиков выдается на дисплее. Всё. Антибиотики застрахованы страховыми компаниями. Ни в коем случае нельзя что-то от себя еще назначить – засудят юристы.

Мой друг, русский врач, работает в Техасе. Он, когда заболевает и не хочет лечиться антибиотиками, спрашивает у меня, что надо делать. Я ему говорю: «Ты простудился? Попей водочки на ночь, поставь баночки, горчичники прилепи сам себе на спину. Веничек с можжевельником, немного колючей проволоки…» Он потом звонит, говорит: «Ты знаешь, помогло, но пациентам посоветовать не могу – засудят, не имею права. Все лекарства и методы должны быть застрахованы».

Его судили несколько раз. В первый раз, когда он по моему совету предложил американцу от насморка чеснок засунуть в нос. Ну, вообще-то я предлагал чеснок в марлю предварительно завернуть, а тот настрогал прямо в ноздри себе и до утра… А во второй раз мой друг посоветовал другому американцу поставить банки. В Америке давно уже только консервные банки есть. Представляете, как этот бедняга мучился, когда сам себе консервные банки на спину ставил? А в третий раз мой друг не выдержал, позвонил мне, говорит: «Расскажи об этом своим зрителям!»

Рассказываю. Была статья в журнале – о том, что у пациентов старше пятидесяти лет врачи в Америке обязаны поголовно проверять предстательную железу. На моего друга подала в суд пациентка, она так и написала: «Мне уже 53 года, а он до сих пор не проверил у меня предстательную железу». Ну мандалаи, честное слово! И следующий мандалай – судья – вызвал его и допрашивал, а мой друг оправдывался: «Я искал у нее, честно, все эти три года, но не смог найти».

Однажды мне узбеки рассказали, как они смеялись над американцами. Узбеки – молодцы, остроумные, воспитание получили в Советском Союзе. Пригласили американцев, сели за стол, узбек стал говорить тост: «Один из узбеков давно, еще до Колумба, завоевал Америку. Индейцы его очень полюбили. Когда он уплывал, они ему кричали: „Скажи, как тебя звать, чтоб мы молились за тебя!“ А он им кричал в ответ: „Меня звать Амир ибн Саид Кефир Абдурахман…“ и так далее. Индейцы ему кричат: „Мы не запомним, короче!“ А на Востоке есть такое слово – „ака“. Это „старший господин, брат старший“. И он им: „Короче, зовите меня Амир-ака!“ И они: „Амир-ака, Амир-ака!“ Так появилось название „Америка“. Все узбеки смеялись. Американцы неделю рылись в справочниках!

Замечательный случай мне рассказала редактор московской редакции журнала «Вог». Она говорит: «Мне так надоели эти мои американские одноклеточные коллеги, что я однажды спросила: „У вас хоть один хомо сапиенс есть?“ Американец влет ответил: „Нет, у нас все правильной ориентации!“

Разговаривают два американских нефтяных магната.

– Слушай, мне кажется, самые богатые люди в мире – это русские крестьяне.

– С чего ты взял?

– Ну ты только подумай: спонсор сборной России по футболу – какой-то старый мельник…

Мы часто удивляемся, что «тупые» американцы живут как в пятизвездочном отеле, а мы – мозг планеты – живем как портянки в проруби. Я не считаю, что они тупые, – это было бы примитивно. Просто у нас разные миссии на Земле: Америка призвана показать всему миру, как жить туловищу, мы при этом должны постараться сохранить на Земле жизнь души. Вот в чем загадка России – сохранить жизнь души. Когда американцы заглядывают в комнату, где никого нет, они говорят: «Nobody». «Ноу-боди» – «ни туловища». Для них человек – туловище. А мы говорим: «Ни души». Для нас человек – прежде всего духовное существо. Поэтому космос и не дает нам поесть как следует. Нам космосом разрешается прийти к материальному, но только через духовное. К пятизвездочному отелю, но через монастырь! И тогда наше будущее – пятизвездочный монастырь, в котором строители уже не станут клеить на потолок линолеум и никто не будет писать на пыльных машинах пальцами: «Помой меня, я вся чешуся».

У меня есть философское объяснение тому, почему славянские народы так плохо живут. Потому что, если конец света наступит, кто-то должен продолжить жизнь на Земле. Это только наши народы смогут. У американцев в Нью-Йорке отключилось электричество на три дня – паника была на весь Нью-Йорк. Они паниковали, потому что не знали, как им поесть. У них не работали кредитные карточки в магазинах, у них не было продуктов ни у кого. Мы будем паниковать, если электричество отключится? Да никогда в жизни! Мы пойдем в лес и поедим, веточки обглодаем… Да вообще, что такое конец света? Это когда отключается электричество, горячая вода, газ, холодная вода. Это бездорожье, мусор вокруг. Так что во многих российских городах приход конца света вообще не заметят.

Приезжают иностранцы к нам в Россию, сразу замеряют нашу еду на радиоактивность. А наши из Чернобыля шлют письма родственникам: «Приезжайте, такие яблочки созрели!» Три тысячи человек умерли от атипичной пневмонии. Паника на весь мир, только одна страна не паникует. А что паниковать? У нас холерная палочка лет девятнадцать уже сочится из многих водопроводов.

Показывали по телевидению наводнение в Ростове. Женщина говорит, смеясь: «Ой, нас затопило по самый чердак. Смотрите, – говорит, – поросята гребут на крыше к лесу». А у оператора аж камера трясется! Все-таки мы люди удивительной живучести…

Кроме того, на Западе знаете чего нет? Огородов, участков – того, чем нас наградила земля. У них же этого нет. Они же не знают, как и что растет. Я часто рассказываю случай, как двое наших ребят стали картошку варить в Канаде. Американцы их спрашивают: «Зачем вы варите? И вообще, как вы узнаете, что она сварилась?» Наш парень показал ему – надо протыкать вилкой. Американец научился. А потом наши стали варить яйца. Американец взял вилку и стал протыкать яйца, которые варились вкрутую.

А еще я видел американца, который попросил сфотографировать его в Подмосковье с тыквой вприсядку. Он тыквы не видел никогда. Он думал, что тыква растет сразу с глазами и со свечкой. Еще один похвалил русских, увидев горох в стручках: «Какие вы, русские, сообразительные – такую упаковку придумали для гороха!»

Но все рекорды побил американец на Сахалине. Он сфотографировал куст красной смородины. Хозяин куста спрашивает: «Ты зачем его фотографируешь?» Тот отвечает: «Я никогда не видел, чтобы красная икра росла на кустах!» Хозяин куста классно отреагировал: «Да, сейчас такой период – нерестятся кусты!»

Еще один случай мне рассказали в Риге. Молодой американец пришел в супермаркет. Он привык там покупать куриный бульон в бутылочке (такая странная смесь белого цвета). На этикетке курица нарисована. Поискал, не нашел – в связи с кризисом много чего исчезло с прилавков. Подошел к кассирше и спрашивает: «Где у вас куриное молоко?» Продавщица была русской (я имею в виду – сообразительной), она вспомнила мои концерты, но сдержалась! И спрашивает вежливо так: «Какое куриное молоко? У курицы нет молока». Он задумался. «Почему нет молока?» Продавщица: «Вы видели у курицы вымя?» Американец думал-думал, потом выдал: «Ну и что, что нет вымени? У кокоса тоже нет вымени, а молоко есть». Но нашу-то голыми руками не возьмешь! Она отвечает: «Кокос – уже вымя!» – «Вымя чего?» – «Вымя пальмы!»

Недавно я останавливался в питерской «Астории». Администратор мне говорит: «Вы не представляете, какие американцы бывают тупые!» И рассказывает такую историю. Американец звонит в администрацию гостиницы из своего номера: «Срочно пришлите мастера, я не могу вынуть из микроволновой печи бутерброды!» Наши все зависли – в номерах ведь микроволновок нет. Прислали мастера. Когда мастер увидел, что сделал америкос, он по лестнице до первого этажа колобком катился! Оказывается, американец бутерброды для разогрева положил в сейф, а вместо кода набрал время разогрева.

Нет, они точно не выживут, если какой-то катаклизм с Землей случится! Когда американец увидел, как наша женщина сеяла морковку – у него вообще все извилины заклинило. Это только наши могли придумать так сеять морковку: на туалетную бумагу клейстером (кстати, ингредиенты этого состава не переводятся ни на один язык мира) приклеиваются семена моркови на расстоянии 10 сантиметров друг от друга. Потом рулон разворачивается на грядке. И морковка как в строю вырастает. Американец увидел этот процесс, когда женщина как раз разворачивала рулон туалетной бумаги. У него был шок. Он думал, она на просушку… А что он должен был подумать? Русские бедно живут, вот и стирают, а потом сушат!..

А наши моряки за границей? Они не покупают готовые курицы-гриль, они покупают только сырые, потому что так дешевле. И готовят в машинном отделении у себя. Просто подносят к выхлопной трубе, и всё!

Только наша милиция догадалась женские прокладки использовать в сапогах в мороз для обогрева ног. Это никто в мире не догадается!

Западные женщины покупают для удаления волос специальные аппараты по 200, 300, а то и 500 долларов. Что придумали наши женщины в Сибири? Поджигают. И все, вообще не растет. Никогда. Только ожога третьей степени добейся, и навсегда бесплатно решишь проблему.

В американской гостинице после отъезда наших туристов недоумевали: на какой телефон пришел огромный счет международных разговоров с Россией? Не могут найти этот телефон. А зарегистрирован он в гостинице. Вы знаете, откуда звонили? Из лифта. Ну кто может до этого додуматься? Ну, голландец, швед едут. Да, в лифте есть телефон, ну и что? Это ж на случай аварии. А наш думает – дай-ка попробую! Ум же пытливый! 007 495 – о! Попал! Нажимаешь «стоп» и говори сколько влезет! Приезжают новые туристы – эти знания передаются эстафетной палочкой от одной группы к другой.

Вообще русские эмигранты в Америке – это отдельная тема. Знаете, как они говорят? Английскими глаголами и русскими существительными – к их словам присоединяют наши приставки и наши окончания. Ну, кто знает английский – получит удовольствие. Для тех, кто не знает, переведу некоторые слова. Например «to use» – «использовать». При мне один русский таксист другого спрашивает: «Ты отъюзал свою машину?» Или «to look» – «смотреть». Разговаривают две эмигрантки: «Пойдем лукнем в магазин». А еще один эмигрант свою жену называл «вафелька». Я говорю: «Что за пошлятина такая?» Он удивляется: «Почему пошлятина? Это от слова „wife“ – „жена“. Ему не хватает ласковых суффиксов!

«А room» – «комната», «a bed» – «кровать». Как-то звоню в Нью-Йорк одной своей знакомой: «Закажи мне номер в гостинице». Она меня спрашивает: «Тебе двухбедрумный номер или однобедрумный?» А еще одна русская американка меня просто спросила: «Ты в однобедренном номере живешь?»

Но самые гениальные фразы я услышал, конечно, на Брайтоне. Брайтон – уникальный район. Туда уехали половина жулья и ворья из Советского Союза. Живут там много лет, но говорят исключительно по-русски. Надпись в магазине: «Коллектив нашего шопа поздравляет Изю с Первым маем». А одна продавщица спросила у покупательницы: «Вам чизов отслайсать или одним писом?» («а cheese» – «сыр», «to slice» – «порезать», а «a piece» – кусок).

Негры с Брайтона не зря сбежали, когда там русские появились. Конечно, кто сможет постоянно на картинки-страшилки смотреть! Например, наша женщина сама делает ремонт, причем крыши. Или красит трубу. Залезет на стремянку – два центнера с гаком – и, открыв предварительно банку краски зубами и выдавив краску через колготки, чтобы она не ложилась комками, начинает балансировать в этой позе.

Коренные американцы тоже стараются обходить этот район стороной. Если появляются, то крайне редко. Галина Волчек мне рассказывала, как она сидела в ресторане «Черное море» на Брайтоне и зашли два американца. Один брайтонский официант другому кричит по-русски: «Обслужи иностранцев поскорее!»

Или такой еще случай был: заехал на Брайтон американец и у двоих наших дорогу спросил. Американцы так говорят, как будто горячей картошки в рот набрали, – даже те, кто учил английский, не всегда их понимают. А эти и не учили вовсе. Разводят руками и что-то мычат. Американец здорово разозлился, стал еще настойчивее жевать картошку. Без толку. Хлопнул дверью и уехал. Наш товарищу говорит: «Ну и шо, помог ему в Америке его английский?»

Знаете, что придумали наши эмигранты? Они пишут письма в Россию, а денег на марки тратить не хотят. То, что они придумали, заслуживает Нобелевской премии. Они запечатывают конверт, марку не клеят, а на конверте меняют местами адрес отправителя и получателя. Тупые американские почтальоны вынимают конверт – марки нет, и они отправляют письмо… по обратному адресу.

Русские дети в Калифорнии научили американских детей играть в прятки, причем на деньги. Говорят: «Давайте мы будем водить». Американцы соглашаются – прятаться ведь легче. И наши всегда у них выигрывают! Знаете, как они американцев находят? Они им по телефону звонят! У тех не хватает соображалки телефон отключить.

Американские астронавты, когда узнали, что шариковые авторучки в космосе не пишут, три года работали над изобретением авторучек, которые там пишут. А наши – как писали карандашами, так и пишут.

И еще один показательный случай. Однажды немцы ехали по Подмосковью на нашем «газике». У водителя что-то вспыхнуло, запыхтело, и это чудище – «козел» наш военный – остановилось. Водила пошел в деревню, взял консервную банку, чулки женские. Натянул чулки вместо ремня генератора, куда-то приделал эту банку. И они поехали. Немцам так взгрустнулось! Один другому говорит: «Наверное, поэтому мы проиграли войну». Да, именно поэтому!

Как-то в Самару приехал американец. Ученики в английской школе подготовили спектакль к его приезду. Было очень холодно, минус двадцать. И учительница говорит американцу:

– Подождите еще минут двадцать. Там в актовом зале к спектаклю заклеивают окна.

Он долго молчал. Потом спрашивает:

– У вас что, нет штор, вы что, большими листами вот так заклеиваете?

– Нет, узенькими.

– А почему не широкими?

– Вы не понимаете, мы заклеиваем щели.

– Щели?! А где у вас там щели?

– Ну, как, по всему периметру окна!

Американец не тупой оказался:

– Как же окно у вас держится?

– Ну мы же для этого и заклеиваем.

– А чем?

– Бумагой.

– Это специальная бумага?

– Газетная – бесплатные газеты режем и заклеиваем.

Тут учительнице пришло на ум уточнение. Зря она это сделала! Она дословно перевела ему фразу:

– Мы щели предварительно затыкаем ватой.

Американец совсем нахмурился и попросил:

– А можно посмотреть на весь этот процесс?

Посмотрев, он задал очень философский вопрос:

– Зачем вы выпускаете такие окна?

А как ему объяснишь зачем? Чтобы выжить, когда катастрофа будет на Земле.

Он спрашивает:

– И что – каждый год так?

– Каждый год, каждый год, да.

– А весной?

– Весной отрываем.

– А как отрываете?

– Да вместе с краской.

– И что?

– Потом красим!

* * *

Но надо отдать должное американцам, они со своей задачей – жизнью туловища – справляются достойно, а вот мы со своей – не очень. И все-таки последняя надежда у матушки-Земли на нас еще есть. Недаром наши девчонки выходят замуж за американцев (это как для ученого получить Нобелевскую премию), а потом разводятся. Почему? Не хватает жизни души. Им хочется такой жизни, как у нас, они ранены нашей жизнью, а встретить задушевного американца – это все равно что увидеть рыбу на велосипеде. Не может американский муж собрать сто шестьдесят гостей на день рождения, напечь пироги, потом разбросать эти пироги по обоям, нафейерверчить салатом, потянуть скатерть рывком в морду гостям. Нет у них этого. Наши девчонки по этому скучают там, потому и разводятся.

Одна знакомая рассказала мне, почему она развелась с американцем. «Да потому, – говорит, – что тесть на годовщину свадьбы подарил нам два места на кладбище». А я же быстро соображаю, спрашиваю: «А когда развелись, что было?» – «Отобрали. Нечего лежать в чужой могилке».

Я верю в наших людей, когда слышу такие истории. Наш севастопольский моряк развелся с американкой. Как он мог развестись? Ведь в Севастополе вообще жить невозможно, а в Америке он как сыр в масле катался! Он развелся потому, что жена не признавала роли Советской армии в победе над фашистской Германией! Он так и не смог объяснить ей причину развода. Ну не может западный человек умом вычислить то, что русские делают от души.