Текст книги "Когда «Мерло» теряет вкус"

18

«Почему бы нет?» Ярко светило солнце. Я смотрел на свой старый кассетный магнитофон. Потом взял в кладовке набор отверток и приступил к делу. Винтики отвинчивались легко, крышка сзади снялась быстро, за ней и передняя панель. Причину неисправности я увидел практически сразу: сорвавшийся с диска резиновый тросик. Мне не верилось, что решение задачи окажется таким простым; даже особо не было надежды, что мне вообще удастся исправить этот агрегат, провалявшийся в кладовке лет пятнадцать. Маленькой отверткой я поддел тросик и попытался натянуть его на блестящий диск. Отнюдь. То ли резина за годы огрубела и потеряла свои эластичные свойства, то ли этот тросик с самого начала предполагался таким тугим. Оказалось легче полностью вытащить его наружу, чем надеть на диск. Я несколько раз растянул его пальцами, потом снова протолкнул внутрь, и повторил попытку, помогая второй отверткой. Так получалось лучше. Эллипс растягивался шире, с одного края черная резинка уже вошла в желобок диска. Телефонный звонок. Я отпустил тросик, аккуратно положил магнитофон на стол и подошел к трубке.

– Привет. Ты на роллах катаешься? – бодрый Наташин голос.

– На чем? – не сразу понял я.

– На роликовых коньках. «Роллерблэйд», «Саломон» – что-нибудь говорит?

– Что-то слышал…

– Но роллов у тебя с собой, конечно, нет…

– Представь себе, нет. Забыл в последний момент в чемодан впихнуть… – меня понесло в сарказм.

– Ладно, у Ленкиного брата такой же размер должен быть, как у тебя…

– Наташ, я не понимаю. Ты меня приглашаешь на роликах кататься?

– Ну видишь – понял же.

– Я не понимаю другого… Ладно, увидимся и поговорим…

Мы договорились встретиться на летней площадке кафе недалеко от старой площади.

Я вернулся к магнитофону. Странные эмоции распирали меня. Радость, волнение, и – в то же время – досада и злость. На губы просилась усмешка; горькая усмешка. Я взял в обе руки отвертки, сунул их внутрь магнитофона, поддел тросик, сильно и резко, с какой-то злостью, его натянул, и он лег точно в желобок диска. Я вздохнул и тихо рассмеялся.

На летней площадке когда-то очень популярного кафе «Солянка» нас было двое. Мы сидели за столиком у стены старого сталинского дома. Наташа пила кока-колу, я – сок.

– Так что ты не понимаешь? – она смотрела на меня невинными голубыми глазами.

– Например, почему ты не катаешься с Дэном?

– Потому что он на мотоцикле катается, – рассмеялась она. – Да и при чем тут это? Дэн уже получил свое за тот вечер. С тобой мы – друзья. А я вообще свободная девушка… Классно я все по полочкам расставила? – Казалось, она была весьма довольна собой, хотя в ее движениях и жестах замечалось некоторое волнение.

– Меня бесит, когда девушки говорят: «Давай останемся друзьями», – с нарочитым холодком ответил я.

Наташа достала из рюкзачка пачку сигарет, закурила:

– Значит, не останемся? – Ее тонкие пальцы подрагивали.

Я молчал.

– Хорошо… Давай тогда покатаемся, раз уж собрались, ну а потом и разбежимся, – она затушила сигарету и растянула губы в улыбке.

…И мы пошли кататься.

На роликовые коньки я встал первый раз в жизни. Мне действительно подошли «Саломоны» брата Лены – Наташиной однокурсницы. Я совершенно не ожидал, что упругие колесики будут так легко крутиться, и сами коньки от этого окажутся такими подвижными и быстрыми. Они реагировали на малейшее движение моего тела, малейшее смещение центра тяжести, и все время норовили выехать из-под меня, оставив мой зад наедине с твердым асфальтом.

– Ты тело всегда чуть впереди держи! – кричала мне Наташа. Сама она, как и Лена, держалась на роликах очень уверенно. Носилась на невообразимой для меня скорости и даже выделывала какие-то пируэты.

Через час мы сели на высокий бордюр.

– А про Дэна забудь, – Наташа равнодушно смотрела на поток машин, движущийся по проезжей части площади. – Он классный парень. Я думаю, вы даже с ним еще подружитесь. Просто он шизанутый немного. Зато тоже верующий – как и ты.

– Я не верующий, – я с удивлением посмотрел на нее.

– Да? Значит, мне показалось…

– Я видел Дэна в церкви… – мои губы скривились в усмешке.

– Произвело впечатление? – рассмеялась Наташа. – Говорит: «Я верую, потому что абсурдно. Вера абсурдна, и сама троица абсурдна». И всем своим видом пытается показать этот абсурд, в том числе и в церкви.

– Прикольно…

– Он даже в семинарии учился, но только… – она вдруг сделала паузу, словно испугавшись сказать лишнее. – Только не доучился почему-то… Ладно, пошли кататься. Тебе сейчас главное – больше практики…

Мы въехали на роликах во двор Лешкиного дома. Я уже еле держался на ногах и, дотянув до приподъездной скамейки, бессильно на нее повалился:

– Вот я устал…

– Блин, ну классно же! – весело улыбнулась Наташа. – Увидишь еще, что с твоими ногами завтра будет…

– Издеваешься, значит… Но главное – теперь я понял, что тело всегда впереди держать нужно…

– Это точно, – Наташа села на скамейку рядом со мной.

Из-за угла дома показался Алексей. Одетый в строгий черный костюм, с портфелем в руке, он бодрым шагом шел по направлению к подъезду, не замечая нас. Впрочем, скорее делал вид, что не замечал. За несколько шагов от скамейки он поднял к нам голову и изобразил удивленную физиономию.

– Здорово! – приветствовал я его, безуспешно пытаясь встать со скамейки на роликовые коньки.

– Привет. Времени не теряешь, я смотрю… Детство решил вспомнить? Но на роликах глупо смотришься, честно говоря, – не ожидая ответа и не сбавляя скорости, он прошел мимо нас в подъезд. Наташа показала ему вслед вытянутый средний палец:

– Не уродец ли?

Я вопросительно посмотрел на нее.

– Блин… – Наташа с досадой тряхнула головой. – Когда я была маленькая, он так заботился обо мне, мы так дружили… А сейчас не могу понять, что с ним случилось, почему он вдруг изменился. В последнее время к Дэну дико ревнует, а теперь еще и к тебе. Пора съезжать от него с этой квартиры…

Вернувшись домой, я вышел на балкон и замер. Сел на пол и прислонился к стене дома. Приятно ныли мышцы ног. Это казалось впадением в какую-то сладостную кому, когда мозг почти не работал, и только какая-то легкая приятность проходила по телу. Чуть-чуть нирвана?

19

Дэн ходил по ЦУМу и злился на себя за то, что сюда приехал. Все, что ему попадалось, было либо дорого и гламурно, либо плохого качества, но при этом тоже с претензией на гламурность. Трижды звонил его мобильный телефон, но Дэн, видя появляющийся на экране один и тот же номер, не отвечал. Чтобы поехать куда-либо еще, времени не оставалось. Наконец он остановился около витрины Tissot. Соотношение между ценой и качеством здесь показалось Дэну наиболее приемлемым. Он показал продавщице на часы с темно-серым циферблатом и светлыми стрелками – наиболее классического вида среди всех, что здесь были представлены. Продавщица, блеклая женщина лет сорока с отсутствующим взглядом, достала из-под стекла указанную модель.

– Три года гарантии, – равнодушно проговорила она.

Дэн вытащил бумажник, посчитал деньги. Не хватало триста тенге. «Черт…» – выругался он про себя.

– Извините, у меня не хватает, – он убрал деньги в бумажник.

– Посмотрите другие модели, – женщина медленно провела рукой над витриной.

– Нет, другие не подходят, – Дэн хотел было уже пойти дальше, но продавщица его остановила:

– Сколько не хватает?

– Триста тенге.

– Я вам сделаю скидку на эту модель – на четыреста тенге.

– Даже не триста, а четыреста? – улыбнулся Дэн.

– Это чтобы вам еще за парковку заплатить осталось…

– Спасибо, – он раскрыл бумажник и достал деньги.

Выйдя на улицу, Дэн выбрал «пропущенные звонки» в своем мобильном телефоне и нажал «позвонить».

– Куда ты пропал? Я звоню-звоню… И еще трубку не берешь… – обиженно затараторил тонкий девичий голос.

– Слушай, Катюх, ты поздравь папу от меня. Я тебе завезу…

– Нет!

– Я подъеду через полчаса.

– Нет, ну пожалуйста… Неужели тебе так трудно?

– Катюш, ты же все понимаешь… Через полчаса я тебе привезу подарок, – Дэн отключил телефон и направился к мотоциклу.

Пятнадцатилетняя Катя не хотела открывать, и тогда Дэн оставил коробку с часами на лестничной ступеньке рядом с дверью.

– Все, Катюх, я пошел. Извини! – крикнул он ей и быстро пошел по лестнице вниз.

В обед Дэна ждал у себя в офисе его старый приятель Анвар. Пять лет назад они вместе играли в рок-группе «Корд’Он». Для Дэна это был его первый музыкальный опыт, для Анвара – последний. После ухода из «Корд’Он» Анвар «обмажорился», устроился на работу в финансово-инвестиционную компанию, где корпел над бумагами по десять-двенадцать часов в день, а любимых «Nirvana» и «Pearl Jam» слушал теперь только в недавно купленной машине по дороге в офис и обратно. Впрочем, со временем он все реже включал гранж, и все чаще – радио. Зато он никогда не отказывался дать в долг приятелям – бедным музыкантам. Дэн тоже вряд ли смог бы позволить себе покупку мотоцикла без кредита от Анвара.

Дэн поднялся на седьмой этаж недавно построенного, урбанистичного вида, бизнес-центра «Нурлы-Тау».

– Салам! – встретил его у лифта Анвар.

– Алейкум! – с улыбкой пожал протянутую руку Дэн.

– Пошли хавать. Я тебе бесплатный обед выбил…

– Здорово…

В небольшом кафетерии, обслуживавшем несколько компаний, обитавших на трех соседних этажах бизнес-центра, кормили отлично – вкусно и сытно. Друзья сели за ближайший свободный столик.

– Я не привез тебе бабки, Анвар, – сразу начал с главного Дэн, – извини.

– Че так?

– Непредвиденные расходы в последние две недели. Я попытался перезанять, чтобы тебе отдать – как обещал, но не смог…

– Понятно, – разочарованно протянул Анвар, выдавливая лимон на жареную рыбу.

– Я тебе штуку уже отдал, еще остается полторы. Мы договаривались, что я буду отдавать тебе по пятьсот в месяц. Давай в этот месяц я пропущу выплату, зато потом за два месяца полностью расплачусь – по семьсот пятьдесят буду отдавать?

– Как ты семьсот пятьдесят будешь наскребать, если сейчас пятьсот не можешь набрать? – безразлично спросил Анвар, – дай соль.

Дэн подал ему солонку:

– На корпоративках буду больше работать. К тому же сейчас два новых клуба открываются. Там подработаю…

Анвар вздохнул:

– Давай так…

– Вообще деньги – дерьмо! – вдруг с какой-то злостью сказал Дэн. – Нужны только для того, чтобы жрать, пить и надеть что-нибудь от холода, ну и еще чтобы было где спать. А люди на них молятся… Я бы с удовольствием вместо денег вернул натуральный обмен…

– Да, конечно, – усмехнулся Анвар, – и шкуры вернуть, и пещеры…

– Зато так честнее… Я понимаю, что должен тебе денег, и поэтому глупо, что я сейчас это говорю, но просто знаю, что ты поймешь… Меня бесит, что люди пресмыкаются перед деньгами, перед теми, кто богаче их. Я за то, чтобы деньги были общими. За то, в конце концов, чтобы отбирать их у богатых и отдавать бедным…

– Иди в Робин Гуды… – усмехнулся Анвар, – только внеси меня в списочек бедных, пожалуйста…

Дэн ничего не ответил.

После обеда у Анвара Дэн заехал в торговый центр «Рамстор», поднялся в «Граммофон» посмотреть новые поступления. Два диска заинтересовали его, но денег все равно не было. Он прослушал несколько композиций в кабинке, потом положил диски на место и вышел из бутика. Побродил по этажам торгового центра, убивая время до начала занятий в танцевальной школе. Понаблюдал за фигуристами, тренирующимися на катке. Шести-семилетние дети катались вместе с двенадцати-тринадцатилетними. При этом малыши иногда показывали лучшее умение и исполняли более сложные фигуры, чем их старшие товарищи.

На первом этаже торгового центра Дэн заметил бутик Tissot и ради любопытства подошел к витрине. Те же часы, которые он купил в ЦУМе, здесь стоили на две тысячи тенге дороже. Он удовлетворенно усмехнулся и направился к выходу из торгового центра – пора было ехать на занятия.

Курсы современного танца вел Рустем Габдулин – парень на семь лет старше Дэна, учившийся когда-то в ГИТИСе (правда, так его и не закончивший). Он обладал отличной техникой и определенной харизмой, но в его танце не хватало какой-то изюминки, душевности. Во всяком случае, так казалось Дэну. Но это его особо не заботило; он просто старался брать от занятий с Рустемом то, что ему самому требовалось больше всего – технику исполнения.

– Бэнг-бэнг-бэнг-бэнг, – быстро и громко говорил Рустем, – неужели непонятно? Здесь главное – резкость и уверенность движений. Энергия идет от пола, пружинистые ноги, тело наливается энергией и потом выброс ее через руки. Четыре раза – бэнг-бэнг-бэнг-бэнг. Лево, право, на бедро и скрещенные руки вниз. Четыре раза одинаковыми порциями выбрасываешь энергию через ладони.

– Я так и делаю, – не выдержав, с досадой буркнул Дэн.

– Не вижу. Четкости и энергии – ноль. Медленно делаешь.

– Я набираю энергию, пока двигаюсь. Ты же сам так учил… И стараюсь делать движения более округлыми.

– Все это быстрее нужно делать.

– Тогда движение получается безличным – лишь бы сделать, и быстрее. Красота ведь в самом движении.

– Красота в общей композиции. Все, давай без слов… Только молча делаем. Вместе. Бэнг-бэнг-бэнг-бэнг.

После занятия Рустем собрал учеников:

– Ребята, хозяева со следующего месяца поднимают арендную плату, так что и стоимость занятий поднимется. Это не от меня зависит – сами понимаете. В общем, теперь месячный абонемент будет стоить шестнадцать тысяч.

Кто-то присвистнул.

– Сразу на пять штук? – спросил Арсен, худощавый четырнадцатилетний мальчишка – самый молодой в группе.

– Да, сразу видно – у тебя в школе по математике «пятерка», – попытался отшутиться Рустем. – Поймите, я ничего не могу сделать… Просто хочу заранее предупредить и составить список на следующий месяц. Кто будет ходить на таких условиях, кто – нет. Запишитесь здесь, кто будет, – он положил на скамейку листок бумаги и ручку.

Арсен записался первым. Остальные медлили, тихо переговаривались, кто-то звонил по мобильному телефону. Дэн мрачно придвинул к себе листок, вписал имя и фамилию. Положив ручку, взял свои вещи и пошел к выходу, но его окликнул Рустем:

– Дэн, на самом деле у тебя хороший прогресс. Не обижайся, что я сегодня на тебя давил. В целом у тебя все идет классно.

– Я не обижаюсь. Пока! – махнул рукой Дэн и вышел из зала. «Продать, что ли, на фиг этот мотоцикл, и не думать о бабках…» – вертелось в голове, но только до тех пор, пока он не вышел на парковку и не оседлал свой желтый Kawasaki.

20

В последнее время Алексей часто задавался вопросом, почему в детстве и в юношестве у него все получалось гораздо легче, чем теперь. Спортивная секция, быстрые успехи, его замечает тренер. То, что другим дается с таким трудом, через усилия – ему легко. Но после двух лет занятий он теряет интерес к баскетболу. Увлекается математикой. Опять быстрые успехи. Участие в районной олимпиаде. Второе место. Городская олимпиада. Снова второе место. Возможность участвовать в республиканской олимпиаде. Но Алексей уже не уверен, хочет он этого или нет. Его записывают для участия, но за день до начала олимпиады у него подскакивает температура – ОРЗ.

Потом – шахматный клуб. Соревнования, разряды, победы. Снова все идет в руки… Но, позанимавшись год, он расстается с миром шахмат. После этого у Алексея происходит долгая беседа «по душам» с отцом. Отец пытался разбудить в нем честолюбие и стремление к высшим идеалам, которые, впрочем, ограничивались четырехкомнатной квартирой, «Волгой», дачей и положением в обществе. Отец говорил многословно, часто отвлекаясь на различные примеры и даже цитаты, и при этом нервничал. Наверное потому, что сам был еще весьма далек от достижения своих высших идеалов. В тот момент беседа с отцом никак не повлияла на Алексея. Слушал он равнодушно, почти ежеминутно подавляя зевоту. Но через два года честолюбие в Алексее все-таки проснулось, неожиданно и всепоглощающе. Он невероятно злился на себя прежнего – за то, что оставил шахматы, разлюбил баскетбол. Теперь время ушло, и догнать упущенное было невозможно.

Зато начиналась эра коммерции и «безграничных возможностей» – эра кооперативов и «челночников», слухов о невероятных контрактах и перепродажах, сделавших кого-то в несколько дней богачами. Разговор о четырехкомнатной квартире, «Волге» и даче звучал теперь архаично и смешно. Дом на Кипре – другое дело… И казалось, что получить его можно за месяц – два. Во всяком случае, в этом году – уж точно…

Алексей закончил школу, поступил в институт. Фантастические сделки совершались где-то рядом. Открылась биржа. Нужно было только выйти на нужных людей, свести их с другими нужными людьми. Знакомства и сделки намечались, потом незаметно растворялись в небытии. Осуществлялись только какие-то мелкие предприятия, на которые Алексей занимал деньги у знакомых. Перепродажа грампластинок. Перепродажа ручек. Перепродажа маек. Дом на Кипре продолжал маячить невдалеке, но никак не приближался. Зато Алексей купил подержанную «восьмерку». Это приобретение перевернуло его жизнь. Личных машин ни у кого из его однокурсников и знакомых сверстников не было. Отец по выходным продолжал возиться со стареньким «москвичом»…

Бордовая «восьмерка». Громкая музыка из магнитолы. Статус. Расслабляющая уверенность. Девушки. Быстрый – с пробуксовыванием и визгом колес – старт с перекрестка. Но главное – статус и уверенность. Теперь все могло быть только так, как надо. Начиналась правильная жизнь… Правда, почему-то в этой правильной жизни все складывалось сложнее, чем раньше…

Никто не давал денег в долг. У каждого, к кому Алексей обращался с просьбой, находились причины – уважительные или не очень, по которым ему не занимали. Лабиринт, по которому он бежал от одного пункта к другому, от одной возможности найти деньги к другой, сужался и превращался в замкнутый круг. Он бежал все быстрее и быстрее, тем самым все сильнее сужая круг.

Ее звали Алла. Она была на пять лет старше Алексея и занимала высокую должность в большой нефтяной компании. Два года назад у них с Алексеем был странный роман, закончившийся ничем. Возможно, Алла хотела, чтобы Алексей сделал ей предложение. Возможно, нет. Она казалась очень независимой женщиной. Спокойной, добродушной и немного скрытной. Расстались они с Алексеем друзьями, потом изредка созванивались, поздравляли друг друга с днем рождения, новым годом, двадцать третьим февраля и восьмым марта. В первый год – по телефону, во второй – открытками по электронной почте. Только сейчас Алексею пришла в голову гениальная, по его мнению, идея – занять деньги в долг у Аллы. Найти десять-двадцать-тридцать тысяч долларов под проценты для нее не должно было составить труда. Он пригласил ее на обед в популярную кофейню.

Алла немного опоздала, но опоздала с достоинством – не спеша вошла внутрь кофейни, встала с гордой осанкой и оглядывала столики с посетителями. Алексей помахал ей рукой и двинулся навстречу. Они обменялись дружескими поцелуями в щечку и сели за столик.

После дежурных расспросов о делах и новостях, послуживших аккомпанементом к легкой закуске, Алексей перешел к главному:

– У меня к тебе дело.

– Обсуждение дел за обедом в модной кофейне? Рационально и гламурно… Ты меняешься в лучшую сторону.

– Ты была хорошим учителем… – улыбнулся Алексей. – В общем, мне нужно контракт закрыть, а сейчас такой период…

Алла остановила Алексея, нежно положив руку на его запястье. Потом достала из сумочки ручку, листок бумаги и протянула ему:

– Так тебе будет легче.

Усмехнувшись, Алексей благодарно посмотрел в ее улыбающиеся зелено-карие глаза. Ничего не говоря, взял ручку, написал на листке: «$30.000, 1 месяц, 2%» – и пододвинул его к ухоженной руке бывшей любовницы. Не взглянув на то, что он написал, Алла скомкала листок:

– И мне так будет легче… – не допив коктейль, она встала из-за стола и взяла свою сумочку, – несмотря на хорошего учителя, ты остался дурачком…

Алла бросила скомканную бумажку в ближайшую урну и пошла к выходу из кофейни.

Алексей с усмешкой покачал головой, стиснул зубы и вдруг сильно и резко ударил ладонью по столу:

– Блядь! – громко вырвалось у него.

В кофейне сразу стало тихо, и только барный миксер в наступившей тишине продолжал гудеть, словно дрель. Посетители оглядывались на возмутителя спокойствия. Алла, не оборачиваясь, спокойно вышла из кофейни и закрыла за собой дверь. Алексей встал, оставил на столе несколько купюр и направился в сторону туалета.

21

Солнце заливало светом комнату. Я поднялся с постели с мыслями о том, что в Алма-Ате я невероятно разленился. Просыпался обычно не раньше одиннадцати утра. Впрочем, и ложился спать довольно поздно.

Первым делом я нажал тугую кнопку на исправленном магнитофоне. «Белый снег, серый лед на потрескавшейся земле…» – неповторимый, немного скрипучий, голос Виктора Цоя. Песни, которые, наверное, никогда не постареют… Затем прохладный душ, плотный завтрак. Пожалуй, я начинаю походить на какого-нибудь барина в своем загородном поместье. Еще бы тридцать грамм хорошей водки для аппетита… Телефонный звонок немного разрушает благостную атмосферу позднего утра, но я стараюсь не выходить из роли. Поднимаю трубку неторопливыми барскими движениями:

– Алло.

– Привет, – Наташа говорит бодро, по-деловому, – слушай, я знаю – мы не останемся друзьями, но можешь мне помочь в одном деле? Ну а потом мы уже не останемся, а?

– В каком деле? – мой голос все еще вальяжен.

– Ну… Это не телефонный разговор. Давай встретимся часа в три? Может быть, получится все сразу сделать.

– Хорошо. Где?

– Давай на Кабанбай-батыра – Байтурсынова.

– Это где?

– Около Никольской церкви. Улицы, которые раньше были Калинина и Космонавтов.

Тоже один из районов моего детства и юности, который по названию я теперь не могу опознать…

Встретившись у Никольской церкви, мы пошли по Байтурсынова-Космонавтов вниз, мимо Никольского рынка.

– Спасибо тебе большое, что согласился помочь. Короче, тебе нужно сыграть роль моего мужа, – Наташа объяснила мне суть дела.

– В смысле? Перед кем?

– Я от Лешки решила наконец съехать, и снять квартиру. По объявлению уже договорилась с одной женщиной, но она хочет молодой семье сдать. А меня одну явно за какую-нибудь проститутку примет. Слушай, тебе это не в напряг? – она вдруг неожиданно остановилась и повернулась ко мне.

– Нет, – пожал я плечами. – Но почему ты Дэна не попросила?

Наташа только усмехнулась:

– Дэн похож на мужа?

– Ну… – улыбнулся я в ответ, и мы продолжили путь.

– Вот и я так думаю… Уже здесь.

На пороге квартиры нас встретила полная женщина лет шестидесяти с пепельными волосами:

– Здравствуйте-здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Я и есть Вера Александровна.

– Здравствуйте, – мы вошли в узкую прихожую.

– Проходите, смотрите, спрашивайте, – хозяйка суетливо повела нас по квартире. – Здесь кухня, направо – комната. Здесь туалет и ванная, совмещенные. Из комнаты – выход на балкон. – Она обернулась к нам: – Молодожены? Сразу видно.

– М-м, да… – задумчиво протянула Наташа, осматривая трубы и батарею отопления в комнате.

– Сразу видно. Даже похожи друг на друга. Это самая хорошая пара, когда муж и жена похожи друг на друга. Хороший знак.

Наташа мило улыбнулась и промолчала.

– А то все нынче сбежались – разбежались. Вот и весь брак, и вся семья… – скороговоркой продолжала Вера Александровна, потом вдруг резко обернулась ко мне. – Как долго вы планируете снимать?

– На полгода пока, а дальше посмотрим, – быстро ответила за меня Наташа.

– Дальше, может, вам и побольше квартира понадобится, – улыбнулась хозяйка.

– Может быть, – улыбнулась в ответ моя псевдожена.

– Ну, смотрите все, что хотите, спрашивайте, что хотите…

Мы с Наташей вышли на балкон.

– Ничего квартира… – Я оглядел зеленый, заросший деревьями и кустарником, двор. – Вид из окон тоже вполне симпатичный.

– Да, мне очень нравится, но дороговато, блин…

– Сколько просит?

– Шестьсот. А если за полгода вперед заплачу – то пятьсот пятьдесят. Но где мне сразу такие бабки взять… – Наташа прикусила губу.

– А ты сколько можешь?

– Блин… Даже не знаю. Наверное, максимум четыреста пятьдесят, и то, если только ежемесячно платить…

– Как она сказала, ее зовут?

– Вера Александровна.

Я прошел в комнату:

– Вера Александровна, в целом нам понравилось, аванс можем завтра внести, а въехать со следующих выходных, но максимум, что мы можем платить – четыреста пятьдесят помесячно.

– Вы что… Вы газеты смотрели? – возмутилась хозяйка.

– Мы не газеты смотрели, а квартиры… – возразил я. – У вас нет бытовой техники – ни стиралки, ни микроволновки, ни музыкального центра. Телевизор старый. Нам придется свое покупать. А это дополнительно больше тысячи…

– У меня уже несколько человек смотрело, и все соглашаются, что шестьсот – справедливая цена, – Вера Александровна сбавила тон.

– Но сами они ведь не сняли… И я тоже соглашусь, что – действительно – когда-нибудь кто-нибудь у вас снимет и за шестьсот. Но такого арендатора вы будете искать минимум месяц-два, а это вам минус тысяча двести долларов. А если через риэлтора – то еще минус шестьсот. Плюс вам еще раз пятнадцать-двадцать приезжать сюда, чтобы показать квартиру. А в результате – неизвестно, какие жильцы попадутся. Каким-нибудь барыгам-цыганам вы согласитесь сдать, если они вам шестьсот предложат? А нам вы можете полностью доверять…

– Я даже не знаю… – Вера Александровна принялась задумчиво перебирать пояс своего платья.

– Блин, ну ты даешь! – восторженно говорила Наташа, когда мы шли обратно. – Классно! Мне бы так. На двадцать процентов цену скинул…

– Если бы ты знала, сколько квартир я снимал в своей жизни, – усмехнулся я.

– Здорово! Спасибо тебе большое! – она взяла меня за руку и рассмеялась. – Вот, опять же жалко, что мы не останемся друзьями – ты бы помогал мне квартиры снимать…

Я молча улыбнулся. Мы брели по маленькой и симпатичной, похожей на аллею, улице Джамбула, и ничего не говорили. Впереди показалась идущая навстречу пара. Пожилая женщина вела за собой парня, страдающего олигофренией – наверное, сына. Он смотрел открытым невинным взглядом по сторонам, потом глянул на Наташу. Их взгляды встретились, после чего они оба не отводили глаза друг от друга. Мне показалось, что парень начал беспокоиться. Он поднял руку к лицу, потер щеку, потом вроде что-то промычал и чихнул. Наташа прижалась к моему плечу и ускорила шаг. Я заметил слезы в ее глазах. Как только мы миновали женщину с сыном, она тихо проговорила:

– Блин, я не могу… У них всегда такой взгляд… Все внутри переворачивается…

Я обнял ее за плечо, продолжая идти вперед.

– Знаешь, у меня есть странная мечта. – продолжила Наташа, подняв на меня глаза, —Я хочу написать книгу об олигофренах. О том, как они воспринимают наш мир, что видят вокруг. А сами при этом живут в каком-то своем мире, совсем другом. Ты можешь представить их мир? По-моему, он гораздо интереснее нашего – красивее и добрее.

– Не знаю. Может быть, и наоборот…