Текст книги "Избранное (сборник)"

Посидим

Пойдите перед вечером в городской сад. Там возле веранды есть скамейка. На скамейке вы увидите человека в черном пальто. Это я. Я там сижу до восьми. Потом меня можно видеть на углу возле кафе и идущим к бульвару.

Хорошо со мной говорить между шестью и семью вечера. Лучше всего – о видах на урожай, о литературе, о знакомых. О женщинах со мной можно говорить всегда. Причем, если этот человек, то есть я, будет оглядываться на проходящих красавиц, не обижайтесь и не перебивайте. Это лишнее подтверждение моего интереса к этой проблеме.

А вот о ремонте со мной лучше говорить с утра, после завтрака, когда я в благодушии и слегка исказившиеся черты не испортят общего приятного выражения.

Лучше всего со мной толковать о вкусной и здоровой пище, о поведении в быту, о пребывании на солнце. Хорошо откликаюсь на разговор о моральных устоях, о супружеской верности, о длительности верности и недлительности неверности.

Не касайтесь быта, обслуживания: это меня раздражает, я начинаю болеть. Не касайтесь общественного питания в некоторых аспектах: я возбуждаюсь, нервничаю, сбивчиво говорю, со мной становится неприятно.

Если вы заденете, даже случайно, тему телефонизации, канализации, урбанизации, в некоторых аспектах, – я на вас произведу очень скверное впечатление. Вы с содроганием увидите злого, брызжущего слюной человека, который долго не может успокоиться, держится за сердце, бегает вдоль забора, и, конечно, никакие ссылки на объективные причины не могут изменить крайне неприятного личного впечатления.

Сразу меняйте разговор. Переводите его на цветы, лето, женщин.

Я снова начну оглядываться, что подтвердит мое успокоение, я извинюсь и долго буду смотреть вслед.

Смотрите тоже – это объединяет.

Если вы пригласите меня на свадьбу или день рождения, вы немедленно получите удовольствие, видя польщенного человека. И вот тут об авариях и эпидемиях говорить не нужно, не повторяйте общих ошибок, ибо я могу прервать разговор, отойти и залечь дома, и уж о свадьбе не может быть и речи.

К скамейке, где я сижу, хорошо подходить с транзисторным приемником под веселую музыку и сводку погоды. Выберите солнечный день и подходите.

Какая чудесная погода стоит на всем побережье Кавказа! Волн нет, и ветер отсутствует, землетрясения утихли, смерч раскрутился в обратную сторону и пропал, Красная Шапочка спасена, наш самолет перекрыл все рекорды и тихо-тихо опустился. Я перестал морщить лоб, веки мои опустились. «Счастье мое я нашел в нашей дружбе с тобой…» Говорите, говорите и пойте мне одновременно, и вы будете наслаждаться видом доброго и разглаженного человека… «Утомленное солнце нежно с морем прощалось… Тай-ра-ритма-ра-тайрам… что нет любви…».

Перед вечером в городском саду вы увидите человека в черном пальто. Это я. Подумайте, о чем со мной говорить, если вы хотите, чтобы я произвел на вас хорошее впечатление…

Как шутят в Одессе

Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами. Впереди бригадир – дирижер. Звонок. Выходит жилец.

Бригадир (вежливо приподнимает шляпу). Ай-я-яй, мне уже говорили. Такое горе!

Жилец. Какое горе?

Бригадир. У вас похороны?

Жилец. Похороны?

Бригадир. Ришельевская шесть, квартира семь?

Жилец. Да.

Бригадир. Ну?

Жилец. Что?

Бригадир. Будем хоронить?

Жилец. Кого?

Бригадир. Что значит «кого»? Кто должен лучше знать, я или ты? Ну, не валяй дурака, выноси.

Жилец. Кого?

Бригадир. У меня люди. Оркестр. Пятнадцать человек живых людей. Они могут убить, зарезать любого, кто не вынесет сейчас же. Маня, прошу.

Толстая Маня, в носках и мужских ботинках, ударила в тарелки и посмотрела на часы.

Жилец. Минуточку, кто вас сюда прислал?

Бригадир. Откуда я знаю? Может быть, и ты. Что, я всех должен помнить?

Из коллектива вылетает разъяренный Тромбон.

Тромбон. Миша, тут будет что-нибудь, или мы разнесем эту халабуду вдребезги пополам. Я инвалид, вы же знаете.

Бригадир. Жора, не изводите себя. У людей большое горе, они хотят поторговаться. Назовите свою цену, поговорим как культурные люди. Вы же еще не слышали наше звучание.

Жилец. Я себе представляю.

Бригадир. Секундочку. Вы услышите наше звучание – вы снимете с себя последнюю рубаху. Эти люди чувствуют чужое горе, как свое собственное.

Жилец. Я прекрасно представляю.

Бригадир. Встаньте там и слушайте сюда. Тетя Маня, прошу сигнал на построение.

Толстая Маня ударила в тарелки и посмотрела на часы.

(Прошелся кавалерийским шагом). Константин, застегнитесь, спрячьте свою нахальную татуировку с этими безграмотными выражениями. Вы все время пишете что-то новое. Если вы ее не выведете, я вас отстраню от работы. Федор Григорьевич, вы хоть и студент консерватории, возможно, вы даже культурнее нас – вы знаете ноты, но эта ковбойка вас унижает. У нас, слава богу, есть работа – уличное движение растет. Мы только в июле проводили пятнадцать человек.

Теперь вы, Маня. Что вы там варите на обед, меня не интересует, но от вас каждый день пахнет жареной рыбой. Переходите на овощи, или мы распрощаемся. Прошу печальный сигнал.

Оркестр играет фантазию, в которой с трудом угадывается похоронный марш.

Жилец (аплодирует). Большое спасибо, достаточно. Но все это напрасно. Наверное, кто-то пошутил.

Бригадир. Может быть, но нас это не касается. Я пятнадцать человек снял с работы. Я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам Зборовская бросила хозяйство на малолетнего бандита, чтоб он был здоров. Так вы хотите, чтоб я понимал шутки? Рассчитайтесь, потом посмеемся все вместе.

Из группы музыкантов вылетает разъяренный Тромбон.

Тромбон. Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем свое, гори оно огнем!

Бригадир. Жора, не изводите себя. Вы же еще не отсидели за то дело, зачем вы опять нервничаете?

Жилец. Почем стоит похоронить?

Бригадир. С почестями?

Жилец. Да.

Бригадир. Не торопясь?

Жилец. Да.

Бригадир. По пятерке на лицо.

Жилец. А без покойника?

Бригадир. По трешке, хотя это унизительно.

Жилец. Хорошо, договорились. Играйте, только пойте: в память Сигизмунд Лазаревича и сестру его из Кишинева.

Музыканты по сигналу Мани начинают играть и петь: «Безвременно, безвременно… На кого ты нас оставляешь? Ты туда, а мы – здесь. Мы здесь, а ты – туда». За кулисами крики, плач, кого-то понесли.

Бригадир (повеселел). Вот вам и покойничек!

Жилец. Нет, это только что. Это мой сосед Сигизмунд Лазаревич. У него сегодня был день рождения.

Свадьба на сто семьдесят человек. (Для Р. Карцева и В. Ильченко)

Весь двор собирается. Двор приглашен. Гости из других городов. Пиво свозят…

– Очень хороший мальчик. Нет, не тот, уже другой.

– Очень хороший. Его родители дают деньги на свадьбу. Ее мама просила всех достать черную икру и печень. Может быть, – на пароходе?

– А?

– Боржоми, боржоми… Вы не в минеральной? А где? В сберегательной? Но это же рядом с минеральной… А жить они будут у нее пока, потом построят кооператив.

– Не спешите, Сема. У него инфаркт, у него почки, Сема, не бежите… У него РОЭ – шестьдесят…

– В такую жару. Кто женится в такую жару?..

– Разве прикажешь, нагрянуло на них…

– Что нагрянуло?

– Чувство. У вас не бывает?

– Нет. Я в такую жару не могу.

– А кто это высокий, красивый?

– Из Баку. Это его друг.

– Мальчика?

– Ее отца. Он инженер и еще что-то… С этого «что-то» он и живет.

– А чем занимается его отец?

– Не спрашивайте. Он такой отчаянный. Все говорят, Алик, перестаньте. Он не перестанет. Сто семьдесят человек – на свадьбу, и не боится.

– Когда же кончится эта лестница?

– Это же на крыше. Сема, отдохните, Сема. Ой, наконец-то. Смотрите, смотрите – оркестр. Это он, в черном костюме?

– В такую жару…

– Что – «жару»? Что – «жару»? А что ему, в трусах быть? Жених же. Вы такая странная.

– А это кто?

– Это тетя с ее стороны. У нее давление, печень, почки. Она сейчас в больнице лежит.

– Как же в больнице, когда она здесь?

– Ну, значит, сбежала. Она еле дышит.

– Гришенька, подойди поздравь невесту, дай ей этот конверт. Скажи, от имени папы и мамы купите себе что-нибудь. Поздравляю вас, Женечка, чтобы ваши дети видели только хорошее, чтобы в их жизни было только солнце и чтобы вы сами могли разогнать тучи, которые набегут. Честное слово. А! Они такая пара, дай бог! Скоро они вас сделают бабушкой, а вы им сделаете дядю… А?.. Нет?.. Давление?.. Ты все сказал? Ну, иди к детям… Смотрите, какие столы… Что?.. Нет, Гриша, где ты видишь, чтоб кто-нибудь сел за стол? Иди к детям, играйся… Ты не можешь терпеть? Ты же дома сделал. Ты не можешь терпеть?! Светочка, желаю вам с вашим мужем счастья, солнца в вашей жизни и здоровья и чтоб вы сами могли разогнать тучи, которые набегут. Где здесь?.. И налево… Нет, он же у меня мужчина. И направо… Идем, я постою у дверей…

– Кто? Вот этот?.. Артист? Где он артист? В филармонии? Что вы думаете?.. Ой, он света белого не видит, сплошные разъезды.

– А это его жена?

– Ой, он ее не видит, она его не видит. Богема, рестораны, девочки… Что она видит?

– Она что, тоже актриса?

– Она с ребенком. А что видит ребенок? Отца он не видит. Ой, что он ей присылает! Она ему посылает обратно, на девочек…

– А кто этот красивый?

– Зубной врач.

– Здравствуйте, доктор. Как вам стол?.. Скажите, у меня передний еле держится, но боли я не чувствую. Потрогайте… Его можно спасти?.. Один я спасла… Нет, вы его не застали, я его уже удалила, но сначала я его спасла. Мост?.. Когда я могу к вам зайти? Как вам стол? Дай бог нам всем…

– У кого был микроинфаркт? У этого? А! Такой розовощекий, такой полковник…

– Сели, сели… Садимся за столы…

– Ой, извините, я пройду к своим, да! Да, держите мне там место! Все свои, я понимаю, но здесь я никого не знаю. Я не пианист, я хочу кушать.

– Не тяните к себе стол, придвиньте стул. Смотрите, там пятнадцать человек упало с доски…

– Потому что люди невыдержанные!!!

– При чем тут люди? Это доска.

– Товарищи! Вы же не хотите, чтобы для вас свадьба была испорчена? Давайте встанем и перевернем доску поструганной стороной вниз.

– Что – смотри, на кого мне смотреть?.. Мама, ну перестань с ней знакомиться. Ты ей не нравишься… Что значит, она пришла ради меня? Мама, ну что ты к женщинам пристаешь?.. Я не хочу! Она не хочет с тобой знакомиться… Через кого?.. Она ей не тетка, она ей соседка во дворе. Еще не поздно. Тридцать пять так тридцать пять. Мама, не нахальничай… Ой!.. Здравствуйте… Эдик… Нравится… А вам?.. Весело… А вам?.. Не смотрел, а вы?.. На заводе… А вы?.. Читал… А вы? Я – вино… А вы?.. Сейчас… Водка у кого? Передайте, пожалуйста… За вас также… Что вы! Я – вино… Ой, нет, быстрый я не танцую… Нет, ну нет, не тяните меня. Я не могу быстрый. Ну, я… Ой! Ать! Ать! Ать! Да, как будто полотенцем. Мне говорили, ать-ать-ать… Нет, я не знаю… Я по вечерам занят… И завтра не могу. Только рабочий: 25–77—64… Эдика… Мама, ну перестань, все смотрят… Они мне не нужны. Ну, я не чувствую тяги… Они все равно потом уходят. Ну, чего-то во мне не хватает. Ну, не нужно к врачу, мы уже ходили. Мне так легче, мамочка. Не порть мне праздник. И не плачь, мамочка. Я не буду одинок, у меня будут друзья… И на старости, разве мы не вместе будем стареть? Ну, не плачь, давай смотреть, как люди танцуют…

– Да-да!!! Это она с сыном. Ему под сорок. Там трагедия. Отца нет. Мать все тащит на себе. А он привык, и ни за что. Это уже не человек.

– Извините, я к вам подсяду. Ничего, я не помешал?.. Как ваши дела? Пишете… Вы знаете, последняя вещь у вас что-то не очень. Может быть, я чего-то не понимаю, но не цепляет… Смешно – и все, но не ранит глубоко, не цепляет… Почему бы вам не попробовать отойти от этого стиля и начать что-нибудь в стихах? Гонорар пополам. Ну, ладно, берите себе весь. Наверное, задыхаетесь без тем… А из меня этих тем фонтаном… Но я не могу оформить… У меня даже песни есть. Но я не могу оформить. Мы можем вместе написать какой-нибудь сценарий. Я каждый день бываю в суде. Я на пенсии. Там такие дела!.. Вы слыхали дело с «уйди-уйди»?.. А с авторучками?.. Сколько там было левых стержней! А разводы?.. Один день посидеть на разводах – можно духовно обогатиться. Ну, хорошо, я вас извиняю, но мы еще поговорим. Как вам свадьба?.. Тысяч десять, но развод не менее интересен… Но мы еще поговорим? А?

– Ой, Миша, что ты знаешь? Это для тебя! Это просто находка. Его родственники живут у меня. Они приехали, и им некуда деваться. Это просто миниатюра. Десять человек с двенадцатого. За всеми надо ухаживать, каждому почет, а то, не дай бог, обидятся. Первый встает в шесть утра и хочет яичницу – я жарю. Старуха не спит всю ночь – она ходит, она бормочет… Я ванную закрыла, вынула пробку и заперла в шкафу, так они целый день под душем. Старухе нужно молоко, старику я тащу на себе арбузы – ему нужно почки промывать. Этот не ест говядину, тот не может соленое, этому нужно отметить командировку… Десять человек. Я взяла напрокат раскладушки. Троим я готовлю диетный стол, одному ловлю такси, потому что он не умеет ловить такси и не знает, где их ловить. А кто-то из них уже пропал. Утром их было девять. Он что-то ушел три дня назад, он кем-то приходится жениху, тоже приехал на свадьбу. Мы его через милицию искали. Но никто не знает, как его зовут, и откуда он, и сколько лет. Я помню, в клетчатом. А что значит для милиции – в клетчатом? Он попросил кефир и ушел смотреть город. Так три дня его не было. Я уже думала, не придет. Ждали его сегодня, ждали… И что ты думаешь? Свадьба начинается – его нет! Свадьба идет – его нет! А сейчас, думаешь, он есть? Сейчас его тоже нет!!! Я думаю, он придет завтра. Ну, что, не миниатюра? Я сварю ему остатки. Две выварки остатков. У нас их столько – можно накормить полк. Приходи с друзьями, а? Эти десять человек с двенадцатого еще два дня будут. Да, их уже девять. Я им говорю, это история для Миши: я ему расскажу, пусть напишет. Это просто эстрадная миниатюра. Напиши, пусть народ посмеется на здоровье… А здоровье – это главное. А? Миша, ты еще не жалуешься? Все. Ухожу. Уступаю его вам, девушка…

– Почему вы не танцуеце? Вы обдумываете, как это описац? А почему вы такой грустный? Это все юмористы такие грустные? Мы читали ваш последний опус. Что-то не очень… А? Вы что-то там не докруцили… Гдзе ваша жена? Что вы говорице? Все так говорят. А дзевушка? Ну, расскажице что-нибудьз. Ну, быстренько. Что вы на нее так смотрите? Ее сыну двадцать лет. Он в Цирасполе у мамы. Она, конечно, танцует, а мама там стирает день и ночь… Ну, быстренько, что-нибудь смешное. Тс-с. Тихо! Он сейчас… Почему нет?.. Танцуете?.. Не хочет. Ну, он не хочет. Ну, хорошо, оставляю вас наедине со своими мыслями…

– Сюхай, Миша, что ты не пьешь? Давай по одной… Сюхай, это правда, что у Райкина у детей инфаркт?.. Нет?.. Такое наговорят… Сюхай, а эти двое, а что, правда, что у того, у маленького, у жены инфаркт, а он глохнет и тот, высокий, его бросает, чтоб с глухим не мучаться?.. Так он не глохнет?.. От наговорят… А Рыбников жену бросил в положении без копейки, восемь комнат забрал… А что? Ну, да. Может, ты не знаешь?.. Ты смотри, такое наговорят. А Ларионова Баталова бросила без копейки с инфарктом на улице? Нет?.. Ты смотри… Сюхай, а где этот певец, что за валютные операции?.. Ну, что фунты продавал за рубли? А что? Он золото переправлял?.. Сюхай, от наговорят… Сюхай, а правда, что у жениха протез? Ты куда? Я с тобой… Ну, ладно… Миша, давай еще по одной.

– Почему она должна мне нравиться? Я понимаю, что она не моя жена, но она мне не нравится. Активно не нравится. Эта походка, эти зубы. А что она читала? Что она читала?! Ну и пусть себе на здоровье он на ней женится. Ну, у меня свои взгляды. Ну, все! Все!.. Смотри, как она одета… А что она читала?! А что через пять лет будет? Ну, хорошо, мне такая жена не нужна. Мне она, лично мне, – не нужна.

– Так что слышно? Как вы живете? Работа у вас интересная?

– Вера, ты слышишь? Да, интересная…

– Квартирой вы довольны?

– Вера! Вера! Ну, Вера! Он спрашивает, довольны ли мы квартирой? Довольны, довольны. А что? Вы хотели о нас писать… Пишите – довольны.

– В общем жизнь хорошая?

– Вера, ты слышишь его последний вопрос: как у нас с тобой жизнь? Он сказал – хорошая, я сказала – да. Значит, хорошая, раз он сказал. Он же лучше нас знает…

– Доктор, извините, я к вам за столом.

– Ничего, ничего, ничего.

– Вы знаете, у меня здесь… как екнет! Я когда вздыхаю, вот здесь – в низу живота…

– Ну-ну-ну-ну?

– Что бы ни было в руках, я должна сесть… Доктор, я варю обед, я имею дело с газом, екнет и идет вверх. Вверху екнет и идет вниз. И я сажусь прямо на газ…

– Ну-ну-ну…

– Это опасно?

– Ну-ну-ну?

– Ой, чтоб вы были здоровы, доктор, вы такой шутник… У меня муж был такой же шутник, как он всех развлекал, покойник. Я горя с ним не знала.

– Да-да-да-да…

– Ой, идите уже, танцуйте!

– Нас было шестеро на сорок один метр, и я был в очереди на квартиру первым. Пер-вым! Так умер дедушка жены. Казалось бы? Человеку пришло время – кому какое дело? Так у нас уже пять на сорок один квадратный метр – и меня выбрасывают из очереди! Ну, один умер, но другие же хотят жить! Как они узнали? Как вообще такие вещи узнают? Ну, был человек, ну, нет его. Выехал, отдыхает, на учебу уехал… Я знаю? На пляже он. Так максимум спроси, почему его не видно. Максимум!!! Если он тебе так нужен. Но выбрасывать из очереди?! Они у меня не выигрывают ни метра. На их яд у меня свое противоядие. Я сказал Рите – срочно ребенка! Делай что хочешь. Мы должны им доказать… Мои дела… Он был таким здоровым. Он дышал по системе Мюллера. От его дыхания просыпался весь дом. За день до несчастья он танцевал, он пел, он тащил на себе дрова…

– Слушайте, Рита, вы видите этого старичка в драповом? Это благороднейший человек. У него жена умерла лет тридцать назад. Он ищет старушку… Если мы ему найдем, он будет ее любить. Может, Горбульскую? Хватит ей ходить по судам! А? Он в порядке. У него на книжке кое-что и в облигациях… Это на вид… Он здоровый, как буйвол. Фотограф на пляже. По колено в воде. Днем и ночью. Говорит, что чувствует себя, как никогда. Может, Герду Яковлевну? Что у нее осталось от прежнего мужа? Антресоли и пристройка. Этот ей сделает больше. Он все руками. Он не доверяет никому. Он еще фотографирует тайно. Он и здесь фотографировал. Зиновий его чуть не убил. Зиновий приглашен официально, а этот фотографировал как-то через чемодан. У него золотая голова… Может, Римму? А?.. Что у Риммы? Дети? Пусть бросит. Пусть всех бросит. Он золотой. Ой, сколько ему осталось? Так все останется ей. Если она раньше, так дети останутся ему. Идите вы к ней – я к нему!

– Константин Залмович, не шевелитесь… Я продвигаюсь к вам… Не надо вставать… Я все скажу. Меня не слышно из-за музыки?.. Я говорю… вам меня не слышно из-за музыки?.. Я спрашиваю – это из-за музыки меня не слышно?.. Нет?.. Из-за чего меня не слышно?.. Из-за музыки?.. Да?.. Нет?.. Я спрашиваю, почему вы меня не слышите?.. Что, музыка громко играет?! А что?.. Я говорю, если не музыка, тогда что?.. Что вам не слышно конкретно?.. Все не слышно!.. Это из-за музыки?.. А, вы вообще не слышите?.. Ну, хорошо, как назло, мне нечем писать… Вы же слышали всегда… Что случилось? Вы заболели?.. Батарейка села… Как назло, мне не на чем писать… О! Миша, здравствуйте! Ой, чтоб вы были здоровы, у вас светлая голова. Вы у нас такой писатель, у вас нет ручки на минутку? Спасибо… А бумажки? А еще листик?.. А что-нибудь подложить?

– Раз-раз-раз-раз-два-три… Внимание! Дорогие друзья! Пусти… А сейчас Гришенька Литвак скажет тост за здоровье новобрачных…

– Почему я?

– Ну, скажи, скажи, скажи, скажи…

– Дорогая тетя Света…

– Давай, давай…

– Чтоб была свадьба эта…

– Чтоб гуляли до рассвета…

– Чтобы гости в целом…

– В целом свете…

– Не забыли свадьбу эту! Выпьем! Ура!

– Внимание! Раз-раз-раз… Пусти. Дорогие друзья! Торт, который вы только что съели, и цветы, которые вы еще не трогали, прислал дядя Олег из Омска.

– Раз-раз-раз… Внимание! Слово имеет мать невесты, то есть теща.

– Пусти, я тебе говорю…

– Пожалуйста, Зина.

– Дорогие гости. Я хочу извиниться за этот случай со столом. Мы разослали сто двадцать билетов, пришло сто пятьдесят человек. Я не хочу сказать, сколько здесь без билетов. Я думаю, тридцать один наглец. Мы всем рады. Но мы рассчитывали на сто двадцать. Я не знаю, кто без билета. Я не надеюсь, что они встанут и уйдут, это не трамвай. Кушайте на здоровье, но я хочу извиниться перед теми, кто с билетами, и перед нашими дорогими гостями из Кременчуга за пиричиненное недоразумение. Действительно, папа жениха не должен сидеть по диагонали. Ему столько стоила дорога и свадьба, что он вправе сидеть рядом с невестой вместо этого старика, которого мы не знаем и который уже ушел!.. Но я сделаю вывод, я буду ходить на именины вдесятером и с незнакомыми людьми, чтоб я так была здорова. Боря сейчас в магазине докупает колбасу в его годы. Но кто считает? Просто неудобно за пиричиненное недоразумение. Горько! Чтоб они это знали. Горько!

– Раз-раз-раз… Внимание. Пусти. Слово имеет тетя жениха Герда Яковлевна Лихтенштуллершпиллерштиль!

– Дорогие, Лева и дорогая Света. Чтобы вы были счастливы и здоговы, чтоб вы были веселы и цветущи… как в этот день и в этот час… Очки надену. Пусть вашей семьи не коснется ненастье и спутником будет любовь вам и счастье. Чтоб вхолостую годы не летели, и чтоб нянчить внуков вы успели, и жизни кгасивой, как эти цветы. Так нальем же бокалы, дгузья. Счастья и гадости дружеской пагы, выпьем, и поскогее, дгузья. Уга! Гогько! Уга!!! Уга!! Ну, целуйтесь…

– Рая, останови его, в него уже больше не входит, ты будешь иметь ту ночь.

– Я имела уже прошлую ночь. Он мне устроил. Они на работе сдавали какой-то объект, и он что-то съел. Его начальник что-то принес с Ближних Мельниц. Бандит, хулиган, какой-то квас или соус, и он съел – он же всего боится. Я уже имела ту ночь. Я ему говорю, ты не мог выплюнуть? Он все равно тебя не ценит… Так этот дурак ему не мог отказать… Все… Ты уже не будешь. Нет. Все. Я не могу больше смотреть. С меня хватит этих ночей, иди ночевать куда хочешь, только возьми соду и цитрамон. Рая, я не могу больше – он отнял у меня лучшие годы.

– Раз, раз-раз-два… Внимание! Ну, пусти… Слово имеет мама жениха. Свекровь Ибрагимовна… Тс-с… Тише… Тишина… Тс-с. Тихо. Ну, тихо же, пожалуйста.

– Я хочу выпить этот бокал за перестарелую бабушку с перестарелым дедушкой, которые давно уже не двигаются, но они все-таки выехали, чтоб разделить с нами наше счастье.

– Ура! Выпьем за недвижимость!

– Тихо. Как не стыдно? Дай бог нам дожить…

– Доживем, тетя Лиля.

– Я хочу видеть.

– И увидите, тетя Лиля.

– Ой, исправь сначала двойку по географии.

– Кто налил ребенку вино? Я хочу знать, кто налил? Боря, твой сын пьет вино. Пей, но тебе это выйдет боком. Боком тебе это выйдет!

– Раз-раз-раз… Внимание! Ну, пусти же, господи. Телеграмма из Черкасс: «Поздравляем бракосочетанием желаем счастья долго жить мы за вас здесь будем пить Боря Люся».

– Пусти… Из Нефтеюганская: «Дорогие Лева Света волнением узнали вашей свадьбе сожалеем не вами стремимся вам – Люка Танечка».

– Из Луганска: «Поздравляем Литваков сочетанием Лихтенштуллерштиллершпиллерами желаем совместной жизни успехов труде – коллектив хладокомбината».

– Это там, где Лева работал, из Баку. «Сердечно поздравляю новобрачных детям последующих поколений радости счастья первую брачную ночь мысленно вами ваш дядя Рудольф Клеменский».

– Как свет давно потухшей звезды – он умер, а телеграммы от него еще идут.

– Он жив.

– Это вы мне говорите?

– А кто вы такой?

– А вы кто такая?

– Я вчера его видела.

– Ну, может, я ошибся, но я старше вас в три раза.

– Не думаю. Мне тридцать.

– Я еще раз ошибся. Как вас зовут?

– Лала.

– Вы из Баку?

– Да.

– В сущности, мы одногодки. Вы танцуете?

– Нет.

– Выпьем.

– Нет.

– Просто поговорим.

– Нет.

– Кха… Мда… Ну, хорошо… Что это я хотел?.. Пустите…

– Рая, останови его, он уже не может.

– Не трогай его. Он нашел кого-то из начальства… Он такой трус. Кто-то ему с детства внушил, что с ними надо пить. У него на брудершафты ушло пятьсот рублей. Они переходят на «ты», а он все равно не может и мучается изжогой всю ночь…

– Шура, кто этот толстый?

– Он печально известен.

– Чем?

– Он директор еврейского кладбища.

– У тебя есть к нему ход?

– Через Зюзю. А что тебе нужно?

– Что мне от него может быть нужно?

– Сколько мест?

– Пока сделай два.

– Я сделаю три, тебе хватит на какое-то время. Только не подводить, места не могут ждать.

– Я тебя когда-нибудь подводил? Люди будут.

– Если будете в Коммунарске…

– Ну-ну-ну-ну-н…

– Сядьте на троллейбус – и через пятнадцать минут вы в Перевальске.

– Да-да-да-да. Ну-ну-ну-ну и что, и что, и что?..

– Ну, ничего. Там я живу.

– И все, и все, и все?

– Раз-раз-раз… Внимание! Дамский танец. Женщины, подымите уже все свое и понесите навстречу мужчинам – они хотят танцевать. У нас такие инертные дамы, что просто теряешься. Дамский танец.

– Будешь инертной… Что я вижу? Работу и кошелки… Кошелки и работу. Газ с перебоями, вода с перебоями, только они болеют без перебоев. Будешь тут инертной. Хотя я стараюсь – в театр, я стараюсь – в кино…

– Да.

– У нее все дети такие.

– Да.

– Все музыкальные.

– Да.

– Она горя не знает.

– Да.

– Ребенок с одного годика уже бьет ножкой в такт.

– Да.

– Доктор, я вам говорю, что это что-то страшное… Сколько мне, ну от силы шестьдесят пять. Ну максимум. И такой склероз. Я уже стоял в очереди к зубному врачу и вспомнил, что забыл дома зубы. Я сразу пошел к психиатру.

– Сема, не кружитесь, вы же провалялись полгода. У него был инфаркт. Ей плевать, ей лишь бы давай. Сема, вы опять хотите в постель? Кто я ему? Я ему никто. Я ему соседка во дворе. Сема, сядьте.

– Раз-раз… Внимание! С вами прощаются Каменские, им завтра на работу, они дежурят в депо.

– Я хотел сказать… А где жених? А почему ты здесь? Бери невесту.

– Идем уже. Ты хочешь что-то ляпнуть. Ты уже сегодня получишь…

– Рая, я чувствую себя хорошо. Я хотел пожелать новобрачным большого внутреннего счастья и длинной дороги в казенный дом… То есть в кооперативный дом… Ха-ха-ха…

– Ой, надо идти. Гришенька уже хочет спать. Он сегодня хорошо выступал. Да, Гришенька? Как домой добраться?

– Что, не знаете? Дежурит автобус. Он развозит всех по домам.

– Тогда пошли. Гришенька, проснись, мамочка. Мы уже едем, автобус нас ждет. Он устал, бедняжка. Для ребенка четырех лет это все-таки нагрузка. Идем, идем… Вот уже многие идут… Сема… Сема… Будьте здоровы и счастливы…

– Остановите здесь, пожалуйста.

– А платить?

– Как? Разве не оплачено?

– Уже третья семья выскакивает. Я монтировкой пересчитаю всех… Оплачено… Оплачено…

– Тс-с, тихо! Мы оплатим.

– Оплачено… Оплачено…

– А, в гостях хорошо, а дома лучше…

– Я хочу подышать, открой форточку.

– Сколько я тебе говорю, не пей. Ты же больше двух рюмок не можешь.

– Ой, мне нехорошо. Я пойду в садик.

– Куда ты пойдешь в четыре часа ночи? Я открою окно…

– Я пойду в садик.

– Зачем ты пил? Ты смотришь на Борю, он здоровый, а ты в закрытом помещении, зачем ты пил?

– Хрррр…

– Ой…

– Хрррр…

– Ой…

– Хрррр…

– Ой…

– Как он завтра встанет?

– Хрррррр…

– Два часа ему осталось…

– Хррррр…

– Я уже не буду спать.

– Хрррр…

– Как он храпит! Он раньше так не храпел.

– Хррррр…

– Уже тридцать лет, и никогда он так не храпел. Бедный мой, бедный…