Текст книги "Последние гигаганты. Полная история Guns N’ Roses"

Иззи отсиживался «в тени», как выразился Слэш, со своей девушкой Дези. Дафф все еще был женат и то напивался, то ссорился или мирился с женой. Стивену настолько не сиделось на месте, что он спросил Алана Нивена, можно ли ему поехать на гастроли с Great White (на что ответ был «нет»). Слэш снял себе квартиру и даже, став более хозяйственным, купил микроволновую печь. Потом он нашел жилье попросторнее, на Холмах. Ребята изо всех сил старались устроиться поудобнее в своем старом новом городе, впервые в жизни столкнувшись с богатой стороной Лос-Анджелеса. Как сказал Слэш в интервью журналу «Rolling Stone», где они появились на обложке в ноябрьском выпуске 1989 года, друзья чувствовали себя как «перекати-поле». И, как позднее скажет мне Иззи о нескольких месяцах, проведенных в подвешенном состоянии: «Для всех нас это было по-настоящему темное время. Наркотики и прочее сыграли на нашем ощущении изоляции: но было что-то еще. Как будто все было не настоящее, и от этого было только хуже…»

Guns N’ Roses все еще замечали в Лос-Анджелесе, но их не видели вместе. Слэш и Дафф, главные тусовщики, появлялись в каждой крысиной дыре на каждой вечеринке, а потом и в барах, которые работали в неурочные часы, в то время как Иззи и Стивен все глубже увязали в героиновом болоте и грязном, беспорядочном, сумрачном мире закрытых штор, выключенных телефонов и наркоманской замкнутости. Аксель отпустил бороду и стал носить темные очки и бейсболку козырьком назад. Он тоже часто появлялся в клубах «Rainbow» или «Cathouse», но теперь у него была своя собственная маленькая свита: его приветливый названый брат Стюарт, верный летописец и соавтор Дель Джеймс, фотограф Роберт Джон, друг из Индианы Пол Хьюдж, который играл на гитаре, и еще один друг из Индианы Дэвид Лэнк, а еще Дана Грегори, Уэст Аркин и другие непостоянные члены свиты.

В интервью в журнале «Rolling Stone» открылся факт, что турне в поддержку альбома «Appetite» кончилось тем, что Аксель ездил на отдельном автобусе. «Во-первых, это Иззи решил, что нужен отдельный автобус, – сказал он, – а во‑вторых, я не могу тусоваться после концерта, как остальные. Несколько раз мне приходилось выходить из автобуса, потому что у меня сдавали нервы. Невозможно сидеть там трезвым и слушать, как кто-то в стельку пьяный рассуждает то об одном, то о другом».

Аксель начал лечиться, и ему диагностировали клиническую маниакальную депрессию, лекарства от которой он неохотно стал принимать, объясняя, что диагноз поставили на основе анкеты из 500 вопросов, которую он заполнял, и единственным эффектом от лекарства было то, что «люди отстали от меня, потому что узнали, что я принимаю лекарства». Но обычно он был уверен, что проблемы не у него, а у всех остальных людей. У Акселя в квартире было полно оружия, в том числе пистолет-пулемет «Узи», который он купил, когда увидел объявление в журнале «Soldier of Fortune»: «Когда ситуация становится жесткой, жесткие парни покупают «Узи». Помимо трех недель, проведенных на героине, – которые он часто будет описывать восторженными фразами типа «лучших дней в его жизни», – в основном они с Эрин отсиживались в квартире, слушали Led Zeppelin и трахались. Несмотря на прием таблеток по рецепту, Аксель считал себя гораздо чище других участников группы, а свою железную волю – сильнее любого наркотика. Проявив себя в Лос-Анджелесе, он оставил в прошлом свое тяжелое детство, и его вера в себя и суждения оправдались. Теперь Аксель был в этом уверен.

В этот момент были посеяны семена постепенного подчинения Guns N’ Roses Акселю. Не только благодаря его глубокой потребности все контролировать, но и из-за того, что другие прятались и опускали руки при виде надвигающейся бури. К моменту моей следующей встречи со Слэшем в марте, «Appetite for Destruction» уже разошелся тиражом в 7 миллионов экземпляров, а в топ-5 чартов к нему присоединился и «GN’R Lies»… Дафф и Стивен станут гостями на «Шоу Говарда Стерна». Слэш и Стивен сыграют с Оззи Осборном на площадке «Irvine Meadows» проверенную временем песню «Paranoid». Аксель сыграет менее масштабный концерт с Уэстом Аркином, где прозвучат ранние версии песен «The Garden» и «Yesterdays». Дель Джеймс запишет еще одно интервью с Акселем, которое появится на стороне Б сингла «Patience». Аксель засветится на съемочной площадке клипа группы Hanoi Rocks с вокалистом Майклом Монро и выступит на сцене с Томом Петти в городе Сиракьюзе штата Нью-Йорка. Слэш выступит с Great White на концерте в Монтане… Они переждут бурю, вызванную песней «One in a Million» (редакция журнала «Billboard» назвала ее «расистским гомофобным мусором»), и обнаружат, что она едва ли коснулась их славы и успеха…

Что их действительно съедало, так это наркотики. Так как у музыкантов теперь был практически неограниченный запас наличных, то Слэш, после своей неудачной попытки вылечиться от наркозависимости на Гавайях, поселился в новом жилье на Холмах, играл со своими домашними змеями и заползал все глубже в нору. Иззи столько времени провел под кайфом, что однажды очнулся, когда ехал за рулем по автостраде в Лос-Анджелесе, и ему показалось, что идет снег: «Я жил у кокаинового дилера и торчал пять гребаных дней подряд, и, возможно, это как-то связано, – рассказал он мне. – Я даже не знал, что у меня проблемы, пока кто-то мне об этом не сказал». Он постоянно думал о деньгах, которые, как ему казалось, они скоро должны получить, а сам ходил со скомканным чеком на 850 тысяч долларов в кармане.

Стивен сидел в каком-то большом гребаном пустом доме, который только что купил, и ширялся героином 24 часа в сутки 7 дней в неделю. «Я очень наивно воспринимал опасность героина. Первые два раза я укололся два года назад. Мне было так плохо. В третий раз такого эффекта уже не было. Так что я принимал его каждый день целый месяц». Когда он обналичил свой огромный чек, то был так чертовски счастлив и катался на своем новом «Мерседесе» с включенной музыкой и опущенным верхом и люди кричали: «Эй, Стиви, что происходит?» Было здорово. Теперь, спустя несколько месяцев, он почти никуда не ходил, ни с кем не виделся, просто был не в себе… Дафф еще не успел отправиться в вечную полночь наркомании, но бодрыми шагами вступал в алкоголизм, и его обыкновенная приветливость и дружелюбность подверглась серьезному испытанию в браке с Мэнди, который уже находился под угрозой, потому что бесконечные дни в Лос-Анджелесе занять было больше нечем, кроме как пить, пить, пить…

«Patience», самая нежная песня из альбома «GN’R Lies», в которой Аксель насвистывает под звон акустических гитар, стала хитом этого лета, а ее приятная мелодия, по крайней мере, показывала, что Аксель может и более тонко демонстрировать свою чувствительность. Но общее настроение было мрачным, и Слэш лучше всего описал его, когда я как-то вечером приехал к нему домой на Холмы, где мы сидели в окружении гитар, усилителей, трех питонов и стопок книг и видеокассет. На большом экране мелькал Кинг-Конг. Когда пятна на зубах и языке исчезли, Слэшу «надоела» водка, и он вернулся к «Джеку» с колой. Он был беспокоен и шумел. Было далеко за полночь, но телефон не умолкал. Настройщик Адам поселился у него внизу. По идее, Guns N’ Roses должны были «писать и репетировать», и Слэш написал несколько песен, которые понравились Акселю и которые он должен был сыграть остальным ребятам, но «я пропустил репетиции с ними, а они пропустили репетиции со мной…». Он даже думал съехаться с Роузом и, может, даже Иззи и Даффом в какой-нибудь дом, где они могли бы работать, но телефон постоянно звонил, и он все время отвлекался…

Было очевидно, что Слэш не в своей тарелке и несчастен. «Теперь у нас много денег, – сказал он, – и мы можем делать все, что захотим, вот только я не хочу ничем заниматься, кроме как играть. Я просто хочу поехать на гастроли. Я завидую всем группам, у которых готов новый альбом и которые готовы ехать».

Лос-Анджелес, где они когда-то только мечтали играть, с приходом славы стал очередной занозой в заднице. «Дошло до того, что я иду в клуб, а ухожу из него совершенно подавленным, – признался он. – Меня это расстраивает. Каждый хочет завоевать все твое внимание, а если ты не хочешь уделять его кому-то, то они ведут себя так, как будто это ты урод… Я нечасто куда-то хожу. У меня не так много близких друзей… Спустя какое-то время становится немного одиноко…» Мы проговорили несколько часов, а, как только я собрался уходить, пришел Иззи, прихватив с собой Билли Сквайера, чтобы одолжить у Слэша 12-струнную гитару. Гитару он так и не нашел, но вечеринка затянулась еще на два дня…

Они и правда пытались собраться летом. Слэш, Дафф и Стивен на несколько недель поселились в чикагском Норт-Сайде и придумывали песни – среди них оказались заготовки для песен «Civil War», «Estranged», «Bad Apples» и «Garden of Eden». Правда, в основном они просто тусовались и напивались, пока ждали, когда к ним присоединятся Аксель и Иззи. Слэш иногда катался на своем «BMX» туда-обратно по Кларк-стрит, недалеко от их импровизированной студии, которую они устроили над местным заведением «Cabaret Metro». Музыканты жили в двухуровневой квартире, прятали кокаин в масленки и швырялись итальянской едой в поклонников прямо с балкона. Их всюду преследовали девушки – «больные суки!» – в том числе, дочери некоторых высокопоставленных полицейских. Когда появлялись полицейские машины, ребята убегали и прятались.

Как вспоминает Слэш в своих мемуарах: «Я один тогда выпивал почти два литра водки в день, плюс выпивка в барах. Утром я просыпался и наполнял большой пластиковый стаканчик на восемьдесят пять процентов водкой, добавлял льда и немного клюквенного сока. Я называл это завтраком чемпионов. Дафф тоже был чемпионом… Несколько дней мы с ним, обычно как раз после утренней водки, даже ходили в спортзал. Это был один из больших общественных залов «YMCA», где мы со своим охранником Эрлом качали железо. Мы ходили прямо в джинсах и выполняли подходы между перекурами – нас это бодрило».

Но, если верить мемуарам Даффа, в основном жизнь в Чикаго была очень утомительна. «Мы провели в Чикаго уже две недели, а Аксель так и не появился. Мы со Слэшем и Стивеном начали немного обижаться. Какого черта? Вот мы в городе, где нам нечего делать, где у нас нет друзей – и нет вокалиста… Я стал пить еще больше».

Стивен Адлер в своих мемуарах колеблется между двумя точками зрения на то, как он провел время в Чикаго. Он описывает время работы в студии как потрясающее. «Там было лучшее оборудование и даже рояль, а к моим барабанам подведены микрофоны. Студия была на четвертом этаже высотного здания. В подвале комплекса был популярный местный ночной клуб… Ночью мы с Даффом и Слэшем спускались туда, где клеили девочек и прямо там их и трахали, но редко приглашали к себе».

Наиболее красочной подробностью этого путешествия является то, что Аксель приехал всего за два дня до того, как они должны были возвращаться в Лос-Анджелес. «Спустя семь недель и пять дней Аксель наконец приехал, – пишет Адлер. – У нас осталось два дня репетиций, и нам не терпелось сыграть ему весь свой новый материал. А он сидел с таким видом, как будто мы его пытаем. Все просто – Акселю был не интересны наши наработки! Он только хотел записать новую песню, которую сочинил, под названием «November Rain».

Иззи Стрэдлин, между тем, так и не появился. Он прилетел в Нью-Йорк к Акселю. Вместо того, чтобы поехать в Чикаго и пытаться написать с группой новый материал, Роуз решил полететь с Уэстом Аркином в Нью-Йорк, где они поселились в отеле «Mayflower» в Сентрал-парк-уэст. Но, когда к ним приехал Иззи, с ним обращались как с незваным гостем, словно он портит им праздник. Или, может, у него была паранойя? Иззи так крепко сидел на кокаине и героине, что больше вообще никому не доверял.

«Окна у него в квартире были закрыты алюминиевой фольгой, – вспоминает Алан Нивен. – Не только для защиты от дневного света, – добавляет он, – но и потому что она «отражала радиоволны шпионов правительства». На двери был тройной замок. Иззи никогда не отзывался, если не постучать специальным условленным образом, а телефонные звонки сканировал счетчиком Гейгера. Он сидел дома один, и у него был кокаин и домашнее порновидео, «позаимствованное» у зазевавшегося участника группы, который даже не знал об этом. Курьеры и посыльные приносили счета от бухгалтеров, наркоту от дилеров и пиццу «Domino’s». Пол был усеян свидетельствами рок-н-ролльной паранойи: полунадкусанными пирожками, полупрочитанными счетами и полуграммовыми дорожками, полунехотя предлагавшимися гостям. Кокаин засосал Иззи в вакуум паранойи. Он стал холодным и отстраненным, и в его голосе появился холодок…»

Всего за несколько недель до этого поздно вечером Иззи позвонил Алану по телефону и произнес ледяным голосом: «Я нашел миллион баксов, про который все забыли». Нивену потребовалось некоторое время, чтобы понять, о чем говорит Иззи, – и тут его осенило. Ранее в том же году истек срок их договора с нью-йоркской компанией «Brockum» на производство и продажу товаров с официальной символикой Guns N’ Roses.

«Питер Патерно, адвокат группы, позвонил мне и предупредил, что ко мне в офис едет Питер Любин с новыми условиями договора, – рассказывает Нивен. – «Ты будешь доволен, – заявил Патерно. – Это очень хорошее предложение». Но Нивен отменил встречу и чувствовал себя, по его словам, «разочарованным и вообще не в восторге. Не в первый и не в последний раз у меня появилось чувство, что благополучие группы, которую я представляю, не самый важный вопрос для тех, кто в деле. Насколько я помню, Питер предлагал 500 тысяч долларов авансом и 18–19 % с продаж.

По моему личному мнению, это было не такое уж хорошее предложение для группы, которая продала более восьми миллионов альбомов только в США. Однако, учитывая, что это предложение поддержал и рекомендовал адвокат группы, я решил оставить свое мнение при себе. То есть при себе и Иззи».

Нивен позвонил Иззи и спросил, не хочет ли он «по-тихому съездить в «Winterland» – компанию-конкурента «Brockum» в Сан-Франциско – «и узнать, что они предложат».

«Конечно, Нив», – был ответ. Они забронировали билеты на самолет и арендовали «Корвет». «Мы поехали в старую складскую зону Сан-Франциско, где находился огромный завод «Winterland». Дель Фурано показал нам печатные станки и отделы графики. Продемонстрировав вежливый интерес, мы уехали. Когда мы уходили, Дель вложил мне в руку конверт. Пока мы ехали в «Корвете» в аэропорт, я передал конверт Иззи. «Посмотрим, что он предложил». Иззи открыл конверт… Какое-то время он молчал, переваривая предложение. Затем еще раз внимательно перечитал листок бумаги. «Довольно неплохо, Нив, – сказал он наконец. – Два с половиной миллиона и процент выше, чем у «Brockum». Кажется, независимые действия снова сослужили нам хорошую службу…»

Однако, когда Нивен сообщил «Brockum» о встречном предложении компании «Winterland», Питер Любин уравнял ставки, и группа снова заключила с ним договор. Как рассказывает Нивен: «В конце концов мы получили те же деньги, так что начальное предложение Любину простили. «Brockum» были с нами в самом начале, когда другие не решились».

В этой сделке был еще один «нюанс». «Аванс составлял 2,5 миллиона, но при подписании договора выплачивали только 1,5 миллиона. Оставшийся миллион поместили на банковский счет, доступ к которому открывался при выполнении определенных условий по гастролям». Таким банковским счетом управляет третье лицо, которое, если договоренности выполнены, передает деньги второй стороне, а если нет, возвращает их первой. «По условиям группа должна была дать определенное количество концертов либо продажи в торговых точках должны были достичь определенной цифры, и тогда открывался доступ к счету. В любом случае, на счету лежал миллион долларов, который группа не могла получить, пока не организует достаточное количество концертов. Небезосновательные условия. Пока, конечно, эта сумма на счету не превратилась в «пропавший миллион» из кокаиновой паранойи Иззи».

Тем не менее, когда Иззи позвонил Нивену и сообщил о «пропавшем миллионе», Нивен, по его признанию, ощутил боль. «Я сам испугался. Никогда не видел Иззи таким растерянным и слабым. Таким нездоровым». Нивен пытался ему все объяснить, чтобы паранойя Иззи прошла. Но это не помогло.

Следующее, что он узнал, это что Иззи полетел в Нью-Йорк работать с Акселем над новым материалом. Может, это хороший знак? «Может, он просто заменил одну паранойю другой. Может, он решил, что гораздо более важно помешать тому, чтобы его заменил Аркин. Может, ему надоело, что я стучу ему в дверь. В любом случае, он уже летел в Нью-Йорк».

Но потом возник еще один нюанс, еще один повод для беспокойства – Алану Нивену позвонил Рич Фелдстейн, бухгалтер группы. «Ты в курсе, что Иззи уехал в Нью-Йорк?» Конечно, Нивен был в курсе. «Он обещал писать песни с Акселем». Возможно, смена обстановки пойдет ему на пользу, сказал он. И тут Фелдстейн бросил бомбу. «Ты в курсе, что он снял все деньги со своего банковского счета?» Какого черта? Фельдстейн волновался. Он рассказал, что все, что ему известно, – это что Иззи не унимался о пропавшем миллионе долларов. А потом он снял все деньги со своего счета в «City National Bank».

«О боже! – воскликнул Нивен. – Наличными? Сколько у него было?»

– «Больше 750 тысяч долларов, – ответил Фелдстейн, – и они на банковском чеке».

– «Вот черт! То есть, если он потеряет этот чек, то потеряет 750 тысяч долларов?»

– «Именно так. Мы можем попросить банк отменить этот чек, но нет никаких гарантий, что они это сделают. Этот чек – то же, что наличные. Если он его потеряет, или у него его кто-то заберет…». Голос Рича затих, и повисла безнадежная тишина.

Сейчас Нивен рассказывает: «У меня сердце в пятки ушло. Он что, от нас уходит? Он решил рискнуть в Нью-Йорке? Он исчезнет на Карибском острове? Какого черта он делает?»

Через пару дней Иззи позвонил. Алан сделал глубокий вдох, прежде чем ответить на звонок. «Я как мог старался звучать беззаботно, как будто ничего не знаю. – Из, как дела? Написали что-нибудь?

– Не-а, Нив. Не могу сейчас писать. Не могу себя заставить.

– Ну, ладно, – сказал Нивен, – а что будешь делать? Останешься в Нью-Йорке на пару дней?

– Не знаю. Хочешь приехать потусить?

Нивен быстро придумал и предложил «альтернативный план», что они оба немного отдохнут и вместе отправятся в Новый Орлеан. На этой неделе у Great White там был концерт. «Иззи был на полпути между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, и мы бы просто провели там время вдвоем. Я предложил ему прилететь ко мне в Кресент-Сити. Может, я бы смог организовать парню выступление на сцене с Great White. Может, доза рок-н-ролла поднимет ему настроение».

Иззи согласился встретиться с Нивеном на следующий день в отеле «Omni Royal». «Я испытал облегчение от того, что мы сможем встретиться и поговорить, но очень беспокоился, что ему придется ехать одному с такой огромной суммой денег. Но если бы я спросил Иззи про чек, то он почувствовал бы себя в ловушке, что я давлю на него, и это могло заставить его избежать встречи.

Я всегда был рад видеть Иззи, но особенно в тот момент, когда мы сели ужинать в ресторане отеля на первом этаже, откуда можно было посмотреть на парад людей, которые гуляли туда-обратно по Роял-стрит во французском квартале. Разговор за ужином был натянутым. Иззи все еще был очень подозрителен. Я сам чувствовал себя оскорбленным оттого, что ему вздумалось сомневаться в моей честности. Я попытался объяснить ему, как устроен тот банковский счет и что все, что нужно, – это организовать несколько концертов, и деньги поступят на счет группы. Я напомнил Иззи, что не брал коммиссии весь первый год работы с Guns N’ Roses и что каждый пенни оставил на счету группы, чтобы помочь ее развитию.

Я понял, что теперь можно спросить его о 750 тысячах долларов, которые он носил с собой. «Надеюсь, ты положил их в банк в Нью-Йорке, Из». – «Не-а, Нив. Они у меня с собой». У меня сердце упало. Честно говоря, от мысли о том, чтобы носить с собой 750 тысяч долларов, по сути, наличными, и жить при этом в отеле в Новом Орлеане, у меня темнело в глазах. Я даже не был уверен, что можно доверить отелю положить деньги в сейф. Теперь подозрительным параноиком стал я».

Нивен выразил надежду, что Иззи хотя бы хорошо спрятал чек в своем номере. Иззи посмотрел на него. «Вообще-то, Нив, он у меня с собой». И полез под стол. Он спрятал чек себе в носок, а теперь вытащил его и бросил на стол. «Хочешь присмотреть за ним и отнести обратно в банк?» – спросил Иззи.

«С одной стороны, я испытал облегчение, – объясняет Алан сейчас. – Он снова мне доверял, а деньги можно было безопасно отнести обратно в банк в Лос-Анджелесе – когда я туда доберусь. Но другая часть меня трепетала от ужаса при мысли о том, что мне придется отвечать за такие деньги. Не дай бог я потеряю чек. Когда я куда-то езжу, то свои документы и кошелек проверяю каждые несколько минут. Мне не хватает беззаботности, чтобы не волноваться о таких вещах».

Но вечер только начался. Вернувшись в свой номер, Нивен в панике искал место, куда бы спрятать чек Иззи. «Класть 750 тысяч долларов под тумбочку было просто смешно. Слишком предсказуемо было засунуть чек под раму картины. В ванной комнате он мог промокнуть и испортиться еще сильнее».

Когда зазвонил телефон, ему стало казаться логичным спрятать три четверти миллиона в носок. Это был Иззи: «Эй, Нив, не знаешь, куда можно пойти в это время? Выпить?»

Нивену было приятно получить возможность скрепить отношения с Иззи выпивкой, и он натянул ковбойские сапоги, засунув чек себе в носок. «Пока мы шли по французскому кварталу, он тихо спросил о благополучии своих денег. «Не волнуйся, Из. Они в безопасном месте, – ответил я. Я положил их туда, где никто не найдет»».

Тем же вечером они ввязались в драку в местном баре под названием «The Dungeon», за которую Алан Нивен получил «отмщение в стиле Guns N’ Roses», вернулся на следующий вечер с толпой поклонников группы и потребовал извинений и бесплатных напитков – или чего еще. (И то, и другое они получили.) А еще через несколько дней Иззи вышел на сцену с Great White и сыграл пару песен. «На следующий день он сел в самолет до Индианы, а потом полетел в Европу. Тем же летом путешествуя по Германии и Скандинавии, в залах ожидания в аэропорту я находил журналы с интервью Иззи «на бегу», которые он давал прямо во время путешествий и в которых предсказывал адское пламя и расовые войны в Америке. Очевидно, он все еще страдал от паранойи. Через пару лет в Лос-Анджелесе бушевали пожары и беспорядки, вызванные избиением полицейскими чернокожего гражданина Родни Кинга. Не стоит недооценивать интуицию артиста».

Когда Алан Нивен вернулся в Лос-Анджелес, он отдал Дугу Голдстейну мятый банковский чек Иззи и поручил положить деньги обратно на счет в «City National Bank». «Мне стало дышаться свободнее, когда я узнал, что все в порядке».

Но свобода длилась не долго, а точнее, она закончилась почти сразу. Теперь он уже знал, что с Guns N’ Roses о ней вообще можно забыть. Нивен просто не знал, как скоро что-нибудь случится, и насколько серьезным это будет.