Текст книги "Давай забудем друг друга"

Глава 27
Первые не забываются

Мира

Меня немного потряхивало после стычки с Филатовой, но в целом я в порядке. Если не считать того, что пальцы рук дрожали, а сердце исполняло невероятные, сумасшедшие кульбиты в груди. И непонятно, по какой-такой мифической причине. То ли адреналин наконец дал о себе знать, то ли всему виной Никита Тарасов, находящийся в опасной близости. Я бы предпочла держать между нами расстояние метров так в сто, а лучше в тысячу. Но, надо признать, появился Ник очень даже вовремя.

Еще бы чуть-чуть, и у Регины точно бы крыша уехала в неизвестном направлении. Никогда не считала себя трусихой, но местная королевишна с ножницами в руках – зрелище не для слабонервных.

До сих пор ее выходка в голове не укладывается. Ведет себя словно девочка-подросток пубертатного периода. Она же всерьез собиралась идти до конца.

Неужели в этой голове и на секунду не промелькнула мысль, чем может обернуться подобная выходка? Хотя чего это я? Людям вроде Филатовой все и всегда сходит с рук.

– Ты в норме? – спрашивает Ник, нажимая на кнопку автозапуска.

Его голос звучал слишком заботливо и обеспокоенно, мне совсем не хотелось об этом думать.

В салоне стало тепло-тепло, а парень принялся колдовать над навигатором, устанавливая необходимый маршрут.

Ну уж нет, никуда я с ним не поеду. Моя нервная система просто не выдержит столько потрясений за один день. Нужно срочно найти Машку и свалить куда-нибудь. Хоть домой, хоть тупо в город. Боже, а если эти недоделанные охотницы на ведьм с ней что-то сделали? С них станется, знаете ли.

– Спасибо, что вступился. – Я стараюсь сохранять спокойствие, но получается, кажется, фигово.

– Не за что.

– Я пойду. – Отстегнув ремень безопасности, попыталась открыть дверь, безрезультатно дергая за ручку. – Откроешь?

– Куда намылилась? – голос Никиты тихий, но ясно чувствуются стальные нотки раздражения. – Еще приключений на пятую точку захотелось?

Вот ведь… рыцарь нашелся, без страха и упрека.

Но точно знаю – не могу повестись снова на этот обманчивый, лживый образ, в котором из настоящего только симпатичная мордашка. Однажды именно в него и влюбилась, потом не знала, где собирать осколки собственного сердца, разбитого вдребезги. И какие-то части до сих пор там и остались – в руках этого наглого, циничного мажора. Для него все чувства – пшик! Пыль по ветру.

– Тебе какое дело? – хмурюсь. – Выпусти говорю! У меня там вещи остались, Машка неизвестно где.

Савельева, как почувствовала, что я ее вспомнила: мой смартфон внезапно разлился мелодией, и пришлось ответить. Вот же подстава!

– Маш! Ты где?

– А ты? – переспрашивает подруга. – Ищу тебя по всему дому, а тут еще Филатова ошивается, похожая на тень отца Гамлета. Злющая, как сам черт во плоти. Довлатовы разболтали всем, будто…

– Да, – выдыхаю устало. – У нее там совсем шарики за ролики заехали. Думала, она мне либо волосы испоганит, либо ножницы в глаз воткнет.

– Вот же стерва!

Савельева спокойствием никогда не отличалась. Философия стара как сам мир: добро всегда побеждает зло, только это самое добро должно быть с кулаками. Ее, конечно, частенько называли сумасшедшей, но держались подальше.

Девочка-вулкан!

– Только не лезь, хорошо? Давай я сейчас приду, мы все обсудим в мельчайших подробностях.

– А ты разве не с Тарасовым? – как-то подозрительно мнется Маша. – Вроде шум двигателя слышно.

– Пусть берет Сотню и подруливает, – коротко бросает Ник. – Или остается.

– Что он там лепечет? – недовольно бурчит Машка.

Все произошло слишком быстро, я и сообразить ничего не успела. Ник наклонился ко мне и повторил в динамик уже для Савельевой:

– В машину иди и Димаса захвати.

Слишком близко, он слишком близко… Я сглотнула, едва не выдав себя, и отодвинулась в сторону.

Живешь себе, живешь. Стараешься забыть человека, стереть его из памяти и, кажется, даже идешь на поправку после болезни под названием «любовь», но… стоит ему вновь влететь в твою зону комфорта, как все летит в тартарары.

Конец реабилитации!

– Слушай, Мир, давай лучше ты ко мне, – начинает отнекиваться Машка. – Я девочек из газеты встретила, с ними потусим. А утром все вместе уедем, как тебе план? Сейчас вот в мафию начнем играть.

Настроения оставаться вместе со всеми однокурсниками у меня не было от слова «совсем». Какое веселиться? Хотелось тупо завалиться в свою мягкую, теплую постельку в обнимку с котом и проспать часов двадцать.

– Ты как-то не в восторге, – без слов понимает меня Маша. – Ну пришли тогда сообщение, когда доедешь, хорошо?

– Хорошо, – киваю я самой себе в зеркале. – Повеселись там. И позвони мне завтра, как дома будешь.

Разумеется, я могла закатить знатную истерику космических масштабов, чтобы тупо не оставаться с Ником один на один. Но он не должен почувствовать моей слабости, что нервничаю рядом с ним или волнуюсь. Никаких проблесков эмоций. Только холод, равнодушие и спокойствие.

– Домой или к родителям?

Тарасов вырулил с парковки, и уже через несколько минут мы покинули территорию коттеджного поселка.

– Домой.

Что в Нике есть такого? Почему не получается перешагнуть и оставить все в прошлом? Может, потому что он просто не желает оставлять меня в покое? Появляется снова, и снова, и снова?

Спокойная музыка, тепло, запах кожи и кофе – от них меня форменно начало клонить в сон. Глаза слипались, телефон то и дело падал из рук. В какой-то момент я отрубилась и проснулась только от одного прекрасного и страшного одновременно ощущения – он прикасался ко мне. Будил. Легонько тряс за плечо.

Слабовольно я наслаждалась его руками на своем теле и вдыхала запах. Пахло счастьем. Горьким, сладким, терпким…

Накачивала себя им, не могла сопротивляться самой себе, притворялась спящей, лишь бы растянуть это мгновение.

– Князева, – повторяет он, освобождая меня от ремня безопасности.

Всего на мгновение его руки обхватили за талию, а мне уже хотелось поддаться навстречу и прижаться к нему.

Тьма! Мира, будь сильнее! Просто! Будь!

– М-м. – Распахнув глаза, я притворно прикрыла рот ладошкой, словно зеваю. – Мы уже приехали?

Нервное движение широких плеч, он сглотнул и отодвинулся в сторону. Не хочу верить в то, что вижу. Как Никита реагирует на меня, как смотрит… но мне ведь это не приснилось, правда?

– Да, – коротко кивает.

– Спасибо, что подвез. – Я решительно дергаю за ручку, на сей раз проблем с открытием двери не возникает. – Пока.

Двор усыпан пушистым снегом, словно теплым покрывалом. Подняла глаза к небу и залюбовалась десятками сверкающих в морозе звезд, которые светили, как крохотные волшебные маячки. Вот та самая яркая и большая, будто притягивает к себе остальные.

– Мир, шапку забыла. – Тарасов разворачивает меня к себе лицом и надевает шапку так, что она сползает мне на глаза. В сердце мгновенно щемит от сладкой боли. Зачем он это делает? Зачем? – Холодно же, ты чего стоишь?

– На звезды смотрю.

– Звезды? – нахмурившись, он запрокинул голову к небу.

И в этот момент звезды с небом перестали иметь значение, я смотрела только на Тарасова и впервые поняла, почему я его люблю. Ни за что – а просто так. Ведь нам не обязательно любить человека за что-то. Любишь улыбку, ямочки на щеках, взгляд, полный льда, тепло сильных рук, смех… всего и полностью.

Может быть, однажды это пройдет, но знаю точно – первая любовь не забывается, какой бы жестокой и злой она ни была. Несмотря ни на что, тот человек, к которому ты испытываешь такие чувства, останется в твоем сердце навсегда. Это любовь. Пьяная, фатальная, уничтожающая и сладкая…

– Хочешь кофе? – Ник переводит на меня взгляд. С его волос стекает вода от растаявшего снега, а мы продолжаем стоять и смотреть друг на друга, как два идиота посреди зимы.

Не знаю про Тарасова, но я точно была идиоткой. Понимала, что если не скажу решительное «нет» сейчас, то уже никогда не смогу отказать ему.

Попу в кулак, отшивай и властвуй!

Глава 28
Только с тобой

Мира

– Ой, дура! – Даня закрывает лицо ладонями. – Как есть идиотка.

Ну и почему сразу дура?

– Дань, ну ты ведь не дослушал даже! – хмурюсь я, подливая в кружку еще зеленого чая. – Между прочим, ушла домой. Одна.

– И никакого «кофе»? – усмехается друг, отчаянно жестикулируя и намекая на что угодно, но только не на кофе.

Пошляк!

Никакого кофе.

Первые пять минут была уверена, что поступила правильно. Отправила Никиту домой, а сама завалилась спать вместе с Лютиком. Разве я могла просто поверить, что он изменился? Один хороший поступок не способен изменить всего остального. И, как бы мне ни хотелось думать иначе, надо сжать зубы и перетерпеть. Все пройдет.

– Да ты кремень, подруга! – Даня хлопает меня по плечу. – Уважаю, мать. Послать мужика после такого – это сильно. Ревела?

– Ревела, – киваю, шмыгая носом. Совсем по-детски. – Я его люблю, и не выкинешь этого, не денешь никуда. Понимаешь?

– Понимаешь, – вздыхает он. – Но кажется, у меня началась реабилитация после Насти.

– Серьезно?

– Помнишь официантку из кофейни? – улыбается он. – В пятницу ходили в кино, сегодня позвал на свидание. Согласилась.

– Очень рада за тебя. – Поднимаю чашку в знак его неоспоримой победы. Мы с Даней чокаемся. – Пора забыть о Насте.

– А тебе о Никите.

Это уже куда сложнее. Миссия невыполнима!

Как забыть того, кто никак не хочет исчезать?

Да я и сама хороша. Такая слабая, безвольная и бесхарактерная рядом с ним. Самой стыдно, какой вчера была. Позволяла трогать себя, потому что хотела чувствовать его руки, дышать им. Насладиться хоть в последний раз близостью с парнем, который никогда не будет моим.

Но тот Никита Тарасов, которого знаю, не стал бы стоять под снегом и смотреть на звезды. Этот парень не романтик, нет. Скорее черствый циник, что купит эти самые звездочки. Все до одной. От полярной и до последней.

Был последний день каникул, я пыталась доделать все дела. Выпроводила Даню на свидание, съездила к маме с отчимом. Застала только маму, потому что у Яси начали резаться зубки, дядя Андрей всю ночь не спал, с дочкой сидел. Мама тоже поспала всего пару часов. Выглядела очень усталой, сонной, но счастливой.

Сначала она правда очень нервничала. Хотела со мной поговорить, но все ходила вокруг да около. Боялась начать беседу. Пришлось буквально щипцами вытягивать.

Оказалось, что в Питер приехал отец со своей семьей. С той, к которой ушел от нас когда-то. Бросил, вернее сказать. Чудесным образом сумел найти маму. Для чего, неизвестно истории, но хочет и со мной встретиться. Телефон свой оставил, просил позвонить.

Мама считает, надо наладить отношения. Ну, а я… мне был нужен папа три года назад. Нам с мамой. Но сейчас я не готова впускать отца в свою жизнь. Видеться с ним, разговаривать – это слишком. Он перестал для меня существовать.

На работу в редакцию я поехала уже в испорченном настроении, врубила в наушниках грустную музыку и принялась подбирать эскизы для завтрашней арт-выставки. По сути, сегодня выходной, но половина сотрудников на своих местах. Нас ждет очень важное мероприятие. Выставка с участием зарубежных инвесторов.

– Плохой день? – раздается голос Евы Игоревны. Она улыбается, протягивая мне стаканчик с кофе. – Держи-ка, взбодрись.

Женщина оглядела свой кабинет придирчивым взглядом, вздохнула и покачала головой. Я поставила песню на «стоп», чтобы не пропустить чего-то важного.

– Ох, ну я же просила не приносить эти цветы сюда! – Она чихает (явно аллергия на пыльцу имеется!) и падает в кресло. – Все тащат и тащат проклятый гербарий.

– У вас новый поклонник? – Протягиваю руки к ближайшему букету. Лилии. Красивые, конечно, но у большинства людей на них странная реакция. Голова болит, все кружится. – Давайте их уберем в приемную?

– Да, новый поклонник, – хмыкает Ева Игоревна. – Скорее, давно забытый старый. Мира, иногда мужики становятся совершенно невыносимыми. Особенно когда вспоминают про твой день рождения.

Да уж, лучше и не скажешь…

– У вас вроде еще две недели назад был, – замечаю я. – Но, знаете, мой бывший вообще про мой день рождения забыл и даже не извинился.

– Какой негодяй! – Она делает большой глоток кофе. – А мой вот шлет, и шлет, и шлет! Все не успокоится. Думает, что вернусь к нему. Отец Никиты.

– Вы разошлись? Наверное, тяжело.

– Тяжело было с ним, – отмахивается Ева Игоревна. – Чуть бизнес по ветру не пустил. Хорошо, что Никита мальчик серьезный… кошмар!

Она вскочила и заметалась в поисках своей сумочки, потом нашла ее, вытащила какой-то листочек и с облегчением выдохнула.

– Мир, останешься за старшую? Совсем забыла, Ник заболел, надо лекарства купить горемычному, не успеваю ничего. А отчеты и смету я как-нибудь завтра с утра подобью сама, пораньше приеду.

Никита заболел? Вот дурак! Под снегом стоял, без шапки!

– Сильно? – Понимаю, что голос дрожит от волнения.

– Что сильно? – непонимающе переспрашивает женщина.

– Заболел. Никита в смысле.

– Ну грипп, кажется. Отправила к нему своего врача с утра, но этот упрямец выгнал ее, представляешь? Лечиться не хочет.

Думала недолго. Точнее, совсем не думала. Все мозги напрочь отшибло.

– Давайте отвезу, – решаю я, поднимаясь. – А вы отчеты спокойно доделаете.

– Не знаю, – неуверенно тянет Ева Игоревна. – А тебе точно не сложно?

– Не сложно. Мне самой в аптеку нужно, так что убьем одним выстрелом двух зайцев.

– Ой, солнышко! Ты очень выручишь! – Она обнимает меня и тут же сует в руку записку со списком лекарств. – Здесь все, что нужно. Адрес пришлю сообщением. И вот еще – тут ключи и карточка.

А дальше я вылетела из редакции с такой скоростью, словно за мной адские гончие по пятам гнались. В аптеку, потом на такси в другой конец города и после около двадцати минут просто искала вход в огромный многоквартирный дом. Район элитного класса, с кучей домофонов, переходов и дверей, которые непонятно куда вели. Видимо, Никита успел переехать в другую квартиру. Потому что этого места я совсем не помнила. Какие-то неправильные тут парадные, совсем не питерские.

В итоге нашла нужную, поднялась на лифте на двадцать пятый этаж, вставила ключ в замочную скважину и провернула его несколько раз по часовой стрелке.

Но даже и дверь открыть не успела, как она распахнулась и на меня обрушился злой рык Тарасова, по-другому не назовешь.

– Сказал русским языком – никакие врачи не нужны! – кричит он, но смотри на меня и зависает. – Ты?

– Я, – киваю. – И я обязательно уйду, но только тогда, когда ты ляжешь в постель и выпьешь все лекарства.

– Кажется, точно грипп, – тихо говорит Тарасов и молча исчезает в квартире. Мне остается только идти следом. – Уже галлюцинации начались.

В огромной квартире Тарасова можно было бы запросто заблудиться при желании. «Скромное» холостяцкое жилище представляло собой двухуровневые апартаменты в классическом стиле лофт.

На первом этаже располагался кухонный гарнитур, шкафы с книгами и статуэтками из супергеройской вселенной (мальчики такие мальчики!), чуть дальше полукруглая барная стойка. По центру помещался огромный черный рояль, который Ник, кажется, использовал в качестве дополнительной барной стойки. А сквозь панорамные окна открывался прекрасный вид на город.

Это чисто по-питерски – восхищаться крышами домов и шпилями соборов. Когда мы с мамой только переехали в город на Неве три года назад, то я откровенно не понимала красоты культурной столицы родной страны. Ужасные дороги, километровые пробки, жуткие старые дома в центре и на окраинах. Навевают воспоминания о романах Достоевского.

Но спустя несколько месяцев поняла, что люблю Петербург всей душой. В каком городе мира еще вы встретите кофейню на каждом шагу в самом неположенном для этого месте? Казалось, раньше просто не пила кофе. Здесь сама атмосфера пропитана волшебством, романтикой, нежностью. Даже дождь имеет особенную прелесть.

Так что вид был замечательный. Прекрасный. Лучший.

Никита развалился на большом кожаном диване перед широкой плазмой и был полностью погружен в игровой гоночный симулятор. Носом шмыгал, но интерактивную баранку крутил, словно настоящий гонщик «Формулы-1».

На второй этаж вела металлическая черная лестница, правда, ступени бы выполнены из дерева, но тоже темного. Будто воздушная, парящая в воздухе. Казалась сравнительно безопасной, но с моей панической боязнью высоты я бы не рискнула тащить Ника в спальню.

– Тарасов, – заслоняю собой экран. – Ты как ребенок. Выпей лекарства и спи.

Наверное, ему было настолько фигово, что он и слова мне не сказал. Закинулся таблетками и даже улегся на диван, а потом и вовсе засопел в обе дырочки.

Я накрыла парня тонким одеялом и дотронулась ладошкой до лба. Горячий. Настолько, что даже кожу обжигает. А волосы мокрые, да и сам весь тоже. Умудрился заболеть прямо перед учебой.

Сделала ему компресс и попыталась занять себя хоть чем-нибудь. Сварила куриного супчика. Сама есть не стала, а вот Тарасова точно придется заставить. Потом сходила в ближайший магазин за замороженными ягодами для морса. Мама всегда готовила его в детстве, когда я болела.

На часах уже стукнуло одиннадцать вечера, а Ник до сих пор спал мертвым сном. Решила еще полчасика посидеть и ехать домой на такси.

Устроилась в кресле-качалке с чашкой кофе и любимым блокнотом. Он всегда у меня был с собой на случай, если захочется в дороге порисовать. Сама не поняла, как окончательно расслабилась и уснула сладко-сладко.

Пять минут и пойду…

Проснулась от громкой музыки. Сердце в груди подскочило, заметалось, а я откровенно не понимала, что происходит. Блокнот и карандаш валялись на полу, весь первый этаж залил ослепительный белый свет.

Стоп. Это что, утро? Проспала всю ночь? О, господи, нет! Мда… ну ты даешь, Мира.

Я подорвалась с места, бросила плед на кресло и кинулась в прихожую, незамедлительно врезавшись в твердую преграду на своем пути. Со всей дури корпусом впечаталась в Ника. А какого кренделя он вообще поднялся с постели?

– А ты почему не в кровати?

– А ты?

Что?

– В смысле, как ты здесь оказалась, Князева? – Он отодвигает меня в сторону, направляясь в зону кухни.

До меня запоздало дошло, что он только после душа. Еще влажный, капельки воды стекают по волосам и по идеальному телу. Он в одном полотенце, обернутом вокруг бедер.

Мама моя, это слишком!

Сглотнула, пытаясь избавиться от безумного желания смотреть на него до бесконечности. против воли взгляд от него оторвала.

– М-м, компот, – раздается голос Ника. Он почти залпом умудряется осушить весь графин. – Пить хочется жутко. Вкусно, кстати. Мама такой делала в детстве…

– Там еще суп есть. Ты ешь, лечись, а я пошла. Лекарства на журнальном столике.

– Ты не ответила. – Тарасов опирается о барную стойку. – Откуда ты взялась в моей квартире?

– Ева сказала, что ты заболел, и попросила приехать. – Пожимаю плечами. – Лекарства привезти.

– Ясно. Ева, значит.

Принялся слишком быстро поглощать суп, а потом все запил большой кружкой кофе.

Неловкость между нами достигла немыслимых пределов. Мне хотелось с ним поговорить? Наверное. Но я просто не знала, как сказать, что спросить, с чего начать.

– Как себя чувствуешь? – наконец выдавливаю я из себя.

Браво…

Глупее вопроса придумать сложно. Банально до ужаса.

– Прекрасно. – Проходит мимо меня прямо к лестнице, ведущей на второй этаж. – Вырубай материнский инстинкт, Князева.

Нас прервал телефонный звонок. Мой, кажется. Куда я телефон вчера запихнула?

– Минутку. – Бросившись в прихожую, выудила смартфон из рюкзака. – Алло!

– Фух, Князева, у меня точно инфаркт с тобой будет! – облегченно выдыхает в трубку Даня. – Проще до Кремля дозвониться, подруга.

– Что стряслось, истеричка?

– Да тут к тебе отец приехал, – рассказывает он. – Говорит, телефона твоего нет, а мать дозвониться не может. Где шляешься, красота моя неземная?

Отец? Дядя Андрей в смысле?

– Спасибо, Дань. Слушай, а как вчера прошло?

– Свидание? – тянет друг, явно не торопясь с ответом. – Фигово прошло, Мира.

Кажется, у нас обоих серьезные проблемы с ремиссией.

– Так плохо?

– Мрак. Что твоему отцу передать? А то на него уже соседи косо смотрят. Еще полицию вызовут.

– Скажи, что сама к ним заеду после учебы. Сейчас не успеваю.

– Куда заедешь? – не догоняет Даня. – Он же у тебя проездом, из Москвы, сказал…

Ах, этот отец!

– Пусть звонит матери.

И отключилась.

Отец.

Ну как же! Одно слово.

Не сомневаюсь, мама сломалась и выдала папаше адрес со всеми потрохами. Вот только забыла спросить, надо ли мне оно вообще. Конечно, не со зла. Хочет, как лучше для меня, но… Не получится. Нет никаких теплых чувств к человеку, который сам отказался от нашей семьи.

Просто знать его не хочу. Мама счастлива, я тоже, зачем сыпать соль на раны? В любом случае пора решить эту проблему, оборвать замкнутый, порочный круг. Хотя мне меньше всего на свете хотелось ехать в собственную квартиру, чтобы встречаться с отцом. Вспомнил на старости лет о существовании дочери. Раньше надо было думать!

Домой я добралась на такси, потому что иначе бы не успела к первой паре в универ. На лестничной клетке пятнадцатого этажа, вернее, на ступенях, и обнаружила своего родителя.

Изменился. Постарел, выглядел усталым, хмурым и раздраженным. В волосах блестела седина, серое пальто мокрое от растаявшего снега.

– Здравствуй, дочь. – Он изобразил какое-то чудовищное подобие улыбки. – Ну что, узнала своего старика?

– Привет, – отвечаю неохотно. – Что ты здесь делаешь?

– И на порог не пустишь? Я тут тортик купил, чаю бы попили.

– Можно. – Пожав плечами, направляюсь к квартире. – Пойдем, только недолго, мне нужно на учебу ехать.

Лютик сразу кинулся мне в ноги. Давай мяукать и ласкаться. Соскучился! Сейчас я тебя накормлю, подожди…

– О, животина. – Отец садится на корточки, тянется к коту, чтобы погладить, но тот сначала шипит, а потом и вовсе начинает царапаться. – Ишь какой!

Умудрился ухватить Лютика за ухо и дернуть. Не сильно, но тот протяжно запищал. У меня даже в сердце кольнуло. Нельзя так с животными обращаться. Людьми надо быть.

– Папа! – вскрикнув, я беру кота на руки, гладя и успокаивая.

– А ты все такая же, Мирка. Каждого блохастого зверя домой тащишь.

– Лютик не блохастый зверь, он мой друг.

Пушистик ласково заурчал и вцепился когтями в мою кофту. Потерпи, мне тоже очень не нравится происходящее.

С отцом мы расположились на кухне. Я поставила чайник, торт разрезала и разложила по тарелочкам. Пыталась делать что угодно, лишь бы занять себя чем-то.

А отец все рассказывал, как с бизнесом катастрофически не ладится, жена ждет второго ребенка, им пришлось продать кучу недвижимости, чтобы закрыть долги. И все о себе да о себе. Зачем приехал – вообще непонятно.

– Очень хорошая квартирка, – проводит оценивающим взглядом по моей просторной кухне. – С женихом снимаете?

– Нет, – качаю головой. – Мама и отчим подарили на день рождения.

– Правильного хахаля твоя мать зацапала, с деньгами. Нашла себе толстосума.

Мне стало ужасно мерзко от его слов. Как же можно так говорить про жену, пусть и бывшую? Кроме того, из них двоих – зло не она. Можно подумать, это мы разрушили нашу семью.

– Дядя Андрей любит маму, они счастливы, – цежу я сквозь зубы, едва сдерживая злость. – Недавно дочку родили. И сделай милость, не высказывайся о маме в таком тоне. Ты нас бросил, пап. Не наоборот.

– Все-таки настроила против. Мирослава, я же твой родной отец.

Да ладно! Молодец, что вспомнил!

– И? – Вопросительно смотрю на него. – Ты приехал сблизиться, помириться или что? Если да, то выходит паршиво. Не очень-то и скучал. Дай бог сообщения присылал по праздникам. Для справки мне не пять лет, чтобы настраивать против кого-то. Давно выросла из этого возраста.

Наверное, еще немного, и точно бы случился скандал. Космических масштабов. Потому что я была настроена высказать ему все, вылить весь свой яд, что скопился за столько лет.

Положение спас звонок в дверь, я выскочила в коридор, машинально поворачивая ключ в замке.

Никита.

В руках два стаканчика кофе. Еще и улыбался, будто ненормальный.

Минуточку…

Это как называется? Он ехал через весь город, больной, с температурой. Чтобы выпить со мной кофе?

Вот ведь…

Наверное, мне стоило что-то сделать. Выставить его, например. Сказать, чтобы больше никогда не приходил со своим дурацким, но вкусным кофе. Но только сейчас я находилась в таком опасном, подвешенном состоянии, когда Тарасов стал самой маленькой проблемой из всех.

Стыдно сказать, но я была совсем не рада встрече с родным отцом. Хотя мы с ним не виделись уже больше трех лет. Это поначалу скучала, ревела в подушку, пока мама не видела, и не понимала, почему папа так с нами поступил. Себя винила, искала причины, пробовала выйти с ним на связь.

Да куда там. Он завел себе новую семью. Променял нас на них. На еще нерожденного ребенка и молоденькую девушку, мою ровесницу.

Счастлива, что мама оставила в прошлом этого человека, вышла замуж, любима, и они с дядей Андреем на Ясю не нарадуются. А папа… нет желания ни видеть его, ни слышать, ни знать.

Жестоко? Пусть!

Ведь даже спустя столько лет он не спросил о том, как мои дела, не поинтересовался жизнью бывшей жены. Только он сам. Жалуется на свое собственное существование. Бизнес, долги и прочее.

– Ты так быстро сбежала. – Никита протягивает один стаканчик мне. – И спасибо сказать не дала.

Еще и этот!

Не согласна на то, чтобы Тарасов привозил чертов грушевый латте. Был милым. Типа заботливым. Это маска. Искусная, жестокая, желанная. У меня не осталось сил, чтобы выбираться из водоворота его любви живой. Два раза в одну реку не войдешь, а уж три и подавно. Не буду придумывать сказки, обнадеживать себя и окружать воздушными розовыми замками. Той наивной Миры нет. Мальчик с глазами цвета изумрудов уничтожил ее. Расщепил на пылинки и развеял по ветру.

 
    Я стала пеплом нашей любви,
    Следом на земле от костра,
    Ты больше на меня не смотри —
    Все равно до боли верна.
    Тебе одному – почему?
    Не спрашивай, ответа не знаю.
    Эта любовь похожа на тюрьму,
    Я в ней, как снежинка, растаю…
 

– Не за что, Никит. – Взяв стаканчик в руки, я поставила его на журнальный столик. – Я не одна, так что…

Несколько секунд он не сводил с меня взгляда, а потом согласно кивнул. Мне показалось, словно в его глазах промелькнула грусть вперемешку с обреченностью, но я стиснула зубы и виду не подала, что мне есть до этого какое-то дело. А в грудной клетке ныло так, что аж ребра сводило от боли. Перекрыли разом весь кислород, ограничили доступ к воздуху. Это ненормально. Ненормально зависеть от человека и продолжать любить его ядовитой, больной любовью!

– Понял, не идиот.

Круто развернулся и вылетел на лестничную клетку, словно ошпаренный. Правильно, пусть идет.

Ладно, теперь осталось самое сложное. Как-то придать отцу ускорения, а то похоже на то, что завершать свой визит он совсем не собирается.

Со стороны кухни раздался какой-то чудовищный грохот, а следом и жалобный писк. Лютик! Вечно этот кот лазает где ни попадя. В прошлый раз еле с балкона вытащила, между цветочных горшков застрял своей пухлой пушистой жопкой. Но он такой пирожочек, как злиться можно?

Везде царил жуткий разгром. Битые тарелки, кружки, торт там же, чай из заварника. И Лютик рядом же, лежит на брюшке и пищит, лапку почему-то лижет.

– Пап, что здесь произошло? – испуганно спрашиваю я.

– Твою скотину усыпить надо! – кричит отец, трясся передо мной расцарапанной в кровь рукой. – Накинулся на меня, словно дикий. Вцепился, клещами не отодрать.

Твою же бабушку!

Я упала на колени и осторожно, двумя пальцами, дотронулась до кота. Зашипел, вся шерсть дыбом встала, и под батарею пополз.

– У него кровь из лапки. – На глаза наворачиваются слезы. – Надо к ветеринару ехать. Кис-кис, иди сюда, мой хороший, вот сюда, давай…

– Мирослава, да оставь ты этого бешеного, – отмахивается отец. – Ничего с ним не станет, а про укол подумай. Такой и до смерти расцарапает.

– Это всего лишь кот! – возмутившись, прижимаю Лютика к груди. – Ты чужой человек, не надо было его трогать. Неужели непонятно?

– Приехали! Отец и чужой, а на скотину надышаться не может.

– Он! Не! Скотина! И знаешь, что… ты действительно чужой, папа. Тебе неинтересно, что со мной происходит, оскорбляешь маму и ведешь себя ужасно. Что тебе нужно? Говори и уезжай.

– Да-а-а, – усмехается отец, смахивая с плеч невидимые пылинки. – Думал, моя родная дочь будет рада отцу, а нет. Как и продажная мать, на толстый кошелек купилась.

Офигеть! Я в шоке!

– Замечательного же ты о нас мнения, пап. Но только это ты женился по расчету, на более выгодной партии. Выгнал нас с мамой на улицу без гроша и три года не вспоминал о существовании дочери. Прошу тебя… просто уходи!

И я ничего не почувствовала. Абсолютно. Пустота.

Собиралась быстро. Сунула в клатч телефон и кошелек, Лютика аккуратно разместила в сумке-переноске. Бедный все пищал и пищал, у меня аж сердце на части разрывалось. Подметать и убираться не стала, плохая примета. На вечер отложила. Пока ехала в лифте, предупредила Машку, что меня не будет, и вызвала такси.

Как назло, шел мокрый снег, машины все не было и не было. Шесть минут ожидания плавно превратились в пятнадцать. Черт побери, вот как всегда. Ужасно не вовремя!

Вышла к обочине, пытаясь разглядеть сквозь снежные хлопья такси, но вместо этого ко мне подъехал черный матовый внедорожник.

– Подвезти? – раздается голос Тарасова. – Погода просто отстой.

– Да, – соглашаюсь, забираясь на переднее сиденье. – В ближайшую ветеринарку, если тебе не сложно.

– Что-то было через пару километров. – Никита искоса смотрит на меня. – Эй, Князева, порядок?

– Не знаю, – шмыгаю носом. – Ему больно. А я не понимаю, в чем дело.

Открыла переноску и выудила оттуда Лютика, демонстрируя Нику окровавленную лапку нашего котейки.

– Видишь? Отвернулась всего на секунду, пока с тобой разговаривала, а отец…

– Постой, с тобой был отец в квартире?

– Был, – отворачиваюсь окну, не желая больше продолжать разговор.

Может быть, не хотела поднимать разговор о своем блудном папаше, который так и не изменился. Или Ник просто не тот человек, кому стоило открывать душу.

Нужно к маме.

Мне нужно поговорить с мамой, она поймет, выслушает. Как в детстве прижмет к своей груди, погладит по голове, и все пройдет.

– А парень твой где? – как бы между прочим спрашивает Тарасов.

– Парень? – непонимающе тяну я, но впереди уже маячит долгожданная ветеринарная клиника. – Вот здесь тормозни.

– Ага, блондинчик. – Никита заезжает на парковку, припарковавшись почти у самого здания. До входа рукой подать.

Это он про Даню, что ли? В любом случае мне сейчас не до этих пустых игр.

В клинику мы с Ником пошли вместе. Не просила его ни о чем таком, но была благодарна за поддержку. Очень переживала за Лютика. Особенно когда котенка забрали в процедурную. Уже и руки тряслись, нижняя губа начала дрожать. Места себе не находила. Был бы маникюр, сгрызла к черту.