Текст книги "Собрание сочинений в 3-х томах. Том 3"

VI. Средние века

 
Жгут сегодня много; площадь вся в огне.
Я домой вернулась. Что-то жутко мне.
 
 
В комнату вошла я. Стала. Замерла.
Утром – люди были, а теперь – зола!
 
 
Жгли их до заката медленным огнем.
Помяни их, Боже, в царствии Твоем!
 
 
Кто меня окликнул?! Окна отперты,
Пахнут где-то близко летние цветы.
 
 
Вижу, пол усыпан лепестками роз.
Ветер предвечерний их в окно принес.
 
 
Ты ошибся, ветер, сбился ты с пути.
Мне цветов не надо. Дальше отлети.
 
 
Не дыши так жарко вихрями пустынь.
Я тебя не знаю. Сгинь! Аминь! Аминь!
 
 
Бродит инквизитор под моим окном,
Он заметит розы на полу моем.
 
 
Скажет: «Это – чары! Это – колдовство!»
И возжаждет крови сердца моего…
 
 
Боже, если вечным Ты казнишь огнем, —
Вспомни о невинных в царствии Твоем!
 

 
– Раз с отцом гуляла я,
     Жарким полднем, в поле.
Злобой ныла грудь моя
     И тоской по воле.
 
 
«Скучно сердцу моему
     В солнце и лазури.
Хочешь, вихрь я подниму?
     Мне подвластны бури.
 
 
Обещаю, не шутя,
     Быть одной в ответе».
Улыбнулся он: «Дитя!
     Чар не знают дети».
 
 
Чист небесный океан,
Но звучат призывы.
Солнце спряталось в туман.
Притаились нивы.
 
 
Крепнет, крепнет сила чар.
Вихри пробежали.
Закурился легкий пар
В потемневшей дали.
 
 
Как могучий, черный щит,
По краям – из злата,
Туча грозная летит,
Пламенем объята.
 
 
Чуть губами шевеля
Я шепчу: «Готово!»
Грянул гром. Дрожит земля.
Я сдержала слово!
 

 
Я чашу выпила до дна
     Бесовского напитка.
Мне ночь последняя дана —
     А завтра будет пытка.
 
 
Со мной и други, и враги, —
     Сравняла всех темница.
«Ведь ты сильна. О, помоги!»
     Их умоляют лица.
 
 
Да, я – сильна! Сюда! Ко мне,
     Неимущие лика…
И вот, – летят, в дыму, в огне,
     Хохочут, стонут дико.
 
 
Грядет во славе Сатана,
     Грядет со свитой многой.
Над ним – двурогая луна
     И венчик шестирогий.
 
 
«Я – вам отец! – Он возопил. —
     Кто здесь боится муки?
Да примет знак Великих сил
     На грудь, чело и руки.
 
 
Подобен камню будет тот,
     Кто носит стигмат ада.
Он под бичами запоет.
     Огонь – ему услада.
 
 
Аминь! Крепка моя печать, —
     Да слабый закалится!»
Кто смеет здесь чего-то ждать?!
     Рыдать?.. Взывать?.. Молиться?!!
 

VII. Наваждения

 
Сегодня я – под властью «черной птицы»,
Она гнездо в груди моей свила.
Мне блещут чьи-то яркие зеницы,
Багровая в глазах клубится мгла.
 
 
Сегодня я – во власти злых влияний,
Я – в зареве угаснувших скорбей.
Мой лютый враг, утих ли гнев твой ранний?
Я жду тебя. Приди, сразись, убей!
 
 
Единственный, кого могу призвать я,
Не подходи. – Душа твоя светла.
В моей душе – лишь вопли и проклятья,
Затем, что я во власти Духа Зла!
 

 
Великий Маг, властитель душ влюбленных,
Простер свой жезл чудесный надо мной.
Усталых вежд очей моих бессонных,
Груди, горящей жаждой неземной,
 
 
И жарких уст, без пламени сожженных,
Коснулся властно скипетр золотой;
Он был обвит спиралью змей сплетенных,
Он заклинал змеиною четой!
 
 
И с этих пор бессильны – грозный Гений
Нежданных встреч и Демон Обольщений,
Сны бытия – все глуше, все немей.
 
 
И с этих пор – хочу ль отдаться чуду,
Хочу ль восстать – но всюду, всюду, всюду
Я вижу знак из двух сплетенных змей!
 

 
Сегодня отдых сердцу дам,
Пойду молиться в Божий храм, —
      Ниспала с глаз завеса.
Сегодня отдых сердцу дам,
Да вновь предамся Небесам,
      Да отрекусь от Беса.
 
 
Семь ступеней ведут во храм.
Органа вздохи слышны там.
      В душе моей тревога.
Всхожу на пятую ступень —
И вижу дьявольскую тень
      У Божьего порога.
 
 
Смеются дьявола уста.
Он шепчет мне… О, я не та!
      Не внемлю – отвернулась.
Но на бесовские слова
Я про себя, едва-едва,
      Чуть зримо – улыбнулась.
 
 
Исчез. По гулким ступеням
Спешу, стучусь – но заперт храм,
      И лики смотрят строго.
И глас раздался надо мной:
«Пересмехнувшись с Сатаной,
      Пойдешь ли славить Бога?
 
 
Открыт широко Божий храм
Всем покаяньям и слезам,
      Кто плачет – тот надейся.
Но ты, чей смехом был ответ,
Ступай. Тебе здесь места нет.
      Ты – смейся! Смейся! Смейся!»
 

 
Да не преступит вражеская сила
Заветный круг предела моего —
Я на пороге знак изобразила, —
Ему же имя: Мудрых Торжество.
 
 
Я начертала странные названья
Зверей и птиц на древних языках,
Да будут здесь Могущества и Знанья,
Да отлетят Неверие и Страх.
 
 
И вот – лежу – без воли и тревоги,
С застывшим взором, мертвенно-бледна.
Чу, – шорох, стук!.. Но, вижу, – на пороге
Зажглись в ответ златые письмена!
 

 
На лугу, где звонко бьет источник чистый
Светлою волною, радостной, как день,
Я нашла ягненка с шерстью серебристой…
Между ним и мною тихо встала Тень.
 
 
Шепчет, нож тяжелый мне влагая в руки:
«Пред тобою жертва, – жертву заколи.
Не создай кумира из бессильной муки,
В ней отрава мира, в ней печаль земли.
 
 
Вырастет из крови пышное растенье,
На стебле колючем красные цветы.
Первый – дерзновенье, а другой – забвенье,
Третий – опьяненье. Их познаешь ты!»
 
 
 – Знаю, Темный, знаю, – кротостью блаженной
Никогда не билось сердце у меня.
Но в душе есть жажда правды совершенной,
Есть святое пламя звездного огня.
 
 
Знаю, Темный, – в каждом дремлет сила злая,
Зверь, непостижимый воле и уму.
Зверя клятвой вечной крепко заперла я,
Тайный ключ вручила Богу моему.
 
 
Верю, верю, Боже, – избранным Тобою
Ты удержишь руку от греха и зла! —
И пошла я смело новою тропою,
И отраву мира в сердце понесла.
 

«Он отступил с ропотом —

и вместе с ним бежали тени ночи»

«Потерянный рай». Мильтон

 
«Отойди от меня, – я сказала Ему, —
Ты – низвергнутый в вечную тьму.
Отойди… Я иду по иному пути,
     Я хочу совершенство найти».
 
 
Сжал Он руку мою. Он о перстне шептал:
     «Тайну клятв закрепляет металл».
Но забытое слово истерлось давно;
     Договор воскресить не дано.
 
 
Край одежды моей Он схватил и грозил
     Легионом карающих Сил.
Но два белых меня осеняли крыла, —
Я под дивной защитой была.
 
 
И от века возлюбленный принял Он лик,
     И склонился, и нежно приник.
Тихо имя мое повторял – и оно
     Истомляло, журча, – как вино.
 
 
Но очами, узревшими благостный свет,
     На Него я взглянула в ответ.
И восставший на свет – отступил от меня,
     Как туман – от дыхания дня.
 

VIII. Небеса

 
«Воздвигла я алтарь в душе моей.
Светильник в нем – семь радуги огней.
Но кто войдет в украшенный мой храм?
Кому расцвет души моей отдам?
 
 
Да будет он – увенчанным челом —
Прекраснее, чем был Авессалом!
Да будет сердцем, тихим – как заря,
Светлей Давида, кроткого царя!
 
 
Да мудростью и славой будет он
Стократ мудрей, славней, – чем Соломон!
Ему расцвет души моей отдам.
Пред ним возжгу мой чистый фимиам».
 
 
И глас провеял, благостен и тих:
«На небесах – предвечный твой Жених!
Он даст тебе венец нетленных роз.
Он весь – любовь. Его зовут – Христос».
 

 
Под тенью меж колоннами, ведущими во храм,
Уснула Дева чистая, сжигая фимиам.
Мечты Ее безгрешные небесный сон повил:
Пред Нею вестник радости – Архангел Гавриил.
 
 
От риз Его сияние, какого в мире нет.
Он держит красной лилии благоуханный цвет.
Он к Спящей наклоняется на сон ее взглянуть
И шепчет: «Благодатная, благословенна будь!»
 
 
И сонмы светлых ангелов, и тьмы бесплотных сил,
Склоняясь над Пречистою, парят в дыму кадил.
И каждый символ-лилию роняет Ей на грудь,
И каждый вторит радостно: «Благословенна будь!»
 

 
В высоком небе
Горят огни,
О счастье вечном
Поют они.
 
 
Зовет немолчно
Их стройный клир
К чертогу света
На брачный пир,
 
 
Где песней звездной
Гремит напев,
Где слышны гимны
Блаженных дев.
 
 
И хор небесный
Во мне зажег
Святую веру
В святой чертог.
 

 
Есть в небе сад невянущий
Для детских душ, для радостных,
Земною тьмой нетронутых,
Земных страстей не знающих.
 
 
Цветут там, распускаются,
Все лилии душистые,
Все алые тюльпанчики
Да гиацинты синие.
 
 
Над ними с тихой музыкой
Порхают чудо-бабочки:
Крыло одно – лазурное,
Другое – золотистое.
 
 
Поют они на лилиях
Серебряные песенки,
На розовых тюльпанчиках
Переливают радугой.
 
 
И дети светлоликие —
В цветах благоухающих
Заводят игры детские,
Смеются смехом ангельским.
 
 
Все – в белых одеяниях
С жемчужным опоясаньем.
У каждого над лобиком
Лучистый венчик светится.
 
 
Для них цветы небесные
На небе распускаются,
Поют им чудо-бабочки
Серебряные песенки.
 
 
Для них в саду заоблачном
Блаженства незакатные, —
Для детских душ, невинных душ,
Земных страстей не знающих.
 

ХОР МАЛЬЧИКОВ:

 
       На небе ясном
       В раю прекрасном
Веселья много средь райских кущей!
       Там в вечном свете
       Играют дети
Там бьет источник – всегда поющий!
 

ХОР ДЕВОЧЕК:

 
       На небе ясном
       В раю прекрасном
Светлы, как солнце, забавы наши.
       В лугах из света,
       Где дышит лето,
Где роз и лилий не блекнут чаши!
 

ХОР БЛАЖЕННЫХ:

 
       На небе ясном
       В раю прекрасном
Повсюду радость и ликованья!
       В садах тенистых,
       В усладах чистых
Ни слез, ни скорби, ни воздыханья!
 

ХОР АНГЕЛОВ:

 
       На небе ясном
       В раю прекрасном
Так полно счастье, так бесконечно!
       Так много, много
       В раю у Бога
Блаженств нежданных – но сущих вечно.
 

IX. In Nomine Domini

Содержание «In nomine Domini» заимствовано мной из действительного судебного процесса (1610–1611 гг.). Знаменитое дело аббата Louis Gauffridi привлекало внимание многих писателей (Michelet, Figuier, Levi, Baissac, Lecanu), причем все они черпали свои сведения по этому предмету из одного существующего источника – записок инквизитора Михаэлиса, изданных в XVII веке под названием «Histoire admirable de la possesion et conversion d une penitente seduite par un magicien», Lyon 1614.

Этим же единственным источником воспользовалась и я для создания моей драмы.

М. Лохвицкая.

Монахини-урсулинки:

МАДЛЕН ДЕ ЛЯ ПАЛЮД, 19-ти лет

ЛУИЗА КАПЕЛЬ, 29-ти лет

ЛУИ ГОФРИДИ

ОТЕЦ РОМИЛЬОН – настоятель монастыря Св. Урсулы в Эксе.

МАТЬ КАССАНДРА – игуменья

СЕСТРА КАТЕРИНА – старейшая урсулинка

СЕСТРА МАРТА

СЕСТРА МАРГАРИТА

Инквизиторы:

БРАТ МИХАЭЛИС

БРАТ ФРАНЦИСК

БРАТ ПАСКАЛИС

БРАТ АНТОНИЙ

СТАРЫЙ ИНКВИЗИТОР

Капуцины:

1-Й

2-Й

3-Й

МОНАХ-ФРАНЦИСКАНЕЦ

ГУГЕНОТ

ДОКТОР

ВИКТОРИЯ ДЕ КУРБЬЕ – горожанка

1-Й МАЛЬЧИК-ПЕВЧИЙ

2-Й МАЛЬЧИК-ПЕВЧИЙ

Пилигримы:

1-Й

2-Й

3-Й

4-Й

СТАРИК

ЖАКО

КРЕСТЬЯНКА С ДОЧЕРЬЮ

ТЮРЕМЩИК

Монахи и монахини различных орденов, крестьяне, крестьянки, пилигримы, монастырские слуги и проч. Действие происходит в нач. XVII в. во Франции, частью в г. Эксе, частью в S-te Baume.

Монастырь Св. Урсулы в Эксе. Монастырский двор, обнесенный высокой стеной. Крытая галерея с колоннадами, ведущая ко входу в монастырь. В галерее монахини вышивают большой ковер, сидя на низеньких табуретах и стоя на коленях. Мать Кассандра на высоком стуле медленно работает иглой, внимательно следя за девушками. Из монастыря доносится гул органа, играющего «Ave Maria».

МАТЬ КАССАНДРА (продолжая начатую беседу)

 
     Мария-Дева – выше всех созданий,
     Когда-либо ходивших по земле.
     Она чиста, светла и так прекрасна,
     Что демоны готовы претерпеть
     Тьму горших мук, когда б такой ценою
     Могли они хоть раз Ее узреть.
     Она полна такого совершенства,
     Что нет у Бога Ангела в раю,
     Архангела, ни даже Серафима,
     Который бы дерзнул сравниться с Ней!
     Вот идеал, к которому стремиться
     Вы все должны.
 

ВСЕ МОНАХИНИ

 
     Да, мать Кассандра, да!
 

1-Я МОНАХИНЯ (тихо)

 
     Как будто солнце утром проглянуло.
     Не пустят нас сегодня погулять?
 

2-Я МОНАХИНЯ

 
     Нет, к празднику окончить всю работу
     Велела мать Кассандра.
 

1-Я МОНАХИНЯ

 
                             Не могу.
     Я так устала. Ломит грудь и руки.
     Ах, если б хоть немного погулять!
 

2-Я МОНАХИНЯ

 
     Лентяйка!
 

1-Я МОНАХИНЯ

 
                             Нет, я дома не ленилась,
     Работала, как следует; но здесь
     Не в силах я; гнетет меня сознанье,
     Что, кончив это, – снова мы начнем,
     Без роздыха, другое рукоделье,
     И так всю жизнь, всю молодость. Тоска!
 

2-Я МОНАХИНЯ

 
     Но это все ведь суетные мысли,
     Греховные?
 

1-Я МОНАХИНЯ

 
                             То – не моя вина.
     Не я звала их, – сами народились.
 

2-Я МОНАХИНЯ

 
     А ты молись и беса отгоняй.
 

3-Я МОНАХИНЯ

 
     Вас мать Кассандра слышит.
 

1-Я МОНАХИНЯ

 
                             Да? Так что же?
     Мне все равно, – пусть слышит.
 

2-Я МОНАХИНЯ (со страхом)

 
                             Замолчи!
 

МАТЬ КАССАНДРА (подозрительно косясь на разговаривающих)

 
            Я знаю, есть иные между вами,
            Что не довольны участью своей.
            И души их полны соблазном мира,
            Им скучен день и неспокойна ночь.
            Не горевать и не роптать должны вы —
            А радоваться, дочери мои,
            Избравшие блаженство кущей райских
            Взамен земных ничтожнейших услад.
            На небесах особая награда,
            От века уготованная, есть —
            Для мудрых дев, для девственниц,
                                    для чистых,
            Поющих гимн, который, кроме них,
            Никто воспеть не может. Их украсят
            Алмазными венцами, как цариц;
            Их встретят в небе ангелы святые
            И сестрами своими нарекут.
            Что может быть блаженней этой доли?
 

(Слышен звонок.)

 
Звонят на спевку. Певчие, за мной.(Встает)
Кто здесь из вас?
 

ГОЛОСА В ТОЛПЕ МОНАХИНЬ

 
                             Я!Я!
 

МАТЬ КАССАНДРА

 
                             Теперь спеваться
     Второй и третий будут голоса.
     За первым после я пришлю. Ступайте.
                             А где Мадлен?
 

МОНАХИНИ

 
     Она больна.
 

МАТЬ КАССАНДРА

 
                             Опять!
     Ну, обойдемся без нее сегодня.
     Пусть ”Agnus Dei” Клара пропоет
     Вы, остальные, кто урок докончил,
     Тем до вечерен можно отдохнуть.
 

(Обращаясь к 1-й монахине)

 
Ты, дочь моя, иди и сто поклонов
За суетность и леность положи.
 

(к 2-й монахине)

 
А ты считай – и после мне доложишь.
Ступайте обе. Певчие, за мной.
 

(Скрывается в дверях монастыря; за нею следуют несколько монахинь-певчих, идущих попарно. Монахини 1-я и 2-я также уходят. Как только закрываются двери за ушедшими, оставшиеся монахини бросают работу.)

ОДНА ИЗ МОНАХИНЬ

 
     Пойдемте. В щель посмотрим на прохожих.
 

ДРУГАЯ

 
     Идемте, сестры. Раз, два, три, беги!
 

(Все убегают к стене, исключая сестер Маргариты и Марты, которые тихо разговаривают между собой. Из монастыря выходит Луиза, перебирая четки; она издали прислушивается к разговору беседующих).

МАРТА

 
     И неужели каждой ночью?
 

МАРГАРИТА

 
                             Каждой.
 

МАРТА

 
     На кочерге?
 

МАРГАРИТА

 
                             Быть может, что и так.
     Иль просто на ночь углем нарисует
     На стенке лошадь и потом – в трубу.
 

МАРТА

 
     А лошадь как же?
 

МАРГАРИТА

 
                             В полночь оживает
     И ржет, и мечет искры из ноздрей.
 

МАРТА

 
     Ты видела?
 

МАРГАРИТА

 
                             Я, точно, не видала.
     Чего не знаю – в том не побожусь.
     Но Клара с Бертой двери провертели
     И в дырочку все высмотрели.
 

МАРТА

 
                             Да?
     И то не ложь, не выдумка, не сказка?
 

МАРГАРИТА

 
     Спроси хоть их. (указывает на монахинь)
 

ЛУИЗА (приближаясь к беседующим)

 
     О чем здесь речь идет?
 

МАРГАРИТА

 
     Да все о том же. Вот, она не верит.
 

ЛУИЗА

 
     Ты в Бога веришь? Как же смеешь ты
Не верить в Беса, в дьявольские козни
И воплощенье духов отрицать?
 

МАРТА

 
     Да я, сестра…
 

ЛУИЗА

 
                             Ты к ереси наклонна.
     И, вижу я, еще живет в тебе
     Проклятое мирское вольнодумство.
     Не верить в беса – Бога отрицать!
 

МАРТА

 
     О Боже мой, всему, всему я верю.
     Сестра Луиза, будь добра ко мне.
     Еще я к жизни вашей не привыкла,
     Здесь все еще так странно мне и ново.
     Меня пугает звон колоколов,
     Смущает взгляд, следящий с подозреньем,
     И страшные, таинственные толки,
     Которым ты приказываешь верить
     Во имя веры в Бога самого.
 

ЛУИЗА

 
     Когда тебе приветней храм Мамоны,
     Зачем ты в дом Всевышнего пришла?
     Кто звал тебя? Когда по доброй воле
     Ты хочешь быть невестою Христа,
     Достойна будь одежды непорочной; —
     Не верить в беса – Бога отрицать!
 

МАРТА

 
     Но где же бес?
 

(На ступенях, ведущих в монастырь. Появляется Мадлен, при виде которой все монахини бросают разговоры и подходят ближе, готовясь слушать ее.)

ЛУИЗА (показывая на Мадлен)

 
                             Вот он! Вот самый дьявол!
     Вот Вельзевул! – Любуйся на него.
 

МАРТА

 
     Прости, сестра, но я не понимаю,
     Ведь это – наша кроткая Мадлен?
 

ЛУИЗА

 
     Мадлен для вас, непосвященных. Я же
     В ней вижу порождение греха,
     Несметных бесов тьмы и легионы,
     Весь ад в его позорном торжестве!
 

МАРГАРИТА

 
     Сама ты – дьявол!
 

ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ МОНАХИНИ

 
                             Тише, тише, тише!
     Сейчас она рассказывать начнет.
 

(Монахини частью садятся на ступени, частью толпятся у колонн, образуя живописные группы. Мадлен продолжает стоять на лестнице, возвышаясь над всеми, и начинает говорить, гордо закинув голову назад.)

МАДЛЕН

 
     Вы, бедные, ничтожные слепые,
     Внемлите мне, смотрите на меня!
     Я призвана, чтоб царствовать над миром,
     Я избрана от самых юных дней
     Могущественным духом – Вельзевулом; —
     Супруга я царя жужжащих мух!
     Но дух бесплотен, дух неосязаем —
     И потому, на время, на земле,
     Как заместитель вечного блаженства,
     Мне дан иной возлюбленный супруг.
     То – принц волхвов чудесного востока
     И магов запада. Ему подвластны
     Вещатели и ведьмы стран окрестных;
     До Персии далекой он царит.
 

МАРТА

 
     Она безумна – это очевидно.
 

МАРГАРИТА

 
     О, нет, поверь, не более, чем ты!
 

ВСЕ МОНАХИНИ

 
     Шш! Тише, тише!
                             Не мешайте слушать!
 

ЛУИЗА

 
     Молчать! Когда сам дьявол говорит.
 

МАДЛЕН (продолжая)

 
     Но как ни властен он и ни прекрасен,
 
 
Не думайте, что я его боюсь,
Что перед ним склоняюсь я рабыней.
О, нет! О, нет! Он – мой покорный раб!
 

(Вдали слышится пение «Ave Maria»)

 
Сегодня ночью снилось мне, что, будто,
Мне письмо чудесное прислал, —
Все золотыми буквами. Я знала,
Что в том письме молил он о любви,
Молил, чтоб я его любила вечно.
Но были чары в буквах разлиты,
Они бесовским пламенем горели,
Сплетались в пляску любострастных слов
И жгли меня, и жалили, как осы…
Я знала все – и не прочла письма.
 

ЛУИЗА

 
     Ты не прочла?
 

МАДЛЕН

 
                 Мадлен и в сновиденьях
     Верна себе и гордости своей.
 

ЛУИЗА

 
     Ты лжешь, девчонка, восковая кукла!
     Ты не прочла по буквам золотым —
     И можешь знать о чем тебе писали?
 

МАДЛЕН

 
     Клянусь – во сне письма я не прочла.
 

ЛУИЗА

 
     Но, видимо, подобные посланья
     Тебе знакомы были наяву?
 

МАДЛЕН

 
     О! Наяву!..
 

ЛУИЗА

 
                 Проклятье над тобою!
 

МАДЛЕН (улыбаясь)

 
     Как ты ревнуешь!
 

ЛУИЗА

 
                 Я?! Кого? К кому?
     Какого-то неведомого принца
     Каких-то магов – буду ревновать
     К тебе, девчонке лживой и ничтожной?
     Да, вижу я, ты – не в своем уме.
 

МАДЛЕН

 
     «Какого-то неведомого принца
     Каких-то магов?» – Этот принц и маг,
     И мой супруг, тебе известен также.
     Его хвала по Франции гремит.
 

ЛУИЗА

 
     Ты лжешь! Ты лжешь, когда не скажешь имя.
 

ВСЕ

 
     Скажи нам имя!
 

ЛУИЗА

 
                             Имя назови!
 

МАДЛЕН

 
     Как ты ревнуешь!
 

ЛУИЗА

 
                             Имя!
 

ВСЕ

 
                             Имя! Имя!
     Иль не поверим мы твоим словам.
 

МАДЛЕН

 
     Он – проповедник. Он живет в Марсели.
     Он знаменит. Его зовут… Луи!
 

ЛУИЗА

 
     О, Боже мой!
 

ВСЕ

 
                             Луи! Луи Гофриди!
 

МАДЛЕН

 
     Да, это он. (к Луизе) Довольна ты теперь?
     Еще не веришь? Так, гляди, вот перстень,
     Которым обручил нас Вельзевул.
 

ЛУИЗА (про себя)

 
     Обручены!.. О, Боже, дай мне силы,
     Дай правый гнев на время подавить!
Я чувствую, как некий дух могучий
Вошел в меня и шепчет: «Отомсти
За небеса, поруганные адом!»
К спасенью их должна я привести.
Пусть гибнут, да – но гибнут в покаянье,
Познавши власть поверженных святынь.
О, пусть костер им будет воздаянье,
Но души внидут в Царствие! Аминь.
 

(Громко)

 
Во сне своим ты мнишь его супругом.
Хотя и это – грех, и тяжкий грех,
Но, может быть, открытым покаяньем
Еще вернешь ты часть свою в раю.
Покайся нам. Мы в снах своих не вольны.
Откройся нам во всем, во всем, Мадлен!
 

МАДЛЕН

 
     Но в снах моих таятся злые чары.
     Они, как змеи, сердце обовьют
     И выпьют кровь. От зависти ревнивой
     Изноешь ты. О, бойся снов моих!
 

ЛУИЗА

 
     Когда б они опасней были змея,
     Который Еву искусил в раю, —
     Покайся нам. Смирись в твоем паденье.
     Открой нам все.
 

ВСЕ

 
                 Покайся нам, Мадлен!
 

(Пение «Ave Maria» слышится яснее. Показывается процессия монахинь с белыми лилиями в руках. Они медленно проходят по саду.)

МАДЛЕН

 
     Я помню раз, – мне снилось – в синагоге
     На шабаше веселом я была!
     Царицею блистала я на троне
     И вкруг меня бесился хоровод.
     У алтаря, на пышном возвышенье,
     Стояла гордо статуя моя —
     Вся вылита из золота. Пред нею
     Все падали и лобызали прах,
     Все те, что жаждой тщетной называли
     Припасть на миг к стопам живой Мадлен.
     И было тех безумцев много, много…
     Царила я над тысячами душ!
     И он стоял с веревкою на шее,
     У ног моих, как мой последний раб,
     Униженный, коленопреклоненный
     И он молил: «О, дайте мне, Мадлен,
     Один из ваших локонов пушистых!
     Его хранить я буду на груди
     Всегда, всегда, Мадлен, до самой смерти,
     И с ним умру!» Но я сказала: «Нет!»
     И плакал он, ко мне простерши руки:
     «О, дайте мне хоть волосок, Мадлен,
     И осчастливлен буду им навеки!
     Лишь волосок!» Но я сказала: «нет!»
     Тогда, упав, в отчаянье рыдал он:
     «Пол-волоска, пол-волоска, Мадлен!»
 
 
Но я была, как смерть, неумолима,
«Ты знаешь ли, – его спросила я, —
Кого-нибудь в ничтожном этом мире,
Кто стоил бы пол-волоска Мадлен?»
 

ЛУИЗА

 
     Ты… отказала дать ему… твой волос?
 

МАДЛЕН

 
     Пол-волоска!
 

ЛУИЗА

 
                             Ему, Мадлен?
 

МАДЛЕН

 
                             Ему!
     И он, воспрянув, произнес заклятье:
     О, есть ли здесь, средь избранных моих,
     Хотя б один, как я, всегда готовый
     Отдать и жизнь, и душу – за нее?»
     Тут выступил красивый, стройный мальчик
     И преклонясь пред статуей моей,
     «Возьми – воскликнул, – жизнь мою и душу!
     Я за нее всю кровь мою пролью!
     Сверкнул кинжал… Луи! Мой маг прекрасный!
     Как он хорош в величии жреца!
     О, я могла единым мановеньем
     Спасти ту жизнь – единым властным знаком…
     Но знака я тогда не подала.
     О! Это было сладкое безумье,
     Безумье власти, славы, торжества!..
 
 
Его очей меня сжигало пламя —
И жертва мне была принесена!
 

ВСЕ

 
     Ужасные, кровавые виденья!..
     Проклятый сон!.. Необъяснимый сон!..
     Грех святотатства!.. Жертвоприношенье!
     Она хотела равной Богу быть!..
 

ЛУИЗА

 
     Нет! – выше Бога! Дерзкая мечтает
     У Господа отнять предвечный трон
     И там самой, повелевая миром,
     Над солнцами и звездами царить!
 

МАРТА

 
     Но мы не властны в наших сновиденьях,
     А то – был сон.
 

МАДЛЕН (гордо)

 
                 Нет! Это был не сон.
 

ЛУИЗА

 
     Ты лжешь. Мадлен! Признайся, о, признайся,
     Признайся нам, что видела ты сон!
     Возможно все, но это – свыше меры.
 

МАДЛЕН

 
     То был не сон.
 

ЛУИЗА (с отчаянием)

 
                 О, есть же в небе Бог!
     Есть ангелы! Есть суд и справедливость!
     Есть Божий гнев!
 

(Стараясь говорить ласково)

 
            Я не про то, Мадлен,
Нет, милая Мадлен, я не про жертву.
Пусть эта кровь не будет только сном
И за тебя пролитая напрасно
Падет навек на голову мою.
Я на себя беру ее. Молитвой
Тебя я паче снега убелю…
 

МАДЛЕН (повернувшись к Луизе спиной, гово-

 
рит через плечо)
            Прибереги себе свои молитвы
            Мне сладок гнет несказанных грехов.
 

(Хочет уйти. Пение «Ave Maria» затихает вдали.)

ЛУИЗА

 
     Постой, Мадлен! Я верю, пусть убийство
     Воочию свершилось. Это грех —
     Ничтожнейший. Но то… но то… другой?
     Скажи. Мадлен?
 

МАДЛЕН

 
                 Про что ты хочешь знать?
 

ЛУИЗА (ломая руки)

 
     Не мучь меня!
 

МАДЛЕН (пожимая плечами)

 
                 Но я не понимаю.
 

ЛУИЗА (про себя)

 
     Змея! Она смеется надо мной.
 

(Вслух.)

 
О, да, Мадлен! О, да, ты понимаешь!..
Твой странный сон… как будто он просил
Твой волосок…
 

МАДЛЕН (улыбаясь)

 
                 Пол-волоска, Луиза!
 

ЛУИЗА

 
                 Да, да, но это?…
 

МАДЛЕН (улыбаясь)

 
                 Это был не сон.
 

(Уходит.)

ЛУИЗА

 
     Не сон! Не сон! И он просил… О, Боже!..
 

МАДЛЕН (смеясь оборачивается)

 
     Пол-волоска!
 

ЛУИЗА

 
                 Ты будешь сожжена!