Текст книги "Нефертити"

– Мутни, ступай к своей сестре и помоги ей одеться, – распорядилась мать.

Нефертити стояла в нашей комнате перед зеркалом. Она откинула назад свои темные волосы, открыв лицо и воображая себя с короной Египта на голове.

– Да, – прошептала она. – Я стану величайшей царицей, которую когда-либо знал Египет.

Я в ответ презрительно фыркнула:

– Никакая царица не сможет затмить нашу тетю.

Сестра резко развернулась ко мне:

– Ведь была еще и Хатшепсут. Кроме того, тетя не носит атеф^*.

– Но корону Верхнего и Нижнего Египта может носить только фараон!

– Ну и что она получает взамен, командуя армией и встречаясь с чужеземными владыками? Ничего. Вся слава достается ее мужу. А вот когда царицей стану я, то мое имя прославится в веках.

Я уже знала, что с Нефертити спорить бесполезно, когда она в таком состоянии. Смешав сурьму для век в кувшинчике, я подала ее сестре и стала смотреть, как та наносит грим. Она подвела глаза и притемнила брови, и краска сделала Нефертити взрослее ее пятнадцати лет.

– Ты и вправду веришь, что станешь старшей женой? – поинтересовалась я.

– А кого, по-твоему, предпочтет наша тетя для рождения наследника? Простолюдинку, – Нефертити наморщила нос, – или свою племянницу?

Простолюдинкой была я, но сейчас сестра имела в виду не меня, а дочь Панахеси, Кию, которая хоть и была дочерью благородной женщины, все же Нефертити приходилась племянницей самой царице.

– Ты не поищешь мое льняное платье и золотой пояс? – попросила она.

Я тут же скорчила гримасу:

– То, что ты собираешься выйти замуж, еще не делает меня твоей рабыней!

Нефертити одарила меня широкой улыбкой:

– Пожалуйста, Мутни. Ты же знаешь, что без тебя я как без рук.

Она смотрела в зеркало, как я роюсь в ее сундуках в поисках платья, которое она надевала по большим праздникам. Заодно я нашла и ее золотой пояс, но она запротестовала:

– Нет, тот, что с ониксом, а не с бирюзой.

– У тебя что, нет для этого слуг? – огрызнулась я.

Она пропустила мои слова мимо ушей и молча протянула руку. Откровенно говоря, пояс с бирюзой мне лично нравился больше. Но тут раздался стук в дверь и появилась служанка моей матери. Ее лицо пылало от возбуждения.

– Ваша мать велит вам поторапливаться! – с порога воскликнула она. – Уже показался караван!

Нефертити взглянула на меня:

– Ты только подумай, Мутни. Ты станешь сестрой самой царицы Египта!

– Если ты понравишься царице, – ехидно заметила я.

– Разумеется, понравлюсь.

Она окинула взглядом свое отражение в зеркале, узкие плечи цвета меда и густые черные волосы.

– Я буду мила и очаровательна, а когда мы переедем во дворец, только представь, что мы там сможем делать!

– У нас есть чем заняться и здесь, – возразила я. – Чем тебе не нравится Ахмим?

Она взяла гребешок и стала расчесываться.

– Разве ты не хочешь увидеть Карнак и Мемфис и жить при дворе?

– Отец тоже придворный. Но он говорит, что бесконечные разговоры о политике утомляют его.

– Ну, это же отец. Он ходит во дворец каждый день. А что можно делать здесь? – пожаловалась она. – Нам только и остается, что ждать, пока принц умрет, чтобы мы могли выйти в свет и посмотреть мир.

От возмущения у меня даже перехватило дыхание:

– Нефертити!

Но сестра лишь звонко рассмеялась. И тут в дверях появилась запыхавшаяся мать. Она надела свои самые дорогие украшения и браслеты, которых я никогда раньше не видела.

– Ты готова?

Нефертити встала. На ней было полупрозрачное платье, и я ощутила острый укол зависти при виде того, как материя плотно облегает ее бедра и подчеркивает стройность талии.

– Подожди. – Мать подняла руку. – Нам нужно ожерелье. Мутни, ступай и принеси золотой ускх^*.

Я ахнула:

– Твое ожерелье?

– Разумеется. Поспеши! Стражник пропустит тебя в сокровищницу.

Я была потрясена тем, что мать отдает Нефертити то самое ожерелье, которое отец подарил ей в день их свадьбы. Получается, я недооценила важность, которую имел визит нашей тети. Причем для всех нас. Я поспешила в сокровищницу, находящуюся в задней части дома, и стражник с улыбкой взглянул на меня снизу вверх. Я была выше его на целую голову и покраснела.

– Моя мать хочет взять ожерелье и отдать его сестре.

– Золотое?

– А что, тут есть другое?

Он тряхнул головой:

– Вот как. Значит, происходит нечто действительно важное. Я слыхал, сегодня прибывает царица.

Я уперла руки в боки, чтобы дать ему понять, что мое терпение на исходе.

– Ну хорошо, хорошо…

Он спустился в подземное хранилище и вынес оттуда сокровище моей матери, которое когда-нибудь должно было стать моим.

– Значит, твоя сестра выходит замуж, – сказал он.

Я протянула руку:

– Ожерелье.

– Она станет прекрасной царицей.

– Все так говорят.

Он улыбнулся с таким видом, словно знал, что я думаю об этом, – до чего любопытный старый пень! – после чего протянул мне ожерелье, которое я буквально выхватила у него из рук. Вбежав в свою комнату, я протянула его, словно драгоценный приз. Нефертити перевела взгляд на мою мать:

– Ты уверена?

Она смотрела на золото, и его блеск отражался в ее глазах. Мать кивнула. Она застегнула ожерелье на шее моей сестры, после чего мы обе отступили на шаг. Ускх начинался на горле сестры узором лотоса, ниспадая меж ее грудей кулонами-капельками разной длины. Я была рада тому, что она на два года старше меня. Если бы первой замуж выходила я, ни один мужчина не выбрал бы из нас двоих меня.

– Ну вот, мы готовы, – сказала мать и первой направилась в Зал приемов, где уже ждала царица. Мы слышали, как она разговаривает с отцом, и голос ее звучал негромко, но резко и властно.

– Войдете, когда вас позовут, – быстро сказала мать. – На столе лежат дары из нашей сокровищницы. Когда будете входить, возьмите их с собой. Тот, который больше, пусть несет Нефертити.

С этими словами она исчезла внутри, а мы остались ждать в выложенном плитами коридоре, когда нас позовут.

Нефертити принялась расхаживать взад и вперед.

– Почему бы ей не выбрать меня в жены для своего сына? Я – дочь ее брата, а наш отец занимает самое высокое положение во всей округе.

– Разумеется, она выберет тебя.

– Вот только в старшие ли жены? На меньшее я не соглашусь, Мутни. Я не желаю быть второй женой, сосланной в какой-нибудь забытый богом дворец, который фараон навещает раз в два сезона. Уж лучше я тогда выйду замуж за сына визиря.

– Она остановит свой выбор на тебе.

– Разумеется, все зависит от Аменхотепа. – Нефертити перестала расхаживать по коридору, и я поняла, что она разговаривает сама с собой. – В конечном счете выбор остается именно за ним. Это ведь он должен будет зачать от меня сына, а не она.

Ее грубая прямота заставила меня поморщиться.

– Но я не увижу его, если не сумею очаровать его мать.

– У тебя все получится.

Она взглянула на меня так, словно впервые увидела:

– Правда?

– Да. – Я опустилась в отцовское кресло из черного дерева и подозвала одну из домашних кошек. – Но откуда ты знаешь, что полюбишь его?

Нефертити метнула на меня острый взгляд.

– Потому что он должен стать фараоном Египта, – ответила она. – А я устала от Ахмима.

Я вспомнила Ранофера с его приятной улыбкой и спросила себя, а не устала ли она и от него заодно? Но тут в дверях Зала приемов появилась служанка моей матери, и кошка поспешно удрала прочь.

– Нас зовут? – в волнении осведомилась Нефертити.

– Да, госпожа.

Нефертити посмотрела на меня. Щеки ее горели румянцем.

– Иди за мной, Мутни. Она должна увидеть меня первой и полюбить.

Мы вошли в Зал приемов с дарами из нашей сокровищницы, и комната показалась мне больше, чем я ее помнила. Разрисованные циновки на стенах и плитка голубого цвета выглядели как-то ярче. Слуги постарались на славу, им удалось отмыть даже пятно на драпировке над головой моей матери. Царица выглядела точно так же, как и тогда, в гробнице. Суровое лицо, обрамленное большой копной волос на нубийский манер. Если Нефертити станет царицей, ей тоже придется носить такой головой убор. Мы подошли к помосту, на котором в кресле с самыми широкими подлокотниками в доме на большой, набитой перьями подушке сидела наша тетя. На коленях у нее лежала черная кошка. Тетя гладила ее по спине, а на шее у животного красовался ошейник, украшенный лазуритом и золотом.

Глашатай царицы выступил вперед и широким жестом взмахнул рукой.

– Ваше величество, ваша племянница, госпожа Нефертити.

Моя сестра протянула подарок, и служанка приняла у нее позолоченную чашу. Тетя прикоснулась рукой к пустому креслу слева от себя, показывая, что Нефертити должна сесть рядом с нею. Пока моя сестра поднималась на возвышение, тетя не отрывала глаз от ее лица. Нефертити была красива той красотой, которая вызывала восхищенные взгляды даже у цариц.

– Ваше величество, ваша племянница, госпожа Мутноджмет. Теперь вперед шагнула я, и тетя удивленно заморгала. Взглянув на бирюзовую шкатулку, которую я протягивала ей, она улыбнулась, как бы в оправдание того, что в присутствии Нефертити забыла о моем существовании.

– А ты выросла, – заметила она.

– Да, но я не столь грациозна, как Нефертити, ваше величество.

Мать одобрительно кивнула. Я перевела разговор на причину, ради которой царица прибыла в Ахмим, и мы все посмотрели на мою сестру, которая постаралась напустить на себя кроткий вид.

– Она действительно красива, Эйе. Пожалуй, она пошла в свою мать, а не в тебя.

Отец рассмеялся:

– Она очень талантлива. Умеет петь. И танцевать.

– Но умна ли?

– Разумеется. А еще она обладает силой воли. – Он многозначительно понизил голос: – Она сможет направлять его страсти в нужное русло и руководить им.

Тетя вновь взглянула на Нефертити, явно раздумывая, правда ли это.

– Но если она выйдет за него замуж, то должна стать старшей женой, – добавил отец. – Только так она сумеет отвратить его от Атона и вернуть ему интерес к Амону и к более безопасной политике.

Тут царица повернулась к моей сестре.

– А что ты на все это скажешь? – напрямик спросила она.

– Я сделаю то, что требуется от меня, ваше величество. Я буду развлекать принца и подарю ему детей. И стану покорной слугой Амона.

Взгляды наши встретились, и я опустила глаза, чтобы скрыть улыбку.

– Слугой Амона, – задумчиво повторила царица. – Если только у моего сына достанет для этого здравого смысла.

– Из двух моих детей она обладает наиболее сильной волей, – сказал отец. – Если кто-нибудь и сможет переубедить его, так только она.

– А Кия слаба, – согласилась царица. – На нее полагаться нельзя. Он хочет сделать ее старшей женой, но я не допущу этого.

Отец заверил:

– Как только он увидит Нефертити, то сразу же позабудет о Кии.

– Отец Кии – визирь, – в голосе тети прозвучали предостерегающие нотки. – Он будет недоволен, если я отдам предпочтение твоей дочери, а не его.

Но отец лишь пожал плечами:

– Этого следовало бы ожидать. Мы – одна семья.

Последовало секундное колебание, и царица встала.

– Итак, решено.

Я услышала восторженный вздох Нефертити. Все закончилось так же быстро, как и началось. Царица сошла с возвышения, невысокая, но неукротимая и властная, и кошка последовала за нею на позолоченном поводке.

– Надеюсь, она исполнит твои обещания, Эйе. На карту поставлено будущее Египта, – мрачно изрекла Тия.

***

Вот уже три дня слуги носились по дому сломя голову, укладывая в корзины белье, одежду и небольшие драгоценные украшения. Повсюду стояли наполовину заполненные сундуки с откинутыми крышками, а рядом лежали сосуды из алебастра, стекла и глины, которые еще предстояло завернуть и уложить внутрь. Мой отец руководил подготовкой к отъезду с видимым удовольствием. Брак Нефертити означал, что мы все будем жить вместе с ним во дворце Малката в Фивах, и он сможет чаще видеться с нами.

– Мутни, не стой без дела, – упрекнула меня мать. – Найди себе занятие.

– Это Нефертити бьет баклуши, – обиделась я.

Сестра вертелась в дальнем конце комнаты, примеряя наряды и прикладывая к себе одно за другим стеклянные украшения.

– Нефертити, – резко бросила мать, – в Малкате у тебя будет вдоволь времени, чтобы покрасоваться перед зеркалом.

Нефертити выразительно вздохнула, подхватила обеими руками груду платьев и свалила их в корзину. При виде этого мать лишь покачала головой, а сестра отправилась следить за укладкой своих семнадцати сундуков. Ее голос донесся до нас со двора, когда она приказала рабу быть осторожней, заявив, что ее корзины стоят дороже, чем мы заплатили за него самого. Я оглянулась на мать, которая лишь вздохнула в ответ. А мне все еще не верилось, что моя сестра вот-вот станет царицей.

Это изменит все.

Мы уедем из Ахмима. Нет, поместье по-прежнему останется нашим, но кто знает, появимся ли мы здесь вновь когда-нибудь?

– Как ты думаешь, мы еще вернемся сюда? – спросила я. Мать выпрямилась. Я увидела, как она покосилась на пруды, у которых мы с сестрой играли еще детьми, а потом на нашу фамильную усыпальницу, возведенную в честь Амона.

– Надеюсь, – ответила она. – Здесь мы были одной семьей. И здесь наш дом.

– Но теперь нашим домом станут Фивы.

Мать тяжело вздохнула:

– Да. Этого хочет твой отец. И твоя сестра.

– А чего хочешь ты? – тихо спросила я.

Взгляд матери обратился на комнату, которую она делила с отцом. Когда он уезжал, она ужасно тосковала по нему. Но теперь она будет рядом с ним.

– Я хочу быть со своим мужем, – призналась она, – и я хочу больших возможностей для своих детей.

Мы обе, не сговариваясь, посмотрели на Нефертити, отдающую распоряжения слугам во дворе.

– Она станет властительницей Египта, – с каким-то даже благоговейным страхом произнесла вдруг мать. – Наша Нефертити, которой всего пятнадцать лет!

– А я?

Мать улыбнулась, отчего морщины на ее лице стали заметнее:

– А ты будешь сестрой старшей жены царя. Это немало.

– Но за кого я выйду замуж?

– Тебе ведь всего тринадцать! – воскликнула мать, и по лицу ее скользнула тень. Я была единственным ребенком, которого подарила ей богиня Тауэрт^*. Когда я выйду замуж, у нее не останется больше никого. Я моментально пожалела, что сморозила такую глупость.

– Пожалуй, я не стану выходить замуж, – быстро сказала я. – Быть может, я стану жрицей.

Мать согласно кивнула, но я видела, что она думает о том времени, когда останется совсем одна.

Глава вторая

Фивы

Девятнадцатое фармути^*

Наша галера была готова отплыть в Фивы через четыре дня после визита тети в Ахмим. Когда на востоке, над храмами нашего города, взошло солнце, я остановилась у своего садика с целебными травами и, сорвав листок мирры, поднесла его к носу и зажмурилась. Я буду очень сильно скучать об Ахмиме.

– Перестань разыгрывать трагедию, – раздался за спиной голос сестры. – В Малкате у тебя появится великое множество садов.

– Откуда ты знаешь? – Я окинула взглядом свои растения, за которыми бережно ухаживала. Васильки, мандрагора, мак, крошечное гранатовое дерево, которые мы с Ранофером посадили вместе.

– Как – откуда? Ты же будешь сестрой старшей жены царя. А если там садов не окажется, я прикажу вырастить их!

Я рассмеялась, и она последовала моему примеру, а потом взяла мою руку в свои ладони:

– И кто знает? Быть может, мы построим для тебя целый храм и сделаем тебя богиней садов.

– Нефертити, не смей говорить такие вещи.

– Через два дня я выйду замуж за бога, а значит, и сама стану богиней, а ты будешь сестрой богини. Получается, что в силу родственных связей и ты обретешь божественные черты, – пошутила она, чем изрядно меня шокировала.

Наша семья была слишком близка с фараонами Египта, чтобы верить в их божественную природу так, как это делали простолюдины, когда им приказывали верить, дабы они не осмелились бросить вызов их власти. Однажды вечером отец растолковал это мне, и я испугалась, что потом он скажет, что и Амона-Ра не существует, но, к счастью, до этого не дошло. Есть вещи, в которые вы верите для удобства и собственного спокойствия, а есть те, которые чересчур сокровенны и священны, чтобы опровергать их.

Несмотря на планы, которые изложила передо мной Нефертити, я расставалась со своим маленьким садиком с грустью в душе, но при этом постаралась взять с собой столько трав, сколько смогла, пересадив их в небольшие горшочки, а слуг попросила позаботиться об остальных ради меня. Они пообещали исполнить мою просьбу, но я сомневалась, что они и впрямь станут уделять должное внимание унаби или поливать мандрагору водой в нужных количествах.

Поездка в Фивы из Ахмима оказалась недолгой. Наша галера пробралась между зарослями тростника и камышей, а потом принялась рассекать мутные воды Нила, держа курс на юг, в сторону столицы фараонов. Отец, сидевший на носу, улыбнулся моей сестре, и она ответила ему улыбкой со своего места под навесом. А потом он поманил меня к себе пальцем.

– На солнце у тебя кошачьи глаза, – сказал он, – зеленые, как изумруды.

– Совсем как у мамы, – ответила я.

– Да, – согласился он. Но он подозвал меня к себе не затем, чтобы поговорить о моих глазах. – Мутноджмет, сейчас ты нужна своей сестре как никогда. Грядут опасные времена. Когда новый фараон восходит на трон, наступает период неопределенности, а сейчас – в особенности. Ты станешь старшей придворной дамой своей сестры, но ты должна быть очень осторожна в том, что делаешь и говоришь. Я знаю, что ты – честная девочка, – сказал отец и улыбнулся. – Иногда – себе во вред. Но при дворе нет места честности. Ты должна остерегаться Аменхотепа, – предупредил он, отвернувшись и глядя на воду. Там, на солнце, безжизненно обвисли рыбацкие сети. В это время дня все работы прекращались. – Кроме того, тебе придется сдерживать и Нефертити.

Я с удивлением уставилась на него:

– Каким же это образом?

– Давая ей советы в нужный момент. Ты обладаешь терпением и умеешь ладить с людьми.

Я покраснела. Он еще никогда не говорил мне ничего подобного.

– Нефертити горяча и вспыльчива. И я боюсь… – начал отец, затем лишь покачал головой, но так и не сказал, что имеет в виду.

– Ты сказал тете Тие, что Нефертити сможет руководить принцем. Но почему им нужно руководить?

– Потому что он тоже горяч и вспыльчив. И амбициозен.

– Но разве плохо иметь амбиции?

– Только не такие. – Он накрыл мою руку своей ладонью. – Сама увидишь. Просто держи глаза и уши открытыми, моя малышка. И, если поймешь, что назревают неприятности, сразу беги ко мне.

Отец понял, в каком направлении потекли мои мысли, и улыбнулся:

– Не волнуйся. Все не так уж плохо. В конце концов, это не такая уж и большая цена за корону Египта. – Он показал глазами на берег и сказал: – Ну вот, мы почти на месте.

Я посмотрела вдаль через нос галеры. Теперь, когда мы приблизились ко дворцу, кораблей, длинных судов с треугольными парусами, как у нас, стало намного больше. Женщины подбегали к бортам своих лодок, чтобы взглянуть на нашу галеру и рассмотреть, кто идет на ней. Золотистые вымпелы, реющие на мачте, означали, что на борту находится мой отец, визирь Старшего фараона, и все понимали, что он везет с собой будущую царицу Египта.

Нефертити скрылась в каюте и вышла из нее в новом платье. На шее у нее искрились солнечными зайчиками редкой красоты драгоценные камни, которые оставила ей наша тетя. Подойдя ко мне на нос судна, она остановилась рядом, подставляя лицо свежему ветерку и брызгам.

– Великий Озирис! – воскликнула я. – Смотри! – На берегу ждали нашего прибытия пятьдесят воинов и по крайней мере две сотни слуг.

Первым на берег сошел отец, за которым последовала моя мать, потом Нефертити и уже за нею – я. Таков был церемониал в нашей семье. Я подумала, а как изменится иерархия после коронации моей сестры?

– Ты только взгляни на паланкины, – я не смогла сдержать восторга.

Украшенные позолотой и ляписом, с шестами из черного дерева, они были великолепны.

– Должно быть, они принадлежат Старшему, – сказала Нефертити, на которую это зрелище тоже произвело впечатление.

Нас усадили каждого в свой паланкин, завешенный драпировками, и я потихоньку раздвинула их, чтобы еще раз взглянуть на Фивы, купающиеся в лучах полуденного солнца. При этом я подивилась тому, как может Нефертити оставаться равнодушной, сидя за плотно задернутыми занавесками в своем паланкине, ведь она ни разу до этого еще не видела Фив. Но я видела ее тень, гордую и прямую посреди ее паланкина, заставляющую вести себя сдержанно и с достоинством, пока нас быстро несли по городу, в который нас никогда не брал отец. Нас сопровождал оркестр из дюжины флейтистов, а за окнами проплывали дома из песчаника, из которых выглядывали лица сотен любопытных. Мне вдруг захотелось оказаться в одном паланкине с матерью, чтобы разделить с нею радость нашего вхождения в свет. Пока акробаты и музыканты развлекали собравшиеся толпы зрителей, мы миновали храм Аменхотепа Великолепного и колоссальную пару статуй, изображавших его в качестве бога. А потом, на самой границе дюн, на горизонте вдруг заблестело озеро. Вытянув шею в надежде рассмотреть его, я едва не вывалилась из паланкина. Озеро было рукотворным, выкопанным в форме полумесяца, и окружало дворец. Лодки под маленькими парусами скользили взад и вперед там, где полагалось бы раскинуться пескам и пальмам, и я вспомнила, как отец рассказывал о том, что Аменхотеп Великолепный приказал выкопать озеро в знак своей любви к королеве Тие и что второго такого озера не было во всем Египте. В ярких солнечных лучах оно сверкало и переливалось серебром и лазурью. В этот момент мы приблизились к дворцовым воротам и толпа расступилась.

Я быстро уселась обратно на подушки и задернула занавески. Мне не хотелось, чтобы меня приняли за крестьянку, никогда не выезжавшую за пределы Ахмима. Но даже с задернутыми занавесками я догадалась, когда мы въехали на территорию дворца. Вдоль дороги выстроились деревья, и я по теням сумела разглядеть силуэты небольших святилищ, особняков важных государственных чиновников, мастерской царского двора и маленьких, приземистых помещений для слуг. Но вот носильщики поднялись по ступеням на верхнюю площадку и опустили паланкины наземь. Когда мы раздвинули занавески, то оказалось, что Фивы лежат перед нами как на ладони: озеро в форме полумесяца, глинобитные дома, рынки и фермы, а позади них виднелся Нил.

Мой отец отряхнул свою церемониальную юбку-схенти^* и сообщил о своих намерениях слугам:

– Нас следует проводить в отведенные нам покои и распаковать наши вещи. Когда же мы совершим омовение и переоденемся, то предстанем перед Старшим.

Слуги в знак покорности склонились в глубоком поклоне, и я заметила, что на мать произвело необычайное впечатление то, какой властью пользуется в Фивах ее супруг. В Ахмиме он был всего лишь нашим отцом, мужчиной, любившим читать на берегу пруда с лотосами и навещать храм Амона, чтобы полюбоваться закатом над полями. Но здесь, во дворце, он превращался в великого визиря Эйе, одного из самых уважаемых сановников царства.

Появился бритоголовый слуга, щеголявший детской косичкой из длинной пряди волос, закрученной на конце в локон. Он был худощав и тонок в кости и носил отороченную золотом юбку. Подобные излишества разрешались исключительно слугам самого фараона.

– Я провожу вас в ваши комнаты, – торжественно произнес слуга и повел нас внутрь. – Досточтимый визирь Эйе и его супруга Тея разместятся во дворе слева от фараона. Справа от него живет принц, рядом с которым расположатся госпожа Нефертити и госпожа Мутноджмет.

За нашими спинами набежавшие слуги разбирали наши многочисленные сундуки. Дворец имел форму анка, египетского креста, центр которого занимал фараон. Вокруг него, в кажущемся беспорядке, в различных дворах обитали его сановники, и, когда мы проходили мимо открытых площадок, женщины и дети бросали свои дела, чтобы взглянуть на нашу процессию. «Вот такой отныне будет наша жизнь, – подумала я. – У всех на виду».

Наш провожатый прошел через несколько дворов, выложенных яркими плитами и украшенных рисунками папирусных полей, после чего свернул в залу, где все остановились.

– Комнаты визиря Эйе, – церемонно провозгласил слуга. Он распахнул двери, и из каждой ниши в зале на нас уставились гранитные статуи. Это была комната, полная роскоши и света, с плетеными корзинами и деревянными столиками на резных ножках из слоновой кости.

– Отведи моих дочерей в их комнаты, – распорядился отец, – после чего сопроводи их в Большой зал на ужин.

– Мутни, оденься должным образом, – предупредила меня мать, не обращая внимания на слуг, чем привела меня в изрядное смущение. – Нефертити, учти, там будет и принц.

– С Кией? – осведомилась та.

– Да, – ответил отец. – Мы устроили так, что драгоценности и наряды принесут тебе прямо в комнату. Времени у тебя – до заката. Мутни поможет тебе.

Отец перевел взгляд на меня, и я кивнула.

– Кроме того, я распорядился, чтобы вам прислали камеристок. Это самые искусные служанки во дворце.

– В чем именно? – поинтересовалась я по своему невежеству. В Ахмиме у нас никогда не было камеристок. Нефертити даже зарделась от досады.

– В косметике и прочих женских ухищрениях, – ответил отец.

***

В наших покоях имелась настоящая кровать. Не тростниковый или соломенный тюфяк вроде тех, на которых мы спали у себя в поместье, а большая, украшенная резьбой и занавешенная льняным пологом платформа из черного дерева, которую нам предстояло делить с Нефертити. На случай ночной прохлады в выложенный плитами пол была вделана жаровня, у которой можно потягивать горячее пиво и кутаться в теплые одеяла. А в отдельной комнате, предназначенной исключительно для переодевания, обнаружился туалет из известняка. Я подняла крышку, и Нефертити оглянулась в ошеломлении. Наш провожатый с нескрываемым интересом наблюдал за нами. Под крышкой располагался керамический резервуар, наполненный розмариновой водой. Теперь нам больше не придется пользоваться деревянным стульчаком и горшком. Такой комнаты не устыдилась бы принцесса Египта. Провожатый прервал наш осмотр, пояснив, что я буду спать с Нефертити на одной постели до тех пор, пока она не выйдет замуж, после чего ей полагается отдельная кровать.

Повсюду виднелись символы царственной жизни. Деревянные колонны были инкрустированы цветочной резьбой и раскрашены в синие, зеленые, темно-желтые и красные тона. По стенам летали белые цапли и ибисы^*, нарисованные весьма искусной рукой. Даже выложенный плиткой пол искрился жизнью, а мозаичный пруд с лотосами выглядел настолько реалистично, что нам казалось, будто мы, подобно богам, могли ходить по воде. Наш провожатый исчез, и Нефертити окликнула меня:

– Ты только посмотри!

Она прикоснулась к поверхности зеркала, в котором поместилось бы отражение нескольких таких, как мы, девушек, и мы уставились в него. Невысокая, худенькая Нефертити и я. Нефертити улыбнулась, глядя на себя в полированную бронзу.

– Вот такими мы останемся в вечности, – прошептала она. – Молодыми и красивыми.

«Молодыми – это уж точно», – подумала я.

– Сегодня вечером я должна выглядеть величественно и блистательно, – заявила вдруг Нефертити, резко отвернувшись от зеркала. – Мне нужно обязательно затмить Кию. Старшая жена – это всего лишь титул, Мутноджмет. Аменхотеп запросто может сослать меня в какой-нибудь гарем, если я не сумею очаровать его.

– Наш отец ни за что такого не допустит! – запротестовала я. – В этом дворце для тебя всегда найдется комната.

– Дворец или гарем, – решительно заключила она тоном, исключавшим любую дискуссию, и вновь повернулась к зеркалу, – какое это имеет значение? Если я не произведу на него нужного впечатления, то всю оставшуюся жизнь проведу в своей комнате и так и не узнаю, каково это – повелевать царством.

Нефертити изрядно напугала меня подобными речами. Я все же предпочитала ее непоколебимую самоуверенность тому, что может случиться, если она не сумеет стать фавориткой. Вдруг я заметила какое-то движение в зеркале за нашими спинами и замерла. В нашу комнату неслышно вошли две женщины. Нефертити резко обернулась, и одна из женщин шагнула вперед. Одета она была по последней придворной моде, в ушах у нее покачивались небольшие золотые сережки, а ноги были обуты в расшитые бисером сандалии. Она улыбнулась, и на щеках у нее заиграли ямочки.

– Нам было приказано отвести вас в купальни, – сообщила она, протягивая нам льняные полотенца и мягкие купальные накидки. Она была ненамного старше Нефертити. – Меня зовут Ипу.

Она окинула нас взглядом своих черных глаз, оценивающе глядя на мои взлохмаченные волосы и стройную фигурку Нефертити. Показав на женщину рядом с собой, она улыбнулась:

– А это – Мерит.

Уголки губ Мерит дрогнули и поползли кверху, и я отметила, что выглядит она куда высокомернее Ипу. Тем не менее поклон ее был глубоким. Подойдя к нам, она взмахнула увешанной браслетами рукой, показывая на дверь, ведущую во двор:

– Купальни находятся там.

Я вспомнила холодные медные ванны в Ахмиме, и мне тут же расхотелось мыться. Ипу же, однако, болтала не умолкая.

– Мы будем вашими камеристками, – сообщила она. – Прежде чем вы оденетесь или соберетесь выйти из комнаты, мы должны будем убедиться, что у вас все в порядке. У принцессы Кии имеются свои собственные камеристки и помощницы. Женщины при дворе стараются во всем подражать ей: глаза они красят так же, как и она, а стоит ей сделать себе новую прическу, как все женщины Фив следуют ее примеру. Пока что, – с улыбкой добавила служанка.

Двое стражников церемонно распахнули двойные двери, ведущие в купальню, и, когда пар перед глазами рассеялся, я восторженно ахнула. Вода из резервуаров изливалась в длинный, выложенный узорчатой плиткой бассейн, окруженный каменными скамьями и нагретым солнцем булыжником. Побеги буйной зелени, растущей в вазах, обвивали колонны и тянулись к свету.

Нефертити окинула зал с колоннами удовлетворенным взглядом.

– Представляешь, отец знал обо всем этом, но все равно предпочел растить нас в Ахмиме!

С этими словами она отбросила в сторону свое льняное полотенце.

Мы уселись на каменные скамьи, и наши новые камеристки попросили нас прилечь.

– Ваши плечи очень напряжены, госпожа. – Ипу надавила на них, чтобы ослабить напряжение у меня в спине. – Зачастую у пожилых женщин плечи мягче, чем у вас! – Она рассмеялась, и я про себя подивилась ее фамильярности. Но по мере того как она массировала мои плечи, я почувствовала, как из них уходит напряжение.

Бусины, вплетенные в головной убор Ипу, негромко позвякивали, и я ощущала запах, исходящий от ее льняного облегающего платья, – так пахли цветки лотоса. Я сомкнула веки, а когда вновь открыла глаза, оказалось, что в бассейне уже плещется какая-то женщина. И почти сразу же засуетилась Мерит, укутывая мою сестру в просторную накидку.

Я села.

– А где…

– Ш-ш, тише. – Ипу вновь нажала мне на спину.