Текст книги "Нефертити"

– Должно быть, здесь собрано золото всего Египта! – воскликнула я, и военачальник Хоремхеб, проходивший мимо, бросил в мою сторону острый взгляд.

Отец отделился от толпы сановников и взял меня за руку:

– Все прошло хорошо.

– И поэтому ты не разбудил меня? – осведомилась я, обиженная тем, что никто и не вспомнил обо мне в столь знаменательный час.

– Твоя мать строго-настрого запретила будить тебя, если не случится ничего плохого, – сказал отец и похлопал меня по спине. – Мы всего лишь беспокоились о тебе, котенок. Не сердись.

Мы оба посмотрели в дальний конец Большого зала, и отец предостерегающе добавил:

– Если драка и начнется, то еще до наступления ночи. До верховного жреца Амона они пока не добрались.

– Он не знает, что за ним придут?

– Его предупредили заранее.

Я понизила голос:

– То есть ты полагаешь, что столкновения неизбежны?

– Только если верховный жрец окажется настолько глуп, что не поймет – его время прошло.

Я в ужасе уставилась на него:

– Значит, ты согласен с тем, что происходит?

Отец на мгновение прикрыл глаза:

– Нельзя изменить пустыню. Ее можно лишь постараться пересечь как можно быстрее. И представить ее оазисом не получится, малышка.

Внезапно в комнате воцарилась тишина, и я заметила, что люди Хоремхеба исчезли. Нефертити сошла с возвышения и остановилась возле нас с отцом.

– Солдаты отправились в храм Амона, – с восторгом сообщила она.

Мы окинули взглядом груды сокровищ, сверкавших на солнце. Их было столько, что даже у меня невольно возник вопрос: уж не забрала ли армия все, что обнаружила в храмовых хранилищах, вместо сбора налогов?

– Это не могут быть одни только налоги, – вслух проговорила я. – Вы только посмотрите. Их слишком много.

– Просто в Мемфисе очень много храмов, – беззаботно отмахнулась Нефертити.

Мой отец устремил на нее тяжелый взгляд, и она поспешно добавила, будто защищаясь:

– Солдаты получили приказ взять одну четвертую часть ценностей, которые они найдут в сокровищницах.

– И они исполняют этот приказ? – строго спросил отец.

– Разумеется, – отозвался Аменхотеп. Никто из нас не слышал, как он подошел к нам. Встав между мной и моей сестрой, он обнял ее одной рукой за тонкую талию. – Панахеси лично следит за этим.

Фараон заглянул в темные глаза Нефертити. Она в ответ положила голову ему на плечо.

– Как так получилось, что после того, как ты вошла в мою жизнь, все мои планы начали успешно воплощаться?

Нефертити обворожительно повела плечиком, словно знала ответ, но не желала произносить его вслух.

«Верховному жрецу Амона еще предстоит расстаться со своим богатством», – угрюмо подумала я.

***

Мы ждали в Большом зале. Вот уже несколько часов из Великого храма Амона не поступало никаких известий, и придворные нервничали. Аменхотеп расхаживал взад-вперед, а Нефертити играла в сенет с моей матерью. Когда же наконец дверь распахнулась и внутрь ворвался Хоремхеб, все присутствующие в Большом зале затаили дыхание. Военачальник, одетый в кожаные доспехи и вооруженный, быстрым шагом направился к помосту, но никаких сокровищ в его руках не было.

– Где оно? – вскричал Аменхотеп. – Где золото Амона?

– Верховный жрец отказался платить налог на храм, – просто ответил Хоремхеб.

В голосе Аменхотепа зазвучало бешенство:

– Тогда почему ты здесь? Тебе известны условия нашего договора. Если верховный жрец не склонил голову перед фараоном, то он должен дорого заплатить за это!

В зале раздался гул голосов, когда визири Аменхотепа принялись живо обсуждать новости.

– Молчать! – крикнул фараон.

В Большом зале немедленно воцарилась тишина.

– На примере верховного жреца вы должны преподать урок остальным, – посоветовал Панахеси.

Мой отец встал.

– Его смерть может послужить поводом для восстания. Люди видят в нем прорицателя воли богов. Благоразумнее просто арестовать его.

Аменхотеп обернулся к Нефертити, и царедворцам стало ясно, сколь сильное влияние она оказывает на него. Царица сошла с помоста.

– Ты должен сделать то, что полагаешь правильным. Быть может, благоразумнее действительно арестовать его, – признала она, – но если он не готов покориться своей судьбе…

Она подняла перед собой ладонь. Одним взмахом руки она усмирила всех и обрекла верховного жреца на смерть.

Аменхотеп развернулся к Хоремхебу:

– Арестуй его! Если он не покорится по доброй воле, отними у него жизнь.

Хоремхеб не шелохнулся.

– Мои люди – не убийцы, ваше величество.

– Он – предатель короны! – прошипел Аменхотеп, вне себя от ярости. – Черное пятно на могуществе славы Атона!

– В таком случае я арестую его и доставлю сюда. Без применения силы.

Я видела, что Аменхотепа так и подмывает броситься на Хоремхеба и сорвать на нем свою злость; но военачальник был ему нужен, поскольку дело было еще не закончено. Нефертити шагнула вперед, склонилась к уху Хоремхеба, и я прочла по ее губам все, что она ему сказала.

– Правление Амона подошло к концу, – с угрозой прошептала она. – Теперь Египет оберегает Атон.

Они посмотрели друг другу в глаза, и одним этим взглядом обменялись дюжиной скрытых посланий. Хоремхеб поклонился, а потом развернулся, чтобы уйти.

Аменхотеп перевел взгляд на Панахеси.

– Ступай за ним, – приказал он.

***

Тем же вечером в моей комнате состоялось очередное совещание.

– Ты позволила ему убить верховного жреца Амона! – неистовствовал отец.

Он в ярости расхаживал по комнате, и полы накидки безжалостно колотили его по икрам.

Нефертити сидела на краю моей постели. Она была явно потрясена.

– Он отказался платить пошлину, – пробормотала она. – Если бы он подчинился добровольно…

– Панахеси не дал ему шанса проявить добрую волю! Ты пошла против законов Маат, – предостерег ее отец, и Нефертити побледнела.

– Богиня понимает…

– В самом деле? – пожелал узнать он. – И ты готова рискнуть своей душой Ка^*?

Мы оба посмотрели на Нефертити.

– Теперь уже ничего не поделаешь, – заговорила она. – Он мертв, и… и Аменхотеп ждет меня в своих покоях. – Голос у нее сорвался. – Сегодня вечером будет пир. – Она украдкой метнула взгляд на отца и поспешно добавила: – Он ожидает тебя там увидеть. Панахеси тоже будет присутствовать.

Отец не ответил. Хоремхеб не предал царя, но случилось кое-что похуже. Этот поступок Аменхотепа будет иметь не только далекие земные последствия, он непременно отзовется эхом и среди богов. Отец в ярости выскочил из комнаты. Нефертити, метнув на меня острый взгляд, вышла вслед за ним, и я осталась одна в своей комнате.

Когда явилась Мерит с указанием надеть на пир лучшие драгоценности, я яростно затрясла головой.

– Но этого требует царица, – заметила она.

– В таком случае царица – единственная из дочерей Эйе, кто будет выглядеть пышно сегодня вечером. Если я не ошибаюсь, двор сегодня должен скорбеть, а не праздновать.

На лице Мерит отобразилась растерянность.

– Верховный жрец был убит! – разъяснила я.

Она наконец-то поняла.

– Вот как! Да. Да упокоит Озирис его душу, – пробормотала она. – Я передам ваш ответ царице, госпожа. Но вы же придете? – пожелала уточнить она.

– Разумеется, – гневно бросила я. – Но только потому, что у меня нет иного выбора.

Она с любопытством посмотрела на меня, но мне уже было все равно. Мне не было никакого дела до тех, кто прознает, что я не считаю нужным праздновать гибель верховного жреца. Но я, в конце концов, понимала, что даже отец будет присутствовать на пиршестве Аменхотепа. Никто не мог поставить себя выше фараона.

Стоя посреди комнаты, я закрыла глаза.

– Ипу, – окликнула я. Она не ответила. – Ипу!

Появилась моя камеристка.

– Госпожа?

– Я должна присутствовать на пиршестве сегодня вечером. По ее лицу я прочла, что она потрясена, хотя в кои-то веки предпочла промолчать. Верховный жрец Амона, святейший из святых, был мертв уже семь часов, а во дворце готовились к празднеству. Я сидела неподвижно, пока она укладывала мне волосы и полировала ногти, я даже позволила выкрасить хной свои ступни и грудь. Когда дверь в мою комнату распахнулась, я уже знала, кто это, еще до того, как она появилась на пороге.

Парик ее был короче обычного. Волосы были забраны за уши, обнажая дважды проколотые мочки и прямым каре ниспадая до уровня подбородка. Она выглядела прекрасной и устрашающей. Она присела рядом со мной, но я притворилась, будто ее не замечаю.

– Ты ведь не сердишься, не так ли? Мы сделали то, что должны были сделать, – заявила она.

– Совершили убийство? – воскликнула я. – Боги покарают эту семью, – мрачно предрекла я.

– Мы преподали урок.

– О каком уроке ты говоришь? О том, что фараона следует бояться?

– Разумеется, его следует бояться! – Нефертити выпрямилась. – Он – фараон самого могущественного государства на земле, и существует всего два способа правления: либо ты держишь в страхе своих подданных, либо твои подданные держат в страхе тебя.

Она протянула мне руку:

– Завтра начнется возведение нашего храма. Сегодня – ночь пиршества, что бы ты ни думала по этому поводу.

Нефертити улыбнулась и кивнула, давая понять, что я должна встать и последовать за нею.

– А ты знаешь, что Старший прислал сюда своего военачальника выяснить, что здесь происходит?

У меня учащенно забилось сердце.

– Нахтмина?

– Да.

Мы быстро шагали по коридорам дворца.

– Но чего Старший ожидает от своего военачальника?

– Он ничего не может сделать, – беззаботно отозвалась Нефертити. – Ты, разумеется, слышала, что Старший снова женился. На маленькой принцессе из Нубии. Ей всего двенадцать лет.

Я поморщилась.

– Хотя какое нам до этого дело? На небосклоне воссияло новое солнце, и оно сожжет остальные звезды. Включая Старшего, – заявила Нефертити, и ее неприкрытая агрессивность ошеломила меня.

– А как же наша тетя?

– Тия сильна. Она сможет позаботиться о себе, – отрезала она.

Мы быстро шагали по разрисованным коридорам к просторной комнате, которую она делила с Аменхотепом. Царь появился из внутренних покоев, и при виде его у меня перехватило дыхание. Его схенти был длинным и облегающим, а золотую пектораль, которую он надел, я раньше никогда не видела. Не исключено, что она была взята из сокровищ Амона. Они поцеловались, и я отвернулась.

– Я же говорила, что у тебя все получится, – негромко сказала Нефертити. – А ведь это – только начало.

***

Большой зал распахнул перед нами свои двери, и вслед за этим торжественно взревели трубы.

Пиршество приостановилось, чтобы гости могли с удовольствием оценить появление своего фараона. Я шла следом за сестрой. А позади нас выступали Ипу и Мерит, в прически которых были вплетены золотистые и синие бусины. Я обвела взглядом лица присутствующих, но Нахтмина среди них не было. Мои родители сидели за столом под двойным троном. Здесь были и архитектор Майя, и Кия с Панахеси. Я с разочарованием отметила, что к ним присоединился и Хоремхеб.

Я заняла свое место за столом, а Аменхотеп подвел мою сестру к ее трону. Гости смотрели, как они вместе поднялись на возвышение, похожие на богов, только что сошедших на землю. В Египте еще никогда не было столь поразительной супружеской пары, сверкающей золотыми и фаянсовыми бусинами, с царскими скипетрами, украшенными драгоценными камнями. Придворные покачивали головами, и по залу прокатился приглушенный шепоток благоговейного трепета. Но вот ужин возобновился, и все вновь принялись оживленно болтать друг с другом, словно и не было никакого убийства. Взглянув на свою пустую тарелку, я протянула ее Ипу, чтобы она положила мне чего-нибудь. За столом лишь мы с Хоремхебом хранили молчание.

– Вы что-то не слишком разговорчивы сегодня, военачальник. – Кия сидела рядом с ним, выставив на обозрение свою красивую грудь и симпатичную округлость живота под нею. – Вам не по нраву пиршество?

Хоремхеб недоверчиво посмотрел на нее:

– Я пришел, потому что получил приказ. В противном случае я бы готовился к битве с хеттами, которые грабят наши деревни и потихоньку отнимают у нас земли.

Кия звонко рассмеялась:

– Хетты? То есть ужину с фараоном вы предпочли бы битву с хеттами?

Военачальник только посмотрел на нее, не проронив ни слова.

– Хетты действительно втихомолку отбирают у Египта территории? – поинтересовалась я.

– Каждый день, когда мы позволяем им это, – ответил Хоремхеб.

– И вы полагаете, что будет война? – негромко осведомилась я.

– Если фараон сдержит свое слово. А что об этом думает сестра старшей жены царя?

Кия презрительно фыркнула:

– Что могут знать о войне маленькие девочки?

Хоремхеб хмуро посмотрел на нее:

– Похоже, куда больше, нежели жены фараонов.

Оттолкнувшись от стола, он направился прочь. Через какое-то время встала и я, так и не дождавшись, пока Ипу принесет мне ужин, и во всеуслышание объявила, что мне не терпится взглянуть на сад.

Снаружи полная луна заливала своим светом сад Гора. Огни дворца расцветили ночь, а где-то вдали негромко звенел мелодией музыкальный фонтан. Из дворца до меня доносился смех и шум пиршества.

– Так я и думал, что застану вас здесь.

Я замерла, не в силах пошевелиться. Из темноты ко мне шагнула мужская фигура, и я уже собралась убежать. Было глупо с моей стороны выйти в сад совсем одной. Но когда он вышел на свет, я узнала его. Вспомнив наш последний разговор, я холодно улыбнулась:

– Добрый вечер, военачальник Нахтмин.

– И вас ничуть не удивляет мое появление? – осведомился он.

На нем были длинный схенти и короткая накидка из плотного льна. Я пристально рассматривала его в тусклом свете луны.

– Нет. А я должна удивиться?

– Я только что прибыл в Мемфис. Даже фараон не знает о том, что я здесь.

– Но Нефертити сказала…

Он повел плечом:

– Ее и вашего отца предупредили о моем приезде.

– В таком случае вы должны находиться внутри. – Я указала на дворец. – Фараон непременно захочет переговорить с вами.

Нахтмин рассмеялся:

– Вы полагаете, что фараону есть дело до того, что его мать думает о проводимой им политике?

Я ненадолго задумалась:

– Нет.

– Тогда какая разница, где я нахожусь – внутри, делая вид, что веселюсь от души, или здесь, получая истинное наслаждение от общения с мив-шер^*, прелестным котенком?

Я покраснела до корней волос. «Мив-шер» меня называл только отец. Причем этим прозвищем можно было назвать только котенка, но никак не женщину.

– Нефертити внутри. Вы можете насладиться обществом по-настоящему красивой женщины.

– Так вот почему вы сердитесь на меня. А я все никак не мог понять…

– Я вовсе не сержусь на вас, – защищаясь, сказала я.

– Отлично. В таком случае вы не станете возражать против прогулки по саду.

Он предложил мне свою руку, и я неуверенно оперлась на нее.

– Вы навлечете на меня большие неприятности, если сестра обнаружит нас здесь, – предупредила я, но мне нравилось ощущать его крепкую и надежную руку, и потому я не стала отнимать свою.

– Она не придет сюда.

Я искоса взглянула на него:

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что сейчас ее куда больше занимает сооружение храма Атона.

Это была правда. Я сомневалась, что кто-нибудь на пиру вообще заметил мое исчезновение.

– Ну и как там дела в Фивах? – печально осведомилась я.

– Как и в Мемфисе. Сплошная политика, – ответил он. – Когда-нибудь я оставлю все это и удалюсь в какую-нибудь мирную, забытую всеми богами деревушку. – Он взглянул на меня при свете луны. – А вы? Каковы планы сестры старшей жены царя?

Мне было уже четырнадцать лет, и я была достаточно взрослой, чтобы выйти замуж и иметь свой дом.

– Это решит мой отец.

Нахтмин ничего не сказал. Мне показалось, будто мой ответ разочаровал его.

– Говорят, будто вы – целительница, – заметил он, меняя тему разговора.

Я недовольно тряхнула головой:

– Меня всего лишь научили применять кое-какие травы в Ахмиме.

Он улыбнулся.

– И что же это в таком случае? – поинтересовался он, наклоняясь и срывая листок с небольшого зеленого растения.

Мне не хотелось отвечать, но он поднял его повыше и замер в ожидании.

– Тимьян. В сочетании с медом он способен исцелить кашель, – не выдержала я, и Нахтмин рассмеялся.

К этому времени мы дошли до края сада. Через несколько шагов мы окажемся перед дворцом.

– Ваше место не здесь, – сказал он, глядя на распахнутые двери Большого зала. – А среди по-настоящему милых и приятных людей.

От негодования я даже повысила голос:

– Вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу сказать, мив-шер. Но эти игры – не для вас.

Мы остановились в самом начале внутреннего двора.

– Завтра утром я уезжаю, – сказал он и, помолчав, негромко добавил: – Будьте осторожны здесь, госпожа. Пусть история забудет ваше имя. Потому что если ваши деяния останутся в вечности, то вы станете именно той, кем вас желает видеть ваша семья.

– И кем же? – требовательно спросила я.

– Рабыней трона.

***

Я сидела в комнате Нефертити, поскольку она призвала меня к себе, и смотрела, как она раздевается, небрежно скинув дорогое платье на пол. Она протянула мне руки, чтобы я набросила на нее просторную тунику, и я подумала, а не стала ли я уже рабыней трона? Во всяком случае, в рабыню Нефертити я превратилась уже наверняка.

– Мутни? Мутни, ты меня слушаешь?

– Конечно.

– Тогда почему ты молчишь? Я только что сказала, что завтра мы собираемся осмотреть храм, и ты… – Она тихонько ахнула. – Ты думала о том военачальнике, – обвиняющим тоном заявила она. – Я видела, как вчера вечером вы вместе вошли в Большой зал!

Я отвернулась, чтобы она не заметила предательский румянец у меня на лице.

– Можешь выбросить его из головы, – безапелляционно заявила она. – Он не пользуется доверием Аменхотепа, и тебе нельзя с ним встречаться.

– С какой стати? – внезапно разозлившись, я вскочила на ноги. – Мне уже четырнадцать лет. Кто дал тебе право решать, с кем мне можно встречаться, а с кем – нет?

Мы с ней уставились друг на друга, и в уголках ее губ обозначились резкие складки.

– Я – царица Египта. Здесь тебе не Ахмим, где мы были простыми девчонками. Я – правительница самого могущественного государства в мире, и тебе не удастся унизить меня!

Собрав в кулак все свое мужество, я яростно тряхнула головой:

– В таком случае не впутывай меня во все это.

С этими словами я направилась к двери, но она преградила мне путь.

– Куда ты собралась?

– Обратно во двор.

– Ты не можешь! – воскликнула она.

Я рассмеялась:

– Ну и что дальше? Ты намерена стоять здесь всю ночь?

– Да.

Мы обменялись гневными взглядами, и на глазах у нее выступили слезы. Я протянула к ней руку, но она лишь рассерженно отмахнулась. Подойдя к кровати, Нефертити с размаху опустилась на нее.

– Ты хочешь бросить меня одну? Ты этого хочешь?

Я подошла и присела рядом с нею:

– Нефертити, у тебя есть Аменхотеп. У тебя есть отец…

– Отец. Отец любит меня, потому что видит во мне амбициозную и умную дочь. А уважает он тебя. И разговаривает только с тобой.

– Он разговаривает со мной, потому что я умею слушать.

– Я тоже!

– Нет. Ты не слушаешь. Ты ждешь, пока кто-нибудь не скажет именно то, что ты хочешь услышать, и только тогда обращаешь внимание. А еще ты не слушаешь папиных советов. Ты вообще ничьих советов не слушаешь.

– А почему я должна их слушать? Почему я должна быть покорной овцой?

Я немного помолчала, а потом повторила:

– У тебя есть Аменхотеп.

– Аменхотеп! – повторила она. – Аменхотеп – всего лишь честолюбивый мечтатель. А сегодня ночью он будет с Кией, которая ничего не видит дальше своего кривого носа!

Я рассмеялась, потому что это была правда.

– Останься со мной, Мутни, – попросила Нефертити и положила руку на мое колено.

– Останусь. На сегодняшнюю ночь.

– Не нужны мне твои одолжения!

– Никаких одолжений. Я просто не хочу, чтобы ты была одна, – искренне сказала я.

Она самодовольно улыбнулась и налила две чаши вина. Не обращая внимания на ее самоуверенность, я устроилась рядом с нею у жаровни, укрыв нам обеим ноги одеялом.

– А почему Аменхотеп не любит военачальника? – спросила я.

Нефертити догадалась, какого именно военачальника я имею в виду.

– Он предпочел остаться в Фивах, вместо того чтобы переехать в Мемфис.

Угли в жаровне отбрасывали золотистые тени на ее лицо. Она была красива даже без своих драгоценностей и короны.

– Но ведь не все военачальники переехали в Мемфис вместе с нами, – возразила я.

– В общем, Аменхотеп ему не доверяет, – сказала она, покрутив чашу с вином. – И по этой причине нельзя, чтобы тебя видели рядом с ним. Те, кто сохранил моему мужу верность, прибыли с нами сюда, в Мемфис.

– А что будет, если Старший умрет? Разве вся армия не объединится вновь в Фивах?

Нефертити покачала головой:

– Сомневаюсь, что мы когда-либо вернемся обратно в Фивы.

От неожиданности я едва не выронила чашу.

– Что ты имеешь в виду? Когда-нибудь Старший фараон обязательно умрет, – воскликнула я. – Быть может, не очень скоро, но непременно…

– Когда это случится, Аменхотеп все равно не вернется туда.

– Он сам сказал тебе об этом? Ты передала его слова отцу?

– Нет, фараон ничего мне не говорил. Но я уже немного изучила его, – сказала она, глядя на раскаленные угли. – Он захочет иметь свой собственный город, помимо Мемфиса. Город, который станет живым свидетельством нашего правления. – Она не смогла сдержать улыбку.

– Но разве ты сама не хочешь вернуться в Фивы? – спросила я. – Это же центр Египта! Центр всего!

Улыбка Нефертити стала шире.

– Нет, Мутни. Это мы – центр всего. Как только Старший умрет, двор последует за нами повсюду.

– Но Фивы…

– Это всего лишь город. Попробуй представить себе, что Аменхотеп способен возвести другую столицу. Больше и красивее. – Глаза ее расширились. – Он станет величайшим строителем в истории Египта. На каждом дверном косяке мы сможем начертать свои имена. Каждый храм, каждая усыпальница, каждая библиотека, даже само искусство станут свидетелями и доказательствами нашей жизни. И твоей тоже. – Ее черные волосы переливались в свете огня. – У тебя может появиться собственное здание, ты обессмертишь свое имя, и боги никогда тебя не забудут.

В ушах у меня вновь зазвучал голос Нахтмина, уверявший, что забвение – величайший дар, который только может подарить история. Но ведь это не могло быть правдой! Как иначе боги узнают о твоих свершениях? Мы обе сидели в молчании и размышляли. Огонь в глубине глаз Нефертити погас, на ее лице появилось загнанное выражение, и она сокрушенно сказала:

– Мы с тобой такие разные. Должно быть, это потому, что я больше похожа на свою мать, а ты – на свою.

Я неловко поерзала. Мне не нравилось, когда она заводила разговор о нашем разном происхождении.

– Я иногда спрашиваю себя, какой была моя мать. Представляешь, Мутни, у меня ничего от нее не осталось. Ни рисунка, ни клочка одежды, ни даже свитка. Всего лишь пригоршня колец.

– Она была принцессой Митанни. У себя на родине ее портрет наверняка высечен на могиле ее отца.

– Пусть так, но в Египте у меня нет ни одного ее изображения. – В ее взгляде вспыхнула решимость. – Я не позволю, чтобы нечто подобное случилось со мной. Свой образ я прикажу вырубить в камне в каждом уголке страны. Я хочу, чтобы мои дети помнили меня, пока пески не исчезнут из Египта, а пирамиды не разрушатся, сровнявшись с землей.

Я смотрела на свою сестру с глубокой печалью в душе. С этой стороны я ее еще не знала.

***

Основную часть конфискованных сокровищ Амона сложили в окованные железными полосами сундуки, после чего кое-как расставили их вдоль стен Зала приемов. Но в углах и прямо на столах по-прежнему были свалены грудами золотые сандалии, пояса из шкуры леопарда и короны с драгоценными камнями размером с мой кулак. Куда их увезут? Здесь, в общественном месте, обеспечить их сохранность не смогут даже три дюжины воинов.

– Нужно пригласить Майю, – предложила Нефертити, – чтобы он нарисовал чертеж сокровищницы.

Аменхотеп тут же подхватил эту идею:

– Царица права. Я хочу возвести такую сокровищницу, которая устояла бы под напором времени. Панахеси, отыщи Майю.

Панахеси быстро вскочил на ноги:

– Сию минуту, ваше величество. И если таково будет желание фараона, я могу надзирать за ходом ее строительства.

Мой отец метнул на Нефертити быстрый взгляд, и та постаралась как можно небрежнее ответить:

– Для этого у нас еще будет масса времени, визирь. – Она перевела взгляд на Аменхотепа. – Во-первых, мы должны найти скульптора, который поместит твое изображение на каждом углу. Аменхотеп Строитель, оберегающий богатства и сокровища Египта.

Панахеси набычился:

– Ваше величество…

Но нарисованная Нефертити картина уже увлекла Аменхотепа:

– Он может сделать и твою скульптуру, царица. Мы станем самыми могущественными правителями в истории Египта, царями, хранящими его величайшие сокровища.

При мысли о том, что образ Нефертити появится в сокровищнице Египта, Панахеси побледнел от злости.

– Следует ли нам призвать скульптора? – осведомился мой отец.

– Да, – распорядился Аменхотеп. – Причем немедленно.