Текст книги "Глаз сокола"

33

В пепельно-сером свете вождь Ворон казался великаном.

Его шлем из кабаньих клыков выдержит удар любого клинка, а доспехи из толстой сыромятной кожи и бронзы – и вовсе непроницаемая броня. Утыканный заклепками щит из бычьей кожи высотой в человеческий рост, но Креон несет его одной рукой так легко, будто тот сделан из березовой коры. Креон пересекает двор чванливой походкой охотника, уверенного, что добыча от него никуда не денется. Ворон – опытный убийца, вооруженный до зубов: у него и меч, и копье, и кинжал, и хлыст. А Гилас – всего лишь тринадцатилетний мальчишка с ножом, пращой и мешочком бусин.

Не успел Гилас вытащить нож, как Креон щелкнул хлыстом, и оружие вылетело из руки мальчика, со звоном упав на камни. Креон снова занес хлыст. Гилас отпрыгнул в сторону, но Креон оказался быстрее: бронзовый наконечник ударил мальчика по бедру.

При помощи хлыста Креон теснил Гиласа все ближе и ближе к пустой середине Главного двора. Гиласу сейчас бы очень пригодился огромный двойной топор, но до него никак не добраться: путь преграждает Креон. В отчаянии Гилас спрятался за священным деревом.

– Думаешь, теперь я тебя не трону? – усмехнулся Креон.

Гилас запустил руку в мешочек и вытащил бусину для пращи. Но сердолик выскользнул из пальцев и запрыгал по камням. Гилас взял другую и метнул ее Креону в лицо. Но бусина отскочила от щита Креона. Так же он заслонился и от второй, и от третьей.

– И это все твое оружие? – ухмыльнулся вождь.

Они с Гиласом ходили кругами вокруг дерева. Одна за другой бусины Гиласа со звоном отскакивали от бычьей кожи и бронзы. Не успел мальчик опомниться, а их уже осталось всего три.

Первая ударила Креона по колену. Воин даже не поморщился. Вторая попала в запястье. Раздался треск. Зашипев от боли, Креон выронил копье. Как только Ворон за ним наклонился, Гилас прицелился, готовясь к третьему выстрелу. Самую крупную бусину он приберегал напоследок. Камень размером с голубиное яйцо врезался Креону в гортань. Тот издал полузадушенный вопль, но быстро оправился и снова пошел в атаку.

Бросив пращу, Гилас кинулся наутек, зигзагами подбираясь к пьедесталу с двойным топором. Для такого крупного мужчины Креон двигался на удивление быстро, однако Гилас был проворнее. Обеими руками ухватив древко топора, Гилас потянул оружие на себя. Но топор глубоко сидел в пьедестале. Никак не выдернуть! А Креон уже близко. Из последних сил Гилас рванул топор и наконец вытащил его. Тот оказался таким тяжелым, что мальчик чуть не упал, однако Гилас каким-то чудом взмахнул своим новым оружием, но промахнулся: удар пришелся по камням. Креон сделал выпад мечом. Гилас увернулся, еще раз замахнулся топором и с сокрушительной силой обрушил его на щит Креона.

Ничуть не обескураженный, воин отшвырнул погнутый щит и опять пошел на Гиласа, виляя из стороны в сторону и выставив перед собой меч и хлыст. Покачиваясь под тяжестью топора, Гилас отступал. У него за спиной наклонный спуск, ведущий на сырой нижний ярус. Больше бежать некуда.

Но не успела эта мысль прийти мальчику в голову, как Креон сразу догадался, что задумал Гилас, и зашел сзади, отсекая ему путь к спасению. И снова несколькими взмахами хлыста Креон оттеснил Гиласа обратно в открытый центр Главного двора.

У мальчика ноги подкашивались от изнеможения. Желтая каменная плитка с нарисованными синими листьями плыла перед глазами, а топор придавливал мертвым грузом. В ближнем бою такое массивное оружие только помешает: оно может стоить Гиласу жизни. А Креон даже не запыхался. Как и любой опытный охотник, он заставил жертву побегать.

Вот Креон приблизился к мальчику, чтобы нанести смертельный удар. Он окинул Гиласа внимательным взглядом, и его грубое лицо исказила презрительная усмешка.

– Неужто передо мной тот самый Чужак, угрожающий Дому Короносов?

– Если верить Оракулу, то да, – пропыхтел Гилас.

– Плевал я на Оракулов! – выпалил Креон. – Отдавай кинжал Короносов, мальчишка, и умрешь легкой смертью!

– У меня его нет.

– Сам вижу. Отведи меня к нему, и в награду убью тебя быстро.

– Нет.

Вождь Ворон подошел так близко, что Гилас почуял прогорклый запах масла, исходивший от его бороды, и разглядел нитку слюны между его желтыми зубами.

– Послушай меня, Чужак. В том, что я тебя прикончу, даже не сомневайся. Осталось решить как. Вернешь кинжал – не будешь мучиться. Откажешься – растяну удовольствие на весь день.

Гилас покачнулся.

– Будешь мечтать о смерти. – Умолять меня, чтобы прекратил твои страдания…

Креон явно наслаждался ситуацией. Гилас смотрел на его налитые кровью глаза, на черные бездны зрачков и вспоминал мужчин, женщин и детей, погибших в шахтах Талакреи из-за ненасытной жадности этого человека. Креону нужно было все больше бронзы. Своей алчностью он разгневал богов, и те наслали на Кефтиу смерть и разрушения. А потом Гилас подумал о сестре: если она уцелела, то сейчас отчаянно борется за жизнь на диких просторах Мессении. И все потому что Вороны охотятся на Чужаков, будто на зверей.

– Меня зовут не Чужак, – прохрипел мальчик. – Мое имя Гилас. И кинжал я тебе ни за что не отдам.

Креон поглядел на него и кивнул:

– Что ж, ты сделал свой выбор… Чужак.

Снова раздался щелчок хлыста, но Гилас уже замахнулся топором; однако не смог его удержать, и плоская часть лезвия ударила Креона не по голове, а по руке, в которой тот держал меч. Раздался хруст костей. Креон взревел и выронил оружие. Но Ворон молниеносно переложил хлыст в поврежденную руку, а здоровой выдернул из-за пояса нож.

Гилас отбросил топор и кинулся к священному дереву. Еле-еле успев добежать до него раньше Креона, мальчик набрал в горсти земли между корнями оливы и швырнул Креону в лицо. Пока Ворон тер глаза, Гилас поспешил ко входу на нижний ярус. На полпути мальчик заметил на земле копье Креона и метнулся обратно, чтобы поднять оружие. Зря он это сделал. Одним ударом хлыста по лодыжке воин сбил мальчика с ног.

От падения у Гиласа вышибло дух. Он не сразу смог пошевельнуться. А когда повернул голову, убедился, что копье близко, но до него не дотянуться. А Креон приближался, готовясь убить противника.

С трудом поднявшись на колени, Гилас заметил у входа на нижний ярус какое-то движение. Потом тишину разорвал оглушительный рев, и по камням застучали копыта…

С нижнего яруса галопом выбежал бык, охранявший Кунису.

34

Дикий зверь с оглушительным топотом копыт ворвался на Главный двор, потом принялся рыть копытом каменную плитку. Он поворачивал голову из стороны в сторону, решая, кого из двух людей атаковать первым.

И Гилас, и Креон потрясенно застыли, потом одновременно бросились к лежавшему рядом копью. Гилас опередил Ворона, но своим стремительным рывком он привлек внимание быка, и тот ринулся на мальчика.

Сжимая в руке оружие, Гилас кинулся наутек. Креон быстро отскочил в сторону. До Гиласа долетало тяжелое дыхание животного, а стоило мальчику мельком взглянуть на один из огромных рогов, как его бросило в дрожь. Нет, от быка не убежишь, а на то, чтобы победить его в бою, у Гиласа не хватит сил – даже с копьем. Набравшись храбрости, мальчик развернулся и побежал прямо на быка.

Тот сердито вращал глазами так, что было видно белки. Секунду поглядев ему в глаз, Гилас воткнул древко копья между камнями и, используя оружие вместо шеста, перелетел через спину животного. Вернее, попытался. На середине прыжка копье закачалось, и мальчик шлепнулся прямо на костлявый круп быка, а потом сполз оттуда на камни.

Возмущенно заревев, зверь принялся вертеться на месте. Заметив обидчика, снова ринулся на него. Гилас с трудом поднялся. Бык знал, в какую сторону противник шарахнется: рог прошел возле самого бедра мальчика. Когда Гилас упал, копье отлетело в сторону. Убегая от быка по Главному двору, мальчик заметил, как Креон схватил оружие. С одной стороны разъяренный бык, с другой – воин-убийца. Нет, так Гиласу долго не продержаться.

Вдруг раздался оглушительный гул. Испуганный бык прирос к месту. Креон застыл с копьем в кулаке. Казалось, кто-то подул в бараний рог, только этот звук был громче, к тому же он то набирал силу, то отступал – совсем как Море. Когда гул стих, у Гиласа еще некоторое время звенело в ушах. Он уже слышал этот звук два лета назад. В тот раз Пирра трубила в алебастровую раковину, призывая на помощь богов.

Бык, видно, принял трубный призыв за рев другого самца. Сердито фыркая, он оглядывался по сторонам в поисках соперника. Но отвлечь Креона оказалось не так легко: тот уже обходил быка, постепенно подбираясь к Гиласу.

Мальчик попятился, следя, чтобы бык оставался преградой между ним и Креоном. Вдруг знакомая боль пронзила висок. Нет-нет, только не сейчас! На этот раз призраков он не увидел, но чувства Гиласа сверхъестественным образом обострились. Мальчик слышал, как вши в ушах у быка сосут кровь, как паук на священном дереве плетет паутину. Уловил хлопанье крыльев Эхо, хотя та летала где-то далеко: птицы даже не было видно.

А потом Гилас увидел Пирру.

Она стояла высоко над его головой на Западном балконе. Мальчик с ужасом заметил, что девочка преобразилась до неузнаваемости.

Грудь Пирры полностью открыта, на ней фиолетовые одеяния – это облачение Верховной жрицы. Живые змеи обвивают ее обнаженные руки. Шея Пирры и черные кольца ее волос сверкают золотом. А главное, девочку со всех сторон окружает ослепительно яркое мерцающее сияние. Ее лицо светится так, что смотреть больно.

А когда Пирра вскинула руки к небу, на стену упала гигантская тень, пылающая, будто тысяча бушующих огней. Пирра взывала к небу потусторонним голосом бессмертного божества. Слов Гилас не понимал, но мальчик был уверен: это Сияющая призывает Солнце обратно.

Так прошло меньше секунды, а потом события начали развиваться со стремительной скоростью. Гилас заметил, что в руке у Пирры зажат серебряный нож. Он сразу догадался, что она собирается сделать.

– Нет, Пирра! Нет! – вскричал Гилас.

Занесенное лезвие дрогнуло.

Сверху раздался звук, напоминающий треск рвущегося шелка, и Эхо камнем кинулась вниз. Выставив перед собой когтистые лапы, соколиха выбила нож из пальцев Пирры.

В тот же момент возле самого уха Гиласа просвистело копье. Мальчик отпрыгнул в сторону, и Креон снова ринулся на него, но на этот раз оружие замерло в воздухе, и Ворон издал страшный булькающий вопль: бычий рог вонзился ему в спину и вышел спереди, проткнув грудной доспех. Огромный бык поднял Креона на рога. Кровь хлестала во все стороны. Все еще кричащий Ворон перелетел через спину быка. Казалось, перед Гиласом разыгралось жуткое подобие кефтийского ритуала. Потом тело Креона с треском ударилось о камни. Зверь развернулся и насадил его на рога снова, бодая и топча свою жертву, пока от нее не осталось одно кровавое месиво. Так с сыном Короноса расправился свирепый страж земли, на которую тот осмелился вторгнуться.

Прикрыв глаза рукой, Гилас смотрел, как нестерпимо яркое сияние вокруг девочки на балконе исчезает. И вот перед ним стоит прежняя Пирра.

Она растерянно моргала и оглядывалась по сторонам так, будто только что проснулась.

Бык фыркнул, развернулся и порысил прочь, оставив растерзанные останки Креона в растекающейся луже крови.

Тут уголком глаза Гилас заметил, как из дверей выходят тени, окутанные клубящимся черным облаком Чумы. Привидения беззвучно окружили тело Креона, обмакнули пальцы в его кровь и вкусили ее. Тут по Главному двору со свистом пронесся мощный порыв ветра и унес Чуму. Гилас почувствовал, что Духи больше не гневаются: отныне они больше не будут скитаться неприкаянные. С облегченными вздохами призраки упорхнули, чтобы обрести покой на Гребне Мертвых.

Гилас вспомнил детей-духов на берегу Моря. Наверное, они тоже перестали скитаться и отыскали своих умерших родителей. Может, и другие тени, которых он встретил во время своих странствий, мирно почили в гробницах своих предков. Да, Солнце не вернулось, громада Великого облака по-прежнему нависает над островом, но боги прогнали Чуму.

Покачиваясь, Гилас стоял посреди двора. И тут к нему подлетел последний оставшийся призрак. Это была высокая женщина с длинными волосами, но она отличалась от остальных. Гилас был уверен, что перед ним не кефтийка, а акийка и умерла она не от Чумы. Почему-то женщина казалась ему до боли знакомой. Невыразимая тоска пронзила сердце.

Призрак скользнул к мальчику. Гилас зажмурился и почувствовал, как ее ладонь, прохладная и легкая, будто крылышко мотылька, коснулась его щеки. Возле уха прошелестел легкий шепот:

– Гилас… Твоя сестра жива… Разыщи ее… Прости меня… Прости своего отца… Прости…

Гилас вскрикнул и попытался взять мать за руку, но его пальцы нащупали лишь воздух. Он побежал за ней, она обернулась и улыбнулась сыну, а потом над каменным двором завыл и застонал ветер, и у него на глазах призрак растворился в воздухе.

На Гиласа навалилась страшная тяжесть, а сердце пронзила такая невыносимая боль, что мальчик охнул и упал на колени, с трудом борясь со слезами.

Гилас не сразу заметил, что к нему направляется бык. Но, глядя на алые от крови рога и угрожающий наклон головы зверя, мальчик не испытывал страха – только бесконечную усталость.

Бык остановился в десяти шагах от Гиласа и принялся рыть копытом камень.

– У меня б-больше нет сил с тобой бороться, – с трудом выговорил Гилас.

Мальчик стоял на коленях перед гигантским зверем, и тут у него перед глазами мелькнуло что-то золотистое: между ним и быком встала грозно рычащая Разбойница.

Похоже, гигант был только рад поводу прекратить бой. Развернувшись, он тяжело побрел прочь, спустился на темный, тихий нижний ярус и скрылся. А Разбойница встряхнулась, подбежала к Гиласу и облизала ему лицо шершавым языком.

Тут мальчик не выдержал. Обняв маленькую львицу за шею, он разразился горькими, надрывными рыданиями. Гилас оплакивал мать. Он не знал ее и теперь никогда не узнает, потому что ее нет в живых. Оплакивал мальчик и мечту, за которую цеплялся всю жизнь: когда-нибудь они будут вместе – он, Исси и мама.

* * *

Вдруг Пирра почувствовала, как ей в лицо ударил порыв ветра. Змеи упали с ее рук и уползли исследовать коридоры и покои Кунису.

Она стояла высоко над Главным двором, на Западном балконе. Пирра чувствовала слабость и опустошение, голова раскалывалась от боли. Облако пепла по-прежнему заволакивало небо. Солнце не вернулось. Пирра смутно припомнила, как Эхо выбила из ее руки нож. Богиня послала свою священную птицу, чтобы та не дала жертвоприношению свершиться. Но почему? Пирра знала наверняка только три вещи: на ее плече сидит Эхо, она жива, и Гилас тоже жив.

Мальчик сидел, прислонившись спиной к священному дереву. Рядом с ним стояла Разбойница, а у его ног валялся двойной топор. Кожаная юбка Гиласа в пыли, голая грудь расцарапана и вся в крови. Вот ветер взъерошил его золотистые волосы, и на секунду он напомнил Пирре бога охоты с росписи в Зале Шепотов. Но вот момент прошел – перед ней снова сидел обычный мальчик и смотрел прямо перед собой застывшим взглядом.

Некоторое время спустя Пирра тоже вышла на Главный двор. Воздух пропитался запахом крови. На растерзанные останки Пирра старалась не смотреть.

Эхо слетела вниз и села на ветку священного дерева. Разбойница проследила за соколихой взглядом. Но Гилас ничего вокруг не замечал. Подойдя ближе, Пирра оказалась застигнута врасплох: по щекам Гиласа градом текли слезы.

Разбойница подошла к Пирре и потерлась мохнатой головой о бедро девочки. Пирра постепенно приходила в себя. Да, она не смогла довести Мистерию до конца, но хотя бы попыталась. Пирра с грустью задавалась вопросом, видела ли ее мать.

Наконец Гилас заметил девочку, шмыгнул носом и вытер лицо тыльной стороной руки. От слез его ресницы слиплись, а золотисто-карие глаза блестели, будто стекло.

Мягко отстранив Разбойницу, Пирра опустилась на колени, положила руку Гиласу на плечо и произнесла его имя.

35

Гилас слышал голос Пирры, но видел перед собой поражающий неземной красотой лик Богини. Ошеломленный мальчик не сразу разобрал, что она ему говорит.

Вот Пирра взяла его за руку и повела по коридорам Дома Богини. Разбойница бежала следом.

– Чума ушла, – тихо произнес мальчик. – Боги прогнали ее.

– Но я не смогла провести Мистерию, и Солнце не вернулось, – ответила Пирра.

Они долго брели по лабиринту Дома Богини, пока не очутились в тенистом зале. Тут Пирра застыла и уставилась на кровь, размазанную по полу.

– Его нет. Теламон ушел.

– Теламон?

– Он упал. Я думала, он разбился, но его здесь нет.

Тут Гилас будто очнулся.

– Кто знает, где он бродит? А я все оружие на Главном дворе бросил! Надо бежать отсюда, и поскорее!

– Я тебе то же самое говорю! – воскликнула Пирра.

Они вернулись в ее комнату. Не обращая внимания на разбросанную еду и пожеванные овечьи шкуры, Гилас собирал вещи, а Пирра тем временем торопливо переоделась и умылась. Теперь она не богиня, а обыкновенная девочка.

– Вы с Теламоном дружили, – проговорила она, запихивая свои вещи в сумку из телячьей кожи. – Как думаешь, что он будет делать?

– Тело Креона он не бросит: их клан почитает предков. Теламон совершит обряды, а потом сразу отправится нас искать, даже если сильно ранен.

Пирра помолчала.

– Он думает, кинжал у меня.

Кинжал! Гилас совсем про него забыл. Нужно найти Усеррефа. Но Кефтиу – огромный остров. Куда пошел египтянин?

Ветер усилился, завывая над крышами и свистя в коридорах. Один особенно яростный порыв даже поднял дверной занавес. Глаза Пирры испуганно округлились.

– Похоже, ветер зол.

Гилас завернулся в плащ и взвалил на плечи поклажу.

– Идем. Скоро стемнеет, вдобавок шторм собирается.

* * *

От порыва ветра шатер закачался. Раб, перевязывавший Теламону голову, вздрогнул.

– Надвигается буря, – заметил Иларкос.

Теламон смерил его холодным взглядом:

– Это что же получается? Мы отправили тебя на Гору с половиной наших воинов и приказали тебе изловить тех, кто на нее поднимался, но ты вернулся ни с чем.

– Было темно, они незаметно ускользнули…

– Тогда почему ты не присоединился к нам в Доме Богини?

– Мы даже до лагеря только сейчас дошли…

– Вечно у тебя отговорки!

Теламон рявкнул на раба, и тот подлил ему в чашу вина.

Осунувшийся от усталости Иларкос с жадностью глядел на кувшин.

– По пути мы встретили много крестьян, мой господин. Они возвращаются в свои деревни. Жрецы говорят, что Чума отступила. Среди крестьян я видел египтянина, раба девчонки. Лицо белое – смотреть страшно! Я его чуть за призрака не принял…

– Ты у нас еще и призраков видишь! – съязвил Теламон и осушил чашу.

Может, вино хоть немного облегчит головную боль.

Теламон смутно припоминал, как очнулся в темном углу этого ужасного места, а потом долго таскался по коридорам в поисках выхода. Через некоторое время он очутился возле окна на верхнем этаже и выглянул в огромный двор. На балконе, вскинув белые руки к небу, стояла Пирра. Казалось, перед Теламоном сама Богиня. Потом бык топтал тело Креона, а лев ринулся на защиту Гиласа.

Теламон чуть зубами не заскрежетал. Львы должны повиноваться вождям, и уж никак не простым пастухам. Не зря же на стене над воротами крепости деда в Микенах изображены львы. А здесь правильный порядок вещей перевернулся с ног на голову! Теламон кипел от ярости: «Почему лев спас Гиласа, а не меня?»

Ветер завывал среди сосен и раскачивал шатер. Воины сгрудились у костров, потрясенные страшной смертью командира. Теламону бы сейчас пойти к ним и вселить в людей боевой дух, но он сам настолько переполнен злобой и горечью, что даже пытаться нет смысла.

– Что прикажешь, мой господин? – между тем спросил Иларкос. – Поплывем обратно в Микены? Кефтийцы, конечно, не бойцы, но если соберутся все вместе, численное преимущество будет на их стороне.

Теламон замер. Иларкос ждет указаний от него! Такого раньше не бывало. Гнев как рукой сняло. Теперь все ясно. Теламон хотел доказать, что он настоящий командир, просил богов дать ему шанс – и его молитвы услышаны! Боги убили Креона, чтобы место дяди занял Теламон. Его судьба – найти кинжал и вернуть в Микены.

А что, если Пирра не лгала, когда говорила, что кинжала у нее нет? Может быть, она приказала спрятать его подальше.

Отставив в сторону чашу, Теламон резко поднялся:

– Да, мы вернемся в Микены, но не сейчас.

– Не сейчас, мой господин?

– Как только рассветет, воины заберут останки моего дяди и предадут их огню со всеми почестями, подобающими сыну Короноса. А потом мы разыщем египтянина. Ты не призрака видел, Иларкос. Раб Пирры жив-здоров, и кинжал у него. Но даже если нет, египтянин знает, где она его спрятала. Как бы там ни было, пока не найдем раба, Кефтиу не покинем.

* * *

В знак траура Усерреф сбрил брови и выбелил лицо известью. Вспыхивали молнии, дождь лил стеной, а он стоял на коленях на продуваемом всеми ветрами холме и, перекрикивая стихию, возносил молитвы богам:

– Аусет, Покровительница Мертвых, позаботься о той, кого я любил, как младшую сестру! Херу, Повелитель Света, преврати ее дух в сокола, ибо ее чистое сердце не утяжелит чашу весов!

Но Усерреф сам понимал, что зря старается. Боги Египта его не послушают, ведь народ Пирры – варвары.

Кто-то схватил Усеррефа за плечи и рывком поставил на ноги.

– Ты что разорался? – напустился на египтянина незнакомый акиец. – Разве не знаешь, что тебя Вороны ищут?

Неизвестный мужчина оказался силен. Он потащил Усеррефа вниз по склону холма, потом далеко в лес, к заброшенному дому, скрытому среди зарослей. Акиец открыл дверь пинком ноги, втолкнул Усеррефа внутрь, зашел сам и плотно захлопнул за собой дверь.

– Ты что там устроил? Хочешь, чтобы тебя прикончили?

Усерреф попятился, прижимая к груди узел с драгоценной ношей.

– Я не уберег госпожу! Я заслуживаю смерти!

Незнакомец фыркнул:

– Тогда зачем ты нарисовал на подошвах сапог воронов? Если не ошибаюсь, египтяне так делают, когда хотят проклясть врагов.

Усерреф опешил. Откуда этот человек знает египетские обычаи?

На вид он обыкновенный уроженец Акии: высокий, широкоплечий, с длинными темными волосами и косматой бородой. Похоже, у этого человека ни гроша за душой, но светло-серые глаза светятся живым, острым умом. Нет, перед Усеррефом не простой бродяга.

Египтянин настороженно глядел на незнакомца, а тот вытащил из мешка на плече бурдюк с вином и отрезал большим бронзовым ножом ломоть облепленного пеплом сыра.

– Так что Воронам от тебя нужно? – спросил акиец с полным ртом.

– Мою госпожу поразила болезнь, – ответил Усерреф, гадая, не лучше ли промолчать. – Я пошел за полынью. А когда вернулся, нашел только дымящиеся руины. А потом я видел командира Воронов с ее личной печатью на запястье… – Усерреф всхлипнул. – Госпожа погибла в огне, а значит, ее дух попал в Царство мертвых не полностью, и она никогда не сможет обрести вечную жизнь!

Тут дом закачался от мощного раската грома, и оба мужчины пригнулись.

– У кефтийцев свои боги, они и отвечают за их души, – возразил незнакомец.

Усеррефу хотелось бы в это верить. Но если одни только египтяне знают, как достичь вечной жизни, разве это не означает, что все варвары обречены на забвение? А впрочем, Усерреф знал наверняка лишь одно: его младшая сестренка умерла, и больше он ее никогда не увидит.

– Ты так и не ответил, почему за тобой гоняются Вороны, – произнес незнакомец.

– Да, ты прав, – вежливо ответил Усерреф.

Сунув руку в свой мешок, он нащупал сверток из змеиной кожи, внутри которого скрывался кинжал Короносов.

– Почему ты спас меня? – спросил Усерреф.

Акиец пожал плечами:

– Вороны – мои враги. Я видел, как они тебя выслеживали. Да и вообще… Ты далеко от дома, я тоже. Наверное, скучаешь по стране на берегу Великой Реки? – прибавил незнакомец по-египетски.

На глаза Усеррефа навернулись слезы. Он много лет не говорил на родном языке ни с кем, кроме Пирры.

Но тут его посетила тревожная мысль. Не может быть, чтобы ему на пути случайно встретился акиец в лохмотьях, говорящий на египетском. Что, если это бог в человеческом обличье?

– К-кто ты такой? – прозаикался Усерреф. – Что тебе нужно?

– Тебя я нарочно не разыскивал. Скажу только, что искал давних знакомых. Они ненавидят Воронов так же, как я. А ты куда путь держишь?

Усерреф запнулся в нерешительности. Он дал Пирре слово, что будет беречь кинжал, пока не найдет способ его уничтожить, а это должно сделать божество. Но кефтийские боги не станут слушать египтянина. Как же быть?

Если перед Усеррефом и впрямь бог, можно обратиться к нему. А если нет? Риск слишком велик.

– Не знаю, – наконец ответил египтянин. – А ты как думаешь, куда мне идти?

Предполагаемый бог отпил большой глоток вина.

– Возвращайся домой.

Усерреф опешил:

– Не могу.

– Почему? Твоя госпожа умерла. Что еще тебя держит на Кефтиу?

В сердце Усеррефа пробудилась надежда. Перед глазами замелькали картины: вот священное растение папирус покачивается на берегах Утеру, а вот его семья… Как же давно он их не видел! И конечно, в Египте Усерреф наверняка сумеет выполнить последнюю волю Пирры.

Незнакомец опять перешел на египетский:

– Что бы ты ни решил, друг, долгих тебе лет жизни и Солнца над головой. И пусть ты найдешь путь к горизонту и обретешь там вечный покой.

Усерреф низко поклонился. Выходит, перед ним действительно бог. Египтянин ответил на традиционное благословение:

– Пусть твое имя живет в вечности. Я сделаю так, как ты сказал.