Текст книги "Глаз сокола"

– Здесь прыгают через быков. Танцуют. Совершают жертвоприношения. Иногда, если мать уезжала по делам, Усерреф катал меня на колеснице… – Тут Пирра помрачнела. – Скорее. Мы почти пришли.

И вот они спешат по очередному коридору. Здесь стены расписаны оленями в натуральную величину. Одному самцу на ухо села муха: кажется, он вот-вот ее сгонит. А вот соня на ячменном колосе. Ее нарисованный хвост обвивает стебель.

Тут Пирра скрылась за углом. Гилас побежал ее догонять – и налетел на быка.

– Пирра, берегись! – прокричал мальчик, хватаясь за топор.

– Не бойся, он не настоящий!

Этот дикий самец даже крупнее того, с которым Гилас столкнулся в предгорьях. Опустив голову, он идет в атаку. На плечах бугрятся мышцы, из пасти торчит широкий язык. Казалось, бык собирался пробить стену, но неизвестное божество превратило его в камень, и он так и застрял посередине.

– А выглядит как живой, – буркнул пристыженный Гилас.

Надо же было так оплошать!

– Когда я была маленькой, думала, что он по ночам оживает, – произнесла Пирра.

«А вдруг?..» – подумал Гилас, осторожно пробираясь мимо быка и стараясь не смотреть в его красные, налитые кровью глаза.

Вот они подошли к полутемной комнате без окон. У входа высились все те же колонны-стражники. В свете факела перед Гиласом предстали великолепные покои: на стенах роспись в виде рыб, скамья из позолоченного дерева на когтистых лапах, алый ковер, расшитый синими ласточками, высокая лампа из лилового мрамора, кедровый сундук, инкрустированный панелями из слоновой кости.

Тут Гилас совсем оробел.

– Здесь живет Богиня?

Пирра фыркнула:

– Скажешь тоже! Это всего лишь моя комната.

Ее комната?! Гилас был потрясен до глубины души. Он всегда знал, что Пирра богатая, но такой роскоши даже вообразить не мог.

– Кинжал вон там, за панелью в стене, – вполголоса сообщила Пирра. – Подержи мой факел, пока я…

Вдруг она осеклась.

– Что такое?

В полумраке он разглядел дыру внизу стены. Рядом с ней на полу лежал тонкий квадрат блестящего белого камня. А рядом валялись посох и козья шкура – и то и другое явно швырнули на пол в спешке.

– Его нет, – ничего не выражающим тоном произнесла Пирра. – Кинжал забрали.

23

– Кинжал взял Усерреф, – прибавила Пирра. – А значит, он жив. Слава Богине!

– Ты уверена, что это был он?

– Больше некому. Только Усерреф знает, где я спрятала кинжал. Смотри, сейчас я тебе докажу. Я завернула кинжал в эту козью шкуру, но египтяне считают коз нечистыми, поэтому Усерреф достал кинжал посохом, чтобы не дотрагиваться до шкуры. Милый Усерреф… – Растерянная и ошеломленная, Пирра опустилась на кровать. – Могла бы догадаться, что он сразу придет сюда. Ничего удивительного, что Усерреф добрался до Дома Богини первым – он ведь знает дорогу.

– Значит, он и впрямь решил, будто ты погибла, – произнес Гилас. – И куда он унес кинжал?

Пирра покачала головой.

– Я велела Усеррефу надежно спрятать кинжал, а потом уничтожить его при первой возможности. Что, если Усерреф скрывается где-то здесь?

– Не может быть. Мы весь Дом Богини обошли.

– Гилас, ты и сотой доли не видел! Кунису громадный. Усерреф мог затаиться где угодно – в одной из мастерских, во внутренних покоях или на нижнем ярусе…

– Вдруг уловка Девкарьо не сработает? Тогда Вороны придут сюда за нами, а отсюда мы даже не увидим, как они к нам подбираются.

Пирра встретилась с Гиласом взглядом.

– Можем пойти туда, где есть окна.

– Отлично. Будем одновременно и за подступами следить, и Усеррефа искать.

А дальше время летело, будто на крыльях. Гилас и Пирра перебегали от одного окна или балкона к другому. На бегу девочка постаралась объяснить ему, где что находится.

– Главный двор посередине. Мои покои на востоке, прямо над ними покои матери. Мастерские на западе. Кладовые на севере, а под ними нижний ярус…

Но Пирра и сама понимала, что только запутала Гиласа.

Никаких следов Воронов они не заметили, но и следов Усеррефа тоже. Один раз Гилас открыл было рот, собираясь позвать египтянина, но Пирра сразу на него зашикала.

– Кто знает, какими способами жрецы защитили Дом Богини, прежде чем уйти? – прошептала она. – Лучше вести себя потише.

Гилас облизнул губы.

– Скоро стемнеет. Давай спрячемся у тебя в комнате, а поиски продолжим, как только рассветет.

Мальчик был прав, и все же Пирру охватила тревога. Они собирались взять кинжал и сразу уйти, но Кунису их не отпускает.

Гилас спросил, есть ли здесь другие входы, кроме ворот. Пирра ответила «да», и он за голову схватился:

– Неужели они тоже открыты?!

Но к счастью, и северные, и южные ворота оказались крепко заперты. Гилас и Пирра вернулись к западным воротам и закрыли их на засов, досадуя, что не сделали этого сразу.

– Интересно, почему они стояли открытые? – произнес Гилас, будто прочитав мысли Пирры.

– Наверное, Усерреф оставил, – ответила Пирра.

Но потом она подумала: что, если ворота уже были приоткрыты, когда Усерреф пришел в Дом Богини? Может быть, Яссассара нарочно приказала их не запирать. Предвидела, что дочь вернется.

Когда они в последний раз вышли на Восточной балкон, уже стемнело. Внизу виднелись деревья и река. Никаких факелов или других признаков, что Вороны здесь, Гилас и Пирра не заметили.

– Может, они просто хорошо спрятались, – вполголоса произнес Гилас.

Пирра не ответила.

На юго-востоке высится Гребень Мертвых – совсем близко. Слишком близко. Гробницу матери невозможно не заметить. Она запечатана белым гипсом и глядит на Пирру сверху, будто гигантский холодный глаз.

– …Если завтра не найдем Усеррефа, надо уходить… – говорил между тем Гилас. – Пирра, ты слушаешь?

– Что? Э-э… Да.

Но когда они шли обратно в ее комнату, Пирру не покидало неприятное ощущение, что все сейчас происходит именно так, как задумала ее мать.

Пирра снова в Доме Богини, и теперь ей отсюда не выбраться.

* * *

А тем временем маленькая львица никак не могла пробраться внутрь.

Мальчик и девочка вбежали прямо в разинутую пасть высоченной рогатой горы, а львица испугалась и кинулась наутек. Теперь она съежилась среди камышей возле быстро текущего Мокрого и тряслась от страха.

Таких гор она еще ни разу не видела. Белая, гладкая, пустая внутри, а еще от нее противно пахнет людьми. Вот и вокруг повсюду их логова – пустые, но ото всех исходит этот жуткий запах. Нет, львица близко к ним не подойдет – даже ради мальчика.

Сгустилась Тьма, и маленькая львица учуяла добычу: звери собирались на водопой. Вот мимо протрусила лань. Хищницу она не заметила. А на расстоянии короткого прыжка из норы, переваливаясь, вышел барсук. Но львица на них даже не взглянула. Над ней легко и плавно пролетела соколиха. Казалось, птица нарочно дразнила ее, но маленькой львице было не до того. Что, если мальчик попал в беду? Вдруг он никогда оттуда не выйдет?

Выбравшись из камышей, она подползла поближе к рогатой горе и окинула ее взглядом снизу вверх. Нет, в разверстую пасть она ни за что не полезет, но ведь можно поискать и более безопасный путь.

Бока у этой горы твердые и такие гладкие, что царапать их бесполезно. Лапы только соскальзывают, оставляя грязные размазанные следы.

И вдруг львица заметила рядом сосну. Одна ветка совсем близко к горе. Она, конечно, высоко, зато заскочить с нее внутрь – пара пустяков…

У сосен кора неровная: чтобы лазить – самое то. Взбираться на деревья у львицы получается неважно, но в этот раз Разбойница превзошла себя. Добравшись до того места, где ветки расходились в разные стороны, она стала прикидывать, как лезть дальше.

Ветка, которая ей нужна, – с другой стороны ствола. Львица неловко вытянула переднюю лапу и ухватила ветку когтями. Потом занесла другую лапу, но промахнулась и повисла на одной, отчаянно пытаясь вернуть равновесие. Вскинув заднюю лапу, львица еле-еле взгромоздилась на ветку и съежилась на ней, цепляясь за кору всеми когтями и даже хвостом.

Тут сюда же села соколиха и внимательно уставилась на львицу. Та зашипела, чтобы отогнать ее. Птица отлетела в сторону и приземлилась на один из рогов на горе, но глаз со львицы по-прежнему не сводила.

Ветка оказалась выше и намного дальше от горы, чем львице показалось с земли. Нет, так далеко ей не прыгнуть.

Соколиха поднялась в воздух, лениво облетела вокруг сосны, потом проплыла между высокими белыми рогами и скрылась внутри горы. Будто говорила: «Видишь? Дело раз плюнуть. Для меня».

Да ну ее! Львица попыталась развернуться, но попробуй сдвинься с места на такой узкой ветке! Чтобы добраться до ствола и спуститься обратно на землю, придется ползти задом, но раньше львица таких трюков не проделывала, особенно на высоте.

Еще и соколиха улетела… А жаль, составила бы компанию. Да, птица противная и ужасно высокомерная, но уж лучше с ней, чем совсем одной.

Порыв ветра взъерошил шерсть маленькой львице, и сосна прошептала: «Ну, что теперь будешь делать?»

24

«Мы здесь только переночуем, – упрямо твердила себе Пирра. – Про Мистерию даже думать не стану. Может, даже хорошо, что мы здесь застряли, – надоело ходить грязной и трястись от страха».

Велев Гиласу ждать ее в комнате, Пирра побежала в соседнюю умывальню и быстренько вымылась холодной водой. Затем провела по волосам гребнем, нашла в сундуке чистую тунику и переоделась. После этого девочка поспешила объяснить Гиласу, что дырявое сиденье в углу – место, где справляют естественные надобности, а ведро рядом стоит, чтобы смывать после себя. Потом Пирра научила его наполнять ванну при помощи кувшинов с водой и показала, как вытягивать деревянную затычку, когда вымоешься.

Гилас смотрел на ванну с подозрением.

– Да это же гроб какой-то!

– Ничего подобного.

– Вылитый гроб. В последний раз я такую штуку в усыпальнице видел.

– Обычная ванна, – возразила Пирра. – Уж кому-кому, а тебе помыться не мешает. Я сейчас вернусь, только возьму кое-какие вещи.

Кладовые с одеждой оказались заперты, но Пирра разрезала глиняные печати ножом. Ей все казалось, что вот-вот откуда ни возьмись выскочит разгневанный кладовщик. В свете факела перед Пиррой предстали стопки льняных и шерстяных вещей, от которых исходил терпкий насыщенный аромат розмарина. Повторяя себе, что ничего предосудительного не делает, Пирра отыскала куртку с короткими рукавами из тонкой синей шерсти. Пожалуй, Гиласу будет как раз впору. Потом девочка взяла мужскую юбку из упругой оленьей кожи с бахромой на подоле, широкий красный ремень из телячьей кожи, сандалии и ножны из плетеной кожи. Завернув все свои находки в плащ редкого и необычного темно-зеленого оттенка, Пирра пошла за продуктами.

В эти кладовые кто-то уже проник до нее, причем этому человеку явно была противна сама мысль о воровстве, поэтому он добросовестно составил на покрытой воском деревянной табличке список всего, что забрал, и прислонил ее к двери. Четыре лепешки, бурдюк с вином и мешок засоленных утиных ног.

Пирра заметила на воске едва заметный отпечаток жука-скарабея. Значит, вор поневоле – Усерреф. Девочка шепотом позвала его, но ответа не последовало.

Пирра сжала в кулаке уаджет на шее. Вот бы сейчас из тени вышел Усерреф и принялся ее стыдить: «Пирра, только взгляни на себя! Волосы растрепаны, а ноги? Грубее крокодиловой кожи!»

– Усерреф, где ты? – хриплым шепотом спросила девочка.

Но ответом ей были только шорохи. Вот над головой пролетели воробьи, а вот по балке под потолком пробежали мыши.

Пирра понимала: жрецы никогда бы не покинули Кунису без защиты. Дом Богини охраняют стражи – пусть даже не в человеческом обличье. Вдруг темные углы стали казаться Пирре особенно зловещими. В тусклом свете тростникового факела пугали даже знакомые предметы. Осьминог, нарисованный на кувшине с зерном высотой в человеческий рост, не сводил с девочки недоброго взгляда.

Тут Пирра подумала об Эхо. Знает ли соколиха, где она? Осмелится ли последовать за ней в Кунису?

– Ты сюда за съестным пришла, – строго напомнила себе Пирра. – Нечего зевать.

Обойдя полки, она собрала все, что сумела унести, а потом кое-как потащилась обратно в свои покои, нагруженная, будто осел в базарный день.

Гилас все еще плескался в ванне. Пирра закинула его новую одежду в умывальню, потом стала раскладывать еду на сундуке для одежды.

– Усеррефа не нашла? – прокричал Гилас.

– Нет. Но он точно сюда приходил.

Отступив на шаг, Пирра окинула взглядом «стол». Сейчас они устроят настоящий пир: улитки в масле, соленый осьминог, сушеная рыба-меч, кровяная колбаса с луком и каштанами, засоленные виноградные листья с фенхелем и нутом, давленые фиги, зрелые черные тутовые ягоды в сиропе из лепестков розы и, наконец, любимое лакомство Пирры – хрустящие миндальные пирожки с медом. Еще девочка прихватила бурдюк с лучшим вином из изюма, заодно взяв ячменной муки и овечьего сыра, чтобы добавлять в напиток, и две серебряные чаши: они легче, чем глиняные, и уж точно не разобьются.

Пока Пирра ходила за едой, Гилас отыскал давленые оливковые косточки и разбудил огонь в жаровне. Дожидаясь, когда мальчик выйдет из умывальни, Пирра принесла подношение: брызнула в огонь вина и попросила Богиню уберечь их от Воронов.

«Умоляю, скажи, совершать мне Мистерию или нет? – мысленно спросила Пирра. – Дай мне знак. Ты не позволила мне уйти, потому что я должна провести Мистерию? Или это случайно вышло?»

Должно быть, последнюю фразу Пирра произнесла вслух, потому что у нее за спиной Гилас спросил:

– Что случайно вышло?

Он стоял в дверях в новой куртке и юбке. На секунду Пирре почудилось, будто перед ней не Гилас, а длинноногий статный бог из Зала Шепотов: такие же широкие плечи, узкая талия, правильные черты лица и глаза будто горный хрусталь.

– Так что вышло случайно?

– Ничего, – выдавила Пирра. – Я принесла подношение Богине.

Гилас кивнул:

– Боги дали тебе знак?

– Пока нет.

Гилас взглянул на уставленный яствами сундук, потом снова посмотрел на Пирру.

– Ты сегодня выглядишь получше.

Девочка дотронулась до щеки. В тот момент она особенно люто ненавидела свой шрам: никогда еще Пирра не чувствовала себя такой уродиной.

– Просто помылась, – пробормотала она.

Гилас сунул амулет с львиным когтем под куртку и спросил:

– Ну как, похож я на кефтийца?

Пирра залилась краской.

– Нет. Но выглядишь ты очень даже ничего.

Девочка зажгла еще несколько ламп и принесла овечьи шкуры. Усевшись на полу, они с Гиласом накинулись на еду. Пирра мгновенно опрокинула два кубка вина, и ее тревоги будто испарились. Казалось, все вокруг окутала золотистая дымка. Мысли о Мистерии вылетели из головы. Пирра даже про свой шрам забыла. До чего же она рада, что снова наслаждается теплом и чистотой!

Пирра лениво смотрела, как Гилас подбрасывал в жаровню оливковые косточки. В свете огня у мальчика на подбородке блеснула поросль золотистых волосков. Все кефтийские мужчины чисто выбриты, и до сих пор бороды казались Пирре неопрятными, но тут она подумала: если Гилас отпустит бороду, она возражать не станет.

Вот Гилас снова опустился на пол. Он крутил в руках чашу и разглядывал росписи на стене. Гилас выпил меньше Пирры. К ее удивлению, в новой одежде он явно чувствовал себя неловко. Сандалии мальчик надевать не стал, да и свои старые потрепанные ножны не выбросил. Интересно почему?

– Зачем они ходят в таком виде? – вдруг спросил Гилас.

– Кто?

– Кефтийские дети. Вот как этот, на росписи. Голова выбрита налысо, только одна прядь оставлена.

– Без волос не так жарко, да и вши не заводятся. Но прядь сбоку сбривать нельзя, потому что в ней живет душа.

Гилас поглядел на Пирру.

– Ты тоже так ходила?

– До одиннадцати лет, – с улыбкой ответила девочка.

Но Гилас остался серьезным.

Тут ей пришло в голову, что от великолепия Кунису мальчик чувствует себя не в своей тарелке. Чтобы как-то его отвлечь, Пирра спросила, нравится ли ему роспись с дельфинами на другой стене. Напомнила ли она ему о Духе, дельфине, с которым они подружились два лета назад?

– Носы неправильно нарисованы, – ответил Гилас. – Не дельфины, а утки.

– Вот и я так думаю, – согласилась Пирра. – И плавники совсем не похожи. Дух не признал бы в этих дельфинах своих сородичей, правда?

Мальчик чуть улыбнулся, но скоро опять помрачнел.

– Гилас, что тебя беспокоит?

– Ничего.

– Ну я же вижу.

Гилас помедлил.

– Просто… не ожидал, что здесь так роскошно. У тебя даже свой гроб для мытья есть!

Пирра сдержала улыбку.

– Не гроб, а ванна.

– А еще всякие разноцветные наряды, и украшения, и серебряные чаши! Серебряные!

– Зато ни земли, ни деревьев, ни свободы, – с горечью бросила Пирра.

Гилас глядел на нее исподлобья: видно, думал, что Пирра с жиру бесится.

– Когда я в первый раз увидела живую рыбу, глазам своим не поверила, – произнесла девочка. – Удивлялась, до чего же они быстро плавают! А раньше я видела рыбу только на росписях или на тарелке. – Пирра помолчала. – Жила у нас одна старуха, рабыня. Всю жизнь в Доме Богини провела, сидела в одной и той же комнате за ткацким станком. А однажды вышла на Главный двор, увидела небо и испугалась, что сейчас оно ее придавит. Так и сошла с ума. Я всегда боялась, что со мной будет то же самое. Посадят меня в комнату без окон, буду бормотать всякую бессмыслицу, и никто, кроме ящериц, меня не услышит.

Гилас задумчиво поглядел на Пирру.

– Зря боишься. Если завтра с утра не найдем Усеррефа, сразу уйдем.

Пирра кивнула. Как же ей хотелось ему верить!

– Пирра, что с тобой? Все еще переживаешь из-за Мистерии? Этот ритуал… Он опасный, да?

Пирра вскочила, схватила кувшин с маслом и подлила еще в лампы. Иногда наблюдательность Гиласа совсем некстати.

– Я тебе помогу, – тихо пообещал он. – Ничего не испугаюсь.

– Тебе нельзя. Ты в Мистерии участвовать не можешь. Я даже не имею права тебе про нее рассказывать.

– Почему?

– Это тайна. Оттого обряд и называется Мистерией. Скажу только, что нужно призывать Богиню, чтобы Она явилась во плоти, и тогда она, может быть, вернет нам Солнце.

Она выпила еще вина, но девочку больше не окутывало приятным теплом: наоборот, теперь ее мутило.

На Пирру тяжелым грузом давили чужие ожидания – матери, Девкарьо, девочки из пещеры с грязным игрушечным осликом и других таких же, как она…

Но девочка не могла поделиться всем этим с Гиласом. Иначе он попытается ее остановить. А если Пирра наберется храбрости, чтобы провести Мистерию, больше она Гиласа не увидит.

Ведь чтобы вернуть Солнце, ей придется пожертвовать жизнью.

25

Соколиха боялась, что никогда не найдет девочку. Как же она по ней соскучилась! А главное, птица чувствовала, что та в беде.

Гора – странное место, она сплошь состоит из узких туннелей, по которым гуляет эхо. И повсюду стоят какие-то странные деревья – прямые, без веток и листьев. Но вот что соколихе понравилось, так это то, что здесь все разноцветное. Пока она искала девочку, от души повеселилась, тренируясь пролетать между стволами непонятных деревьев.

Вот соколиха влетела в гулкую пещеру, где сильно пахло наземными зверями. В темноте зашевелилось что-то огромное. Соколиха поскорее вылетела наружу и снова оказалась среди деревьев. Она стала петлять между ними и едва не угодила в огромную мерцающую паутину. В последний момент вильнула в сторону и задела кончиком крыла обо что-то твердое. Раздался непонятный звук.

Испуганная соколиха села на карниз. Нет, больше ей здесь не нравится. Ни земли, ни Ветра, да еще эта гигантская паутина! А если бы соколиха в ней запуталась?

Неожиданно для себя она поняла, что скучает по маленькой львице. Та, конечно, та еще ворчунья, вдобавок у нее неприятная привычка подкрадываться к соколихе, когда та садится поспать, зато всегда понятно, чего от нее ожидать. С ней как-то спокойнее.

Покивав головой, чтобы зрение стало острее, соколиха полетела дальше. И снова узкие туннели и деревья без листьев, но на этот раз птица между ними не летала. Воробьи бросались перед ней врассыпную, ящерицы ныряли в трещины. Но хоть соколиха и проголодалась, на них даже не глядела.

Где же девочка?

А ведь скоро ночь.

* * *

Пирра сидела на постели, глядя на огонь. «Наверное, про Мистерию думает», – решил Гилас. Или о чем еще размышляют дочери Верховных жриц? Только это не его ума дело. Куда ему, простому пастуху из Ликонии!

Пирра раскраснелась от вина. Никогда еще она не казалась Гиласу такой красивой: волосы струятся по спине, будто черная река, а темные глаза – точь-в-точь как у нарисованных женщин в Главном дворе. Пирра такая же высокорожденная и такая же недоступная.

Давненько Гилас не вспоминал о том, какие они разные, но сегодня между ними словно пропасть разверзлась.

И это еще Пирра одевалась впопыхах. В голове не укладывается, что вся эта роскошь для нее – обычное дело! Туника из тонкой алой шерсти украшена синими лилиями, выложенными из блестящих камешков – Пирра называет их бусинами. На талии с небрежным изяществом повязан пояс из позолоченной кожи ящерицы, спереди свисают две серебристые кисточки. А стоит Пирре шевельнуться, как до Гиласа долетает кружащий голову аромат жасмина.

Ну и дурак же он! А ведь Гилас всерьез мечтал, что Пирра будет жить с ним, Исси и Разбойницей на пике Ликас. Вот недотепа! Такие девушки в диких Горах не живут.

– Будешь еще вина? – вдруг предложила Пирра.

– Нет, – ответил Гилас.

Пирра странно на него посмотрела, потом встала, аккуратно расстелила на кровати красную ткань и опять посмотрела на Гиласа.

«Хочет, чтобы я не смущался», – сердито подумал Гилас. Еще бы – ну как тут не оробеть бывшему рабу? Коленки в шрамах от ползанья по подземным туннелям, а мочка уха отрезана, чтобы в нем не признали Чужака.

Гилас встал. Опрокинутая чаша со звоном упала на пол.

– Надо поспать, – проворчал он.

– Да, – согласилась Пирра.

– Я заночую в коридоре.

Пирра коснулась своего шрама.

– Как хочешь. Но тебе не обязательно уходить в коридор. То есть… – Тут она стала совсем уж пунцовой. – В соседней комнате есть кровать.

Гилас фыркнул:

– Никогда в кроватях не спал, нечего и начинать!

Пирра вздохнула:

– Я принесу тебе овечьих шкур.

На них Гилас тоже ни разу не спал, но решил, что Пирре об этом знать необязательно. Вот она притащила охапку самых чистых шкур, какие мальчику доводилось видеть, а вместе с ними – какую-то мягкую штуковину.

– Это что?

– Подушка. Ее под голову кладут.

– А-а.

Еще одна вещь, о которой он впервые слышит.

– Спокойной ночи, – пробормотала Пирра.

Глаза у нее блестели – вот-вот расплачется. «А что, если я не прав?» – пронеслось в голове у Гиласа. Он хотел что-нибудь сказать, но тут Пирра задернула завесу на двери.

– Тебе тоже, – вполголоса ответил мальчик.

На той стороне царила тишина. Гилас представил, как Пирра стоит по другую сторону завесы. Потом раздались тихие шаги босых ног, а вслед за ними – скрип кровати.

Гиласу не давало покоя навязчивое ощущение, что он повел себя неправильно. Он пинком отбросил овечьи шкуры подальше от двери. Они оказались на удивление мягкими, а еще от них исходил едва уловимый аромат жасмина. Завернуться в них – все равно что на облачке отдыхать. Не успел Гилас закрыть глаза, а сон уже схватил его и утянул в свое царство.

Гиласу приснилось, что он стоит под Горой Сотрясателя Земли и, запрокинув голову, глядит на вершину. Но вдруг Гора стала огромным быком, и тот с оглушительным топотом копыт погнался за мальчиком. Потом Гилас очутился в Доме Богини. Он несся по бесконечным коридорам, пытаясь отыскать Пирру. Вот выбежал на Главный двор и наконец увидел ее, но, к его ужасу, Пирра превратилась в одну из нарисованных женщин на стене. Она смеялась над ним: «Ты что здесь забыл, Чужак?»

Гилас вздрогнул и проснулся. Он весь взмок и запутался в овечьих шкурах. А в ушах все звучал презрительный смех Пирры.

До чего же он ненавидит Кунису! Вместо земли ощущать под собой эти неестественно гладкие камни, вместо неба видеть раскрашенные стены, не пропускающие внутрь ни единого дуновения ветерка…

Гилас сел. Нет, так он до утра не уснет.

Пирра лежала, завернувшись в алое покрывало. Она зарылась лицом в подушку, темные волосы разметались в разные стороны. Когда Гилас приблизился к жаровне и зажег тростниковый факел, девочка даже не пошевельнулась. Гилас поднимется туда, откуда видно внешний мир, – на Западный балкон. Так его, кажется, называет Пирра. Надо узнать, не подбираются ли к ним Вороны. Пусть он и простой пастух, но эта задача ему по силам.

Ночью в Доме Богини тут и там раздавались шорохи: ночные зверьки и птицы потихоньку шныряли туда-сюда. Лестницу Гилас нашел быстро, потом оставил тростниковый факел в пустой жаровне и шагнул на балкон. Если Вороны близко, нельзя, чтобы они заметили огонек.

Гилас с облегчением убедился, что лес у реки окутан тьмой: ни алых искр факелов, ни костров. Мальчик почуял запах сосны. Дерево росло неподалеку от того места, где он стоял. Вот бы сейчас в лес!..

Казалось, пока Гилас стоял на балконе, лестница стала длиннее. Откуда-то доносилось загадочное ритмичное постукивание. Спустившись, Гилас едва не запутался в шелковых занавесках. Когда он поднимался, их не было. Выходит, Гилас свернул не туда. В Горах мальчик почти никогда не плутал, но в Доме Богини все помещения на одно лицо.

Стук стал громче. Гилас вошел в сумрачный зал. У стены стоял массивный ткацкий станок. С его нижнего края в ряд свисали глиняные грузила. Они и постукивали друг о друга.

У Гиласа по коже забегали мурашки. Сквозняка здесь нет. Отчего грузила качаются? Кто-то или что-то привело их в движение.

Гилас посветил факелом в одну сторону, потом в другую. Со стены его едва не испепелило гневным взглядом нарисованное лицо.

Богиня была одета в юбку из набегающих друг на друга синих волн и обтягивающий красный лиф с открытой грудью. Ее белое лицо и полные свирепого огня темные глаза напомнили Гиласу мать Пирры, Верховную жрицу.

Мальчик подумал о призраках с Гребня Мертвых. Что, если по ночам они спускаются сюда и бродят по безлюдным коридорам Кунису?

Вдруг и Яссассара тоже здесь?

Гилас пустился наутек.

И опять бесчисленные лестницы и коридоры. Вот он выскочил на Главный двор. Куда ни повернись, со всех сторон нарисованные люди глядят на него с молчаливой насмешкой. Никак ты заблудился, Чужак?

Гилас наобум выбрал дверь и вздохнул с облегчением: он узнал росписи в коридоре. Вот олень с мухой на ухе, а вот соня на ячменном колосе. Еще пара шагов, и он наткнется на каменного быка, наполовину торчащего из стены…

Но бык исчез.

Потрясенный Гилас провел руками по гладкому холодному камню. Гилас видел быка именно здесь, он точно помнит!

Тут у Гиласа замерло сердце. Он вспомнил слова Пирры: в детстве она думала, что по ночам бык оживает…

Впереди в коридоре раздалось постукивание копыт и громкое фырканье крупного зверя.

Факел Гиласа почти погас, и от него исходило лишь тусклое сияние.

Прежде чем огонек потух окончательно, мальчик успел разглядеть на стене огромную рогатую тень.